В этот-то истинный образ души своей жаждет восстановится человек, обретший Христа своим Богом.

Поэтому-то сокровенная душа человека, восстанавливаемая спасительным действием на нее Христа в Таинствах Церкви, отрицательных эмоций не знает. Не знает она и эмоции страсти и азарта. Возмущение духа – единственное, что по внешним проявлениям можно принять за негативные эмоции, но по сути оно таковым не является.

Сокровенная душа к земным целям не стремится, поэтому ее страдания освящены состраданием к ближним во обращение устремлений их души к Горнему, Небесному. Здесь, на земле, человек ищет правды Христовой, во Христе устроения своего сердца, чувств, воли и ума. Он верой и опытом знает, что источник этой правды не в нем, но в горнем. Поэтому, обретаясь в горнем, ищет, как сохранить себя в нем. Тогда открывают ему святые отцы Церкви состояние души, и это знание он хранит. Состояние это — смирение и сокрушение сердца, покаяние. Поэтому всегда в молитве покаянной, смиренной, в сокрушении сердца человек просит о милости к себе.

То, что открывается в этом состоянии душе, не есть озарение, но освящение ее. Если озарение соединяется с восторгом, радостью яркой и громкой, то освящение соединяется с благодарностью и радостью благоговейной, тихой. Первая — эмоциональная, вторая – духовная. Это полное присутствие здесь и теперь, или ныне и присно. Полное присутствие есть неизъяснимая наполненность жизнью. Никакое чувство жизни, которое испытывает самость, в какой бы полноте она его ни ощущала, не может идти в малое сравнение с чувством жизни сокровенного человека. «И то не приходило на сердце человеку, что Бог уготовил любящим Его».

Самость никогда не выходит за пределы своего разумения, своих представлений, своих ценностей, своего опыта, своего ощущения времени. Неспособность, неготовность включаться в дви­жение туда, где с каждым мгновением происходит выход за границы, и есть ограниченность самости.

Сокровенный человек открыт движению. Поэтому полнота присутствия — это соединение со Христом и через то обретение мира вновь, заново. Тогда время перестает быть только линейной величиной.

Всякое движение самости есть суета, заключающаяся в бес­конечном подтягивании себя за уши к воображаемой цели — будущему.

Всякое движение сокровенного человека есть жизнь, в которой будущее тво­рится здесь и теперь, не через воображение и построение проектов, а через само действие. Через сегодняшнюю работу, встре­чи, помощь, которые сами по себе уже сегодня содержат движение, содержат завтрашнее как возможность и одновременно содержат определенность, внутреннюю определенность завтрашнего. Завтра уже начинается сегодня. Уже вершится. А поэтому настоящее становится не умозри­тельной устремленностью в будущее и открывает возможность бесконечно полного присут­ствия в нем. При этом нет необходимости воображать наперед.

Созданное всегда окажется богаче всякого воображаемого. Такое созидание возможно, потому что сокровенный человек в каждое мгновение своего действия есть живая гармония с Богом. А живое есть сейчас, не завтра. И быть сейчас, значит быть во вневременьи, когда будущее, прошлое и настоящее присут­ствуют в одном, как в миге. Наверное, поэтому живущие в миге умудренно неспешны, просты и несуетливы. В вечности торопиться некуда.

Прийти к сокровенному человеку через все преграды самости — вот задача. И нужно отличать два момента: движение к сокровенно­му и действие в согласии с сокровенным. Движение — это труд души по обретению себя. Действие — это явление уже обретенного, души, очищенной в своей Божественной начальности, когда образ Божий являет себя, душа уподобляется Богу.

В движении присутствует элемент преодоления себя сегодняшнего.

В действии происходит благодатное соприсутствие и активное проявление сокровенного человека — "Я поступаю так, потому что иначе не могу".

В действии фундаментом уверенности, силы и устремлен­ности становится продолжающееся и живущее благодатью, оживляемое и освящаемое чувство совести.

В движении будут вспышки жалости к себе, страдания за себя, выливающиеся в неожиданный упадок сил: «Не могу», «Зачем это надо?», «Надоело». В дальнейшем появляется новое — когда каждое общение, каждая работа, каждый миг наедине с собой становятся об­ретением сил к новому общению, новой работе, к новому присут­ствию наедине с собой и с Богом.

В действии же присутствует полное, глубокое чувство неисчерпаемости в себе Божьего. Это чувство спокойной силы, надежной устойчивости и неиссякаемой доброты, расположенности к миру. Тогда чувство беспредельной благодарности становится моим чувством.

В движении необходима поддержка со стороны ближайшего круга людей и, отсюда — поиск таких людей. В это время возможно чувство слабости в поиске себя и разливающееся отсюда чувство одинокости — признак естественной неустойчивости и неукрепленности. Люди со сходным устремлением помогут укреплению в вере и обретению того источника, из которого они питаются душевно и духовно. Тогда, орошаемые благодатью Святого Духа, оживают они в возможности протянуть друг другу руки, чтобы утешить, поддержать, в необходимом случае обличить и строго указать, а где-то от неправды удержать, трудиться ради ближнего, любить его, благословлять.

В действии нет чувства одинокости. Есть бесконечная щедрость к людям. Не формирование для себя кругов общения и не привяз­ка к уже укрепившимся и пришедшим к действию, а выход к страждущим встречным. При этом благодать в сердце — центральное чув­ство.

Движение — это работа, тяжелая и трудная работа над собой.

Действие — это дыхание жизни, наполненное внутренним спокойст­вием и тихой (потому что глубокой) радостью.

Движение — это усилие.

Действие — это простота.

Движение и действие — не две ступени. Напротив, они совершаются одновременно. Сначала всё больше движения и мало действия. Затем всё больше действия, но всё тоньше и потому всё заметнее дви­жения.

Движение не имеет последней точки, ибо оно — устремление к беспредельному Богу.

Действие уже есть дыхание беспредельного.

Движение начинается и остается в стремлении услышать другого. Нельзя помочь, не зная — в чем, не слыша – где?

Как же человеку себя найти, если он Бога еще не искал? Откуда взять образ помощи другим, если не знаю образа Божией помощи в себе? Как же оказывать помощь в устроении жизни человека, если не знаю об устроении души его? Как же пойду к душе его, если ничего не знаю о душе своей? Как же идти к душе своей, если сам занимаюсь пороками и осуждаю несовершенство других?

Если эта работа совершается, начинаешь ловить себя на том, что мнение о сказанном составляешь задолго до того, как человек закончит говорить, твердо держишься составленного мнения и нетерпеливо подгоняешь, чтобы закончил говорить, потому что юлой зудит желание подарить ему свою мысль, свое толкование, свое видение.

Ловишь себя на том, что в стремлении помочь занят соб­ственной помощью ему, но не его состоянием в эти минуты. И лишь когда ему станет плохо от моей помощи, тогда я, возможно, замечу его самого. И понимаешь, что в возникшем споре или взаимо­пререкании не можешь остановиться, потому что остановить пререка­ние можно лишь согласием с собеседником, независимо от того, прав он или не прав. Однако в стремлении себя утвердить не соглашаешься даже на временное поражение ради того, чтобы, изменив атмосферу, прийти к сотрудничеству, к осознанию того, что в проявленной слабости – великая сила. К сознанию того, что уступчивость – не унижение, а душевная щедрость, к тому, что в дарении своей терпеливости другим заключается начало любви.

В движении мы учимся принимать другого таким, каков он есть, ибо только тогда и становится возможной помощь ему. Тогда не раздражение от его поступков, речей, внешности будет двигать мною, а ясное по­нимание инаковости другого. Есть иное в человеке! Я иду к нему!

В движении человек открывается на людей, потому что однажды вдруг становится понятным значение закрытости. Если встречного человека я загоняю в рамки определения (вешаю ярлык), с этого момента он закрыт для меня. Он для меня перестал быть движущимся, перестал быть тем, кто через ошибки становится другим, через себя сегодняшнего идет к себе завтрашнему. Он теперь для меня статичен, и его ошибки — и есть он сам! Теперь он навсегда таков, каков сейчас! Во мне формируется явственное и отчетливое отношение к нему, изменять которое я не собираюсь. Я судья, но не сотрудник. Я со своим при­говором, со своей предвзятостью, со своим определением… При этом встреча с другим оказывается невозможной, ибо я не знаю Бога, Его любви, Его оправдания, Его милости, Его прощения…

Самость в каждом человеке видит лишь его качество, и по­тому сегодняшнее в другом становится для нее окончательным на долгое время.

Сокровенный человек слышит, сердцем схватывает движение другого от сегодня к завтра, и в этом движении становится ему сотрудником (со-трудником, со-молитвен­ни­ком). Он идет рядом, чтобы быть в помощь другому в единой обращенности к Богу. Не менять других, а с другими быть, сопребывать с ними во Христе Иисусе, в единстве устремлений к Богу, в святости Духа Утешителя, в соборном разуме и в апостольской ревности о правде устроения Церкви Христовой на земле.

Наука о девственности —телегония

Живите по правилу: МАЛО ЛИ ЧТО НА СВЕТЕ СУЩЕСТВУЕТ? Я неслучайно подчеркиваю, что место в голове ограничено, а информации вокруг много, и что ваше право...

ЧТО ТАКОЕ УВЕРЕННОЕ ПОВЕДЕНИЕ В МЕЖЛИЧНОСТНЫХ ОТНОШЕНИЯХ? Исторически существует три основных модели различий, существующих между...

Что делает отдел по эксплуатации и сопровождению ИС? Отвечает за сохранность данных (расписания копирования, копирование и пр.)...

ЧТО ПРОИСХОДИТ, КОГДА МЫ ССОРИМСЯ Не понимая различий, существующих между мужчинами и женщинами, очень легко довести дело до ссоры...

Не нашли то, что искали? Воспользуйтесь поиском гугл на сайте: