|
Любознательный - равнодушный
Чувствительный - безучастный
ласковый - злой *
Смелый - трусливый
Внимательный - рассеянный
Сосредоточенный - отвлекающийся
Веселый - плаксивый и т.п.
(Примерно эти же различия принадлежат и другим живым существам, например животным.)
Это не только характеристики динамики неких «процес- сов» в человеке (эмоциональных, волевых, познавательных), но и описание различий в ценностях (отношениях, состояни- ях), которые преобладают в активности ребенка. Недаром уже у шестилетних детей можно выделить достаточно устойчивые типы ценностей', выступающих как преобладающее содержа- ние активности, как основной вектор, как главное направле- ние построения картины мира. С полным основанием можно
I См.: Непомнящая Н.И. (упоминаемая ранее книга). 192
говорить о том, что за вариантами ценностей стоят глобаль- ные переживания жизни и смерти, которые Э.Фромм описы- вал как биофилия и некрофилия. Они не обязательно высту- пают в чистом виде как любовь к живому или любовь к мерт- вому. Современная психология дает возможность качественно анализировать живое и мертвое в психической реальности, применяя для этого общее понятие психической смерти, кото- рое не тождественно понятию физической смерти.
Прежде чем обратиться к этому понятию, попробуем уви- деть на конкретном материале, характеризующем ценности детей, проявление биофильской и некрофильской ориентации. Этот материал нам нужен для того, чтобы еще раз уточнить роль и место переживания жизни и смерти в картине мира каждого человека.
Используем для анализа данные из уже упоминавшейся книги Н.И. Непомнящей (1992, с. 51). «В настоящее время люди с ценностью реально-привычного функционирования составляют большинство (среди детей 6-7 лет таких 50-60%), людей с универсальной ценностью меньшинство (универсаль- ность ценности - это возможность свободного выбора чело- веком способа действия, отношения к предмету в соответст- вии с изменением характера ситуации. -А. Г.)
Такое соотношение есть объективная необходимость, с ко- торой приходится мириться (хотя в этическом и практическом смысле оно радовать не может)».
Ценностность реально-привычного функционирования я рассматриваю как вариант любви человека к неживому, важ- нейший признак неживого - постоянство, отсутствие измене- ний, следование, говоря словами Э.Фромма, «закону и поряд- ку». Один из главных признаков некрофильской ориентации человека - жизнь в прошлом, постоянное ее воспроизведение в настоящем, «для него существенно только воспоминание, а не живое переживание, существенно обладание, а не бытие» (Э.Фромм, 1992, с. 32). Говоря иначе, в фактах существования ценностности реального привычного функционирования у Детей можно видеть проявление некрофильской ориентации, естественно, не в тех ее крайних формах, которые описаны Э.Фроммом в психологических портретах Сталина и Гитлера, а в ее бытовых, распространенных формах ориентации боль- шинства людей на воспроизведение своего привычного функ- ционирования как действительной сущностной жизни.
Посмотрим, как обсуждает это явление (распространенную в наши дни ценностность реального привычного функциони- рования) В.Франкл. Он пишет о том, что сегодня человек
Г. С. Абра
страдает не от фрустрации (то есть невозможности удовле- творения) потребностей сексуальных, а от фрустрации по- требностей экзистенциальных, то есть от утраты смысла соб- ственного существования. Позволю себе уточнить мысль В.Франкла применительно к своим задачам - человек страда- ет от утраты собственной ориентации на жизнь, на жизнь как феноменальное явление, которое не тождественно существо- ванию его физического тела и физических тел других людей.
Эта утрата приводит к субъективному ощущению пустоты, которое В.Франкл называет экзистенциальным вакуумом и объясняет его причины следующим образом: «...в отличие от животных инстинкты не диктуют человеку, что ему нужно, и в отличие от человека вчерашнего дня традиции не диктуют сегодняшнему человеку, что ему должно. Не зная ни того, что ему нужно, ни того, что он должен, человек, похоже, утратил ясное представление о том, чего же он хочет. В итоге он либо хочет того же, что и другие (конформизм), либо делает то, что другие хотят он него (тоталитаризм)» (1990, с. 24). С этим нельзя не согласиться, наблюдая множество реальных фактов. Назову только несколько особенно ярких в свете обсуждае- мой проблемы:
- публичная нецензурная брань;
- социальное и бытовое неряшество;
- превышение пределов компетентности представителями разных профессий;
- отсутствие любознательности как стремления к новым знаниям;
- интеллектуальная пассивность и страх перед интеллекту- альными усилиями;
- отказ от сложных способов организации жизни, ориен- тация на простоту;
- раннее физическое старение - физическая пассивность;
- отсутствие активного индивидуального и социального протеста в ответ на все виды насилия;
- нарушение рамок конфиденциальной физической жизни тела человека;
- ориентация на возможного лидера, отказ от собственной картины мира и тому подобное.
Сопоставляя эти факты и рассуждения, хотелось бы еще раз уточнить ситуацию онтогенетического проявления пере- живаний жизни и смерти у конкретного человека.
В ней с неизбежностью возникает вопрос о том, в какой момент своего онтогенетического развития, в какой момент детства ребенок в полной мере переживает содержание своей
поиентации (био- или некрофильской) как основы становле- ния ценностей, как основы построения картины мира.
По-видимому, ответ на этот вопрос связан напрямую с ответом на вопрос о природе Добра и Зла, Созидания и Раз- рушения.
Психологически удовлетворительного ответа я не знаю. Могла бы ограничиться общими метафизическими размышле- ниями о том, что Добро и Зло вечны и их конкретное воплоще- ние в людях - в детях - естественно, как наличие в сутках утра и вечера, восхода и заката, света и тьмы... Естественно так же, как в жизни есть смерть, а в любви притаилась ненависть.
Знаю только одно, что любовь к жизни не надо объяснять словами, она естественна, как естественна искренняя радость, которая передается другим людям и принимается (понимается) ими без слов. Любовь к неживому - это уныние, скука, обесценивание, тоска по прошлому - это один из гре- хов, который человек должен искупать, если в него впадает.
Лучше избегать этого греха, чтобы своим унынием не по- гасить ростки радости в других, не погасить в себе свою соб- ственную радость - жизнь - и тем самым избежать психологи- ческой смерти.
Психологическая смерть подстерегает человека на этом пути: от скуки к унынию и пустоте - пустоте психической реальности, которая теряет свое содержание; границы этой реальности сужаются до точки физической или душевной боли. Только боль остается при психологической смерти единственным признаком жизни, и если исчезает источник боли - жизнь замирает. Физическое тело человека существует, меняется по физиологическим законам функционирования организма, но психологическая смерть накладывает и на тело свой отпечаток: глаза теряют блеск, речь становится невыра- зительной, монотонной, движения теряют пластичность и гибкость, появляется машинообразность, роботообразность движений, мимика бедна и невыразительна, волосы тускнеют, кожа становится землистого цвета. Недаром впечатление от такого человека (независимо от его физического возраста) выражается в словах: «жизнь из него уходит».
Страшнее всего видеть признаки психологической смерти в юных лицах детей, подростков, молодежи. «Не знаю» - их реакция на изменение ситуации, на необходимость выбора, на необходимость принятия решения. «Мне все равно» - реакция на необходимость проявления Я-концепции и концепции дру- гого. «От меня ничего не зависит» - их реакция на необходи- мость социальных действий. «Я как все» - формула ответст-
венности. «Мне сказали, я и сделал» - правило организации жизни... Грустная картина.
У взрослых людей она обостряется трудностями в профес- сиональной деятельности. Обратимся еще раз к тексту Н. И. Непомнящей: «У взрослых ценность реально- привычного функционирования становится одной из важ- нейших причин трудностей профессиональной деятельности, такой, как управленческая или любая другая, требующая осознания, анализа, соотнесения разных условий деятельно- сти. Еще больше трудности вызывают у таких людей профес- сии, связанные с совершенствованием способов выполнения деятельности. Заслуживает внимания и тот факт, что особен- ности ценностности реально-привычного функционирования (ситуативность, «погружение» в ситуацию, инертность, труд- ность в принятии новых способов действий, отношений с людьми), приобретая особую силу, очень часто становятся причиной патопсихологических процессов (неврозов, навяз- чивых состояний, фобий, истерии, некоторых форм депрес- сий). При этом больные с данным типом ценностности плохо поддаются психотерапевтическому воздействию» (1992, с. 50).
По существу это описание психологической смерти у взрослого человека, состояние которого можно было бы вы- разить в следующем Я-высказывании: «Я умею то, что я умею. Не требуйте от меня большего, я уже завершил свое развитие, у меня нет ни сил, ни возможности изменяться».
Психологическая смерть возможна потому, что человека, его качества можно отождествить с вещью, воспринимая его как устойчивую форму. На пути этого отождествления други- ми, а потом и в самовосприятии, думаю, можно искать истоки психологической смерти.
С предельной ясностью сценка из жизни, невольным сви- детелем которой пришлось быть: ясное весеннее утро, на ас- фальте лужи после первого дождя, еще кое-где лежит мокрый снег. И они - мама, папа, двое детей (лет 4-х и 2-х). Красиво одетые, особенно дети - в новых нарядных костюмах.
Малыш загляделся на воробьев, поскользнулся, упал, во- робьи взлетели буквально у него из-под ног. Мальчишку гневно подняли за руку с земли, зло отшлепали: «Сколько раз говорила, надо под ноги смотреть. Весь костюм испачкал». Об обиженном реве я писать не буду, о померкшем для меня весеннем дне тоже, а снова напишу страшные для меня самой слова - вот она, психологическая смерть, в одном из множеств лиц. Здесь оно открыто злобой, представлено силой шлепков, сверхценностью костюма и полным отсутствием ориентации
взрослого на психическое в своем собственном ребенке. Вы- страивается ряд фактов, объединенных понятием психическая смерть:
- У нас все в доме есть, - и машина, и цветной телевизор, и видео, и игры электронные, и еда, и одежда, а счастья, знаете, нет, скучно, домой идти не хочется.
- Я тебе так завидую, ты так умеешь радоваться!
- А я просто боюсь жизни, кто бы за меня жил ее, а я бы смотрела.
- Есть же люди, которые стихи пишут, я вот уже ничего не могу делать для себя.
- Если дочь уйдет в семью мужа, я-то что буду делать?
- Говорят: о себе надо заботиться, а я не знаю, как это?
- Я боюсь оставаться одна, я не знаю, чем себя занять, - сяду и сижу. У вас-то откуда столько дел?
-Я раньше тоже хотела жить, жадная была до дела, до пляски, до песен, потом что-то со мной сделалось - тоска за- едать стала, как дед-то умер.
Это факты осознания людьми разного пола и возраста своего состояния психологической смерти как момента неиз- менности, константности, воспроизводимости качеств жизни, как невозможность ее изменения, отсутствие потенции к пре- образованию, преобладание прошлого переживания над на- стоящим и будущим.
Философия жизни взрослого человека - носителя психоло- гической смерти - предполагает отождествление вещи и чело- века по принципу инструкции, по принципу нужности, полез- ности, ситуативной целесообразности и применимости. С пре- дельной отчетливостью это проявляется в манипуляциях дру- гим человеком, исключающих ориентацию на его психиче- скую реальность, это тот предельный эгоизм, который позво- ляет многим исследователям говорить о существовании людей без психики. Я приведу только несколько примеров высказы- ваний взрослых людей, манипулирующих другими:
- Мне так удобнее. - Это слова учительницы, рассадившей 6-й класс по принципу успеваемости по ее предмету: слева от нее те, кто может учиться на «5», посередине класса те, кто учится на «4», а справа от нее «ни то, ни се». (Банальный во- прос о том, а хотят ли этого учащиеся, был оставлен без отве- та и внимания.)
- Если он не откликается на первый зов, я его луплю. Ребе- нок должен мать слушаться (мать о ребенке 2 лет).
- Ребенку нужно общество сверстников, я его из дому гоню на улицу (мать о 8-летнем аутичном ребенке).
- У меня уже и приступ сердечный был, и сознание теряла а ей хоть бы что - не слушает и все (мать о девочке 15 лет).
- Я тебя любить не буду, если ты меня не будешь слушаться (мать регулярно это говорит ребенку 3-х лет). И тому подобное.
Манипулирование другим человеком - одно из проявлений психологической смерти в отношениях между людьми, кото- рые существенно отличаются от других видов отношений тем, что предполагают ориентацию на цели воздействия только одного из участников отношений («Мне так надо...»). Мани- пулирование - это одна из форм власти одного человека над другими, демонстрация своей силы, своей психологической непроницаемости, тяжести, если хотите.
Недаром от человека - носителя психологической смерти - остается тяжелое впечатление у людей, которые с ним обща- лись. Этот человек обладает удивительным свойством гасить всякую радость, всякое проявление движения в психической реальности других людей, кстати, для этого существуют весь- ма стандартные формы обесценивания, которыми блестяще владеют носители психологической смерти. Назову только некоторые из них, чтобы сделать более узнаваемой для чита- теля картину этого явления:
1. «Это уже было со мной» или «и я тоже» - вариант ком- ментария по поводу чувств другого человека.
2. «В твоем возрасте это естественно» - форма обесценива- ния индивидуального переживания.
3. «Это уже давно всем известно» - форма обесценивания индивидуальной мысли.
4. «У тебя ничего не получится» - лишение перспективы, обесценивание усилий.
5. «Ты вообще ничего не можешь» - и так далее, «приго- вор» качествам человека.
6. «Все люди - мразь, дрянь» - обесценивание человека вообще.
Носитель психологической смерти воспринимает жизнь как тяжесть, он не включен в нее, он как бы рядом с жизнью. Это распространяется и на бытовую жизнь с близкими людьми как запрет на искренние чувства и их проявление («Не могу же я его хвалить, еще зазнается», «Я что, теперь должна ему спасибо говорить, что он мне помог, он это должен делать» и тому по- добное), как отсутствие переживания связи с другим человеком. В этом смысле режет ухо глагол, которым многие современные мамы обозначают то, что они делают со своим малышом, - они с ним сидят. Не растят, не играют, не учат, не ухаживают, не заботятся, не выхаживают-ухаживают, а сидят.
В нашей культуре у эгого глагола сотня семантических пттенков, но на одном из них хотелось бы остановиться спе- циально. Когда о человеке говорят, что он «сидит», очень часто имеется в виду - за решеткой и не по своей доброй воле. Лагерный, тюремный смысл этого глагола почти оче- виден. Может быть, для наблюдателя? Может быть, это моя научная утопия? Слушаю, вслушиваюсь в диалоги и моноло- ги молодых мам, и второе слово - вот оно: «надоел», а тут и третье - «вредный».
С ними, малышами, почти не разговаривают, им почти не читают, им почти не показывают картинок, зато могут с гор- достью сказать, что у ребенка есть: игрушки, книжки, комна- та, еда и тому подобное. Хорошо, когда есть, но еще лучше, когда есть мама и папа, которые могут быть рядом с ребен- ком, быть внимательными к тому, что происходит с ним, а не только с самими собой. Беда в том, что и с собой-то мало что происходит, да и откуда взяться событию, событиям, если собственная Я-концепция пуста и существует (конечно, это крайний вариант) только в форме тела...
С носителем психической смерти холодно и неуютно ря- дом. Это качество человека скорее ощущается, чем понимает- ся, особенно в первые мгновения восприятия такого человека. Скорее также ощущается, чем воспринимается, и носитель психической жизни. Думаю, что существующее у всех народов понятие о человеке, аналогичное понятию в русском языке «белая ворона», говорит о специфике восприятия именно это- го качества человека.
Носитель психической жизни - думаю, что ярчайший при- мер этому Александр Сергеевич Пушкин, - создает вокруг себя достаточно сильное напряжение, которое многие люди могут просто не выдержать, так как оно невыносимо для них по интенсивности изменения. Жить в постоянно меняющемся поле непросто. Может быть, я недостаточно точно выразила главное в содержании психической жизни, но это попытка отразить проявление универсальности человека, живущего психической жизнью. Оставаясь собой, он бесконечно измен- чив, это как бы постоянно преобразующаяся форма психиче- ской реальности, которая в своей уникальности обладает свойствами универсальности. Может быть, поэтому у каждо- го свой Александр Сергеевич Пушкин, мой Пушкин, как ска- зала Марина Цветаева за всех нас.
Если психическая смерть - это воспроизведение одной и той же формы реальности, и время здесь останавливается, то в психической жизни ее бесконечное разнообразие форм позво-
ляет отнестись к времени как к далеко не самому главному источнику изменений. При психической жизни время может ускоряться и замедляться, останавливаться, поворачивать вспять, исчезать, физическое бытие и психическое начинают протекать в разных системах координат, которые могут в какие-то моменты совпадать, а в какие-то - далеко (или на- всегда) расходиться.
В онтогенетическом развитии человек, ребенок сталкива- ется с феноменом психической смерти и феноменом психиче- ской жизни через характеристики продуктивности и репро- дуктивности отношений, которые проявляют к нему родители (да и вообще люди).
Хотелось бы думать, что продуктивные отношения, то есть творческие, гибкие, - это проявление психической жизни, а косные - репродуктивно воспроизводимые - проявление пси- хической смерти.
Как у радости множество проявлений, так и у продуктив- ных отношений нет стереотипов, тогда как репродукция, вос- произведение отношений не только гасит признаки жизни у каждого из участников этих отношений, но и воспроизводит скуку, которая давно ассоциируется у людей с серым цветом, то есть практически с отсутствием цвета. Так и хочется про- должить, что не только с отсутствием цвета, но и запаха, и вкуса - всех ароматов жизни.
Продуктивные отношения - творческие, эвристические, со- зидающие - учитывают и создают изменения в человеке, те изменения, которые буквально наполняют его жизнью. Неда- ром всем известно, что когда люди любят друг друга (а это самое продуктивное отношение из известных человечеству), они словно излучают свет, они переполнены жизнью - остро чувствуют и воспринимают.
Ребенок, окруженный продуктивными отношениями, отно- шениями любви, вырастает смелым и свободным, так как чув- ствует свою силу - силу своей жизни во всех ее проявлениях. Он - не лишний на белом свете; конечно, я упрощаю ситуацию в целях анализа феномена жизни, но очень хочется привести хотя бы один пример продуктивных отношений, простой бытовой пример: в купе моими попутчиками была не очень уже молодая мама с пятилетним мальчиком. Всю дорогу - три часа - она играла с ним, разговаривала, читала ему, ни разу не одернув, не прикрикнув. Они понимали друг друга. Это было так удиви- тельно, что один из соседей не выдержал и спросил:
- Вы, наверно, работаете с детьми, это ваша профессия? И услышал в ответ: «Нет, это просто мой младший сын».
- Сколько их у вас?
- Пятеро.
Я сразу вспомнила книги Домокоша Варги. То же спокой- ствие, уверенность, лиризм, юмор, Боже, сколько теплых и нежных слов хотелось бы сказать, описывая и мою попутчицу, и любимого писателя. Ловлю себя на том, что называю их одним словом - они светлые люди, светлые, а значит радост- ные, жизнелюбивые, жизнеустроители.
В продуктивных отношениях люди реагируют на измене- ния друг друга, не утрачивая в этой изменчивости собствен- ную уникальность, сохраняющуюся во времени не как одно- цветное образование, а как переливающаяся всеми цветами картина жизни, узнаваемая и изменчивая одновременно.
Репродуктивные отношения порождают скуку, узнавае- мость, повторяемость, банальность. Скука разнообразна и однообразна одновременно - разнообразна по причинам, однообразна по механизму возникновения. Он, этот механизм возникновения скуки, связан о повторяемостью, однообрази- ем... Чего?
