Определение понятия. Характеристика общей теории

Общая теория может выделять схожесть суб- или метанаук, но ей не суждено быть чистой. Итак, Кельзен заблуждался относительно чистых наук — таких наук не бывает.

Еще одна идея Кельзена состояла в том, что возможность юриспруденции обусловливает некоторая основная норма. То, что он называет основной нормой, по сути, является принципом. Правильна ли эта установка Кельзена? Она заслуживает поддержки, но с известными оговорками. Трансценденталисты всегда подчеркивают, что речь идет об обосновании возможности науки. Почему возможна наука x? — Потому что есть принцип X. Так рассуждает кантианец, в том числе Кельзен. Но стоит присмотреться к современным наукам, как сразу же выясняется, что принцип придает всей теории некоторый сквозной для нее смысл, но он не определяет саму возможность ее. Науки возможны постольку, поскольку люди обладают способностью генерировать концепты, в том числе и принципы. Таким образом, принципа, который определял бы саму возможность существования юриспруденции, не существует. Тем не менее, установка на поиск принципа юриспруденции плодотворна. Ясно почему: теория начинается с принципа или же с принципов. Но и на этом пути Кельзена поджидала неудача.

Чистая общая теория является концептуальным фантомом. Разумеется, он не возглавляется каким-либо научным принципом. Именно поэтому Кельзен, несмотря на его титанические усилия, так и не сумел найти принцип юриспруденции. Но, как уже отмечалось, первоначалом юриспруденции являются принципы базовых наук, модифицированные в юридическом отношении. Кельзен, надо полагать, был бы против такой новации, ибо она, наверняка, была оценена им как попытка редукции юриспруденции к другим наукам. Но на такую реакцию есть сильное возражение. Принцип базовой науки и принцип мезометанаучной науки — это далеко не одно и то же. Там, где экономист руководствуется принципом максимизации продаж, юрист ставит и разрешает вопрос о юридической поддержке этого принципа, конструируя соответствующий концептуальный каркас. Юридическая наука не редуцируется к другой науке. Показательно, однако, что, избегая редукции юриспруденции, совсем не обязательно противопоставлять ее другим наукам. Кельзен явно не учел это обстоятельство должным образом. Впрочем, поставив вопрос о принципе юриспруденции, ученый, несомненно, сделал благотворное дело.

Кельзен поставил акцент на принципе юриспруденции в силу еще одного основания. Он полагал, что этим разрешит дилемму Юма сущее (должное). Сущее (читай, социальные факты) приобретает характер должного за счет вменения ему основной нормы. И вновь он ошибся, явно пойдя на поводу у Юма. В действительности дилемма Юма лишена строгого научного смысла. В одних науках изучают сущее, в других — должное. При этом нет никакой потребности выводить из сущего должное. Применительно к юриспруденции решающее обстоятельство состоит в том, что все правовые феномены изначально имеют характер долженствования.

Прокомментирую также вопрос об упорядоченности юридических концептов. Она, вопреки Кельзену, определяется не только принципом. Любая наука состоит из многих концептов. Исследователи постоянно решают задачу их согласования друг с другом, демонстрируя порой чудеса изворотливости. Как правило, предложений по упорядочению концептов много. Но, в конечном счете, наблюдается известная унификация в форме концептуальной трансдукции.

Много нареканий вызвал нормативный релятивизм Кельзена. Вроде бы каждый юрист знает, что ценностные ориентации меняются от одного общества к другому. Почему же в таком случае именно релятивизм Кельзена вызвал так много возражений? На наш взгляд, это случилось постольку, поскольку его релятивизм, не сопровождаемый соответствующими фактуальными «заземлениями», имеет излишне произвольный характер. Именно это как раз и вызывает возражения.

Уделив достаточно большое внимание критике теории Кельзена, обращусь также к его сторонникам. Они, естественно, воспринимают ее чуть ли не как последнее слово в юриспруденции. Кельзена часто называют юристом XX столетия[495]. Инициатива в столь высокой оценке творчества Кельзена принадлежит Х. Драйеру. Основная его идея состоит в том, что в теории поставлены фундаментальные проблемы, обновляемые, но, тем не менее, сохраняющие свою актуальность.

1. Х. Кельзену удалось развить впечатляющий вариант трансцендентальной юриспруденции.

2. Сердцевиной этой теории является представление об основной форме, которой он не сумел дать конкретную характеристику.

3. Так называемая чистая юриспруденция невозможна. Что касается общей юриспруденции, то она неразрывно связана со специфическими правовыми теориями.

4. Постановка Х. Кельзеном вопроса об основной форме стимулировала поиск принципов юриспруденции.

В современной юриспруденции господствует аналитическое направление. Его достойным соперником является герменевтическое направление, среди поклонников которого особенно много немецких авторов. Обеспечивая философскую базу для характеристики герменевтической юриспруденции, придется дать подробную соответствующую философскую справку.

Первоначально, начиная с Античности, герменевтика[496] понималась как искусство истолкования посланий богов. В Средние века значительного развития достигла теологическая герменевтика. Теперь герменевтика стала пониматься как искусство истолкования текстов. Средневековая теологическая герменевтика, следуя Августину, все существующее рассматривала как символ божественного. Это наталкивало на мысль о герменевтическом смысле не только текстов, но и вещей. В результате открывались подступы к универсальной герменевтике. В Новое время герменевтика постепенно освобождалась от преимущественной ориентации на теологию, все большее внимание уделялось филологии, истории и юриспруденции.

Значительной вехой в развитии философской герменевтики стали исследования Фридриха Шлейермахера, выполненные им в начале XIX в. Созданная им система имела философско-теологический характер. Он рассматривал в единстве философию, теологию и науку. Сам он считал своим главным достижением придание возвышенного смысла филологии[497]. Существенно другой разворот придал герменевтике в конце XIX столетия Вильгельм Дильтей. «Большая часть труда моей жизни, — отметил в год своей смерти Дильтей, — была посвящена общезначимой науке, которая должна создать для наук о духе прочное основание и внутреннюю взаимосвязь с целым»[498].

В. Дильтей как основатель научной герменевтики. В первую очередь благодаря Дильтею герменевтика стала пониматься не только в качестве философского учения, но и как научный метод гуманитарных дисциплин. В результате возрос авторитет герменевтики в глазах ученых.

Но в начале XX в. выяснилось, что герменевтический метод перегружен субъективно-психологическими моментами. Его освобождение от них состоялось в фундаментальной онтологии Мартина Хайдеггера (1927)[499], который в отличие от Дильтея характеризовал научный метод в снисходительном тоне. К тому же он свел значимость герменевтики исключительно к ее статусу как философского метода, не более того.

Ученик Хайдеггера Ханс-Георг Гадамер «поправил» своего учителя: он восстановил герменевтику в правах философского направления (1960)[500]. Теперь герменевтика стала рассматриваться как теория онтологического понимания. Вслед за Хайдеггером Гадамер противопоставлял герменевтику научному методу, якобы неспособному выявить подлинную суть явлений. К счастью, представители гуманитарных наук, в частности юриспруденции, не поверили Гадамеру. Многие из них, следуя традиции, заложенной Дильтеем, продолжали считать герменевтику научным методом гуманитарных наук. Причем в научном плане все чаще приоритет отдавался не герменевтике сознания Дильтея, а герменевтике бытия Гадамера.

Последняя также не осталась без критики. В рамках Франкфуртской школы, лидерами которой являлись Т. Адорно и М. Хоркхаймер, велись упорные исследования по созданию критической теории, которая понималась в качестве противовеса какой бы то ни было социальной апологетике. Герменевтика бытия Гадамера считалась недостаточно критической. Наибольший успех в указанном направлении выпал на долю Карл-Отто Апеля и Юргена Хабермаса, авторов теории дискурсивной этики. Ю. Хабермас в отличие от К.-О. Апеля уделяет более пристальное внимание социальным наукам, в том числе и юриспруденции. Ю. Хабермас — автор теории коммуникативного разума[501]. Он предельно внимательно относится к достижениям аналитической философии, многие из которых, в частности учение о речевых актах, он инкорпорирует в свою теорию. Тем не менее, Хабермас критически относится к аналитической философии, то и дело обвиняя ее сторонников в позитивизме. По сути, его теория коммуникативного разума является существенным обновлением герменевтики. Ее вполне допустимо квалифицировать в качестве критической герменевтики.

Подведу итоги краткого очерка развития герменевтики. Магистральная линия развития философской герменевтики в кратчайшем виде выглядит как вектор с четырьмя составляющими:

герменевтика сознания Шлейермахера → герменевтика сознания Дильтея → герменевтика бытия Гадамера → критическая герменевтика Хабермаса.

Тут же, несколько забегая вперед, отметим, что каждая из этих составляющих нашла свое воплощение во вполне определенных юридических концепциях. В этой связи достаточно отчетливо просматривается следующий параллелизм[502].

Разумеется, список сторонников герменевтической юриспруденции не исчерпывается приведенными именами. Но именно они знаменуют ее парадигмальные моменты.

Ниже детализируются содержание философской герменевтики, многие положения которой читатель может самостоятельно интерпретировать в область юриспруденции. Совсем не обязательно придерживаясь уже известных канонов.

Герменевтика сознания Шлейермахера — Дильтея ^{^[503]}. Дильтей считал, что в естествознании достаточно объяснения, в гуманитарных же науках речь должна идти о понимании людей. Чтобы добиться понимания, надо вчувствоваться в сознание людей, учесть историю его изменения и учесть связь целого (культуры) и его частей (сознаний отдельных людей). В значительной степени опираясь на исследования Шлейермахера, Дильтей полагал, что вчуствование в сознание человека позволяет понять его лучше, чем он сам себя понимает. Итак, воззрения Дильтея можно представить следующим образом^{^[504]}.

1. В осмыслении нуждается целое, а не просто сознание отдельного человека.

2. Но каждое событие, входящее в состав целого, уникально.

3. Основанием понимания должны стать категории жизненного опыта.

4. Другого мы понимаем постольку, поскольку он аналогичен нам.

5. Понимание другого содержит два момента, интерпретацию и вчуствование.

6. Понимание выступает как сопережитое во вчуствовании.

7. В понимании реализуется герменевтический круг: целое понимается на основе элементов, а элементы — на основе целого.

8. Целое — это жизнь, которая образуется посредством опыта людей и их коммуникаций. Духовная жизнь отдельного человека — лишь часть жизни общества в целом.

9. Категории, используемые в науке о духе (значимость, ценность, идеал, цель), — это категории жизни.

10. Науки о духе можно назвать понимающими (имеется в виду, что они не имеют дела с причинно-следственными зависимостями).

Герменевтика бытия Гадамера. Она также может быть представлена в форме значимых философских требований^{^[505]}.

1. Процесс герменевтической рефлексии инициируется нахождением человека в определенной диалектической ситуации, с которой необходимо совладать.

2. Именно в этой связи реализуется диалектика вопросов и ответов. Наиболее очевидным образом она представлена в диалоговой коммуникации людей. Вопрос задается таким образом, чтобы отчасти предвосхитить ответ на него. В диалоге как раз осуществляется понимание.

3. Подлинное чудо состоит в том, что существует «язык, на котором говорят вещи, — какого бы рода ни были эти вещи в каждом данном случае»^{^[506]}. В научном отношении это следует понимать следующим образом. Например, физические объекты не обладают языком, но их понимание реализуется именно в нем, а не в сознании.

4. Каждый участник диалога последовательно расширяет горизонт своего понимания.

5. Каждая добытая в диалоге порция смысла непременно используется в действии. Понимание всегда действенно, практично.

7. Понимание собирается и сгущается в слове. Слово — это не просто знак, а предвосхищение и постижение целого, единства человека и ситуации.

8. Суть дела как раз и есть целое, выступающее как слово-символ. Символ есть знамение целого.

9. Герменевтический круг состоит во взаимной определимости части и целого. К целому неприменимо понятие цели, а потому постигающее его герменевтическое мышление есть игра, диалектика, объединяющая участников диалога.

10. Именно в диалоге люди достигают согласия друг с другом. Кто достиг целого, тот постиг истину. Истина — это согласие, соразмерность и гармония человека с тем целым, к которому он принадлежит.

ЧТО ТАКОЕ УВЕРЕННОЕ ПОВЕДЕНИЕ В МЕЖЛИЧНОСТНЫХ ОТНОШЕНИЯХ? Исторически существует три основных модели различий, существующих между...

Что будет с Землей, если ось ее сместится на 6666 км? Что будет с Землей? - задался я вопросом...

Что делает отдел по эксплуатации и сопровождению ИС? Отвечает за сохранность данных (расписания копирования, копирование и пр.)...

Что способствует осуществлению желаний? Стопроцентная, непоколебимая уверенность в своем...

Не нашли то, что искали? Воспользуйтесь поиском гугл на сайте: