|
Его в себе, конечно, в отраженном или искаженном свете,
и создает, творит бытие. Собственное бытие, в котором
также возможны жизнь и смерть - жизнь и смерть сознания,
как индивидуального, так и общественного. При всех замеча-
тельных свойствах сознания - диалогичности, многозначно-
сти спонтанности, развития рефлексии - оно не обладает
способностью самовосстанавливаться. Единственной и на-
дежной помощницей в этом могут быть культура, духовность.
Именно они содержат в себе идеи жизни, формы воплощения
этих идей в конкретность действия, образа и представления,
формирующие цели. Даже произнося эти слова - духовность и
культура, - невозможно не уточнить, что это не безликие об-
разования, они персонифицированы, воплощены в бытий-
ность конкретных исторических людей. Нет и не может быть
духовности вообще, нет и не может быть культуры вообще.
Если они и обладают свойством воплощаться (может быть,
точнее, опредмечиваться) в различных знаковых системах
(предметах, текстах, образах и тому подобное), то для того,
чтобы использовать по назначению (духовному, культурно-
му) воплощенное, нужен человек (люди), умеющий и желаю-
щий это прочитать, распредметить, очеловечить.
Не надо далеко ходить за примерами: печальная, тяжелая,
трагическая история храмов нашей Родины вопиет об этом.
Если исчезнут люди, умеющие читать воплощенную в предме-
тах духовность и культуру, предметы эти будут восприни-
маться только с точки зрения качества их материала, тогда
будет то, что было (как бы хотелось продолжить - в далеком
прошлом) совсем недавно, когда церковный кирпич пускали
для строительства хозяйственных помещений, а древние ико-
ны рубили на дрова. Это зримо, а незримый страх, обездо-
ленность - это тоже отчуждение от жизни прошлой, настоя-
щей и будущей, это небытие живого человека, телесно живого.
Это та незримая плотность бытия, в которой нет места, нет
пространства для души, для того «полета в небеса», о котором
в свое время писал Д.Хармс и хотел, и мог осуществить в сво-
ей жизни и творчестве:
Звонить - лететь
(логика бесконечного небытия)
Вот и дом полетел.
Вот и собака полетела.
Вот и сон полетел.
Вот и мать полетела.
Вот и сад полетел.
Конь полетел.
Баня полетела.
Шар полетел.
Вот и камень полетел.
Вот и пень полететь.
Вот и миг полететь.
Вот и круг полететь.
Дом летит.
Мать летит.
Сад летит.
Часы летать.
Рука летать.
Орлы летать.
Дом звенит.
Вода звенит.
Камень около звенит.
Мать, и сын, и сад звенит.
А. звенит.
Б. звенит.
ТО летит и ТО звенит.
Лоб звенит и летит.
Грудь звенит и летит.
Эй, монахи, рот звенит!
Копье летать.
И конь летать.
Я дом летать.
И точка летать.
Лоб летит.
Грудь летит.
Живот летит.
Ой, держите, - ухо летит!
Ой,глядите, - нос летит!
Ой, монахи, рот летит!
Эй, монахи, лоб летит!
Что лететь, но не звонить!
Звон летает и звенеть.
ТАМ летает и звонит.
Эй, монахи? Мы летать!
Эй, монахи! Мы лететь!
Мы лететь и ТАМ летать.
Эй, монахи! Мы звонить!
Мы звонить и ТАМ звенеть.
Преодоление звериной серьезности жизни возможно и не-
обходимо для того, чтобы уменьшить (или даже разрушить)
ежедневное присутствие в ней смерти. Не для того, чтобы по-
глупому игнорировать ее неизбежность для своего биологиче-
ского существования, а для того, чтобы по-мудрому распоря-
диться силами жизни для осуществления ее как своей.
Человека всегда учили этому, учат и сегодня. Учат другие
люди, воздействуя на его чувства и разум через множество
источников информации. Я склонна думать, что это воздейст-
вие падает на те существенные переживания, которые случа-
ются с ребенком в раннем возрасте. Случаются именно с ним,
при встрече с реальной смертью, по-настоящему близкой,
ощутимой, переживаемой со всей возможной полнотой при-
нятия ее факта. Все последующее только трансформация этого
переживания, его конкретизация и рационализация.
Может быть, именно в этих переживаниях надо искать на-
чало этических и нравственных качеств человека, определяю-
щих меру его воздействия на живое, на свою и чужую жизнь.
Возможно...
Я нашла созвучные своим предположениям идеи в вели-
колепной книге Филиппа Арьеса «Человек перед лицом смер-
А изысканность мысли и изящество текста покорили в
Ней навсегда.
Думаю, что заинтересованный читатель прочтет эту кни-
гу сам' (она есть и на русском языке), а я просто приведу из
нее несколько цитат (с. 495-508), чтобы с их помощью еще
паз определить отношение к заявленной теме о жизни и
Смерти.
Итак, Филипп Арьес - французский историк, антрополог,
философ, писатель о своей работе и о ее теме: «Исходной ги-
потезой была та, которую предложил ранее Эдгар Морен:
существует связь между отношением человека к смерти и его
самосознанием, его индивидуальностью. Эта гипотеза и была
бы той путеводной нитью, что вела меня через огромную массу
документов, наметив маршрут, которому я следовал от начала
до конца... я оглядываю разом целое тысячелетие, и это ог-
ромное пространство кажется мне упорядоченным благодаря
простым вариациям четырех психологических элементов:
Самосознание.
Защита общества от дикой природы.
Вера в продолжение существования после смерти.
И вера в существование зла».
Арьес описывает, как на протяжении тысячелетия форми-
ровались и последовательно сменялись разные модели смерти,
содержание которых объясняется вариациями этих парамет-
ров. Он называет эти модели:
Прирученная смерть»,
Смерть своя»,
Смерть далекая и близкая»,
Смерть твоя»,
Смерть перевернутая».
В первой модели представлены все четыре параметра:
смерть не является актом только индивидуальным (и жизнь
тоже), смерть заставляет общество сплотиться в борьбе с ди-
кими силами природы, смысл «прирученности» смерти в том,
что конец жизни не совпадает с физической смертью человека;
смерть ощущается как интимно близкая, привычная, ритуали-
зованная, она как бы говорит о неотделимости зла от сущно-
сти человека - миф о грехопадении отвечал всеобщему ощу-
щению присутствия в мире зла.
Начиная с XI века эта модель смещается в сторону второй
модели - «смерть своя» и является результатом «смещения
смысла человеческой судьбы в сторону индивидуального на-
' Арьес ф. Человек перед лицом смерти. - М., 1992.
231
чала». Это приводит к экзальтации индивидуальности, безум-
ной любви к жизни и всему земному. Представление о про-
должении существования после смерти проникнуто этой стра-
стью быть собой, человек стал ощущать несоответствие своей
души и тела, идея бессмертной души овладела умами и все
шире распространяется с XI по XVIII век. Даже слова «смерть»
и «умер» заменяются другими: «Бог его душу взял», «отдал
Богу душу». Появляется практика завещания и окончательно-
го запрятывания мертвого тела.
Но уже в XVI веке начинают складываться предпосылки
для появления модели, которая в наши дни стала неоспори-
мым фактом - «переворачивание» смерти, которое выражает-
ся в страхе смерти как боязни быть похороненным заживо,
боязни, которая подразумевает, что есть некое смешанное и
обратимое состояние, сочетающее жизнь и смерть.
В XIX веке определяющим в модели смерти становится из-
менение индивидуального самосознания - до сих пор его со-
ставляющим было чувство общности с другими («все умирать
будем») и чувство собственной специфической индивидуаль-
ности («смерть своя»). В XIX веке и то и другое ослабевает,
уступая место третьему чувству - «чувству другого, но близ-
кого, человека». Отсюда модель «смерть твоя», за которой
революция идей, политическая, индустриальная или демогра-
фическая революция.
«Страх умереть самому в значительной мере сменяется стра-
хом разлуки с «другими», с теми, кого любишь. Смерть «дру-
гого», «тебя» возбуждает пафос, прежде отвергавшийся. Древ-
нее тождество между смертью, физической болью, моральным
страданием, грехом нарушается. Рай становится местом, где
воссоздаются земные чувства и привязанности, где им гаран-
тируется вечность.
Сегодняшняя модель смерти определяется очень сильно
выраженным чувством ее приватности, индивидуальной при-
надлежности. «Сейчас массовое общество восстало против
смерти. Точнее, оно стыдится смерти, больше стыдится, чем
страшится, оно ведет себя так, как будто смерти не существу-
ет. Если чувство "другого", доведенное до своих крайних ло-
гических следствий, является первой причиной того поведения
перед лицом смерти, какое мы наблюдаем в наши дни, то вто-
рая причина - стыд и запрет, налагаемый этим стыдом.
Стыд этот есть в то же время прямое следствие оконча-
тельного ухода зла. Подтачивание власти дьявола началось
еще в XVIII веке, когда и само его существование было по-
ставлено под сомнение. Вместе с идеей ада стало исчезать
Не нашли то, что искали? Воспользуйтесь поиском гугл на сайте:
|