На этот вопрос ответить можно одним словом - с повто- ряемостью отношений, где все участники отношений погру- жены в атмосферу бессобытийности. Ничего не происходит, время как бы останавливается, чувства притупляются, энергия действия, энергия мысли теряет свой источник.
Почему это происходит? Как появляется скука? Как возни- кают репродуктивные отношения между людьми? Об этом мы еще поговорим в других главах книги.
Пока мне очень важно, чтобы вы, мои читатели, почувст- вовали в переживании скуки дыхание смерти, ее холода и бес- пощадной однообразности.
Так, в своих чувствах - чувстве радости и чувстве скуки - человек переживает наличие в своей собственной жизни свет- лых и темных ее источников, пробивающихся на поверхность течения будней с разной силой.
Каждый человек, получая возможность наблюдать за вре- менем своей жизни - обращаться к своему прошлому и буду- щему, - отмечает, что изменения с ним происходят разные, - он не только, например, научается чему-то, но и развивается, не только развивается с течением времени, но и разрушается, то есть регрессирует. Примеров этому множество уже в мла- денческом возрасте - умел ножки засунуть в рот, когда еще не стоял на них, научился стоять, а ножку в рот уже не засунуть... К четырем годам научился понимать на родном языке, а по- том годами (безуспешно?) осваивает иностранные языки...
Уже в детстве ребенок сам может заметить не только свои приобретения (развитие?), но и свои потери (регресс). Днев- никовые записи в этом смысле весьма красноречивы:
1. «Ма» («нет» на языке взрослых) - озабоченно хлопочет годовалый ребенок, заметивший, что в его руках растаял снежок.
2. «Я больше не умею» - огорчается трехлетний, пытаю- щийся проехать на велосипеде под столом.
3. «Как этой тети имя? Я не помню» - сконфуженно шепчет маме на ухо четырехлетний при встрече с тетей, виденной когда-то давно (два месяца назад).
4. «Не то что в молодости» - сокрушается пожилой человек, с трудом поднимаясь на свой этаж, и тому подобное. А ведь это все про одно и то же - про изменения в себе, про измене- ния с собой, которые замечаешь сам и к которым сам же мо- жешь отнестись.
Собственное развитие и собственный же регресс человеку не обязательно нужно увидеть чужими глазами, их можно понять, пережить, почувствовать и самому... Происходит это благодаря удивительному качеству психической реальности - она овеществляется, воплощается в преобразованиях предме- тов, к которым можно отнести и само тело человека да и ее, психическую реальность, тоже. Качество и количество преоб- разований предмета можно рассматривать, в известной степе- ни, показателем развития или регресса человека.
Естественно, что вопрос о том, какие преобразования предметов действительно говорят об этом, далеко не такой простой, как может показаться на первый взгляд.
Попробуем выделить важные, с нашей точки зрения, пре- образования предметов, которые можно (с известной степе- нью точности) анализировать как проявление развития чело- века как в онтогенезе, так и в филогенезе:
1. Преобразование человеком предмета в соответствии со свойствами предмета (из руды выплавляют металл, из металла делают машины, машины ремонтируют, потом переплавляют и тому подобное).
2. Использование человеком предмета в соответствии с существующими качествами жизни (например, лекарственные растения могут помочь излечению, но повышение дозы при- водит к смертельному исходу; использование земли для про- изводства продуктов питания может привести к уничтожению среды обитания человека).
3. Создание новых качеств жизни (например, создание ме- ждународных информационных сетей) изменяет мышление
специалистов, работающих с этими системами, а современные транспортные средства (ракеты, самолеты) сделали понятие пространства - расстояние - и понятие времени важным фак- тором в принятии многих повседневных решений большого числа людей, а открытие Зигмунда Фрейда повлияло на от- ношение человечества к себе в XX веке).
Выделенные направления преобразования человеком предметов позволяют, на мой взгляд, говорить о роли другого человека в индивидуальном развитии каждого из нас. Другой человек своим присутствием в виде предмета задает потенци- альную возможность преобразования его самого как предме- та, как бы разрешает или запрещает что-то с собой делать и, таким образом, через механизмы действия («Я могу это де- лать» - так можно выразить переживание, их сопровождаю- щее) по закону обратной связи сообщает растущему ребенку о качествах жизни в своем теле и в своих пространственно- временных отношениях с ребенком. В конечном итоге это выливается в содержание воздействия ребенка на взрослого. Примером может служить отношение психически больного ребенка к взрослому и отношение к нему ребенка здорового. Психически больной ребенок не видит во взрослом его специ- фических человеческих свойств (боли, усталости, радости, огорчения), не видит, не чувствует границ его физического тела - может кусаться, драться, царапаться, толкаться, причи- няя не только неудобства, но и ощутимую боль взрослому человеку. Для здорового ребенка такое воздействие на взрос- лого невозможно, но он может прибегнуть к своим средствам - плач, крик, угроза, притворство, ложь... Это воздействие на чувства, мысли, возможности взрослого, это уже ориентация на его специфические человеческие качества. Познание их ребенком начинается очень рано, вместе с познанием и других свойств окружающего его мира, и является естественным мо- ментом жизни здорового ребенка, строящего картину мира, в котором он начинает жить.
Думается, что один из важнейших критериев психического здоровья, существующего на сегодняшний день в психиатрии и психопатологии, не случайно связан с превышением меры воздействия на себя и других людей; в нем доступными совре- менному знанию о человеке средствами фиксируется возмож- ность превращения качеств воздействия человека на человека в качестве разрушения человека человеком.
Думается, что как нет четко выраженной границы между живым и неживым, так нет и четко выраженной меры разви- тия человека (да и человечества), ее можно только пробо-
вать искать, пытаться понимать качества жизни как уни- кального образования, где человек - только один их фено- менов живого, обладающий всеми качествами жизни и каче- ствами смерти тоже.
Отчасти поэтому проявления развития и регресса для каж- дого человека фиксируются и понимаются относительно кон- кретного исторического времени, в котором он живет. Можно опередить свое время (о чем говорит история научных откры- тий), можно безнадежно отстать, изобретая велосипед, можно и в старости сохранить детскую наивность и непосредственность, но не назовут ли это окружающие - глупостью и инфантилиз- мом. Можно и в восемьдесят лет сказать, что - с восхищением живу, а можно устать от самого себя в десять лет... Можно...
Самому человеку показатели его развития или регресса представляются как его возможности, они влияют на организа- цию его усилий, определяют «потребное» (Н.Бернштейн), же- лаемое будущее. Именно они связывают единой нитью время жизни, так как позволяют строить через собственные (умствен- ные или физические) усилия ее пространство. С этой точки зре- ния можно жить в пространстве собственного тела, можно жить в космическом (бесконечном) пространстве, можно жить в про- странстве своей семьи, города, страны, планеты...
Для Наблюдателя показатели развития или регресса чело- века можно обнаружить так:
- фиксируя его меняющиеся возможности по преобразова- нию предметов на протяжении некоторого времени его инди- видуальной жизни, в таком случае появляются проблемы точ- ности фиксации;
- фиксируя возможности человека по преобразованию предметов в сравнении с уже существующими вариантами изменения этого предмета другими людьми, в таком случае появляются проблемы качества преобразования. Если исхо- дить из того, что любой предмет имеет бесконечное множест- во свойств, то проблема качества преобразования может пре- вратиться в вариант «дурной» бесконечности. Появится необ- ходимость выбирать точку зрения, позицию, которая позво- лит сопоставлять различные преобразования предмета - су- ществовавшие и потенциально возможные. Другими словами, чтобы оценить качество преобразования, наблюдателю нужно владеть историей жизни предмета. А историй у нас, как из- вестно, две - история рода человеческого и индивидуальная история жизни человека. Какую из них брать за основу? Обе?
Изобретение уже упомянутого велосипеда в детском воз- расте и создание атомной бомбы в середине XX века - это
сопоставимые достижения, сопоставимые возможности? Не знаю, хотя очень хочу этот вопрос задать и себе, и вам, моим читателям...
Каждый ребенок, родившийся здоровым, переживает, от- крывает в себе такое свойство, как умение терпеть боль. Со- поставимо ли это индивидуальное достижение каждого из нас с глобальной социальной терпимостью к войнам, которые вспыхивают тут и там на нашей планете? Может быть, я не там хочу найти показатели проявления развития и регресса?
Может быть, можно говорить о развитии в индивидуаль- ной жизни человека, и это мало приложимо к истории челове- чества? Вопрос этот невольно возникает, когда пытаешься подвести хотя бы предварительные итоги XX столетию. Вой- ны, революции, голод, техногенные катастрофы - история ничему не учит... Печальных фактов очень много.
И если в известной степени развитие в индивидуальной био- графии человека связано с переживанием своей силы, своих возможностей воздействия на предметы, а регресс - с уменьше- нием, исчезновением этой силы, то для человечества этот пока- затель сегодня направлен против него самого и среды его оби- тания. У человечества достаточно силы, чтобы уничтожить себя и свою планету. Пересчитанные на сегодняшний день силы для этого дела многократно превышают возможности сопротивле- ния всего человечества, не говоря уже об отдельном человеке.
Две ориентации - ориентация на жизнеутверждение и ори- ентация на разрушение жизни (биофильская и некрофиль- ская) заявляют сегодня о себе в истории человечества громко и недвусмысленно, обрушиваясь в своем противостоянии на голову каждого человека через средства массовой информа- ции, обостряя в индивидуальной жизни переживание своих индивидуальных же возможностей. Вечная литературная (нет, жизненная!) проблема маленького человека наполняется но- вым, может быть, даже критическим содержанием. Ответ на вопрос к самому себе «Что я могу?» может быть роковым для многих, если человек ответит: «От меня ничего не зависит».
Так и переплетаются эти показатели индивидуального раз- вития и регресса с показателями, проявлениями развития (может быть) цивилизации.
Таким образом, проявления развития и регресса являются свойствами живого, свойствами, фиксирующими его изменчи- вость, позволяющими пережить вектор, направление этой изменчивости во времени. Время приобретает через эти пока- затели как бы индивидуальное лицо, становится моим или нашим временем, то есть временем, совпадающим с моими
усилиями или расходящимся с ними, с теми моими (или на- шими) усилиями, которые направлены на преобразование предметов. Получается, что можно отстать не только от кого- то или чего-то, но и от самого себя тоже, переживая невоз- можность воплощения усилий в преобразовании предмета. Подобное испытывает часто взрослый человек, воспитываю- щий подростка, который не меняется так, как хотел бы этого взрослый. Подобное испытывает ученый, в сотый раз ставя эксперимент и сталкиваясь с неудачей. Подобное испытывает героиня А.Вампилова в пьесе «Прошлым летом в Чулимске», поправляя и поправляя сломанный заборчик у сада...
Сколько эпитетов есть в языке для описания этого несов- падения усилий человека и времени преобразования предмета:
- преждевременные усилия,
- напрасные,
- бесполезные,
- неадекватные,
- бесплодные,
- безрезультатные,
- бесцельные,
- бессмысленные и тому подобные.
Важно то, что это несовпадение человеком воспринимается и переживается как отнесенное к разным реальностям - к себе и к предмету, который не стал моим, так как его изменение определяется не моим вектором силы.
Думается, что в этом несовпадении, в возможности такого несовпадения есть особый смысл, позволяющий человеку вы- делить свои собственные усилия как особый предмет, как осо- бое свое качество, которое можно фиксировать в виде пере- живания: «Я могу». Это переживание не только позволяет человеку ощутить свою силу как таковую, оно одновременно позволяет выделить и источник этой силы - собственное Я, которое не сводится к свойствам и качествам физического тела человека. Недаром для описания этого явления исполь- зуют такие понятия, как схема тела, зрительно-мышечная координация, мышечное чувство, образ тела и другие, не ме- нее сложные, а часто и таинственные по содержанию понятия, позволяющие их авторам' размышлять о том, как человек сосредоточивает свои усилия, как он направляет их, соотнося с конкретными обстоятельствами осуще
Не нашли то, что искали? Воспользуйтесь поиском гугл на сайте:
|