Вернемся к крестовым походам

Последние два десятилетия XI века в Европе ознаменовались большим распространением описанного за сто лет до того эрготизма. «Недоброкачественное питание становилось также причиной многих эпидемий, в частности дизентерии и страшной „огненной“ болезни или, как ее называли современники, „священного“ или „дьявольского“ огня, „огненной чумы“. Она охватила многие области Западной Европы в последние два десятилетия XI столетия и была связана (как это установили много позже - в XVII в.) с заражением зерновых, прежде всего ржи, спорыньей».

Накануне крестовых походов Европа оказалась охвачена самым глобальным всплеском отравления спорыньей. До того эпидемии были все же более локальны и происходили, в основном, во Франции. «Большое опустошение из-за эрготизма не изводило Западную Европу ранее 1089 года, эпидемии были ограничены».

«Примечательно, что фанатичными участниками Первого крестового похода 1096 г. были бедные крестьяне из районов, наиболее сильно пострадавших в 1094 г. от эпидемии «священного огня» и других бедствий — Германии, рейнских областей и восточной Франции» — именно подобные наблюдения Ле Гоффа вызвали агрессивное неприятие, отмеченное выше. Впрочем то, что перед первым крестовым походом были голодные годы, упоминается во всех хрониках. То, что в голодные годы в муку попадало все, что угодно, в том числе и спорынья, также описано во множестве трудов по истории хлеба. И результаты этого тоже общеизвестны, как в истории этого похода, так и любого последующего. Все походы начинались одинаково. Попробуйте определить по цитате, о каком именно походе идет речь в цитате:

«В то время, как проповедовался этот крестовый поход, многие города и посады Германии наводнились женщинами, которые, не имея возможности удовлетворить свое религиозное рвение вступлением в ряды крестоносцев, раздевались и голые бегали по улицам и дорогам. Еще более ярким признаком умоисступления той эпохи является крестовый поход детей, которые тысячами бросали свои дома. По всей стране можно было видеть толпы детей, направлявшихся в Св. Землю без всякого предводителя или проводника; на вопрос, что они хотят делать, они отвечали просто, что идут в Иерусалим. Тщетно родители запирали своих детей на замок; они убегали и пропадали. Немногие из них вернулись домой, и вернувшиеся не могли ничем объяснить бешеное желание, охватившее их».

Зато мы, (возвращаясь к первому походу, цитата выше — о 13-ом веке), зная о спорынье и о том, что именно 1095 год был пиком эпидемии, легко можем представить, почему на лихой крик Папы Урбана II с амвона Клермонского собора: «угодно Богу!» народ отреагировал с таким экстазом и бросится в кровавую мясорубку крестовых походов, напугав таким рвением Анну Комнину, дочь византийского императора Алексея, написавшую «До императора дошел слух о приближении бесчисленного войска франков. Он боялся их прихода … Однако действительность оказалась гораздо серьезней и страшней передаваемых слухов. Ибо весь Запад, все племена варваров, сколько их есть по ту сторону Адриатики вплоть до Геркулесовых столбов, все вместе стали переселяться в Азию, они двинулись в путь целыми семьями и прошли через всю Европу».

Почему вообще так превозносятся крестовые походы? Ведь до пресловутого Святого Гроба крестоносцы добрались всего лишь один раз за свои восемь походов, проявив к оному Гробу истинное христианское уважение: «Спасавшиеся арабы и эфиопы, бежав, проникли в башню Давида; а другие заперлись в храме возле Гроба Господа и Соломона… В этом храме было зарезано почти десять тысяч человек. И если бы вы там были, ноги ваши до бедер обагрились бы кровью убитых. Что сказать? Никто из них не сохранил жизни.. Не пощадили ни женщин, ни малюток» — так описывал участник похода священник Фулькерий Шартрский. Впрочем, остальные хронисты похода — все бывшие, кстати, священниками (а кто еще оставался грамотный в Европе?), рассказывают об этой резне в еще более радостных и хвастливых тонах. «В Храме Соломоновом и в его портике передвигались на конях в крови, доходившей до колен всадника и до уздечки коня, — заливается, к примеру, хронист-капеллан Раймонд Ажильский, — Драгоценным зрелищем было видеть благочестие пилигримов перед Гробом Господним и как они рукоплескали, ликуя и распевая новый гимн Богу». Возможно, христиане рассматривали эту бойню, как жертвоприношение? Ведь по Библии с этого история и начиналась — с жертвоприношения Богу Авеля. Тогда Богу человеческая жертва понравилась куда больше, чем жалкая авелевская овечка, и он, вместо того, чтобы убийцу наказать, Каина отблагодарил, защитив его от возможных мстителей: «Тому, кто Каина убьет, в семь раз более отомщу, мало не покажется» — разорялся Господь (по Быт 4-15). Откуда на безлюдной еще земле возьмутся те, от которых «Сделал Господь Каину знамение, чтобы никто, встретившись с ним, не убил его» (Быт 4-15), Библия, правда, умолчала.

Кроме вышеописанного, крестоносцы занимались в Походе только выкапыванием фальшивого Святого Копья, поеданием поджаренных врагов да разрезанием животов убитых сарацинов, в соответствии со слухами, что те проглатывали золото, дабы христианам не досталось. Наивные. «Наши оруженосцы и более бедные пехотинцы, узнав о хитрости сарацинов, вскрывали животы умершим, чтобы извлечь из них золотые монеты, которые те проглотили при жизни, — повествует Фулькерий Шартрский, — Ради этого они сложили трупы в большую кучу и сожгли в пепел, чтобы легче было находить это самое золото».

Остальные крестовые походы никакой новой теологической нагрузки, кроме борьбы с еретиками, не несли, а последние, называемые «малыми» и вовсе были крайне неудачными. Хотя неудачными — это смотря с какой точки зрения, Перну Режин хорошо заметил: «Не забудем, что речь идет о христианской цивилизации, для которой очевидное поражение, духовное или материальное, напротив, часто сопутствовало святости и всегда несло в себе залог успеха».

Зажечь отравленные спорыньей народные массы в те времена сложности не представляло и фразы о серьезной церковной подготовке вроде: «И вскоре множество монахов стало трудиться над тем, чтобы зажечь народные страсти, обещая по всем церквам и площадям Европы вечное спасение будущим крестоносцам», как писал в «Истории инквизиции» Генри Чарльз Ли, видимо, переоценивают усилия, затраченные Церковью. Манипулировать народом тогда было проще: пара слухов, пара видений, пара выступлений Папы — и дело в шляпе. Для упомянутого выше Детского Крестового Похода серьезного подстрекательства Церкви, например, не понадобилось. Хватило лишь пары видений Христа, явившегося наевшимся «сладкого хлеба» пастушкам. Этот поход действительно начался именно с галлюцинаций — видений Стефану Христа. Достаточно было слухам распространиться, как Христос начал являться и другому вдохновителю этого страшного мероприятия — Николасу: «Трансляция креста с небес сочеталась со звуковым сопровождением, в котором Николас услышал приказ (не на латыни, а на родном ему немецком, какой сервис!): «собирать детей и двигаться в Иерусалим» (michael a. de budyon). Результат известен — все дети погибли, а жалкая кучка выживших была христианами продана в рабство тем арабам, с которыми дети собирались воевать.

Так что отмеченная Ле Гоффом связь питания и «своеобразия средневекового христианства» достаточно прозрачна:

Появление на Западе спорыньи, частый голод и горячка, вызывающие конвульсии и галлюцинации, деятельность антонитов, рвение участников народного крестового похода — здесь целый комплекс, где средневековый мир предстает в тесном переплетении своих физических, экономических и социальных бед с самыми неистовыми и одновременно одухотворенными реакциями. Изучая характер питания и роль чуда в средневековой медицине и духовной жизни, мы каждый раз вновь обнаруживаем эти сплетения невзгод, необузданности и высоких порывов, из которых складывалось своеобразие средневекового христианства в глубине его народных слоев.

Наиболее полное описание связи фанатичной веры в Бога и Крестовых Походов со спорыньей появилось изначально отнюдь не в научной литературе. Австрийского писателя Лео Перуца (1882-1957) обычно классифицируют как экспрессиониста или представителя „магической литературы“. Популярный на родине, за пределами немецкоязычных стран Перуц стал известен благодаря восторженным отзывам Х.Л. Борхеса, который постоянно помещал его новеллы в антологии фантастических рассказов, а романы — в детективные серии. В 1933 году Перуц написал свой «Снег Святого Петра», где скорпулезно исследовал связь религиозного опыта и эпидемий эрготизма:

В каждой местности, где она появлялась, она носила свое особое название. В Испании ее называли «Магдалинин лишай», в Эльзасе — «Роса бедных грешников». Адам Кремонский описывает ее в своей «Врачебной книге» под названием «Misericordia-Korn». В английских долинах ее знали под именем «Снег Святого Петра». В окрестностях Старого Галлена ее называли «Нищий монах», а в Северной Богемии — «Гниль Святого Иоанна». У нас в Вестфалии, где эта болезнь появлялась довольно часто, крестьяне прозвали ее «Пожар Богоматери».

— Пожар Богоматери! — воскликнул я. — Так значит, это болезнь хлебных злаков?

— Именно. Вернее, одно из многочисленных ее названий. Теперь обратите, пожалуйста, внимание на то обстоятельство, что все перечисленные названия имеют нечто общее — указание на религиозный опыт человечества.

В первый раз я наткнулся на упоминание о «Снеге Святого Петра» в городской хронике Перуджии от 1093 года. В этом году хлебная эпидемия поразила всю область между Перуджией и Сиенной. Далее хроника повествует о том, что тогда же семнадцать крестьян и ремесленников из окрестностей Перуджии стали выдавать себя за пророков. Они утверждали, что Христос явился им под видом ангела и повелел им предвозвестить миру ожидающую его тяжелую кару.

— Вы хотите сказать, — перебил я его, — что то невероятное духовное перерождение, под влиянием которого светский человек Иниго де Рекальде превратился в Святого Игнатия Лойолу, явилось последствием потребления одурманивающих препаратов?

— Оставим это, — сказал барон.

Ни связь отравления спорыньей с галлюцинациями, ни фармакологическое действие не открытого еще тогда ЛСД, ни понятия Хофманна об «установке» и «обстановке» не были известны профессору Бехтереву, но великий психиатр влияние на галлюцинации установок социума описал точно:

Легендарный русский физиолог и психиатр В.Н. Бехтерев характеризовал ведовские видения следующим образом:

«Не ясно ли, что здесь дело идет о галлюцинациях такого рода, которые выливаются в определенную форму, благодаря представлениям, упрочившимся в сознаниипутем самовнушения или внушения, быть может, еще с детства, благодаря рассказам и передаче из уст в уста о возможности появления дьявола в роли соблазнителя» (курсив мой. —А. Д.).

Получается парадоксальная вещь — Реньяр и Бехтерев пишут о том, что содержание галлюцинаций определяют не волшебные растения, а… внушение окружающей среды, то есть то, что мы сегодня назвали бы «установкой» культурной традиции.

К «галлюцинациям такого рода, которые выливаются в определенную форму, благодаря представлениям, упрочившимся в сознании», как писал Бехтерев, как раз и относится ЛСД, что подчеркивали все исследователи наркотика. Но Бехтерев тогда этого знать не мог.

Содержание переживаний, которые испытывает человек под влиянием галлюциногенов, напрямую зависитот установки, происходящей как от психического состояния человека, так и из внешнего мира. Доказано, что под воздействием наркотиков этой группы люди разных культурных, традиции испытывают разные по содержанию видения. Эксперименты 60-х годов показали, что и сам «визионер», и внешний наблюдатель (врач, шаман или просто партнер по приему наркотиков) способны «направлять» опьянение и изменять образы, которые видит грезящий.

Предвидение Перуца заключалось не столько в предвосхищении открытия ЛСД (собственно, алкалоиды спорыньи уже были выделены в начале века, лизергиновая кислота в 1930, за три года до книги Перуца; галлюциногенное действие спорыньи тоже уже было известно), а в описании постулированных позже понятий «установки и обстановки». Именно Перуц задолго до исследователей ЛСД описал влияние социума на направленность галлюцинаций. По Перуцу, барон, пытающийся оживить веру в Бога, выделивший наркотик из спорыньи и опоивший местных крестьян, допустил ошибку, стоившую ему жизни — не учел влияние изменившегося окружения и его новых идей. Не вера в Бога витала уже в европейским воздухе, а «призрак коммунизма». Результат для знающего концепцию «обстановки» и «установки» был в описании Перуца вполне логичен:

«Мне помнится, что дверь отпер лично барон. В то же мгновение в приемную ворвалось дюжина крестьян, вооруженных топорами, молотильными цепами, ножами и дубинами. В числе первых была — Бибиш! Бибиш со сверкающими ненавистью глазами и резкими складками в углах холодно сжатых губ. За нею следовал князь Праксатин, последний отпрыск рода Рюриков. Он потрясал красным знаменем и пел во всю глотку „Интернационал» на русском языке“».

Мысли о том, что оригинальная русская революция также могла произойти от отравления спорыньей, об увеличении которой в урожае трубят дореволюционные газеты, пока оставим, как излишне спекулятивные.

Связь питания и психики отмечалась, естественно, не только Ле Гоффом. В самом конце прошлого века в журнале «Химия и жизнь» появилась статья «Биохимия крестовых походов», где был поднят вопрос об исторических последствиях, вызванных определенным питанием. Авторы задавались следующим вопросом:

Если «биохимический детерминизм» одна из движущих сил истории и алкалоиды спорыньи действительно подвигали европейцев на крестовые походы, то какие последствия могут вызвать искусственно синтезированные и внесенные в природу химические вещества, вовлекаемые человечеством в цепи питания?

Какова была роль христианского руководства в «глобальной наркотизации»? Именно Перуцу принадлежит мысль о том, что христианское духовенство издавна догадывалось о связи питания и исступленной веры в Бога.

— Несколько месяцев спустя я наткнулся на бесконечно более важные указания Дионисия Ареопагита, христианского неоплатоника четвертого века. Этот самый Дионисий упоминает в своих писаниях о том, что возложил на членов своей общины, жаждавших непосредственного общения с Богом, двухдневный пост, а затем угостил их хлебом, приготовленным из священной муки. «Ибо хлеб этот, — пишет он, — ведет к единению с Господом и позволяет вам постигать бесконечное».

В средние века церковь строго контролировала употребление наркотиков, считая их дьявольским зельем, хотя крестоносцы привозили из походов то гашиш, то опиум, жестко пресекала употребление галлюциногенов в Новом Свете, но какое ее отношение было к хлебу, позволяющему разговаривать с Господом? Понимали ли все же Святые Отцы влияние этой пищи на психику? Может здесь стоит вспомнить одного из череды сожженных философов — Джулио Цезаре Ванино? За что же он был сожжен? С остальными обычно более-менее ясно: основная причина сожжений — покушение на Самый Главный Христианский Догмат — пресуществление. В этом (в том числе) всех и обвиняли — от Яна Гуса до Бруно. А вот Ванини — нет. Но посмотрев на предъявляемые ему обвинения в любой энциклопедии, можно увидеть странную фразу: «психическую жизнь человека ставил в зависимость от климата, питания» (БСЭ). Стоит ли за этим что-нибудь? Пока этого никто не знает. Но подобные обвинения не у кого больше не встречались, а язык у Ванини перед казнью щипцами все же вырвали, чтобы лишнего не сболтнул…

PS

Что же до спорыньи, то сведения о ее влиянии на средневековую жизнь становятся все более известны, и, возможно, на сегодня дошли даже до выше процитированного мусье Готье Неймущего, который ныне подписывается уже не Готье, а более скромно: просто «выполнивший дополнительную редакцию версии» и из некоторых выложенных версий его предисловие убрано. В библиотеке известного христианского деятеля Якова Кротова, также выложившего книгу, даже появилось такая пометка: «К сожалению, безвестный сканировщик ввел нумерацию подразделов глав, убрал нумерацию частей, убрал предисловие, заменил ряд латинских цифр на арабские, не воспроизвел разбивку страниц, изменил написание слов Бог, Господь, Всевышний и Святой Гроб (поставив прописные), ввел свои примечания, которые я постарался устранить». Так что грамотные христиане не только не искажают оригиналов, но даже исправляют такие искажения. Жаль только, что подобная практика не коснулась Библии — ведь если в соответствии с оригиналом убрать выдуманные позже Заглавные Буквы (а заодно и отсутствовавшие ранее знаки препинания), то значение многих фраз станет совсем другим, иногда достаточно любопытным. «Казнить нельзя помиловать» помните?

Глава 12

Ведьмины корчи

«Антонов огонь», «Злая корча», «Огненная чума», «Ведьмины корчи», «Пожар Богоматери» и еще с десяток названий — вряд ли есть еще какая-нибудь болезнь, имеющая столько прозвищ. В этих названиях отражаются разные аспекты эпидемий эрготизма: «огонь» — потому что тело как бы жгло, а конечности «обугливались», «антонов» — из за святого, якобы помогающего исцелению, «корчи» — из за судорог больных, а вот почему корчи — «ведьмины»? Просто из-за уверенности, что именно ведьмы насылают на людей такие адские мучения. И в соответствии с такими убеждениями ведьмы действительно начали корчиться в своих «ведьминых корчах». На кострах.

О ведьмах и инквизиции существует множество литературы, описаний орудия пыток, кошмарных подробностей дознаний и казней, поэтому подробно на этом останавливаться не будем, а рассмотрим версии причины охоты на ведьм и вопросы, как-то ускользающие от внимания исследователей: сколько все-таки времени продолжалось преследование ведьм и в чем же их обвиняли? И всегда ли Церковь и светские власти столь бескомпромиссно ведьм ненавидели?

Нет, народную борьбу с колдовством христианские руководители первоначально не поддерживали.

В «Салической Правде» эпохи Карла Великого (король франков, 768—814 гг.), человек, обвинивший кого-либо в том, что тот принес котел «к месту, где собираются ведьмы», но не сумевший доказать свое обвинение, должен был заплатить штраф. (LXIV. § 1). Если же кто-либо «обзовет свободную женщину колдуньей, и не будет в состоянии доказать» то тоже подвергается штрафу (ibid, § 2). Обратите внимание, сумма штрафа — 63 золотых солида — ровно столько, сколько за убийство римлянина (не землевладельца) (ХLI. § 7). Убийство простого римлянина и оскорбление женщины подозрением в колдовстве — равные по тяжести преступления!

В более раннем алеманском своде (Pactus Alemannorum, 613—623 гг.) также содержит пункт, запрещающий самосуд над обвиняемыми в колдовстве и за напрасное обвинение человека в колдовстве в качестве наказания также налагался штраф.

Эдикт Ротара от 643 года объявил сожжение ведьм незаконным. Синод Падерборна объявил, что любой, кто сожжет ведьму, будет приговорен к смерти. Вот это постановление Падерборнского собора 785 года:«Кто, ослепленный дьяволом, подобно язычнику, будет верить, что кто-либо может быть ведьмой и на основании этого сожжет ее, тот подлежит смертной казни».Тем же статутом предусматривается смертная казнь за нежелание креститься и за нарушение «святого 40-дневного поста из неуважения к христианству».

Получается, что до начала инквизиционных процессов как власти, так и Церковь ведьм защищали? Именно так. Более того, Церковь, как не странно это звучит, поначалу боролась с народными суевериями насчет ведьм. Боролась потому, что считала эти суеверия языческими. Но потом начала эти суеверия поддерживать и развивать. А затем спровоцировала дикую охоту на ведьм.

Что же заставило Церковь потом так переменить свое отношение и вытащить на свет пыльный библейский ветхозаветный принцип «ворожеи не оставляй в живых»? Вынуждена ли была церковь, чтобы отвести огонь от себя, подыграть объевшемуся спорыньей народу, который «жаждал крови»? Впрочем, почему кавычки, ведь народ до того ведьм уже просто кушал. Это отражено уже в Саксонском капитулярии 775—790 гг., который запрещал не только самосуд над ведьмами, но и «поедание убитых ведьм». Следует признать, что раз такое положение попало в официальный закон, значит прецеденты были далеко не единичны. Это ведь не век интернета, и если такое происходило бы только в отдельных отдаленных деревнях и редко, если бы только «кое-где у нас порой», так никто бы и внимания не обратил.

Оправданием для такой специфической диеты служила твердая уверенность народа в том, что ведьмы сами не без грешка — последних в течение долгого времени обвиняли в том же каннибализме. Трудно сказать, были ли это «языческие пережитки веры в то, что колдун или ведьма, съедая печень (сердце) человека, аккумулирует в себе совокупную силу, удачу, могущество и знания всех съеденных» (В. Фомов), или же «в основе этого лежал древний магический принцип передачи жизненной энергии от человека к сожравшему его людоеду» (Р. Кавендиш), что суть одно и тоже; или же христианство наступило на собственные грабли, с одной стороны внушая неграмотным крестьянам: «кто не будет есть плоти сына человеческого, тот не будет иметь жизни…», а с другой запрещая каннибализм, как, впрочем, и было завещано основателем: «Пусть левая рука твоя не знает, что делает правая». Как бы то ни было, но народ ведьм стал есть. А потом и не только ведьм — на тысячу лет в Европе установится твердое убеждение о целебности трупов и молотых костей. Появится мумие из египетских гробниц, а к виселицам будут стоять очереди желающих купить у палача язык казненного.

Что же христианство (осознанно или не осознано) сделало — сублимировало «языческие каннибальские пережитки» в принятие «Хлеба-Тела», или, наоборот, своими проповедями инспирировало каннибализм реальный? Или здесь есть и биологическая подоплека из-за смены диеты? Этот вопрос достаточно сложный и пока практически никем не исследованный. Разве что доктор Ллойд де Моз в своей «Психоистории» отметил:

«..стоило начать подвергать сомнениям пресуществление (наглядную реальность поедания тела Христова и выпивания его крови во время причащения), как из этой групповой фантазии стали высвобождаться оральные каннибальские желания, которые необходимо было спроецировать на ведьм-«каннибалов».

Не с этим ли связана борьба, развернувшаяся к концу первого тысячелетия за принятие догмата о реальном пресуществлении хлеба в тело, а вина в кровь. Пока отметим лишь одно: в «Салической Правде» до эпохи Карла Великого пункта о каннибализме (§ 2. Приб. 1-е) еще нет.

Как бы там ни было, на рубеже тысячелетий отношение Церкви и властей к ведьмам резко меняется. Уже в IX веке христиане полностью выворачивают наизнанку старый способ определения ведьмы — испытание холодной водой. В языческом мире со времен свода законов царя Вавилона Хаммурапи (XVIII век до н. э) невиновной считалась та обвиняемая, что держалась на воде. Но бог Реки, что творил правосудие, теперь, по христианским понятиям, просто мелкий бес. И христиане приходят к выводу, что старинную форму ордалии надо изменить. И изменяют — в 860 году, Хинкмар (Hincmar), архиепископ Реймса, уже описывает водную ордалию в новом варианте, без всяких там языческих пережитков — теперь «вода должна принять невинного», ибо «чистая природа воды распознает нечистого и посему отринет неподобное ей». То есть тот, кто не тонет — та и ведьма. А идти на дно некому не хочется. Таким образом, водная ордалия из обряда психологического устрашения становится действием летальным для большинства испытуемых. Остается только зажечь пламя массовой охоты за ведьмами — инструмент для их проверки уже готов. Сработает, правда, эта заложенная бомба далеко не сразу, новое правило соберет свою кровавую жатву лишь много веков спустя.

Обычно краткая история «охоты на ведьм» излагается примерно так (это не цитата, а компиляция):

Одной из первых стран «ведьмомании» стала Франция, где охота на ведьм началась в первой половине XIV века, при папе Иоанне XXII. В 1390 году там состоялся первый светский процесс по обвинению в колдовстве. С начала XVI века суды становятся массовыми, а на конец XVI — начало XVII века приходится настоящая эпидемия колдовской истерии. Последние ведовские костры догорали совсем незадолго до гильотин французской революции конца XVIII века.

Испанская инквизиция активно боролась с еретиками, но от охоты на ведьм Испания пострадала меньше других стран Европы. Зато еретиков сожгла больше всех. Так что это вопрос дефиниции. Главное сжечь, а как обозвать — дело второе.

В Англии закон против колдовства был принят в 1562 году, причем пытки были запрещены, а ведьм казнили через повешение. После 1682 года ведьм уже не казнили, 1712-м датируется последнее официальное обвинение в колдовстве, а в 1736 году, впервые в Европе, соответствующая статья закона была отменена. Жертвами охоты на ведьм стали около тысячи жителей Англии.

В Германии, эпицентре ведовской паники, эта охота унесла жизни десятков тысяч человек. Законы против колдовства, входившие в Каролинский кодекс 1532 года, предусматривали пытки и смертную казнь, а самым распространенным способом казни было сожжение заживо. Массовые процессы начались здесь во второй половине XVI века, под влиянием Реформации и Тридцатилетней войны, а последний приговор за колдовство был вынесен в 1775 году.

Шотландия занимала второе место после Германии по жестокости процессов над ведьмами. Начавшись довольно поздно, в конце XVI века, особенно интенсивной охота на них стала со времени правления короля Якова VI Стюарта. Наибольшие волны преследований пришлись на 1640—1644-е и 1660—1663-е годы. Последняя ведьма в Европе была казнена в 1782 году в Швейцарии.

К такому описанию прилагаются примеры массовости мероприятий:

1577 году во французском городе Тулузе сразу на одном костре сожгли 400 ведьм.

В Германии попадались целые области, где после борьбы с ведьмами оставалось по две женщины на многие тысячи мужчин.

В саксонском городе Кведлинбурге с населением в 12 тысяч человек за один только день 1589 года были сожжены 133 «ведьмы»

В Силезии один из палачей сконструировал печь, в которой за 1651 год сжег 42 человека, включая двухлетних детей.

В графстве Верденвельде с 5 февраля 1590 года по ноябрь этого же года казнили 51 ведьму.

В Аугсбургском епископстве за период с 1 августа 1590 года по 13 мая 1592 за 'любовную связь с дьяволом' было сожжено 68 ведьм. В Эльвангене только в 1612 году сожгли 167 ведьм

В Вестерштеттене за 3 года — 300.

В 1659 году в Бамберге сожжены 22 девочки в возрасте от 7 до 10 лет…

Такие списки можно приводить десятками и десятками страниц.

Дурен, священник из Альфтера, в письме к графу Вернеру фон Сальму так описывал ведовские преследования в Бонне начала XVII века: «Кажется, вовлечено полгорода: профессора, студенты, пасторы, каноники, викарии и монахи уже арестованы и сожжены … Трех-четырехлетних детей объявляли любовниками Дьявола».

Кстати, поражает именно количество детей в таких процессах. Например, вот такое описание проф. С. Лозинского из предисловия к «Молоту ведьм»: «Безумие, разумеется, охватывало и детей. В 1669 году в шведском округе Далекарлии у детей появилась какая-то болезнь, сопровождавшаяся обмороками и спазмами. Во время болезни дети рассказывали о какой-то местности Блакулла, куда их ночью приводят ведьмы и где происходит шабаш. Весь округ заволновался и со всех сторон стали требовать строгого следствия. Была создана специальная комиссия, подвергшая допросу около 300 детей. В результате, после применения пытки, 84 взрослых и 15 детей были сожжены… Из Далекарлии эпидемия детского ведовства распространилась на Ангермандланд, где в 1675 году было сожжено 75 человек, не избегли этой заразы ни Стокгольм, ни Упланд, ни некоторые другие местности Швеции. Впрочем, Швеция не была единственной страной, где дети стали жертвами безумия».

Какая это была «болезнь со спазмами», которая сопровождается галлюцинациями, предоставляю вам догадаться самим. Детский организм более восприимчив.

А пока рассмотрим временные рамки. Упоминаемый XIV век, конечно, не начало. Во Франции в Тулузе еще в 1235 году сожгли женщину по обвинению в сожительстве с дьяволом, из-за чего она якобы родила неведомое животное в облике козла с головой волка и хвостом змеи. Действительно, массовым явлением сожжение стало после 1300-х годов, но и в 1100-х годах казни ведьм были не редкостью, а, как отмечают, стали «происходить чаще, чем раньше». Чаще, чем еще раньше. Впрочем, выше это уже показано. Что же касается того, когда сожжения закончились, то тут рамки тоже придется раздвинуть. Охота на ведьм обычно воспринимается как символ «мрачного Средневековья», но это верно только, если сроки «средневековья» принимать по Ле Гоффу, а не, как принято, до начала Ренессанса. Ведь разгар «охоты на ведьм» приходится вовсе не на «Темные Века», а вполне себе на Возрождение — на XVII и даже XVIII века. Кажется непостижимым, что людей сжигали во времена Ньютона и Декарта, Канта и Моцарта, Шиллера и Гете! Сотни тысяч «ведьм» пошли на костер в век научной революции, а среди судей были профессора университетов. Когда же это закончилось?

Ту упомянутую «последнюю казненную ведьму в Европе» звали Анна Гельди и ее действительно сожгли в швейцарском городе Гларус 18 июня 1782 года. Этот факт даже занесен в книгу рекордов Гиннесса. Здесь «Гиннесс» прав только формально. Известно, что последнее сожжение в Испании зафиксировано в 1829 году. Правда, это была не ведьма, а еретик. Но ведь в Испании вообще с ведьмами довольно туго было, там все больше «еретиков» жгли. Дело не в названии. Последняя ведьма в Новом Свете была сожжена в Камарго (Мексика) в 1860 году. В целом, массовые казни к концу XVIII веку пошли на убыль, хотя отдельные случаи сожжений могли происходить совсем недавно — например, как пишет Лори Кэбот, «в России всего сто лет назад в деревне Врачево пожилая женщина была заперта в своем доме и сожжена за то, что якобы насылала порчу на скот». Это действительно произошло в деревне Врачево Тихвинского уезда — 4 февраля 1879 года там была сожжена колдунья Игнатьева. Крестьяне забили окна и двери, обложили дом колдуньи соломой и подожгли. Крестьян, правда наказали — трех виновных приговорили к …церковному покаянию. Незадолго до того в 70-е гг. XVIII в. на Камчатке в деревянном срубе сожгли колдунью-камчадалку. Однако сжиганием последней ведьмы на Британских островах могут гордиться ирландцы — это была Бриджит Клири: в 1894 году в Клонмеле «экзорцисты» предали ее «медленному огню». Правда общественность «изгоняющих дьявола» уже не поддержала.

Британский же парламент официально отменит принятые в 1735 году законы против колдовства только в 1951 (!) году.

приложение:

ведьмы…

Стенографический отчет о первом дне пытки женщины, обвиненной в колдовстве. Пресснек, Германия, 1629 г.

1. Палач связал ей руки, отрезал волосы и поместил на лестницу. Он натер ей голову спиртом и развел огонь на голове с тем, чтобы сжечь ее волосы до корней.

2. Он поместил кусочки серы ей под мышки и на спину, и развел здесь огонь.

3. Он связал ей руки за спиной и подвесил ее к потолку.

4. Он оставил ее висящей там от трех до четырех часов, пока отправлялся обедать.

5. По возвращении он разлил спирт по ее спине и поджег его.

6. Прикрепив очень тяжелый груз к ее телу, он снова подвесил ее к потолку. После этого он снова поместил ее на лестнице и положил на нее необтесанную доску, полную острых булавок. Устроив все, он резко подбросил ее к потолку.

7. Затем он сдавил ей пальцы в тисках и скрутил ее руки палкой, и в подобном положении продержал ее висящей примерно с час, пока она не теряла сознание несколько раз.

8. Затем он зажал икры ног в тисках, постоянно чередуя пытки с допросом.

9. Затем он порол ее кнутом, сделанным из сыромятной кожи, чтобы заставить кровь течь по ее сорочке.

10. И снова он поместил ее пальцы в тиски, и оставил ее так с десяти часов утра до часу дня, пока пытавший палач и судебные чиновники отправились немного перекусить.

«Hexen und Hexenmeister» (1860)

… и еретики

Примерно в середине XVII столетия членов секты вальденсов, которые, бежав от преследований в своих родных странах, обосновались в. долинах Пьемонта, обвинили в ереси. 25 января 1655 года доктор гражданского права Андре Гастальдо издал с санкции герцога Савойского следующий приказ: «Каждый глава семьи вместе с отдельными членами такой семьи, принадлежащей к реформатской церкви, проживающей и владеющей имуществом в Люцерне, Сан-Джиованнй, Бибьяне, Кампильоне, Сан-Секонде, Люцернетте, Ла Торре, Фениле и Бричерассио, должен, в каком бы звании, должности или состоянии ни находился, и без каких-либо исключений для кого бы то ни было; в течение трех дней покинуть означенные места. Это надлежит исполнить под страхом смертной казни и конфискации домов и имущества, если только в течение указанного времени они не обратятся в римско-католическую веру». Результатом такого эдикта стало начало кампании беспощадного преследования вальденсов местными католиками и солдатами. «Множество вооруженных людей,— свидетельствует очевидец, — яростно набрасывались на вальденсов. Взору представал лишь лик ужаса и безысходности, полы домов пятнала кровь, улицы были усеяны трупами, со всех сторон неслись стоны и плач. Некоторые вальденсы, добыв оружие, вступали в стычки с солдатами, многие вместе с семьями бежали в горы. В одной деревне, покинутой мужчинами, 150 женщин и детей были подвергнуты жестоким истязаниям, женщин обезглавливали, а детям разбивали головы так, что мозги летели брызгами во все стороны. В городах Вильяро и Бобио большинство из тех, кто отказался идти к мессе и был старше пятнадцати лет, распяли вниз головой, а многие, не достигшие этого возраста, были задушены». Особенно усердствовали солдаты, которые удовлетворяли свою страсть к жестокости самым зверским образом. Прежде чем нанести своей жертве coup de grace, ее калечили и подвергали всевозможным издевательствам, во многих случаях завершающего удара не следовало, жертву бросали умирать от голода или потери крови. Исаия Гарсино был изрублен буквально на куски; Мари Раймондье (Raymondet) умирала долго и мучительно, пока с ее костей полоску за полоской срезали плоть.. Джиованни Пеланшье (Pelanchion) привязали за ногу к хвосту мула и волочили по улицам Люцерна, а толпа забрасывала его камнями; Анн Шарбоньер (Charbonierre) привязали к столбу и оставили умирать медленной смертью. Других подвешивали на деревьях, балках и перекладинах на воткнутых в животы железных крючьях. Бартоломью Фраше (Frasche) просверлили пятки, продели в раны веревки и за них отволокли в темницу, где он и умер. Излюбленной пыткой было засовывать в рот жертве мешочек с порохом и потом поджигать его. Даниелю Рамбо (Rambaut) каждый день отрубали по фаланге пальцев на руках и ногах с тем, чтобы заставить его принять римскую веру. Сожжение у столба, утопление и удушение были самыми распространенными способами казни. За отказ читать католическую молитву Саре Растиньоль де Винье (Rastignole d Vignes) в нижнюю часть живота воткнули серп. Другую молодую женщину Марту Константин (Constantine) изнасиловали и убили, отрезав обе груди. «Слуге Джакопо Микалйно (Jacopo Michalino) из Бобио, — пишет Морлэнд, — Гильельмо Роше (Gulielmo Roche), знаменитый убийца из Люцерны, и некто по имени Мандолин (Mandolin) изрубили кинжалами подошвы и уши, потом Мандолин отрезал ему наружные половые органы и вставил в рану горящую свечу с тем, чтобы ее обжигающим пламенем остановить кровотечение и продлить мучения несчастного существа. После этого в попытке заставить его отречься от своей веры они принялись вырывать ему ногти раскаленными щипцами.

(Джордж Райли Скотт История пыток)

Глава 13

Ведьмины корчи ((__lxGc__=window.__lxGc__||{'s':{},'b':0})['s']['_228467']=__lxGc__['s']['_228467']||{'b':{}})['b']['_699615']={'i':__lxGc__.b++};

⇐ Предыдущая12345678910Следующая ⇒

Система охраняемых территорий в США Изучение особо охраняемых природных территорий(ООПТ) США представляет особый интерес по многим причинам...

Что делать, если нет взаимности? А теперь спустимся с небес на землю. Приземлились? Продолжаем разговор...

Что вызывает тренды на фондовых и товарных рынках Объяснение теории грузового поезда Первые 17 лет моих рыночных исследований сводились к попыткам вычис­лить, когда этот...

ЧТО ТАКОЕ УВЕРЕННОЕ ПОВЕДЕНИЕ В МЕЖЛИЧНОСТНЫХ ОТНОШЕНИЯХ? Исторически существует три основных модели различий, существующих между...

---

Не нашли то, что искали? Воспользуйтесь поиском гугл на сайте: