Выпуск N 143. Трансерфинг в рассказах

Сегодня я публикую весьма достойные внимания рассказы Владимира Герасимова, с его разрешения.

После третьего курса института, в 1966 году, я приехал на летние каникулы в деревню к родителям. На второй или третий день они предложили выбраться вместе на прогулку. Отец с мамой всегда, сколько их помню, любили ходить в лес, не обязательно за грибами или ягодами, а просто так. Мне тоже нравилось бродить по сосновому лесу. Но больше я любил извилистую, густо заросшую камышом и водорослями речку Турию. В 6-м – 8-м классах я проводил на ней все свое свободное время, позже начали отвлекать уже всякие другие дела.

Особенно нравилось мне подняться на утлой плоскодонке на несколько километров вверх по течению и попасть в лес. Кое-где он подступал к самой воде, в других местах уходил дальше. Вволю там побродив, я потом медленно плыл вниз по течению, которое само несло лодку. Приходилось только изредка, на больших плесах, помогать ему длинным веслом. Лес и речка всегда действовали на меня завораживающе, вызывая одновременно ощущение душевного спокойствия и еле-еле ощутимой внутренней дрожи. В общем, какие-то древне-языческие чувства, назвать правильно которые не берусь.

По дороге мы заглянули в гости к нашей доброй знакомой, моей бывшей однокласснице Наде. В раннем детстве она повредила ногу, врачей в деревне отродясь не было, поэтому она ходила с трудом, сильно хромая. Из-за этого и в школу пошла на несколько лет позже своих сверстников.

Надя вышла к нам с опухшим от слез лицом. По случаю праздничного дня отец-инвалид (он потерял ногу на фронте) пришел домой пьяным и, прежде чем уснуть, устроил обычный скандал. Мои родители как могли опекали Надю. Бывало, что она оставалась у них ночевать, чтобы только не возвращаться домой, часто они ходили на прогулки вместе. Обычно Надя потихоньку доходила до леса, но в этот раз нога разболелась сильнее, и она отказалась идти с нами.

Я вспомнил про лодку и предложил добраться до леса вплавь. Надя обрадовалась, повеселела, но когда мы спустились к речке (от ее дома это не больше двухсот метров), свободных лодок не оказалось. Это и понятно – на дворе было тепло и солнечно, народ отправился на рыбалку. Впрочем, одна лодка все-таки нашлась, но она была намертво прикована к столбу толстой цепью с большим замком.

Надя объяснила, что это лодка их соседа, но он такой скупой, что нипочем ее не даст. Тогда мама предложила – давайте подойдем к нему все вместе и попросим, объяснив, что мы с лодкой ничего плохого не сделаем. Только сплаваем к лесу и к вечеру вернем ее обратно.

Получилось все, как и предполагала Надя. Сосед молча угрюмо смотрел на нас, и на его лице было написано дремучее нежелание давать лодку. Но мама его так просила, что он нехотя уступил. Кроме того, я думаю, подействовало то, что мы подошли вместе, а также и то, что отец был учителем у кого-то из его детей. Мне одному, я это прекрасно чувствовал, он лодку не дал бы никогда и ни за что.

Открыв замок большим ключом необычной формы, он объяснил мне как им нужно пользоваться. Потом сказал, что такого замка нету больше ни у кого во всей округе. Что любой другой замок можно открыть гвоздем, а этот без ключа открыть просто невозможно. Судя по внешнему виду, замок действительно был изготовлен еще задолго до войны. Хозяин дважды напомнил мне, чтобы я его берег, и я пообещал.

Мы с Надей плыли в лодке, а родители шли по берегу, поджидая нас в тех местах, где речка особенно петляла. Уже в лесу я свернул в боковую притоку, старую мелиорационную канаву, и поднялся по ней на несколько сотен метров. Лодку я вытащил на берег, чтобы не уплыла. Ключ вставил в замок, зацепил его дужкой за цепь, засунул все это под сиденье на корме и прикрыл несколькими сломанными ветками. Забрать замок с собой мне в голову не пришло. Возможно потому, что был он довольно-таки увесистым.

После этого мы часа два не торопясь побродили по лесу. Было солнечно, но не жарко. Ни ягод, ни грибов мы не нашли, видимо, еще пора не наступила, но удовольствие от прогулки получили большое. В лесу мы были не одни – в какой-то момент нам встретилась ватага мальчишек-подростков, по внешнему виду совершенно ошалевших от густых лесных запахов. Они перекрикивались друг с другом дикими голосами «под Тарзана». Человек восемь-десять, не меньше...

Когда мы вернулись к лодке, ее на месте не оказалось. Я бросился вниз по течению и нашел ее на повороте канавы, перед самым выходом в речку. Если бы не этот поворот, все могло быть значительно хуже. Речка в это время была полноводной, обнаружить лодку было бы очень трудно. В моей практике такие случаи раньше уже бывали, и даже вспоминать их не хочется. А тут у меня, что называется, от сердца отлегло. Но ненадолго – когда я подошел ближе, то увидел, что веток под сиденьем нету, а толстая цепь свисает за борт. Я потянул ее вверх и обмер – замка на ней не было. В лодке его тоже не было.

Постепенно, по следам на траве и влажной земле ситуацию удалось немного прояснить. Ватага подошла к канаве (или двигалась по берегу вдоль нее) и обнаружила лодку. Весло я предусмотрительно спрятал подальше в кустах, и они его не нашли. Кто-то из пацанов перешел канаву вброд, глубина здесь была не очень большая, но дно сплошь затянуто вязким болотным илом. Он столкнул лодку на воду, развернул ее поперек канавы и превратил в мостик между двумя берегами. По нему перешли все остальные, уже не снимая штанов.

Что было потом? По-видимому, они слабо вытащили лодку на берег, либо вообще не стали себя этим утруждать, и ее снесло вниз по течению. Не исключено, что перед тем как оставить лодку, на ней немного покатались... Что случилось с замком, было совсем не ясно. Унесли с собой, ведь я его не закрыл? Уронили в воду? Если уронили, то где именно? Может быть, бросили в траву? Оба берега заросли пучками осоки в колено высотой. Влажная торфяная земля между этими пучками была сильно затоптана на большой площади и определить то место, куда я вытаскивал лодку, было нельзя даже приблизительно.

Несколько раз я прошел полсотни шагов туда и обратно по обоим берегам, руками раздвигая жесткую режущую траву и пытаясь в ней что-то разглядеть. Все мне активно помогали, но ни замка, ни ключа мы не нашли. Солнце уже давно опустилось за деревья, из-за кустов начал выползать белесый вечерний туман и даже на близком расстоянии было совсем плохо видно. Стало совершенно очевидно, что пора прекращать это бессмысленное занятие. Я по очереди перевез своих спутников на другой берег реки и попросил их посидеть немного на бугорке. Здесь, на открытой местности, было слегка посветлее. Сам я вернулся в канаву.

Появиться перед скрягой-хозяином без замка и ключа я не мог. Если бы замок был стандартным, я купил бы другой, лучше старого, или просто заплатил бы хозяину деньги (не хватило бы остатков моей стипендии – отец помог бы). Но здесь это было невозможно. Получалось, что я своим легкомыслием (почему не закрепил замок на цепи как следует? почему не унес ключ с собой? наконец, почему не спрятал его в кустах вместе с веслом?) подвел Надю. Сосед ее теперь затретирует. Она еще в самом начале не хотела брать лодку у него, говорила: «Если что-то случится, он мне проходу не даст», но мы ее уговорили. Подвел маму, ведь она гарантировала, что все будет в полном порядке. Подвел отца. У меня было тоскливое ощущение, что я сижу на дне глубокого ущелья, а на голову вот-вот посыплются тяжелые глыбы...

Я подплыл к затоптанному месту, снял рубаху, сел на дно лодки и наклонил ее так, что она почти зачерпывала бортом воду. Потом стал шарить рукой в этой воде. Сейчас я бы сказал: «начал искать черную кошку в темной комнате...», но тогда я вообще ни о чем таком не думал. Все заслонила одна единственная мысль – без замка возвращаться домой мне нельзя.

Под пальцами расползалась вязкая жижа, сплошь и рядом попадались комки торфа, полусгнившие листья и коряги, осклизлые сгустки болотных водорослей. Твердого дна не было совсем. Оказалось, что вода жутко холодная (не знаю – почему, ведь в речке она была намного теплее), и скоро пальцы у меня закоченели, впрочем, как и вся рука по самое плечо. Чтобы достать хоть немного глубже, я нагибался лицом к самой воде, черной и вонючей. От моих манипуляций из воды пробулькивали крупные пузыри, приходилось щуриться, чтобы уберечь глаза от грязных брызг. Руку ломило, а когда я вынимал ее, она не хотела отогреваться. Я попробовал работать левой рукой, но это было неудобно. Солнце опустилось совсем низко, однако ситуацию это уже не меняло – делать то, что я делал, можно было с тем же успехом и в кромешную полночь.

Конечно, я понимал, что никакого здравого смысла в этой работе нету. И я не смог бы делать ее на глазах у других, даже близких мне людей. Но просто уйти я тоже не мог. Лодка тихонько дрейфовала, периодически я передвигал ее, ухватившись за траву на берегу или оттолкнувшись от него веслом. Так прошло примерно полчаса. В какой-то момент я почувствовал – все, больше нет сил, пора прекращать это самоистязание. И еще какое-то чувство... То, что я сейчас напишу, будет только близко к смыслу, но не сам смысл. Вроде бы я сам себе мысленно совершенно спокойно сказал: «Ну что, теперь ты понял, что так делать нехорошо?».

Меня колотило крупной дрожью. Не знаю, что было «нехорошо»... Я опустил в воду совсем уже онемевшую руку максимально глубоко и нащупал замок. Когда я вытащил его, то разглядел, что ключ прицеплен к дужке колечком из толстой рыболовной лески. Ни радости, ни облегчения я не почувствовал. Внутри все было таким, как и снаружи – грязным, вонючим и жутко холодным. Я выплыл в речку, разделся и как мог отмыл себя в почти что теплой воде.

Потом я добрался к своим, показал им замок и соврал, что нашел его на берегу. Найти его в воде было нельзя, ведь я даже приблизительно не знал, где нужно искать. При этом вероятность того, что пацаны его унесли, или просто забросили куда подальше, была близка к 100 процентам.

То, о чем написано выше, я мысленно вижу как на экране с хорошим разрешением. В памяти сохранились и другие ощущения – холод в руке от ледяной воды, боль под мышкой от впившегося борта лодки, резь в глазах, которые нечем промыть или протереть, болотная вонь от всплывающих и лопающихся пузырей... Но также и неожиданное ощущение металлической тяжести в ладони, когда я еще не вынул из воды замок, но уже понял, что он есть. Видимо, нет у всего этого срока давности.

Впрочем, не знаю... Как мы возвращались домой, как я крепил лодку цепью к столбу, как отдавал ключ хозяину – так и не могу вспомнить, хотя пытался не раз. Правда, прошло с тех пор уже довольно много времени, почти сорок лет...

По моим сегодняшним представлениям, мы все вместе очень сильно напрягли ситуацию, настойчиво выпрашивая лодку у скупого хозяина. Чтобы убрать избыточный потенциал, равновесные силы поступили простейшим образом – болезненно «щелкнули по носу». Пропала не лодка, которую, в принципе, можно было бы вернуть с помощью внутреннего намерения (например, заказать новую; это обошлось бы дорого, но было вполне осуществимо). Пропал замок, вернуть который было нельзя ни за какие деньги, т.е. был он, по сути, бесценным. В этом случае внутреннее намерение было бессильно. Это первая часть этой истории.

Во второй части мне все-таки удалось получить замок с ключом обратно. Именно получить, а не найти, т.к. найти их в этих условиях было нельзя. Правда, сначала мы (я – в особенности) попытались искать пропажу на берегу, но вскоре стало ясно, что это бессмысленно. Чтобы «отключить» здравый смысл, мне пришлось уединиться, иначе ничего бы не вышло. Но этого было недостаточно, следовало еще добиться единства разума и души (или сознания и подсознания). Получилось это инстинктивно – они оба были едины в намерении вернуть потерянное, причем, если разум даже не помогал душе, то и не мешал ей, т.к. перед этим использовал свой шанс без остатка и безрезультатно. Прекрасно понимая, что замка нет и не будет (но, тем не менее, жизнь продолжается – не топиться же из-за пропажи), ум не мешал «переставлять ноги» в направлении цели, т.е. не мешал телу шарить окоченевшей рукой в болотной тине. А может быть он и помогал тоже, ведь ему-то как раз было предельно ясно – возвращаться домой без замка нельзя. Просто нельзя, и все.

В Клуб ленинградских карикатуристов я пришел в середине 70-х. Что существует такое неформальное объединение, мне подсказали в редакции журнала «Аврора», куда я несколько раз приносил свои юмористические рисунки. Оказалось, что в нашем городе есть люди, которые не просто рисуют смешные картинки для газет и журналов, но занимаются карикатурой всерьез – участвуют в многочисленных международных конкурсах, и даже получают там престижные награды.

Вскоре я познакомился с ребятами, у которых было чему поучиться – с Георгием Светозаровым, Витей Богорадом, Димой Майстренко, братьями Леней и Серегой Лемеховыми, Борей Хотиным, Андреем Фельдштейном, Вадиком Гарбером, Димой Москиным, который сам был из Петрозаводска, а в Ленинграде учился в художественном Училище им. Мухиной. Раз в две недели мы собирались вместе, показывали друг другу нарисованные работы, вместе оценивали их качество, обменивались новостями. Набиралось человек пятнадцать-двадцать, иногда приходили еще друзья и знакомые.

В конце встречи, как правило, проходил блиц-конкурс – нужно было за 15 минут придумать и нарисовать картинку на заранее неизвестную тему. Обычно ее задавал Миша Кузьмин, сам он хотя и не рисовал, но знал о карикатуре абсолютно все. После строгого отбора победитель конкурса получал приз – 1 рубль. В жюри входили свои же коллеги-карикатуристы, поэтому получить эту награду было, порой, сложнее чем Гран-при на каком-нибудь международном конкурсе. За несколько лет мне только один раз вручили новенькую хрустящую купюру, которую я потом долго и бережно хранил. Как свидетельство профессиональной пригодности.

Периодически в разных местах, например, в Доме кино, ДК железнодорожников, мы проводили городские выставки карикатуры, на которые собиралось довольно много посетителей... Видимо, вся эта деятельность вызвала определенный резонанс в окружающем мире, так как Центральное телевидение в 1978 году решило снять репортаж о нашем клубе.

При этом неожиданно возникла проблема – а кто, собственно, будет отвечать на вопросы корреспондента? Методом последовательного отбора быстро отсеяли всех излишне волосатых и бородатых (художники, ведь!), а заодно и всех с неблагозвучными фамилиями. Получилось, что давать интервью придется мне – волосы подстрижены коротко, бороды и усов нету, форма носа устраивает и этническое происхождение не вызывает возражений. А то, что к тому времени у меня было всего-то несколько публикаций в каталогах выставок, да специальный приз муниципалитета г. Анкара в Турции, особого значения не имело. На запись мне велено было явиться в костюме и при галстуке.

Правда, сначала эту роль предложили Георгию Светозарову, председателю нашего клуба. Он участник многих международных конкурсов, за год до этого в Италии в г. Маростика получил Гран-При. Но при этом ему поставили жесткое условие – сначала постричься и сбрить бороду. Жора наотрез отказался. Даже на недавних военных сборах он ухитрился сохранить свою окладистую растительность на лице, и согласился только слегка ее подкоротить. Но то сборы, там с полковником особо не поспоришь, здесь же Георгий был непреклонен, как, в свою очередь, впрочем, и корреспондент тоже.

У оператора было две кассеты с пленкой. На первую он записал мои ответы на вопросы, а на вторую – наш блиц-турнир. Этот конкурс проходил как обычно, только рисовали мы на больших листах ватмана, прикнопленных к стенке. Но потом выяснилось, что вторая часть репортажа не получилась – то ли пленка оказалась дефектной, то ли просто кому-то наши настенные произведения не понравились, поэтому осталось только мое интервью.

Из моих рисунков корреспондент отобрала два самых простых и безобидных, а оператор снял их «наездами». Меня что-то спрашивали про наш клуб и про мою жизненную позицию, и я что-то отвечал. Когда этот материал выйдет в эфир, съемочная группа не знала. Корреспондент записала телефоны и пообещала, что накануне передачи нас известит. После этого прошло несколько недель.

Мне позвонил на работу кто-то из ребят и сказал, что передача пойдет в обед. И что ее попробуют записать на видеомагнитофон, если, конечно, успеют достать этот аппарат. Времени оставалось в обрез, меньше часа.

Я впал в глубокую задумчивость. Посмотреть свое интервью о своем Клубе очень хотелось, не каждый день такое случается. Но где? Можно было попробовать за полчаса добраться домой, но наш черно-белый «ящик» уже давно не работал, а починить мне его все было не досуг. У знакомых в поселке телевизоры были исправны, но сами знакомые в это время были на работе. В заводоуправлении? Конечно, в кабинетах директора и главного инженера стояло по аппарату, но на прием к такому высокому начальству нужно записываться заранее. Кто-то из коллег посоветовал – обратись в заводской партком, телевизор там есть, а сам парторг свой человек, из конструкторов, работал раньше рядом. Я так и сделал.

Парторга на месте не оказалось, а его секретарь недоверчиво слушала мою сбивчивую речь, когда я объяснял, что мне нужно срочно включить телевизор. Но все же разрешила. Были какие-то проблемы с розеткой, или антенной, но в конце концов я сумел настроиться на нужный канал, правда, с 20-ти минутным опозданием. Шел репортаж о детской самодеятельности, на экране лихо отплясывали голенастые девчушки... Посмотрев минут 20-ть, и окончательно убедившись, что опоздал, я выключил телевизор и ушел на рабочее место. Не повезло, что поделаешь...

В конце дня я позвонил кому-то из своих однокашников и узнал две вещи. Во-первых, оказывается, я очень неплохо говорил, спокойно и по делу (его оценка), а во-вторых, напрасно я не дождался конца детских плясок, т.к. интервью про клуб пустили позже, последним куском в «сборной солянке» из нескольких материалов.

Кроме того, передачу, вроде бы, пообещали повторить еще раз, вечером. Можно будет сделать еще одну попытку. Но, то ли не повторили, то ли я ее не отследил...

Когда мы собрались в клубе, выяснилось, что это мое интервью мало кто видел, три-четыре человека, не больше, все остальные были на работе. Из моих заводских знакомых не видел вообще никто. Поэтому сожаления быстро прошли, на нет, ведь, и суда нет. Да и особо интересным это интервью было, пожалуй, только мне.

Летом я приехал в отпуск к отцу на Украину. Как-то он предложил пройтись, а заодно и хлеба купить. Это была довольно традиционная прогулка – нужно мимо школы по шаткому мостику перейти речку Турию, огородами выйти на дорогу и километра через два попасть в магазин, в котором продают все, от хлеба до одежды и нехитрой галантереи. Сельский магазин. По пути туда и обратно мы друг другу о чем-то рассказывали, получалось приятное с полезным.

В пустом магазине мы немного поговорили с продавщицей. Она меня помнила еще со школьных лет, я ее нет. Потом я огляделся. В углу, заложенный кирзовыми сапогами и школьными тетрадками, стоял телевизор «Березка», с большим (по тем временам) экраном. Наш старый телевизор еле дышал, поэтому я предложил отцу купить новый (в кармане у меня лежали пока еще не растраченные отпускные). Но продавщица сказала, что он неисправен, иначе бы его давно купили, это довольно дефицитный товар. Я спросил:

Тетя ответила, что включить его можно, звук есть, иногда даже есть изображение, но недолго, всего несколько минут. Потом изображение пропадает, а часто и звук отключается тоже.

- А что, если купить неисправный и вызвать мастера?

Они с продавщицей переглянулись и рассмеялись – видно, что оторвался человек от сельской жизни. Телевизор нужно будет своим ходом везти в район, сдавать в мастерскую, долго ждать когда там появятся детали (если появятся), везти потом обратно... В общем, это пустой номер.

Я отодвинул сапоги и нажал клавишу «Вкл». Экран оставался серым, но внутри корпуса что-то стало тихонько потрескивать, телевизор разогревался. В какой-то момент появился звук. Я расслышал знакомый вопрос (сейчас я его уже не помню, но тогда помнил хорошо) – мне задавала этот вопрос корреспондент во время интервью Я окликнул отца, подошла тетенька. При еще слепом экране я успел сказать:

И тут как по заказу, очень четко, открылась черно-белая картинка – показался я в костюме и при галстуке. Действительно спокойно я что-то говорил в ответ на вопрос. Камера наехала ближе, лицо стало почти во весь экран. Потом камера так же медленно наезжала и отъезжала на мою картинку (она была опубликована в немецкой книжке через несколько лет). Долго ли все это продолжалось? Не знаю. По-моему, еще раз показали как я что-то говорю, минут пять, наверное, может меньше... Потом экран мигнул и погас, а в самом центре еще полминуты светилась яркая точка. Звук пропал вместе с изображением.

Я повернулся к продавщице, у нее было удивленно-испуганное лицо. Она спросила:

Я кивнул головой, и одновременно пожал плечами. Что я ей мог объяснить? Что Центральное ТВ специально для меня в отпуск заслало эту передачу на Украину? Как раз в тот момент, когда мы с отцом пошли за хлебом и появилась возможность посмотреть интервью по сломанному телевизору?.. По пути домой мы с отцом этот случай тоже не обсуждали. Помню только, что он спросил – когда была съемка? А я ответил, что давно, еще зимой, полгода уже прошло, не меньше.

Когда осенью мы собрались в клубе, я рассказал эту историю друзьям. Все с удовольствием ржали, она была в духе Клуба карикатуристов. Впрочем, я уверен, никто не поверил, что это было на самом деле, эти ребята сами умели неплохо приврать. Но мне-то сейчас зачем самому себе привирать? Но и как относиться к этому случаю всерьез?..

Объяснить эту ситуацию только с точки зрения здравого смысла, на мой взгляд, нельзя, так как вероятность случайного совпадения просто равна нулю. Можно, конечно, сказать: еще и не такое бывает, но это будет констатация факта, а не объяснение.

Если же признать возможность получения того, что хочется, за счет внешнего намерения, то все встает на свои места. Да, я получил то, что хотел, причем в лучшем виде – не только сам увидел передачу, но и отец ее посмотрел, что для меня, конечно же, было очень приятно. Задержка во времени на полгода в этом случае была очень кстати.

Несколько месяцев назад жена дала своей подруге Люде почитать книгу Вадима Зеланда «Трансерфинг реальности». Люда в Америке замужем за американцем Эври. С жильем у них не ахти – служебная квартира при доме престарелых, а дом этот, в свою очередь, при какой-то церкви с восточным уклоном. Люде, вместе со взрослым сыном от предыдущего брака, приходится убирать и в церкви, и в каких-то других помещениях. Работа тяжелая и ее много, зато есть квартира, хотя и небольшая.

Осваивать Зеланда Люде нелегко, поэтому она несколько раз просила меня пояснить ей трудные места. Я сам пока еще только разбираюсь с этим, но отказывать Люде неудобно. Чтобы было доступнее, спрашиваю ее однажды:

– Люда, чего бы вам хотелось больше всего на свете?

– Дом, свой дом, – отвечает она, ни секунды не задумываясь.

– Могу, – говорит Люда. – Запросто могу представить, как я его убираю. Каждую пылинку на ковре... Но зачем? Все равно у меня его никогда не будет.

Я объясняю, что так нельзя, что тогда не получится, что надо думать так, как будто бы дом уже есть. Но Люда только смеется и крутит головой – не верится, мол, во все это. Потом говорит:

Я объясняю, что миллион – не так уж и много, когда речь идет о хорошем доме, но Люда не согласна:

– Не знаю пока почему, но Зеланд не советует «заказывать» деньги, гораздо лучше сразу хотеть дом.

– Да кто ж мне его даст?.. Вот, если бы миллион, я бы сама купила.

Я не настаиваю, может быть действительно миллион и лучше.

Потом рассказывает – знакомые прислали поздравительную открытку с днем рождения. Сделана она в виде зеленой купюры, номинал – $1,000,000.00, президент на ней Рузвельт, очень похожа на настоящую. Люда ее Эври отдала, а он на работе друзьям показал. Может быть, действительно правда – что закажешь, то и получишь?

Южнокорейское издательство «Inner World» (www.mindbook.co.kr) («Jeongshin-segyesa») приобрело права на издание первых трех томов «Трансерфинга».

Выход «Трансерфинга» на английском языке в британском издательстве «O-Books» (www.o-books.com) планируется на конец октября.

ЧТО ПРОИСХОДИТ, КОГДА МЫ ССОРИМСЯ Не понимая различий, существующих между мужчинами и женщинами, очень легко довести дело до ссоры...

Что способствует осуществлению желаний? Стопроцентная, непоколебимая уверенность в своем...

Что будет с Землей, если ось ее сместится на 6666 км? Что будет с Землей? - задался я вопросом...

Что делать, если нет взаимности? А теперь спустимся с небес на землю. Приземлились? Продолжаем разговор...

Не нашли то, что искали? Воспользуйтесь поиском гугл на сайте: