Миф о реальном валютном курсе

При денежной эмиссии происходит рост цен. Он неравно­мерен, какие-то товары дорожают раньше и сильнее, чем дру­гие. Поэтому, если сравнивать значение любого индекса цен с фактическими ценами любого товара, мы увидим, что они уве­личиваются несинхронно и непропорционально. То же самое наблюдается, если товаром, с которым мы делаем сравнение, будет иностранная валюта.

Если правительство устраивает эмиссию, неизбежно вы­растет и индекс внутренних цен, и курсы иностранных валют. Однако из-за этой неравномерности в течение какого-то пери­ода может получиться так, что внутренние цены уже вырос­ли, а валюты ещё не подорожали. Или наоборот: курсы инос­транных валют поднялись, а внутренние цены – те же, что и раньше. Многие экономисты, журналисты и политики уделяют этим двум специфическим ситуациям особое внимание, прида­вая им огромное значение и даже сочиняя о них мифы.

Существует даже специальный термин «реальный валют­ный курс», используемый для измерения разрыва между тем­пами увеличения ценовых индексов и темпами удорожания иностранных валют. Допустим, если индексы цен в России поднялись втрое, а курс доллара прыгнул с 28 до 56 рублей, это называется повышением реального курса рубля. Если же доллар подорожал не вдвое, а вчетверо, до 112 рублей, то ре­альный курс российской валюты снизился. Ну а если благодаря какому-то совпадению доллар вырос ровно в три раза и задер­жался на отметке «84 рубля», говорят, что реальный курс рубля стабилен.

Ситуация, когда курсы иностранных валют повышаются быстрее, чем внутренние цены, имеет характерную черту – в это время покупки на российском рынке становятся для ино­странцев и других обладателей иностранной валюты особенно дешёвыми. А вот для русских всё, что продаётся за границей, становится дорогим. Поэтому такие периоды называют не только периодами низкого реального курса рубля, но и периода относительно низкого уровня цен в России по сравнению с ми­ровыми. И наоборот: высокий реальный курс рубля – это то же самое, что высокий относительный уровень цен в России.

Среди экономистов есть два лагеря: одни хотят, чтобы у них в стране поддерживался высокий относительный уровень цен, а другие – чтобы низкий. И те, и другие столько раз высказы­вали свои аргументы в прессе и литературе, что они приобрели статус очевидных и общепринятых истин.

По-своему это удивительно – хотя эти точки зрения несо­вместимы, они одинаково уважаемы и почтенны. Представьте себе спор между двумя научными гипотезами: одна состоит в том, что Земля плоская, а приверженцы другой считают, что Земля шарообразная. «Шар – самая богоугодная фигура», – го­ворят одни, – «его форма идеальна, не случайно Солнце и Луна круглые, и глаза человека, зеркало души, тоже круглые». Другие отвечают: «Если бы Земля была шаровидной, все воды стекли бы по её поверхности вниз и в верхнем полушарии жить было бы невозможно». Публика слушает, и не может ни с чем спорить – обе системы аргументации кажутся непогрешимы­ми. Легче завести у себя в голове двоемыслие, чем выкинуть на свалку одну из этих достойных интеллектуальных традиций. Примерно в таком состоянии и находятся споры о желательном уровне реального валютного курса.

Мы намерены показать несостоятельность тех рекоменда­ций, которые предписывают России удерживать низкий реаль­ный курс рубля. При этом большую часть аргументов в пользу дорогого рубля мы тоже считаем ошибочными. Тем не менее, особую важность мы придаём критическому рассмотрению той популярной мифологии, которая развилась вокруг тезиса о том, что низкий курс национальной валюты благотворен для экономики, поскольку он облегчает экспорт и затрудняет им­порт, создавая благоприятные условия для внутреннего произ­водства.

Сторонники этого тезиса прямо заявляют: низкий относи­тельный уровень цен – это то, что нужно. Если в России, по мировым меркам, всё будет дёшево, иностранцы станут приез­жать сюда за покупками. Спрос на отечественную продукцию вырастет и внутреннее производство возрастёт. Кроме того, наши сограждане тоже увидят, что российские товары дешевле импортных, и переключатся на всё местное. Рост производс­тва, рост нашего ВВП, таким образом, будет гарантирован.

Причинно-следственные связи, изложенные выше, дейс­твительно верны. Но чтобы понять, где тут подвох, необходимо задуматься о базовых понятиях, которыми мы оперируем.

Возьмём, например, экспорт. Что хорошего в производстве каких бы то ни было товаров на экспорт? Допустим, я хозяин металлургического завода, который отгружает сталь в Америку. Зачем я это делаю, что я с этого получаю? Ответ очевиден – я получаю за свою сталь валюту, доллары.

Однако обладание этими бумажными знаками вряд ли для меня самоцель. Для чего же я могу их употребить? Во-первых, чтобы купить иностранные товары или услуги. Во-вторых, я могу поменять их на рубли и купить русские товары и услуги. В-третьих, я могу купить на доллары не товары и услуги, а какие-нибудь ценные бумаги или недвижимость.

Общее между этими целями то, что во всех случаях уве­личивается количество доступных мне реальных благ. Именно для этого и нужен экспорт. Собственно говоря, производство тоже нужно для этого и ни для чего больше. Нам нужны реаль­ные, физические предметы потребления, средства производс­тва, земли, постройки, оказанные нам услуги, а также докумен­ты, дающие нам право владеть, пользоваться и распоряжаться всем перечисленным. Поэтому если бы была возможность по­лучать все эти блага, не затрачивая никаких трудовых усилий, а просто благодаря милости природы, как мы получаем воздух и солнечный свет, то и никакого смысла производить что-то у нас бы не было. Аналогично, если бы все импортные товары привозились к нам совершенно бесплатно, а не в долг и не в обмен на наш экспорт или наше имущество, мы не имели бы нужды что-то экспортировать.

А теперь прикинем: возможно ли такое, что человек стал производить больше, а количество реальных благ, доступных ему, уменьшилось? Конечно, да! Можно придумать массу ситу­аций, показывающих, как такое могло бы случиться. Например, если вы увеличили производство, но при этом у вас сгорел дом. Или пропали сбережения. Или если вы увеличили производс­тво вдвое, но цена вашего товара снизилась втрое. Или если одновременно резко подорожали все товары, которые вы поку­паете. Или если у вас что-то отняли. Всё это вполне реальные ситуации.

Вернёмся к нашей исходной проблеме и вновь рассмотрим ситуацию, когда цены на внутреннем рынке растут медленнее, чем курсы иностранных валют и, таким образом, снижается относительный уровень цен в нашей экономике. В этом случае наши экспортные товары дешевеют, а закупаемые нами инос­транные товары дорожают, тут уже впору задуматься, а не пе­ревешивает ли этот проигрыш от перекоса цен тот выигрыш, который мы получаем от расширения производства?

Вероятно, с ходу ответить мы не сможем. Но определён­ность возникнет тогда, когда мы учтём, что девальвация рубля обесценит все наши рублёвые запасы и сбережения. И теперь увеличение производства, порождаемое девальвацией, пред­станет в совсем ином свете – все владельцы рублёвых остатков окажутся в положении погорельца, который лишился своего дома и теперь вынужден работать больше, а жить – хуже.

Чтобы сделать нашу аргументацию предельно ясной, на­рисуем следующий пример. Допустим, некий сторонник сти­мулирования производства посредством девальвации осущес­твил свои мечты в масштабе, превосходящем воображение. Внутренние российские иены остались такими, какими были, а вот доллар теперь стоит миллион рублей. Что это сулит лично нам и нашим знакомым?

Прежде всего, это означает, что средняя зарплата в России теперь составляет десять центов в год. Следовательно, теперь любой американский безработный за счёт одного месячного пособия может без проблем нанять в России несколько сотен рабочих на целый год вперёд. А чтобы выкупить на год впе­рёд весь российский ВВП (20 трлн. рублей) понадобится всего лишь 20 миллионов долларов. Если предположить, что все мы станем работать в два раза больше и наше внутреннее произ­водство удвоится, то и тогда любой человек, у которого есть 1 млрд. долларов, сможет выкупить всю нашу продукцию на 25 лет вперёд. Что уж говорить о том, с какой лёгкостью вла­дельцы долларов скупят все акции российских предприятий, землю, недвижимость и художественные ценности нашей страны. Ну а какая участь ждёт при таком раскладе тех жите­лей России, кто занял какую-то сумму в долларах, объяснять не надо – они немедленно обанкротятся.

Что же мы получаем в этом сценарии? Относительный уро­вень цен по мировым меркам у нас станет крайне низким. С точки зрения иностранцев (вернее, держателей долларов), всё здесь станет крайне дешёвым – и труд, и товары, и земля, и ак­ции. Все местные ресурсы будут выкуплены и загружены на полную мощность.

Производство действительно существенно вырастет. Но львиную долю всего этого производства скупят иностранцы, затратив на это совершенно ничтожную долю своего дохода. А тех, кто держал деньги в рублях, ожидает немедленная потеря всего и много-много низкооплачиваемой работы. Да, дешевиз­на это хорошо, но девальвация национальной валюты делает страну дешёвой только для иностранцев.

К счастью, такая гипертрофированная девальвация невоз­можна. Если бы доллар невообразимо вырос и иностранцы кинулись бы скупать всю Россию за смешные деньги, от это­го обвального спроса внутренние цены тоже подскочили бы и ликвидировали бы разрыв между индексами инфляции и кур­сом доллара. Но этот разрыв в любом случае исчез бы не сразу, и тот период, пока он существует – это время, когда держатели иностранных валют по заниженным ценам скупают всё, что есть или может быть у держателей рубля. Пусть и не в таком масштабе, как описано выше, но девальвация перекачивает бо­гатство от держателей национальной валюты к тем, кто имеет запасы иностранных денег. И чем дольше реальный курс дер­жится на низком уровне, чем дешевле страна, тем сильнее этот эффект.

Девальвация – это своего рода распродажа по сниженным ценам. Как и магазинная распродажа, она сопровождается боль­шим оживлением и «экспортным бумом». Отличие же между ними в том, что распродажу в магазине устраивают сами его хозяева, самостоятельно решающие, какую скидку они гото­вы дать, чтобы поскорее очистить свои склады и прилавки; а в случае девальвации людей никто не спрашивает. Они становят­ся пешками в игре, затеянной правительством.

Таким образом, если нас интересует увеличение производс­тва на экспорт как самоцель, если наша цель – заставить народ как можно больше работать, получая минимальные средства за максимальное количество вывезенных за границу товаров, то политика низкого реального курса рубля для этого подхо­дит лучше всего. Если же мы, наоборот, хотим, чтобы наши со­граждане получили как можно больше реальных благ, бесплат­но или по минимальным ценам доставленных из-за границы, и чтобы, посетив чужую страну, они могли бы там без серьёзных для себя затрат приобрести всё, что угодно, тогда мы должны выступать за высокий реальный курс нашей валюты.

Однако у правительства нет возможности искусственно обеспечить высокий реальный курс рубля. В самом деле, как это можно сделать? Надо, чтобы цены и зарплаты внутри стра­ны росли быстрее, чем за границей, но чтобы рубль при этом не обесценивался относительно иностранных валют. Для этого надо устроить в стране инфляцию и одновременно как-то всех убедить, что следует переводить деньги из долларов и евро в рубли. Подобную политику у нас пытались проводить в эпоху «валютного коридора», в 1995-98 гг.

