Сдам Сам

ПОЛЕЗНОЕ


КАТЕГОРИИ







Садомазохистские наклонности





Он сразу же занимает оборонительную позицию, когда сталкивается с незнакомыми людьми, и ему очень нравится быть саркастическим. Он придерживался философии, что если он ос­корбит людей первым без какой-либо на то причины, они будут менее способны оскорбить его позднее. Как он заявляет: “Я люблю наносить первым сильный удар”. Выражаемое в фантазии желание причинять во время игры боль маленьким девочкам по­средством шприца для подкожных впрыскиваний и желание тыкать булавки в тряпичную куклу указывают на садистскую черту его характера.

 

Сновидения

Те немногие сновидения, которые он способен вспомнить, имеют отношение, главным образом, к его навязчивой идее о том, что кто-то пытается вставить нечто в его прямую кишку. Относи­тельно одного сновидения он утверждает, что женщина средних лет собиралась поставить ему клизму.

Его другие сновидения содержат элементы страха и беспо­койства (символизируя его страх кастрации и наказания вслед­ствие его сексуальной вины).

Словесные ассоциации

Когда его попросили высказать первую спонтанную мысль, ассоциируемую с частным словом-стимулом, он дал следующие ответы:

мать – любовь

клизма - приятное (затем он быстро изменил ассоциацию на неприятное и страх)

пенис - непристойный мастурбация - доставляющая удовольствие

страх - обнаружение клизм

умопомешательство - страх сойти с ума,

влагалище - любопытство

женщины - страх

эрекция - трудность

груди - неинтересно

борьба - нелюбовь

отвержение - страх

сарказм - потребность в нем

инцест - отвратительный и отталкивающий

вина - стыд

наказание - потребность

прямая кишка - интересное

женский пол - зависть

ягодицы - интересное

подозрение - преследование.

совершенный - это я

изнеженность - отвращение

клизма - страх быть пойманным

мать - клизма

Вышеприведенное представляет собой лишь часть из сотни ответов. Мы отмечаем его сильные защитные реакции против инцес­та его навязчивую озабоченность анальным эротизмом и страх, свя­занный с виной.

Психодинамическое обсуждение

Подводя итог этому случаю, можно сказать,что вышепри­веденные данные говорят в пользу диагноза о неврозе страха, с навязчиво-компульсивными чертами, связанного с анальным эро­тизмом. Он, без сомнения, проявляет инцестную фиксацию на своей матери, и его симптомы страха представляют собой мазохистскую потребность в наказании, как расплату за сексуальную вину.

Первая клизма, поставленная ему матерью, когда ему было 5 лет, явилась психической травмой. Он развил либидинозную фиксацию на заднем проходе и одно время считал, что прямая кишка является сексуальным органом (смещение его либидо). Его непристойное поведение (копролалия) было попыткой показать миру, что он не “неженка”, а “мужчина”. Он испытывает навяз­чивую потребность непристойно выражаться, как если бы он хо­тел убедить своих друзей и психоаналитика (отцовского замести­теля) в том, что он - стойкий и сильный. Он отождествляет себя со взрослыми мужчинами, которые являются сильными и муже­ственными, для того, чтобы достичь, посредством такой подста­новки, заместительной мужественности.

Его ревность к сестре и брату такова, как этого и следовало ожидать у мальчика с заметно выраженным Эдиповым комплексом.

Его немногие сновидения свидетельствуют об его анально-эротической фиксации, а его мастурбация вовлекает в себя фан­тазии, в которых он хочет видеть свою мать обнаженной и жела­ет иметь с ней физическую близость. Он также проецирует свои заметно выраженные чувства амбивалентности на женщин в целом.

В его личности имеет место несколько шизоидная окраска. Он склонен к уединению и сарказму. Из-за его гримас лица, нервоз­ности и неугомонности, люди были склонны обращать внимание на его эксцентричное поведение и заключать, что он “особенный”.

 

Его затруднения в еде согласуются с его анально-эротическим складом характера и с его желанием причинять своей матери пси­хический дискомфорт. Отказ от пищи символически выражает также отказ от материнской любви.

Анальные эротики часто обладают параноидальными чер­тами, в качестве защиты от собственного скрытого гомосексуа­лизма. Страх того, что кто-либо соблазнитих сексуально, имеет в себе желаемый элемент.

Его пристрастие к женским ягодицам представляет собой дальнейшее свидетельство его инцестной привязанности к сво­ей матери.

Его предпочтение женщин, носящих слаксы, может частично объясняться вытесненной инцестной фантазией о том, что его мать бисексуальна (и мать, и отец в одном лице).

На уровне фантазии он любит два типа материнских замес­тителей: тип мадонны (женственный пассивный идеал матери) и мужеподобный агрессивный тип (бисексуальный материнский заместитель; конец носика клизмы, который мать вставляла в его прямую кишку, представляет собой фаллический символ).

Из-за фиксации на матери, связанной с его инцестной ви­ной и страхом отца (кастрационный страх), он не был способен достичь адекватного социального приспособления к мужчинам и женщинам (заместителям отца и матери).

Реакция на лечение

Несмотря на то, что пациент проявлял значительное сопро­тивление во время предварительных сеансов, он начал быстро осознавать причины того, почему он саркастичен и враждебен по отношению к людям. Он высказывал такие утверждения, как: “Возможно, я ненавижу людей из-за сексуальной вины”. В дру­гой раз он говорил, что у него “материнский комплекс”, и что он осознал, что был незрелым. Он осознал также, что когда он видит “образ своей матери в каждой женщине”, то это невротично, и что его отношение к девчонкам не являлось нормальным из-за его привязанности к своей матери.

Он начал понимать то, что было ему объяснено как скры­тый гомосексуализм и вытесненные инцестные желания, и т.д. Он признал, что в первый раз испытал ослабление симптомов, кото­рые мучили его до начала лечения. Он стал лучше спать, и чув­ствовал себя гораздо менее напряженным среди людей.

Лечение длилось более года. Хотя, до некоторой степени, преждевременно предсказывать продолжительный благоприят­ный отклик на лечение, он обещал связаться со мной для допол­нительного лечения, если найдет его необходимым. Не получив от него никаких известий в прошлом году, я предположил, что он достиг вполне удовлетворительного приспособления и освободил­ся от своего хронического состояния беспокойства.

Психологическое исследование эксгибициониста, который предавался странным формам мастурбации, включая аутофелляцию

Введение

Пациент — белый мужчина в возрасте 36 лет, холостяк, вы­пускник колледжа, протестант и инженер по профессии.

Он был арестован за импульсивное обнажение себя перед двумя маленькими девочками и направлен ко мне его адвокатом для психиатрического обследования. Суд вынес ему условный приговор и предоставил возможность воспользоваться психиатрическим лечением.

До своего ареста за непристойное разоблачение он преда­вался многочисленным странным методам самоудовлетворения. Например, он сделал из гипса точную копию своего пениса и вставлял его в свою прямую кишку во время мастурбации. Он любил ласкать свои половые органы перед зеркалом, несколько раз совершал аутофелляцию и неоднократно мастурбировал го­лым на какой-либо пустынной дороге. Под конец он объединил свои мастурбационные действия с эксгибиционизмом, что привело его в конфликт с законом.

Этот случай представляет собой интересное исследование психосексуального инфантилизма и проливает дополнительный свет на некоторые психодинамические факторы, стоящие за экс­гибиционизмом.

Как заметит читатель, он развил замечательное проникно­вение в глубь своего сексуального невроза и благоприятно реаги­ровал на психотерапию, которая продолжалась более года. Он достиг адекватного гетеросексуального приспособления и в тече­ние следующего года собирается жениться.

Семейная предыстория

Из трех детей пациент самый старший. Его родители живы и находятся в полном здравии. У него есть младший брат и за­мужняя сестра. Его отец - удалившийся от дел бизнесмен; мать - бывшая школьная учительница. В детстве он испытывал амбивалентные чувства по отношению к своим родителям - частично потому, что ему делали выговоры за поступки, которые его роди­тели считали дурными в моральном плане. Он сообщает:

“Когда мне было шесть лет, произошел такой случай. Мать обнаружила меня за каким-то предметом мебели в нашем доме. Я играл сам с собой, как это делают дети, а не мастурбировал. Но мать выбранила меня, да еще сказала отцу, который не преминул дать мне нагоняй вместе с некоторыми устрашающими предосте­режениями, точное содержание которых я не могу вспомнить. Хотел бы я знать, однако, имел ли этот инцидент какое-либо от­ношение к более поздней враждебности, которую я ощущал к обоим родителям, ибо у меня было такое чувство, будто меня ли­шили чего-то приятного из-за неразумного отношения моих ро­дителей”.

Важно то, что во взрослой жизни, в возрасте около 30 лет, он испытал отчуждение по отношению к собственным родителям - нарцисстический отход от них, как результат чувства отвержения своей матерью и страха перед своим отцом (кастрационный страх).

“Отношения с моими родителями были менее напряженны­ми просто потому, что я все дальше и дальше отходил от них.

Я стремился как можно быстрее оставить их и стал немно­гим более, чем разновидностью пансионера в собственном доме. Я никогда не обращался к ним за советом или помощью, и почти никогда не поверял им свои секреты или давал какое-либо общее представление о своих занятиях или достижениях. Когда же я все-таки это делал, то их отклики были настолько наивными и несдержанными, что приводили меня в замешательство. Поэтому я исключил себя из их жизни, насколько это было возможно”.

Отношение к матери

Не будучи в состоянии установить отношение любви и до­верия к своей матери, он - как ребенок - стал еще более интровертен. Чувства родительского отвержения, вне всякого сомне­ния, способствовали развитию раннего невроза.

Свои детские чувства к матери он описывает следующим образом: “Я развил сильную скрытную враждебность к своей ма­тери. Моя детская фантазия привела меня, в моих дневных гре­зах, к воображению, что она вовсе не была моей настоящей матерью, а была, в действительности, ведьмой, которая заменила со­бой мою мать, имея намерение погубить меня. В связи с этим, у меня была одна стойкая и странная идея, что она запустила внутрь моей головы каких-то маленьких насекомых, наподобие муравьев, которые смогут выбраться наружу через центральную верхнюю часть моего твердого неба, и, таким образом, попасть в мой рот”.

Такое заблуждение может расцениваться некоторыми пси­хиатрами как свидетельство раннего шизоидного склада ума. Од­нако для ребенка, который не чувствует себя в безопасности и ощущает враждебность к своей матери, не столь уж необычным будет вообразить, что его мать является, возможно, какой-то чу­жой женщиной, а вовсе не его матерью.

Он помнит испытанный страх того, что он будет оставлен матерью. Его чувства небезопасности были усилены несовмести­мостью, которая существовала между его родителями.

“Насколько я могу помнить, между моими родителями всегда существовало напряжение. Много раз мне приходилось слышать, как мать угрожала бросить отца, хотя она никогда этого не сделала, всегда заявляя при этом, что если бы не “твои дети”, она бы это сделала. В это время у меня развились определенные нервные тики и сильное опасение, когда я оставался в доме один с отцом. Мое беспокойство относилось к отсутствию матери, и я никогда не мог заснуть до тех пор, пока не узнавал, что она опять дома. Я воображал всевозможные происшествия, которые могли с ней произойти и помешать ее возвращению, возможно, навсегда”.

Он явно развил очень раннюю зависимость от своей мате­ри, что явствует из следующего: “Я был нервным ребенком. Я быстро создал себе репутацию “плаксы” в школе, так как для меня всегда было трудным делом расстаться с матерью, когда я впервые пришел в школу в возрасте пяти лет”.

Отношение к отцу

Пациент утверждает, что он всегда, более или менее, бо­ялся своего отца. Он вспоминает, что этот страх можно просле­дить до того времени, когда он впервые стал посещать школу.

 

“Я плакал сверх всякой меры, когда меня задерживали после школы, хотя большинство класса наказывалось аналогич­ным образом. На вопрос учительницы я однажды высказал ут­верждение, которое я всегда считал вскрывающим причины, сто­ящие за этой тенденцией. Учительница спросила меня, почему я плачу, а я ответил: “Но мой отец кончает работу в 16.30”. Я чрезмерно боялся отца. Он очень легко впадал в ярость - что со­хранилось и поныне, - которая заставляла его действовать шум­ным, вульгарным и неразумным образом. Я не хотел, чтобы он когда-нибудь узнал, что меня оставили после школы, даже хотя все мои школьные товарищи наказывались точно таким же обра­зом. Этот факт, я знал, не смягчил бы ситуацию и нисколько не умалил бы моей вины. Моя мать всегда старалась скрыть от отца неприятные факты для того, чтобы “сохранить мир”, и часто по­могала в этом мне, моей сестре и брату”.

В другой раз он заявил: “Напряженность, исходящая от отца, была очень интенсивной, и я до сих пор все еще ее ощу­щаю. Эта напряженность была столь громадной, что за многие годы, дай бог, если я посмотрел ему прямо в глаза раз двадцать”.

В более поздние годы этот страх перед отцом перешелв страх перед вышестоящими людьми.

Он негодовал на желание своего отца, чтобы он преуспевал в учебе. “Невротическое, гневное настаивание со стороны моего отца на необходимости академического успеха способствовало только еще большему моему отчуждению от занятий. Потребова­лись годы, чтобы преодолеть мое отвращение к математике, частые нервные разглагольствования отца по поводу которой, расстраивали меня сверх всякой меры”.

Более детальное описание невротической личности его отца содержится в следующем отрывке: «Во время учебы в средней школе напряжение между моим отцом и мной еще более возросло. Я убедился в том, что отец был слабовольным человеком и трусом. Отец ультраконсервативен в своей частной жизни, с ярко выраженным страхом перед начальством. Он особенно боится полисменов и закона. Он много раз пугал и расстраивал меня. Он всегда впутывался в безобразные и вульгарные дорожные споры на глазах у всей семьи. Однажды он в гневе ударил меня, разбив мне очки, – оставив меня не просто оскорбленным сверх всякой меры, но совершенно ошеломленным, сбитым с толку. Он пытался ударить меня еще по какому-то поводу. Эти действия вызвали у меня по отношению к нему сильнейшую ненависть. У него также развились нервные тики, которые явно были заметны моим друзьям, и их замечания на этот счет служили источником смущения. Отец как был, так и остался циничным, сверхкритичным, легко доходящим до гнева, особенно когда находился рядом с моей матерью».

Он рационализирует свои собственные сексуальные затруднения, полагая, что его отец сам сексуально неполноценен. Следующее замечание указывает на значительное свидетельство его отождествления себя со своим отцом.

«Теперь я могу ясно видеть, что эти действия являются проявлениями сексуального невроза с отцовской стороны. Проявляя ненависть к моей матери, отец выражал собственную невротическую реакцию на свое сексуальное несоответствие. И я ощутил проявление к себе того же самого чувства, когда начал превращаться из ребенка в мужчину4 отец был абсолютно не способен превратить меня в мужчину или хотя бы помочь мне в этом».

 

То, что его отношение к отцу не абсолютно враждебно, видно из того, что он говорит о хороших качествах отца: «Заслугой отца является то, что он вселил в меня настойчивое стремление к интеллектуальному развитию. Он очень восприимчив к новым идеям, и питает огромное уважение к учености. Он очень любит детей, правда эта любовь не распространяется на детей старше 12 лет или когда ребенок становится «проблемой». Во всяком случае, это наслаждение от присутствия детей перешло и на меня, так что мне доставляет удовольствие быть в их компании и наблюдать за развитием тех детей, которых я знаю. У меня по отношению к ним «родственное» чувство, как будто я могу понимать их мировоззрение и проблемы куда лучше, чем обычный взрослый. Я очень хочу и сам иметь детей. Для меня просто непостижимо причинить какому-либо ребенку реальный вред».

То влияние, которое данное невротическое отношение между ним и его родителями оказало на развитие его сексуального невроза, будет описано ниже в разделе «Психодинамическое обсуждение».

 

История личности

Пациент рос в городской обстановке, посещал общественные школы и вообще рос в семье, которая была не особо религиозной. «Меня рано познакомили с религией обычным образом, но я никогда не чувствовал какого-либо давящего принуждения, направленного на меня со стороны родителей, в этой области человеческой деятельности. В самом деле, возможное отсутствие у моих родителей интереса к официальной религии способствовало моему отходу от участия в церковной деятельности в раннем возрасте». Он вспоминает, что, будучи ребенком, восхищался героями и атлетами. Его учили, что слабости, такие как трусость, страх боли или чувственность, должны избегаться любой ценой, «особенно же следует избегать сексуальных вещей, ибо те, кто пал их жертвой, навсегда «погибли». Он развивает эту мысль, говоря: «Эти понятия вдалбливались мне в голову инструкторами в школе, в бойскаутах, и из отношения к ним моих сверстников, которые были для нас в то время лидерами. Большинство моих товарищей по школе были либо детьми военнослужащих, либо такими детьми, которые с ранних лет были нацелены на поступление в военные академии. Ранней психической травмой для меня было осознание, в возрасте 13 лет, что мне придется отказаться от силовых видов спорта и до конца своей жизни носить очки, - а также придется забыть о том, чтобы последовать за своими друзьями в Вест Пойнт или Аннаполис». Он говорит, что не был особенно хорошим учеником в начальных классах средней школы из-за своего поведения. Учителя чувствовали, что он постоянно пытался привлечь к себе внимание других детей своими шутовскими нарушениями дисциплины. Отнюдь не случайно, что его сексуальный эксгибиционизм является также и механизмом привлечения внимания (сверхкомпенсация за страх отвержения). Вне всякого сомнения, он был невротически нарцисстическим мальчиком. Он также сообщает, что во время обучения в средней школе был застенчивым и нервным, не танцевал и не участвовал в какой-либо групповой деятельности, что он был поглощен своим «комплексом неполноценности». Он боготворил атлетов с могучим телосложением и пришел к выводу, что физическая доблесть была подлинным выражением мужского превосходства.

После освобождения от военной службы он возобновил свои занятия в колледже и достиг отличных успехов. Он завоевал почти все академические награды, возможные для него, и окончил колледж с “высшим знаком отличия”. Он утверждает, что эти успехи подкрепили его “шаткое я” сильнейшим образом, и он в первый раз осознал, что, несмотря на свой невроз, который он втайне признавал за собой, интеллектуально он может конкури­ровать с другими. Довольно важно, что сам себя он считает “экстравертом... с многочисленными активными интересными че­ловеческими контактами”, даже хотя существует значительное свидетельство того, что в детстве и юности он был, в основном, уединен, робок и интроверт, поглощенный чувствами собственной неполноценности.

Он желает сделать успешную карьеру, жениться и иметь семью.

Сексуальная жизнь







ЧТО И КАК ПИСАЛИ О МОДЕ В ЖУРНАЛАХ НАЧАЛА XX ВЕКА Первый номер журнала «Аполлон» за 1909 г. начинался, по сути, с программного заявления редакции журнала...

Система охраняемых территорий в США Изучение особо охраняемых природных территорий(ООПТ) США представляет особый интерес по многим причинам...

Что делает отдел по эксплуатации и сопровождению ИС? Отвечает за сохранность данных (расписания копирования, копирование и пр.)...

ЧТО ПРОИСХОДИТ ВО ВЗРОСЛОЙ ЖИЗНИ? Если вы все еще «неправильно» связаны с матерью, вы избегаете отделения и независимого взрослого существования...





Не нашли то, что искали? Воспользуйтесь поиском гугл на сайте:


©2015- 2024 zdamsam.ru Размещенные материалы защищены законодательством РФ.