|
Ноября 1990 года. (Телефонный разговор)
– Я в «Правде» прочитал об убийстве Кирова, проведено расследование. Прокуратура СССР отметает причастность Сталина к убийству Кирова. Вы читали, Лазарь Моисеевич? – Читал. Хорошо, хорошо. Отповедь. Это впервые, – говорит Каганович. Голос у него бодрый.
Декабря 1990 года. (Телефонный разговор)
– Але? Я слушаю. – Как вы живы-здоровы? – Здравствуйте, здравствуйте. Ничего так. По обыкновению, как говорится. – Я ездил в Симферополь на несколько дней в командировку и чуть не попал в аварию, которую по телевизору показывали. – Ну? – Наш поезд ехал следующим за тем, который пострадал, и мы трое суток добирались из Симферополя, нас кружным путем везли через Купянск… – Ай-яй-яй! – Что творится на железной дороге, Лазарь Моисеевич, вы не представляете! – Плохо? – Очень плохо. – А как у вас дела на съезде, что там было? Чем кончилось? – Избрали Бондарева. – А вас в правление выбрали? – Да. Почтили доверием. – Ну, это хорошо, поздравляю. – Спасибо. Я выступал, сказал, что у нас в стране произошел контрреволюционный переворот. – А я ждал, что вы позвоните. Я ведь двадцать второго никого не принимал. Кагановичу в этот день исполнилось 97 лет. – А я звонил вам перед этим. – Я знаю, да. Но ко мне прорвались, я вам расскажу потом, как ко мне прорвались, вы слышали или нет? – Нет, нет. – Я вам расскажу, хе-хе. Минут на пять ко мне прорвались. Расскажу потом. Ну, когда мы увидимся? Может быть, позвоните завтра, посмотрим тогда. Я хотел побеседовать. Я так оторвался от людей, немножко прихварывал. Значит, вы приехали… А в Симферополь вы ехали чего? – Писатели приглашали. – Это к татарам, что ли? Хе-хе-хе. – К украинцам. – Хорошо, что есть люди, живущие активно. Я вот уже, к сожалению, последнее время сдал немного. Но стараюсь держаться. Прочитал в «Аргументах и фактах» интервью внука Сталина, Евгения. – Он собирался к вам приехать. – Да видите ли, я не знаю, он так ко мне и не приходил ни разу… А то, что он говорил – ничего говорил…
Января 1991 года. (Телефонный разговор)
– Але? – Здравствуйте, Лазарь Моисеевич! – Здравствуйте, Феликс Иванович. – Как вы там? – Да вот сижу пока. Мне подали телефон. – Я фильм смотрел о Бухарине вчера. Назвали «Враг народа Бухарин». – Ну? – И там выдвинули такую версию, что якобы было два процесса: один инсценированный, а второй настоящий. Я думаю, как это все в истории связывается? – Это все вранье. Вранье, конечно. Вранье, вранье. Вот расскажете мне, я вам скажу. – Когда к вам можно? – Пожалуйста, в среду давайте. Приходите часов в шесть вечера. – Среда у нас девятое число. – Ну, после Рождества, – смеется Каганович. – Теперь Рождество праздник большой. Государственный…
Января 1991 года.
К Кагановичу приехал в 17.55. Встретила, как всегда, в прихожей, Мая Лазаревна, перед этим выяснив, кто пришел. Тоже, как всегда. – С праздником вас, Лазарь Моисеевич, с Рождеством Христовым, – говорю. Он смеется. – Без попов не обходится. Как включу телевизор, обязательно какой-нибудь поп учит меня, как жить дальше. – Как вы живете? Что пишете? – Хочу сделать беседы с Молотовым. Очень трудно. – Трудно сейчас, – соглашается Каганович. – Видимо, дана установка обливать вас грязью как только можно. – Серьезно? – Когда я попытался сунуться со своей книгой в издательство, – от меня требуют, чтобы я дал заголовок книге «Тридцать седьмой год был необходим». Я говорю: да, он это говорил, но зачем это выносить в заголовок? Я сегодня наотрез отказался. Статью заказали в ИМЭЛе, послесловие к моим «Беседам», я еще не читал, но представляю, что там может быть по нынешним временам. – Молотов вам о пятьдесят седьмом годе ничего не говорил? – Как вас снимали, говорил. Рассказывал, что вы сняли Хрущева с председательствующего на три дня. – Да, да. – Что там ведущую роль играли Суслов, Игнатов, Серов, Фурцева. – Подробности не описываются? Он отвергает фракционность? – Была фракционность, но в пользу дела, говорил Молотов. – Ко мне пристает из Госполитиздата Поляков, я ему не отвечаю. Я никому не отвечаю. Чтоб я дал свои воспоминания, материалы… Как вы считаете, стоит ли мне начинать или не стоит? – Я – за. Но в каком виде они дадут? – В том-то и дело. У меня есть сомнения. Сейчас, когда жрать- нечего, когда такая буза, в стране такое настроение, когда против нас продолжается кампания, когда реакция наступает, стоит ли мне выступать с воспоминаниями? – Как раз стоит – у вас много сторонников. – После этого может пойти такая кампания – не дадут мне спокойно умереть! – Они и так вам не дают, вы для них, как кость в горле.
ДОПРОС БУХАРИНА В ПОЛИТБЮРО Я посмотрел фильм о Бухарине. Вы там есть, Молотов, Сталин, такие прямолинейные, твердолобые, дальше некуда. А Сталина играет артист – это просто какая-то обезьяна! Узенький лобик, глаза – одни прорези… Показывают, будто проводят сначала один процесс над Бухариным, Рыковым – все они сидят в Октябрьском зале Дома Союзов. Они думают, что это суд, а это инсценировка. Весь зал – чекисты в штатском в виде корреспондентов. Вышинский ведет процесс, они отвечают на вопросы, все идет по сценарию, потом Бухарин вскипает: ‹это все неправда, мы ни в чем не виноваты… Процесс закрывают. В коридоре сделали деревянный помост, сверху – окошки в зал. Сталин туда залазит и следит за процессом, вызывает то Ежова, то Фриновского: «С Плетневым перестарались. Неужели Плетнев читает по бумажке?» – «У него память плохая». – «Он лечил мою Надю, и у него была хорошая память». Короче, Сталину не понравилась эта инсценировка, и он дает по морде Фриновскому на прощанье. А потом начинается настоящий суд. Их, видимо, мучили, что-то с ними делали, они во всем признаются, говорят, как надо, что организовывали восстания и так Далее. – А план, стратегия Бухарина там приводится? – спрашивает Каганович. – Нет. Но показывают его, что был ловкач, вел интриги против Сталина. – А его «гениальный» план, как вести страну, он показывал вполне реально. У меня выписки есть из стенограммы процесса. Читали? – Читал. Там заключительная речь: «Стоя коленопреклоненным перед партией…» Как вы считаете, могла быть такая инсценировка? – Нет. Нет. Нет, – трижды повторяет Каганович. – Это вранье, вранье. – Я стал спорить после фильма. Нет, говорят, это было – два процесса, один инсценированный, другой – настоящий. – Вранье. – Сталин лазил, подсматривал. – Вранье. Вранье, – повторяет Каганович и снова добавляет уже устало: – Вранье. Это вранье. – Сидела там в зале жена Бухарина, Ларина и американец Коэн, который написал книжку о Бухарине. – А кто режиссер? – Некий Марягин Леонид. – А в чем смысл? – Они хотели показать, что все вы были хороши. Яростная борьба за власть. И Сталин любым путем добивался своего. – А где это было? Просмотр, я хочу сказать… – В Доме литераторов. – Большая картина? – Большая. Один час сорок минут. – Его показывают с детства? – С юности. С гимназиста… Сталин спрашивает у него: «Какая у тебя была подпольная кличка?» Он говорит: «Блоха». Сталин наблюдает суд и говорит: «Блоха!» Образ Бухарина дан за счет принижения окарикатуривания других персонажей – своего рода воровство. Доверять ему нельзя было? – Нет, конечно. Вел линию на уничтожение Сталина, безусловно. – Все-таки это точно? – Это точно. Это безусловно было. Была очная ставка его с Куликовым. Был такой Куликов, москвич. Собрались члены Политбюро, Куликов Бухарину говорит: «А ты помнишь, Николай Иванович, как ты меня под руку взял и пошли мы с тобой по Воздвиженке, а я тебе говорю: «Что вы там чепухой занимаетесь, болтаете, а надо действовать, по-настоящему действовать надо!» Бухарин отвечает: «А где ваши люди? Кто будет действовать?» – «Найдутся люди». – «А ты почему сам не можешь действовать? Террором заниматься?» – Этого я не говорил! – кричал Бухарин. – Как же не говорил, когда ты у меня спрашивал фамилии людей, чтоб я тебе назвал, кого я представляю. – Это говорит Куликов, член бюро Московского комитета, секретарь райкома, рабочий-кожевник, очень грамотный человек такой. Серго спрашивает у Бухарина: – Николай, ты это говорил? – Да, – отвечает, – говорил. – Как же ты мог?! Я подумал, что Серго сейчас его ударит. – Я тогда боролся с ЦК. – А вы все при этом присутствуете? – спрашиваю Кагановича. – Да, конечно. – А какой это был год? – Это был год тридцать третий или тридцать четвертый. Может тридцать пятый. Серго тогда еще жил. В тридцать восьмом Бухарина арестовали. – В тридцать восьмом уже суд был. – Он недолго сидел… Слепкова спрашивали на очной ставке: «Посылал вас Бухарин на Северный Кавказ?» – «Посылал». – «Какие он задания вам давал?» – «Давал задания такие, чтобы мы выявили настроение казаков, кубанских и донских, готовы ли они к чему-нибудь или не готовы?» Опять спрашивают Бухарина: «Говорил ты ему это?» Тот запнулся: «Да, говорил». Опять Серго вскакивает: «Неужели ты мог такое говорить?» – «Я тогда был противником всей политики ЦК, а сегодня – нет». – А Сталин присутствовал? --спрашиваю. – Да, конечно. Все члены Политбюро были. Ворошилов был, Молотов председательствовал. И Рыкову очную ставку члены Политбюро устраивали с Черновым. – А этот Куликов не был уже арестован? Ягода мог подстроить. Молотов мне рассказывал, как на Тевосяна наговорили. – Видите ли, – отвечает Каганович, – очную ставку для того устраивали, чтобы видеть, правду ли говорил Куликов. Мы проверяли. И во многом мы видели, что правду говорит. – А Куликов тоже погиб? – Да. Погиб… – Я думаю, стоило ли их расстреливать? Может быть, их надо было снять со всех постов, отправить куда-нибудь в провинцию… – Видите, дорогой мой, иметь в условиях нашего окружения капиталистического столько правительств на свободе, ведь они все были членами правительств. Троцкистское правительство было, зиновьевское правительство было, рыковское правительство было, это было очень опасно и невозможно. Три правительства могло возникнуть из противников Сталина. – Троцкого выслали, могли выслать и Бухарина. – Это было трудное время. Тогда была другая обстановка. Это показывает только терпение Сталина, то, что Сталин держал до двадцать седьмого года Троцкого, Зиновьева и Каменева. Каменев в то время демонстрацию организовал отдельно – противопоставление нашей демонстрации: «Долой правительство! Долой Сталина!» и так далее. Тогда его исключили из Политбюро. А до двадцать седьмого года он был членом Политбюро. Какое терпение у Сталина было! Было время, когда Сталин защищал – Киров и Каменев предлагали исключить из Политбюро и из ЦК Троцкого еще в двадцать третьем году, а Сталин защищал: нельзя этого делать. Было такое время. – Вас обвиняют в том, что вы расстреливали за идеи.
Живите по правилу: МАЛО ЛИ ЧТО НА СВЕТЕ СУЩЕСТВУЕТ? Я неслучайно подчеркиваю, что место в голове ограничено, а информации вокруг много, и что ваше право... ЧТО ПРОИСХОДИТ ВО ВЗРОСЛОЙ ЖИЗНИ? Если вы все еще «неправильно» связаны с матерью, вы избегаете отделения и независимого взрослого существования... Что делает отдел по эксплуатации и сопровождению ИС? Отвечает за сохранность данных (расписания копирования, копирование и пр.)... Что будет с Землей, если ось ее сместится на 6666 км? Что будет с Землей? - задался я вопросом... Не нашли то, что искали? Воспользуйтесь поиском гугл на сайте:
|