Тогда деньги печатались почем зря, почти как в нача­ле 90-х, однако правительство торжественно заявляло, что оно контролирует курс рубля к доллару и не допустит резко­го обесценения нашей валюты в сравнении с американской. Чтобы придать своим словам вес, оно устраивало «валютные интервенции» – распродавало на бирже свои валютные резер­вы, обваливая тем самым доллар и укрепляя рубль. Естественно, в какой-то момент валютные резервы иссякли, после чего рубль за два месяца девальвировался относительно доллара в 4 раза. Борьба за высокий реальный курс – это всегда поиск дурака, который будет набивать карманы национальной валютой в то время, когда иностранные валюты подвержены инфляции в го­раздо меньшей степени. Понятно, что подобный авантюризм в долгосрочном периоде нежизеспособен.

Ну а для людей здравомыслящих можно предложить третий путь:

Ø осознать, что первый вариант откровенно глуп, а второй, с почти бесплатными импортными товарами, как правило, уто­пичен;

Ø понять, что оба возникают как результат перекоса ценовой структуры вследствие эмиссии;

Ø не забывать, что эмиссия вредна сама по себе;

Ø сосредоточиться на том, чтобы стабилизировать внутри страны предложение денег, а не манипулировать валютными рынками.

Если бы российские денежные власти руководствовались этими принципами, они никогда бы не говорили, что повыше­ние курса рубля – реального или номинального – представляет для кого-то проблему.

Итак, мы не смогли понять, почему российская денежная политика должна балансировать между инфляцией и дорогим рублём, и склоняемся в пользу дорогого рубля, впрочем, не осо­бо надеясь, что в наших силах обеспечить ему действительно высокий реальный курс. А как же денежные власти – они-то, наверное, старались как раз балансировать? Увы, они только говорили, что стараются балансировать, а в реальности делали всё, чтобы загнать страну в нешуточную инфляцию.

Судите сами – с января 2000 по октябрь 2005 года коли­чество наличных рублей в обращении выросло в 6,5 раз, а об­щая денежная масса, выпущенная Банком России – в 5,8 раз. Вдумайтесь: не прошло и пяти лет, а денежную массу увеличи­ли в шесть раз! О какой «борьбе с инфляцией» можно говорить при таких показателях? О каком «балансировании»?

Ситуация совершенно прозрачная: в течение пяти лет нами управляют радикальные инфляционисты, которые надувают де­нежную массу очень быстрыми темпами. Если же нам скажут, что, несмотря на эти темпы эмиссии, серьёзной инфляции в стране нет, мы ответим, что это и есть самое страшное. В США 1920-х гг. и в Японии 1980-х гг. эмиссионная накачка тоже не сопровождалась повышением ценовых индексов! Эмиссия, из-за которой цены вопиющим образом растут, похожа на буйно­го сумасшедшего, а такая, как в наших примерах, – на тихого. Тихих сумасшедших, как известно, лечить гораздо труднее…

Инфляционная политика, проводимая в России, не есть оте­чественное изобретение. Она основана на принципах, которые разделяются большинством современных экономистов. Как же в мире сложилась ситуация, когда откровенный инфляционизм пользуется поддержкой признанных экспертов? Об этом – в следующем разделе.

Как мир стал инфляционным

Мы живем в мире постоянно растущих цен. Где-то ценовые индексы ежегодно удваиваются, в других местах они возраста­ют на 10% или на 4% в год. Как бы то ни было, в любом случае за несколько десятилетий уровень цен возрастает в разы. Но так было не всегда.

До Первой мировой войны и Европа, и Северная Америка, и Россия жили в условиях золотого стандарта. В ту эпоху моне­ты из драгоценных металлов свободно обращались на рынке, и каждый, кто имел бумажную купюру, в любой момент мог об­менять ее на ту же сумму в золотых или серебряных монетах. При таком режиме правительство не может осуществлять бес­конечную эмиссию денег. Естественно, не возникает и сколько-нибудь серьёзной инфляции. Например, если сравнить цены основных товаров в Великобритании 1815 и 1914 годов, мы увидим, что они не изменились.

Каким же образом денежная система трансформировалась в то, что мы имеем сегодня? Создавал ли режим золотого стан­дарта какие-то проблемы, которые удалось решить, упразднив его?

На самом деле, большинство аргументов против золотого стандарта основано на мифе о вреде дефляции, который мы сейчас рассмотрим.

Миф о вреде дефляции

В любой стране руководитель центрального банка любит говорить о своих действиях по борьбе с инфляцией, то есть с ростом цен. Но если вы спросите его, хотел ли бы он, чтобы ин­дексы цен каждый год снижались, ответ будет неожиданным. Он скажет, что дефляция, уменьшение цен – это опасное зло, и если она станет хронической, страна окажется на пороге катас­трофы, подобной Великой депрессии в США. Более того, такие взгляды разделяют не только чиновники, но и предпринимате­ли. Для многих из них повышение цен ассоциируется с хоро­шей конъюнктурой, увеличением прибылей и экономическим ростом, а их падение – с прямо противоположными вещами.

На первый взгляд, страхи перед дефляцией абсолютно вздорны. Любой нормальный человек интересуется не тем, ка­кую сумму составляет его номинальный доход, а тем, что он может купить за эти деньги. И если ваша зарплата снижается, а цены на все товары снижаются ещё сильнее, это значит, что ваш доход растёт. То же самое верно и для предпринимателя: если его товар дешевеет, но зарплаты и цены сырья снижают­ся ещё сильнее, он в чистом плюсе. Если все цены снижаются равномерно, то никто не должен ни выиграть, ни проиграть. Если же одни товары дешевеют сильнее, чем другие, то потери одних субъектов экономики уравновешиваются выгодой дру­гих, и нет никаких оснований говорить об уменьшении «наци­онального богатства в целом».

Элементарная количественная теория денег говорит, что если объём производства товаров остаётся неизменным, а денежная масса растёт, то цены должны подняться, так как теперь на каждую единицу товара приходится больше денег. Аналогично, если количество произведенных товаров увели­чилось, а денежная масса стабильна, цены будут падать.

Растущее производство при постоянстве денежной массы – это наиболее естественное состояние экономики. По идее, дефляция должна быть для нас совершенно привычным и знакомым явлением, не вызывающим никакого страха. Так её воспринимали в XIX веке. Да и сегодня в тех отраслях эконо­мики, где производство растёт быстрее всего, мы видим то же самое. Самый характерный пример – компьютеры и их комплектующие. Сходная картина в секторе бытовой техники, мо­бильной связи. Как видим, зловещее действие падающих цен никого здесь не подавляет, и ничего похожего на Великую де­прессию не происходит.

Но если копнуть еще глубже, мы увидим, что некоторые ар­гументы противников дефляции вполне резонны. Во-первых, внезапная и организованная правительством дефляция произ­водит серьёзный перераспределяющий эффект. Она благопри­ятствует кредиторам и штрафует должников.

Допустим, Джон зарабатывает 1000 долларов в месяц и хо­чет купить в кредит компьютер, который стоит тоже 1000 дол­ларов. Он планирует каждый месяц откладывать из зарплаты сотню и через 10 месяцев после покупки полностью погасить долг. Решил – сделал. Компьютер уже стоит дома. Проходит месяц, наступает пора платить первый взнос на погашение кре­дита. Но за три дня до зарплаты начальник Джона говорит ему: «Дорогой Джон! В стране произошла дефляция. Теперь всё стоит в два раза дешевле. Билет в кино стоит не 10 долларов, а 5. Китайский плеер стоит не 100 долларов, а 50. Компьютер стоит не 1000 долларов, а 500; автомобиль – не 10000 долларов, а 5000. Так что и твоя зарплата, Джон, теперь не 1000 долларов в месяц, а только 500. Получи и распишись». И теперь, чтобы погасить кредит, Джону в течение 10 месяцев придётся отда­вать не 10% процентов зарплаты, как он рассчитывал, а 20%.

Ну, а банк, прокредитовавший покупку компьютера, получит нежданную прибыль.

Если эту дефляцию действительно организовало прави­тельство, то Джон скорее съест собственную шляпу, чем про­голосует за переизбрание нынешнего президента. Но если она произошла спонтанно, например, из-за внезапного техническо­го открытия, благодаря которому себестоимость всех товаров за один месяц снизилась в два раза, то Джон должен пенять только на себя. Когда мы даем в долг, мы рискуем проиграть из-за будущей инфляции, когда занимаем – рискуем потерять на дефляции.

Описанная картина – это ещё не самое худшее, что может быть. Заменим в нашей картине доллары на евро, а вместо Джона пусть будет Пьер – гражданин страны с сильными и по­литически влиятельными профсоюзами.

Пьер – член профсоюза, начальник не может ни снизить ему зарплату, ни уволить его. И вот с ним случается всё то же самое: он покупает компьютер в кредит, затем происходит тех­нологическая революция, все цены падают вдвое, в том чис­ле и цены на продукцию того завода, где работает Пьер. Тогда начальник вызывает его к себе и говорит: «Дорогой Пьер! В стране произошла дефляция. Теперь всё стоит в два раза дешевле. Поэтому, если бы я вдвое уменьшил твою зарплату, ты бы ничего не потерял. К сожалению, твой профсоюз запрещает мне сделать это. Но не думай, что всё останется по старому. Поскольку цены на нашу продукцию тоже упали вдвое, завод не сможет работать, выплачивая сотрудникам прежнюю зарплату. Возможно, ситуацию спасло бы резкое сокращение штатов, но профсоюз запрещает и его. Поэтому предприятие закрывается. До свидания, Пьер».

В такой ситуации у Пьера есть три пути. Во-первых, он мо­жет пойти в свой профком и сказать там: «Товарищи! Вы что, с ума сошли? Зачем нам гробить этот завод и оставаться без ра­боты? Буржуи хотят вдвое снизить нам зарплату. Черт с ними, пусть снизят. В конце концов, всё действительно подешевело вдвое. Если мы согласимся, то фактически ничего не потеря­ем». И если Пьер сможет убедить своих товарищей по профсо­юзу, то он попадёт в ту же ситуацию, в какой находится Джон. Ему снизят номинальную зарплату с 1000 евро до 500 евро, но благодаря повсеместному двукратному снижению цен он ни­чего не потеряет. За исключением того, что, подобно Джону, в течение 10 месяцев будет отдавать по кредиту за компьютер не 10%, а 20% своей зарплаты.

Второй доступный Пьеру вариант – смириться с разорени­ем завода, зарегистрироваться на бирже труда и отныне жить на пособие по безработице. Это классический сценарий Великой депрессии.

Третий же путь таков. Пьер скажет своему начальнику: «Месье! Неужели у вас нет идеи, как нейтрализовать сниже­ние цен, возникшее из-за этой чертовой технической революции? Позвоните в Европейский банк и скажите им, чтобы увеличили денежную массу вдвое. Тогда все цены вернутся к нормальному уровню. И вы сможете заплатить нам нашу при­вычную зарплату, не рискуя разориться».

Таким образом, первый путь – это обеспечение большей гибкости цен, создание возможности снижать номинальные цены и ставки заработной платы. Второй путь – это сплошные банкротства и массовая безработица по образцу Великой де­прессии. Третий путь – это недопущение дефляции, уравно­вешивание любой естественной тенденции к понижению цен посредством денежной эмиссии.

Суть мифа о дефляции, разделяемого современными эли­тами, в том, что первого пути не существует. Мы якобы долж­ны выбирать между эмиссией и ужасами в стиле 1930-х. Но эта альтернатива ложная. При свободном рынке труда (как у Джона) дефляция никаких ужасов вызвать не может. Конечно, она способна стать причиной перераспределения богатства, но эффект имущественного передела сопутствует любым новов­ведениям. Резкое снижение цен действительно бьёт по долж­никам, но не в большей мере, чем изобретение автомобилей в свое время ударило по мастерам-каретникам.

Таким образом, дефляция может стать причиной действи­тельно крупного ущерба только в ситуации жесткости цен, осо­бенно в ситуации, когда невозможно снижение номинальных ставок заработной платы. В XIX веке, в эпоху свободы предпринимательства, цены были гибкими, и когда они снижались, ничего катастрофического не происходило. В тот период, когда деньгами было золото и серебро, «технологически обусловлен­ная» дефляция была нормой.

Если в какой-то год производство драгоценных металлов росло быстрее, чем производство всех остальных благ, то цены повышались, а если, наоборот, запаздывало, то проис­ходило снижение цен. В обычный год производилось столько же золота и серебра, сколько в предыдущий, а вот количество прочих товаров возрастало. Но случались и такие годы, когда начиналась разработка недавно открытых золотых жил, и тог­да производство золота резко подскакивало. Эти годы обычно отмечены знаменитыми в истории «золотыми лихорадками»: в Калифорнии – в 1848 году, в Австралии – в 1851, в Южной Африке – в 1886 и на Клондайке – в 1897-1899 гг. Естественно, в такие моменты относительная цена золота падала, а цены всех остальных товаров повышались. Длительные периоды плавного снижения цен (2-3% в год) перемежались с довольно резкими всплесками инфляции во время «золотых лихорадок». А в целом на долгих промежутках времени инфляция удержи­валась около нулевого уровня.

На рубеже XIX и ХХ веков в обществе восторжествовали идеи, что свободный рынок труда неизбежно ведёт к эксплуа­тации трудящихся буржуазией и что государство должно вме­шиваться для предотвращения этого зла. Повсеместно стало возникать трудовое законодательство, ограничивающее свободу контракта применительно к найму работников. Первой закон о минимальной оплате труда приняла Новая Зеландия в 1894 году. В 1909 году в Великобритании был принят закон, который уста­новил минимальную заработную плату для отдельных секторов (например, для швейных фабрик). С 1912 года такие нормы по­являются в законодательстве отдельных штатов США.

Чем сильнее росла роль профсоюзов в экономике, тем жестче становилась структура цен, тем выше поднимался официальный минимум зарплаты. Как мы уже знаем, в условиях, когда снижать зарплаты ниже определенного уровня незаконно, дефляция действительно идёт рука об руку с без­работицей и массовыми банкротствами.

В 1914 году началась Первая мировая война. На момент первого выстрела все основные страны мира имели денежную систему, основанную на золотом стандарте, а к 1918 году эта система сохранилась только в Соединенных Штатах.

Правительства России, Германии, Англии, Франции, Австро-Венгрии и Италии сочли, что средства на войну лег­че всего изыскать путём эмиссии необеспеченных бумажных денег. Неудивительно, что война и первые послевоенные годы стали временем большой инфляции. Рост цен – постоянный спутник боевых действий.

Совершенно аналогичная картина наблюдалась и раньше: например, в эпоху наполеоновских войн или войны Севера и Юга в США. Но в то время правительство и общественное мне­ние, как правило, считали, что тяжелые военные обстоятельства вызвали в денежной системе досадное отклонение от нормы, которая должна быть восстановлена при первой возможности. «Восстановление» выглядело так: правительство накапливает золотой запас, и когда он достигает необходимого объёма, вы­купает весь избыток бумажных денег по довоенному паритету. Естественно, этот процесс сопровождается ростом покупатель­ной способности бумажных денег, то есть снижением цен.

После Первой мировой войны в большинстве европейских стран были предприняты попытки нормализовать денежное обращение старым проверенным способом. Началась законо­мерная дефляция. Но в условиях зарегулированных рынков это снижение цен не могло сопровождаться снижением номиналь­ной зарплаты. В результате начался рост безработицы.

На почве этих проблем развилась кейнсианская эконо­мическая теория. Если говорить кратко, то её суть в том, что основные макроэкономические проблемы обусловлены либо «недостаточным», либо «избыточным» совокупным спросом. Если в экономике предъявляется спрос на большее количест­во товаров, чем может быть изготовлено, то будет инфляция, рост цен. А если спрос недостаточен, то экономика столкнется с безработицей и простаивающими заводами. Чтобы победить инфляцию, правительство должно ликвидировать избыточный спрос, например, повышая налоги. А чтобы справиться с без­работицей, оно должно рисовать и тратить как можно больше денег, подтягивая совокупный спрос до уровня, при котором будет обеспечена полная занятость.

Так как кризисы 1921 и 1929 гг. сопровождались серьёз­ной безработицей, Кейнс в обоих случаях рекомендовал в качестве лекарства денежную эмиссию. Исполняя его предписания, европейские правительства в 1920-х отказались вос­станавливать золотой стандарт. В 1930-е очередь дошла и до США, где Франклин Рузвельт отменил свободный обмен дол­лара на золото де-факто, сохранив лишь «условную» привязку. Кейнсианская идеология доминировала в мире до середины 1970-х годов. За эти десятилетия инфляционная политика ста­ла типичной для развитых стран. В 1971 году это вылилось в окончательную ликвидацию золотого содержания доллара.

КЕЙНС, Джон Мейнард (John Maynard Keynes, 1883-1946)

Британский экономист, первый создатель макроэконо­мической теории, описывающей взаимосвязи между заня­тостью, деньгами и ставкой процента. С юности отличался враждебностью к традиционным ценностям викторианской Англии, в том числе и к политике невмешательства государ­ства в экономику. Сторонник интенсивного государственно­го регулирования рынков, денежной эмиссии и бюджетного дефицита. Неоднократно посещал СССР, был женат на рус­ской балерине. Его работы пользовались признанием в гит­леровской Германии; в предисловии к немецкому изданию своей книги Кейнс писал, что только в тоталитарном государ­стве его идеи могут быть осуществлены в полной мере. Был удачливым инвестором. Одновременно сделал блестящую карьеру на британской службе, в 1942 году получил титул барона и стал членом палаты лордов. Свою государствен­ную деятельность описывал формулой: «Я работаю на пра­вительство, которое презираю, ради целей, которые считаю преступными». Один из основателей МВФ. Основные рабо­ты – «Трактат о деньгах» (1922), «Общая теория занятости, процента и денег» (1936). Доктрина Кейнса доминировала в мировой экономической мысли до середины 1970-х гг.

Однако в середине 1970-х в США сложилось положение, когда высокая безработица сочеталась с высокой инфляцией. С точки зрения кейнсианства, такой расклад был невозможен и не имел убедительных объяснений. Кейнсианцы не знали, что советовать правительствам – то ли увеличивать, то ли умень­шать «совокупный спрос». В результате эта доктрина утратила своё влияние. Ей на смену пришёл монетаризм.

Экономисты этого направления считают главной причиной инфляции увеличение денежной массы, опережающее темпы роста реального производства. Они выступают за сдерживание эмиссии, но, будучи подверженными мифам о вредоносности дефляции, постоянно боятся перегнуть палку и не решаются проводить антиинфляционную политику твердо.

Что делать, если нет взаимности? А теперь спустимся с небес на землю. Приземлились? Продолжаем разговор...

Что вызывает тренды на фондовых и товарных рынках Объяснение теории грузового поезда Первые 17 лет моих рыночных исследований сводились к попыткам вычис­лить, когда этот...

Что делает отдел по эксплуатации и сопровождению ИС? Отвечает за сохранность данных (расписания копирования, копирование и пр.)...

Живите по правилу: МАЛО ЛИ ЧТО НА СВЕТЕ СУЩЕСТВУЕТ? Я неслучайно подчеркиваю, что место в голове ограничено, а информации вокруг много, и что ваше право...

Не нашли то, что искали? Воспользуйтесь поиском гугл на сайте: