Реформационные идеи XVI века

Идеями Реформации в России был охвачен широкий круг люден: дворяне (Матвей Баш-кин), крестьяне (Феодосии Косой), образованные слои населения (Иван Пересветов), и нако­нец, все те, кто способствовал отечественному книгопечатанию, — Иван Федоров, князь Ос-трожский, князь Курбский, старец Артемий, митрополит Макарий.

Почему такую огромную роль сыграло начало книгопечатания? Потому что оно впер­вые после Киевской Гуси принесло Евангелие и Библию русскому народу. Книгопечатание на заре своего возникновения было делом жертвенного служения Богу. Оно родилось в борь-ог, оно развивалось в обстановке непрерывных угроз. Кос это особенно хорошо видно на судьбе нашего первопечатника Ивана Федорова (1510 — 1583 годы).

Деятельность Ивана Федорова пришлась на царствование Ивана Грозного. Без Божьего провидения печатание духовной литературы, наверное, никогда бы не началось, потому что, как мы уже отмечали, православные иерархи боялись света Библии, утверждая, что «Библия плодит ереси». Но с завоеванием Астраханского и Казанского ханств перед российским госу­дарством встала задачи христианизации завоеванных земель. А богослужебных книг для ново­построенных церквей не было! Мы можем только догадываться, как мало было этих книг в Русском государстве. И тогда царь проявил интерес к кустарной деятельности скромного мас­терового, интересовавшегося резьбой по металлу и по дереву, гравировкой набойкой, стре­мившегося использовать эти древние виды искусства для создания шрифтов. Под царской ру­кой дело сразу двинулось: в самом Кремле отвели помещение для типографии, и вместе с Петром Мстиславцем Иван Федоров начал «собирать» свою первую книгу -«Апостол». Он перепробовал много разных шрифтов выбрал такой, в котором нижняя часть каждой буковки была пошире и потяжелее, чем верхняя, что создавало зрительную устойчивость текста. Он перебрал много досок с резьбой и разными красками для заставок, пока не получилось наряд­но, празднично и вместе с тем строго. Он сделал для этой первой книги широкие ноля, чтобы их можно было обрезать, когда истреплются страницы, ведь книга — дело дорогое.

В 1564 году «Апостол» вышел в свет. Эта дата считается началом отечественного кни­гопечатания. Иван Федоров с радостью принялся за следующую книгу, но тут ему пришлось бежать из Москвы! Причину этого первопечатник сам объяснил так: «Презельно ради озлобле­ния от многих начальник и священноначальник и учитель». Озлобление против Ивана Федо­рова копилось давно, с самого начала: книгопечатание на станке считалось делом дьявольс­ким. ««Богоугодным» было только переписывание от руки. В это время разладились взаимоотно­шения Ивана Федорова с царем: царь лишил его своей охраны и покровительства, и тут же на него с яростью набросились недоброжелатели. А как все хорошо начиналось! Иван Федоров работал в Кремле, в доме священника Благовещенской церкви Сильвестра, царь его под­держивал, митрополит тоже, потому что переписчики делали много ошибок, и католики кри­тиковали православных, что у них нет Библии. И вот все внезапно прервалось. Федоров не обвинял царя, он писал: «Лепотнее бо есть царское безобразие жития молчанием покрыта, якоже ризою».

Начинались репрессии против реформационно настроенного духовенства и других об­разованных кругов населения. Царь уехал в Александрову слободу, а вскоре организовал оп­ричнину. Из России надо было бежать. Бежал также ближайший друг и соратник царя — князь Курбский. Бежать можно было в Западную Украину и Литву, до поры до времени. У Ивана Федорова было одно страстное желание: «Духовные семена по вселенной рассевати, и всем по чину раздавати духовную пищу». В этом состоял смысл его жизни — «ради братьев своих...».

С 1565 года Иван Федоров обосновался в Остроге (Западная Украина), в имении князя Константина Острожского. Этот князь был человеком веротерпимым и склонялся к протес­тантам. Он с уважением отзывался о кальвинистах, их вере и учености. В то время влияние протестантизма в Западной Руси было значительным. Во множестве открывались кальвинис­тские храмы и молит-НСНиЫе дома, училища, типографии, издавалась протестантская литера­тура. Здесь же, в Остроге, Иван Федоров совершил подвиг всей своей жизни — напечатал в \ 15Н1 году Острожскую Библию на славянском языке. В течение 200 лет текст этой Библии

БИБЛИОТЕКА
¹⁸ ЗШСКОГ! ДУХОВНОЙ

служил образцом для се последующих изданий.

Дело в том, что, желая напечатать Библию, Федоров не мог найти удовлетворяющего его рукописного списка: все они были полны ошибок! И тогда он отправился через Румынию и Болгарию, через столицу Валахии — Горговище, через древнее Тырново — в Риду. Там был знаменитый Рильский монастырь, основанный еще в X иске. Федоров надеялся встретить там монахов, не только умудренных годами и опытом, но и являющихся преемниками Кирилло-мефодневской традиции.

Весь Балканский полуостров в то время находился пол турецким игом, и монастырь, который раньше был центром болгарского просвещения, стал теперь крепостью, оберегавшей от турецкого засилья славянскую культуру, письменность, язык. Ученые монахи тайно сноси­лись с монастырями Греции и Москвы. Целыми днями они сверяли перевод с греческого ори­гинала, исправляли ошибки. Лишь после вечернего звона откладывали в сторону книги и ру­кописи. Православные монахи ободряли Ивана Федорова: «Книги твои нужны!» Как ему нуж­но было это ободрение! Ведь он печатал книги на славянском языке, кто их будет покупать в Польше и Литве? Все друзья и помощники оставили его, даже сын, женившись, больше думал об устроении земной жизни.

Глядя на болгарский народ, томящийся под турецким игом, Иван Федоров понимал, что счастье без свободы невозможно, а глядя па русский народ, он понимал, что невозможна сво­бода без знаний. «Ум без книги, что птица без крыльев»! И он продолжал свой героический труд, без которого для него жизнь не имела смысла, Духовные семена по вселенной рассева-ти».

В 1570 году, в Литве, в Заблудове, мечта Ивана Федорова, кажется, осуществилась: он получил в свое распоряжение типографию и напечатал в ней «Учительные Евангелия» (т.е. с пояснениями) и «Псалтирь», и, кроме того приобрел друга, Ходкевича, просветителя. Однако счастье его длилось всего четыре года. Ходкевич поддерживал Реформацию только до тех пор, пока ее идеи не восприняли крестьяне, которые обращались к помещикам с такими словами: «Вы не имеете права есть хлеб, добытый потом ваших подданных, сами должны трудиться... продавайте ваши имения и имущество...» Ходкевич закрыл типографию. Он не хотел обижать Ивана Федорова, предложил ему беззаботную жизнь в небольшом имении. Однако Иван Фе­доров отказался, ответив ему знаменитыми словами, что ему должно «рассевать семена».

Затем Федоров переехал во Львов, где основал первую на Украине типографию. Там он напечатал второе издание «Апостола» (1574 год) и свою знаменитую «Азбуку»: он использо­вал для ее создания западноевропейские учебники и латинские, польские, сербские, болгар­ские, русские рукописные традиции. Он по-прежнему «собирал» каждую напечатанную им книгу. В «Азбуке» отразились его широкая образованность и желание привить детям вкус к образованию. В период с 1574 по 1578 годы «Азбука» выдержала несколько изданий. Она ста­ла памятником русской культуры и просвещения.

Иван Федоров умер во Львове, в декабре 1583 года, вскоре после напечатания Библии (1581 год) — дело его жизни было завершено. Он имел твердое и ясное понимание важнейшей истины для жизни народа — опираться в своей вере нужно только на Писание, нужно знать Библию, нужно вникать в Божие Слово. И он сделал все, чтобы донести Слово до простых людей, объяснить его, сделать привлекательным, понятным.

Не соприкасаясь с Иваном Федоровым, в это же время трудились в области просвеще­ния и другие известные личности. Так, князь Курбский, друг князя Острожского, организовал перевод на славянский язык отцов церкви — Василия Великого, Григория Богослова, Иоанна Златоуста, Иоанна Дамаскина. Его отношение к протестантам было сложным: он интересо­вался ими, но не мог вести с ними богословские споры, потому что они опирались на Писа­ния, а он — на предания. Тем не менее Курбский сыграл значительную роль в издании Острож-ской Библии, финансируя его, хоть и укорял князя Острожского за привлечение протестантс­ких издателей, к которым он причислял Ивана Федорова. В свое время Курбский был учеником Максима Грека, и это, конечно, отразилось в его взглядах, тем более что он сам оказался в глубоком конфликте с царем и вынужденной эмиграции. Он был западник и просвещенец.

Большой вклад в дело русского духовного просвещения внес митрополит Макарий,

создавший «Четьи-Минеи» (книгу для чтения) — энциклопедический свод древнерусской цер­ковной письменности.

Подвижнический труд Ивана Федорова — самый серьезный и значительный в деле ду­ховного просвещения русского народа. Но бурная эпоха вьщвинула еще многих «протестан­тов», не согласных ни с учением церкви, ни с ее зависимым положением в государстве.

Так, в 1547 — 1554 годы Матвей Башкин, мелкопоместный боярин, выступил против холопства как явления противного учению Христа. Начал Башкин с вопросов священнику Бла­говещенского собора: как холопство согласуется с любовью к ближнему? Почему епископы сами себя возвеличивают и только богатых любят? Почему монастыри потеряли святость и стали притонами разврата? Почему Евангелие в церквах не изучается? Почему не Христу по­клоняются, а иконам? Зачем нужно церковное покаяние, если человек грешит по-прежнему?

Священник не знал, что ему отвечать, и написал па Ьащкина царю донос. Вина Матвея Башкина была и так велика — он «хулил православную церковь и порядок государственнос­ти», а тут еще совершил невероятный по своей смелости поступок: разорвал «кабалы» своих холопов и выпустил их на свободу. Кроме того, он не ограничился беседами со священником, а распространял свои, типично реформационные, идеи о церкви как союзе единоверцев, об иконах как идолах, о близости Христа к людям и о том, что знание не враждебно Богу и что Евангелие надо читать и изучать.

Матвей Башкин был не одинок в своих взглядах. Так же мыслил и просветитель Иван Пересветов, утверждавший, что «Бог любит правду лучше всего» и что истинная вера — это правда и Бог помогает тем, кто стремится ее осуществлять. Сочувствовали идеям Матвея Баш-кипа и нестяжатели. Старец Артемий говорил: «От учения бо разум прилагается, еже и до смерти учитися подобает». Он защищал «книжное ученье».

Идеи Башкина, таким образом, распространились от Москвы по монастырям до Белого озера. И царь, первоначально отнесшийся к вольнодумцу снисходительно, вскоре приказал его арестовать, пытать, чтобы узнать истоки его учения, а затем сжечь его в срубе. Царя особенно возмутило, что Матвей Башкин не только «вольнодумствовал», но и поступил в соответствии со своими убеждениями — отпустил холопов на волю. Единство веры и жизни по вере показа­лось царю опасным. Слушать Христа и исполнять слово Его — было делом государственной измены. Смелые и правдивые слова, несломленный дух, действенная любовь к ближним были опасны для национального самосознания, когда нация отождествлялась с царем и православ­ной иерархией.

Реформационно-гуманистическое движение в России являлось продуктом собственно­го, естественного развития идей, но на его основе возникли прямые контакты между реформа­торами-гуманистами Востока и Запада. В роли такого «звена» прямой связи русских движений с общеевропейскими оказался самый радикальный из так называемых «еретиков» — Феодо­сии Косой, холоп-вольнодумец. Его идеи тоже были подкреплены делом. Он выступил против официального христианства, тяготеющего к националистической избранности. Феодосии Ко­сой был убежден, что христианство не в соблюдении обрядов, а в исполнении заповедей Иису­са и любви к ближним.. Представитель «всякого языка», говорящий правду, ^Лприятен» Богу... «Все люди суть одно у Бога: и татары, и немцы, и прочия языци».

На соборе 1554 года, на котором осудили Матвея Башкина, осудили также и его главных единомышленников: Феодосия Косого и нестяжателя старца Артемия, игумена Троице-Сер-гиева монастыря, но им удалось бежать в Литву, где для Феодосия Косого и его брата, про­поведника Фомы Косого, открылось широкое поле деятельности. Русские реформаторы от­крывали в Литве молитвенные дома, и литовцы были склонны к протестантизму. Феодосии Косой проявил на деле свою веру в то, что все люди — братья по крови, Литва стала ему второй родиной, а сам он женился на еврейке. И быть бы Литве протестантской страной, если бы не Ливонская война Ивана Грозного, подогреваемая иезуитом, папским нунцием Антонио Поссевино, который был в то время послом в Москве. Проповедника Фому Косого во время взятия Литвы по специальному приказу Ивана Грозного отыскали, арестовали и в присутствии царя утопили... Проповедь Евангелия в Литве была приравнена к государственной измене.

Солидарность русских и западных реформаторов обнаруживается и в следующем инте-

реснейшем свидетельстве. В 1559 году при взятии Дерпта в плен попали пастор и его едино­верцы и были препровождены во Псков. Два неизвестных псковских ремесленника разыскали пленных лютеран. Сохранилось свидетельство пастора:

«...Прежде всего они начали утешать наше сердце Словом Божиим, что возложенный на нас крест следует нам носить с христианским смирением... и чтобы мы не сомневались в милости и помощи Божией. Затем они успокоили наше тело, снабдили нас теплыми перчатка­ми и сапогами и еще ссудили доброй деньгой на дорогу». Это необыкновенное свидетельство содержится в книге Дмитрия Цветаева (дядя поэтессы) «Протестантство и протестанты в Рос­сии до эпохи преобразований», 1890 год.

Надо думать, что во Пскове было не только два евангелиста. Видимо, там существовала целая тайная община. И как знакомо для нас звучит этот порядок: сначала утешить сердце Словом Божиим, затем успокоить тело, да еще щедро ссудить деньгами в дорогу! Господь знает Своих. И мы их тоже узнаем!

И в языческой России были христиане. Русские писатели и философы утверждают, что христианство на Руси не проповедано. Но факты говорят о том, что если на официальном уровне было именно так, то где-то глубоко внутри шла совсем иная жизнь. Только о ее суще­ствовании мы узнаем преимущественно из сведений о мучениках.

Великий раскол XVII века

¹В 1654 году, при царе Алексее Михайловиче, произошло воссоединение России с Укра­иной.» Это было радостным событием для обоих народов, но оно поставило новую проблему перед православной церковью:!нужно было унифицировать богослужения и богослужебные книги] а в них было немало различий. Кроме того, хотя Россия спасала Украину от политичес­кого, экономического и религиозного гнета Польши, Украина была грамотнее своей спаси­тельницы, начитаннее в Писаниях, и сами Писания содержали меньше ошибок, были ближе к подлинникам, так что не украинские, а русские книги надо было исправлять.

Вопрос об исправлении российских богослужебных книг стоял еще с 1419 года, когда были сделаны первые попытки в этом направлении, еще в связи с движением стригольников, людей грамотных, «книжных». Эта проблема с Библией была для православной церкви постоян­ной и болезненной. Вспомним обиды на Максима Грека, что он «русские святые книги огласил неисправными». Вспомним гонения на Ивана Федорова. Вспомним его собственные затрудне­ния, когда он не знал, с какого списка печатать Библию, потому что в каждом были свои ошиб­ки, и пришлось ему самому заняться поисками достоверного источника. С 1651 года началась серьезная работа по исправлению книг, создана была комиссия, в которую входил и протопоп Аввакум, а руководителем был Никон, который вскоре будет возведен в сан патриарха. (С 1590 года, при Борисе Годунове, в России был учрежден патриархат, первым русским патриархом стал Иов. Именно с этого момента идеология Москвы — Третьего Рима — стала официаль­ной.)

Воссоединение с Украиной сделало нужду в исправлении книг и унификации обрядов весьма настоятельной:

двуперстное крестное знамение заменилось трехперстным, крестный ход было решено делать в ином направлении, как на Украине, были и еще некоторые изменения в обрядах. А дальше случилось нечто непредвиденное, чего ни отечественные, ни западные историки объяс­нить не могут: русский народ не принял нововведений и со словами «Церковь порушилась!» начал массовый исход из нее. Западные историки изумляются: все наоборот! у нас реформато­ры вышли из церкви, а консерваторы остались. В России — консерваторы вышли, а реформато­ры остались! Русский историк Ключевский пытается объяснить, почему народ пошел на ги­бель за «аз», т.е. восстал против совершенно незначительных изменений, вроде пропуска «аз» в Символе веры: «рожденного, не сотворенного», раньше было: «рожденного, а не сотво­ренного». Ключевский объясняет это тем, что вера у православного человека была обрядовая, магическая, а в магической формуле каждая мелочь важна, иначе формула не будет «работать». Может быть, и этот момент присутствовал, только народ-то сознавал себя страдающим не за

«аз», а за Христа.

Историк Костомаров писал: «Старообрядчество не было «старой Русью». Раскол — явление новое, чуждое старой Руси. В старинной Руси господствовало отсутствие мысли и невозмутимое подчинение авторитету властвующих — раскольник любил мыслить, спорить; раскольник не успокаивал себя мыслью, что если приказано сверху так-то верить, так-то мо­литься, то, стало быть, так и следует; раскольник хотел сделать собственную совесть судьею приказания, раскольник пытался сам все проверить, исследовать... То, что только признава­лось тупо, как дедовский обычай, то, чему слепо верили, не размышляя, то самое пришлось защищать, а, следовательно, пришлось тогда думать».

*\ Раскол — это наша Реформация, в русском варианте. Это действительно пробуждение сознательной религиозности. Но это также и выражение неверия в новую церковь.|Где оно началось? Когда масса народа утратила свое доверие к церкви и ее пастырям? Не происходил ли этот процесс в течение длительного времени, усиливаясь по мере того, как росла интегра­ция церкви и государства и меч светский соединялся с мечом духовным, пока не заменил его полностью?

I Раскол — это тот трагический момент в русской истории, после которого мы начали наш горестный путь к атеизму, а все живые религиозные силы ушли в подполье. \

В центре раскола стоит титаническая фигура протопопа Аввакума (1620 — 1682 годы). Это наш Лютер — и по страстности веры, и по энергии ее выражения они похожи. Только Лютер, поддержанный князьями в их борьбе за национальную независимость, стал профессо­ром Виттенбергского университета, а наш Аввакум, кочуя из ссылки в ссылку, потом в земля­ную тюрьму, закончил свою жизнь на медленном огне, приговоренный к сожжению в срубе. Но непрерывно, из любого места своего страдания, он слал свои грамотки, которые расходи­лись по всей стране. Их передавали странники, стрельцы, сторожившие Аввакума, мятежный люд Степана Разина, крамольные бояре. Алексей Толстой так выразил впечатление о деятель­ности Аввакума: «В омертвелую словесность, как буря, ворвался живой, мужицкий полнок­ровный голос. Это были «Житие» и «Послание» бунтаря, неистового протопопа Аввакума».

Духовная борьба крестьянства происходила по тем же линиям, какие видны у Аввакума. Это гимн христианской церкви, которую протопоп видел в своих верных последователях: «Се еси добра, прекрасная моя! Се еси добра, любимая моя!.. Зрак лица твоего паче солнечных луч, и вся в красоте сияешь, яко день в силе своей!..» Этот гимн в «Житии» следует за описанием заключения узников в земляную тюрьму.

Аввакум жил после этого еще десять лет, но больше не возвращался к «Житию», считая его законченным, сюжет — исчерпанным. В эпилоге содержится страстное обличение нико­ниан за казни верующих, за насильственность государственной церкви: «Чудо! Как то в позна­ние не хотят прийти! Огнем да кнутом, да виселицею хотят веру утвердить! Которые-то апос­толы научили так? Не знаю. Мой Христос не приказал нашим апостолам так учить, еже бы огнем, да кнутом, да виселицею в веру приводить... Татарский бы Магомет написал в своих книгах: «непокоряющихся нашему преданию и закону повелеваем их главы мечом подкло-нить». А наш Христос ученикам Своим никогда так не повелел. И ти учители, яко шиши анти­христовы, которые, приводя в веру, губят и ] смерти предают: по вере своей и дела творят таковы же».

В «Житии» Аввакума мы видим резкий контраст церкви истинной, прекрасной и церк­ви «порушившейся», насильственной, обагренной кровью христиан. А также резкий контраст учения Христова и церковной практики. «Мой Христос», — говорит Аввакум. «А все-то у Христа — тово света, наделано для человеков», — восхищается он любовной красотой творе­ния. Его отношения со Христом искренние и прямые. Находясь в горьком духовном конфлик­те, он сетует: «За что Ты, Сын Божий, попустил ему таково больно убить тому? Я ведь за вдовы Твои встал! Кто даст судить между мною и Тобою?» — вопрошает он, как Иов. Но вскоре приходит к смирению:

«Сверху дождь да снег, а мне на плеча накинуто кафтанишко просто; льет вода по брюху и по спине, нужно было гораздо... Грустко, гораздо, да душе добро, не пеняю уж на Бога вдру­горядь... Его же любит Бог, того наказует». Аввакум остро чувствовал свой долг и нежно лю-

бил своих духовных детей. Вот его послание боярыне Морозовой, тоже заключенной вместе с сестрой, княжной Урусовой, в земляную тюрьму: «Свет моя, еще ли ты дышишь? Мучитися за Христа хорошенько, не оглядывайтесь назад. Ну и того полно — побоярила...»

В одном из своих посланий он дал боярыне Морозовой такую высокую оценку: «Егда же время приспе, женскую немощь отложите, мужскую мудрость восприемше, и на муки пошла, Христа ради мучитися».

Нет, не за «аз» гибли русские раскольники!

А гибло их много. Из официальной государственной церкви вышла не кучка несоглас­ных, а большинство народа. Их ловили и мучили с великой изобретательностью, для государ­ственного блага. Многие предпочитали сжигать себя сами. Аввакум понимал это желание. Он писал в «Послании»: «Из каждой золинки их, из пепла, аки из феникса, израстут миллион веру­ющих... Насильственная смерть за веру вожделенна... В огне-то здесь небольшое время потер­петь. Боишься пещи той? Дерзай, плюй на нее, не бойсь! До пещи страх... а егда в нее вошел, тогда и забыв вся».

С 1676 по 1690 годы известно более 20.000 человек, добровольно пошедших на костер с одной мыслью: «От антихриста некуда деться, кроме как в огонь». Вдумчивый английский исто­рик Латимер (ХГХ век) назвал раскольников «первыми борцами за свободу совести в России». Действительно, они отстаивали право верить по-своему, они хотели фактически отделения цер­кви от государства, они возражали против насильственное™ в делах веры, а также против про­дажности и угодливости Церкви, не могущей постоять за свою паству.

Как мы уже убедились, раскол имел длинную предысторию. В свою очередь, он стал чрез­вычайно важным событием для будущего возникновения протестантства и баптизма в России. Именно в раскол уходят наши национальные корни, корпи русских евангельских христиан-бап­тистов.

Дело в том, что исход из государственной церкви совершался двумя большими потоками — половцев и беспоповцев. Поповцы не мыслили себе церкви без священников и обрядов; един­ственное, чего они хотели, — это иметь свободу от насилия государственной машины и свободу от «порушившейся» церкви, в которой больше не обитает благодать. Это были будущие старооб­рядцы.

Беспоповцы — это раскольники, которые опирались на трехсотлетний опыт русского нонконформизма с его неприятием обрядности и иерархии и с тяготением к устроению общин­ной жизни.

Именно беспопорцы и были теми раскольниками, которые стремились сами все прове­рять, исследовать и «сделать собственную совесть судьею приказания». В них пробудилось чув­ство сознательной религиозности, что сделало раскол движением от массовой религии к ин­дивидуальной вере. Такой переход был делом трудным. Верующие, покинувшие церковь, сбива­лись в «толки» и «согласия»: Божьи люди, Христоверы, Духовные христиане и многие другие.

Можно считать чудом, что при яростном преследовании со стороны церкви и государ­ства, преследовании, дошедшем до дней Александра 1, продолжавшемся до революции 1905 года, и при отсутствии, с другой стороны, библейского наставления, из этих «толков» и «согла­сии» в итоге образовалось довольно сильное и однородное движение духоборчества. Сами духо­боры относят свое начали именно к расколу, т.е. к 1666 году. В середине ХУШ века из них выде­лились молокане, которые явились предшественниками русского баптизма. От «духовных хрис­тиан» до нас дошли некоторые их афоризмы, позволяющие видеть, в каком именно направлении шел их духовный поиск: «Церковь—не в бревнах, а в ребрах», «Токмо умом в себе молитися, без икон и поклонов», «Дураки вы, дураки, деревенские мужики, как в этих дураках Сам Господь Бог пребывает».

Уверенность в близости Бога, в обитании Духа Святого в сердце верующих, любовь ко Христу и участие в Его страданиях - все это несло наших предков, как на крыльях, поверх всех горестных испытаний и потерь.

Народ вышел из государственной церкви не в пустоту, а к Отцу, Сыну и Святому Духу — напрямую. И приблизились друг ко другу все, кто чувствовал между собой духовное единство. Но это уже другая история.

А вопрос, почему и как «порушилась» православная церковь, стал занимать умы исто­риков. Все они видят беду в слиянии власти государственной и церковной в пользу первой. После раскола Петру 1 уже не стоило никакого труда сделать церковь винтиком государствен­ного механизма, упразднив в 1721 году патриаршество. Поиск счастья, добра и справедливос­ти пошел уже, помимо церкви, через декабризм, народничество, терроризм «Народной воли», марксизм, большевизм... Народ, в общем-то, безмолвствовал, когда полетели кресты с церк­вей, а затем — и сами церкви. «Что вы за народ?! — удивлялась пожилая украинка. — Мы у себя не дали церкви рушить! И в Белоруссии —_: тоже, и в Прибалтике. А у вас — будто никому и дела не было!»

На самом деле церковь давно «порушилась». Раскол это выявил, но на пути к нему было много памятных вех. Историк-славянофил Иван Киреевский, например, считает такой вехой Стоглавый собор 1551 года, когда Иван Грозный взялся им руководить и задавать собору сто вопросов: «Почему попы в церкви всегда пьяны и без страха стоят и бранятся, и всякие речи неподобные всегда исходят из уст их? Как быть с монахами и черницами, которые по миру волочатся и живут в миру? Почему ученики учатся грамоте небрегомо? Почему мало умеют грамоте? Угодна ли Богу раздача церковных и монастырских земель в рост?»

А может быть, стоит обратить внимание на мнение патриарха при образовании патри­архата в 1590 году: «А то что за патриаршество, что жити не при государе, тому статься никак невозможно». Патриарх не видел ни прав своих, ни обязанностей, отдельных от государствен­ных. Конкретно это выражалось в том, что в ход шел только меч, и меч исключительно светс­кий, мечом «духовным» Церкви не приходило в голову пользоваться. Двуглавый орел факти­чески был одноглавым. А постигать истины учения Христа о церкви довелось не церкви, а вышедшим из нее, к которым в полной мере относятся слова: «...Не имеем здесь постоянного града, но ищем будущего» (Евр. 13:14). Именно эти выходцы стали церковью в странствии. А церковь официальная усвоила понятие об имперском могуществе Третьего Рима и пошла по пути внешнего блеска и величия и национальной идеи.

Раскол — тема неисчерпаемая и была бы самой трагичной, если бы не было этих геро­ических Божьих людей, вышедших из нее и пустившихся в странствия, не имея никакой иной опоры, кроме духовной!

А трагизм в том, что место Христа занял царь, место самой церкви заняло государство, место миссионеров — армия, место любви к небесной родине — любовь к земной, патрио­тизм стал национализмом. Поэтому никакой современный историк не может миновать раскол, значительнейшее явление нашей русской жизни, нашу Реформацию.

Духоборы

Духоборчество — это движение сложное и неоднозначное в разные периоды своей дол­гой жизни, малоизученное, игнорируемое как православными, так и советскими историками. В официальных источниках оно упоминается с 1750 года, но сами духоборы ведут свою ис­торию с раскола, т.е., с их точки зрения, движение имеет трехсотлетнюю историю, захватыва­ющую XVII — XX века. Выступая в 1966 году на одном из международных миротворческих форумов, посвященном вопросам разоружения, руководитель духоборов Иван Веригин (Кана­да) называет именно эту цифру — 300 лет: «Как духоборцы, которые вышли из среды русского народа, и на протяжении 300 лет своей истории строго следили за духовным послушанием учению Христа, мы можем сказать, что нас не удивляет то, что совершается в мире сегодня, ибо Иисус Христос предсказал, что все это будет...»

Имеют ли духоборы историческое обоснование этому утверждению? Ведь триста лет охватывают весь тот период времени, который начался непосредственно после Великого рас­кола 1666 года. Тогда не было еще духоборов, но существовало чрезвычайно родственное им движение духовных христиан, которое в середине ХУШ века определилось в секту духоборов. Сами же Духовные христиане вышли из секты Божьих людей, первой, секты на почве право­славия. Таким образом, говорить о трехсотлетней истории духоборчества правомочно, если рассматривать его в связи и в преемственности с другими религиозными движениями после

раскола, потому что их идеи преимущественно развивались в одном направлении; это были идеи рационалистические, если можно так говорить о горячей вере в Иисуса, единого Посред­ника между Богом и человеком и о признании необходимости покаяния перед Богом.

Духоборчество можно назвать чистым чудом в русской жизни. После раскола общество все более отчуждалось и от официальной церкви, и от Бога. Неверие, скептицизм характеризо­вали эпоху Петра I и Екатерины П.

Общество искало иных идеалов и находило их в социальной области. Церковь после раскола потеряла власть над душами людей, и Петру I не составляло особого труда ликвидиро­вать в 1721 году патриаршество и превратить церковь в винтик государственной машины. С образованием Синода и введением должности обер-прокурора или «ока государева» над ним (Синодом) церковь в России теряет всякую независимость и самостоятельность, сливаясь с государством. Для вольнодумцев XVIII века, демократов XIX века и революционеров XIX — XX веков она становится таким же олицетворением лжи и насилия, как и самодержавие. Тра­гическая ситуация.

И вот на этом мрачном фоне безбожия сияет любовь к Госполу, жизнь в послушании Ему, стремление к духовной близости с Ним — и это в преследуемых и гонимых русских сек­тах, главнейшей из которых являются духоборы. Несколько слов об их предшественниках.

Божьи люди. Эта секта возникла в середине XVII века среди простого народа во Влади­мирских, Костромских землях и на Тамбовщине. Верующие, удрученные «порушенной церко­вью», лишенные света Божиего Слова, искали непосредственного, духовного достижения Бога для спасения от погрязшего во грехах мира. «Святому Духу верьте!» — призывали они, и для них отпадала нужда и в таинствах, и в церковной иерархии; они входили в общение с Богом, переживая экстаз от «вселения Христа» в них. Эти люди вышли из православия, но не отошли от него, потому что их опыт — это опыт монашеского исихазма, особой техники молитвы с непрестанным повторением слов «Иисус Христос, Сын Божий (на вдохе), помилуй меня греш­ного (на выдохе)», сопровождаемых ритмичным дыханием, и аскетического образа жизни. Целью Божьих людей было ощутить «озарение», свет в теле, «духовную радость».

Этот мистический путь был первым для тех, кто, выйдя из церкви, решил жить без священников—т.е. Для беспоповцев. Они называли себя «Божьими людьми», буквально людьми для Бога на земле, но в народе их пренебрежительно прозвали «христовщиной». С исторической точки зрения, подобные мистические направле-нчя были всегда частью христианского опыта, особенно ^Аеди людей малообразованных, не имеющих возможности основываться на Слове Божием и воспринимать его откровения.

Среди Божьих людей скоро нашлись такие, которые хотели не только познавать Бога с помощью чувств и мистически, но и угождать Ему, служить Ему «чистой совестью». Это были Духовные христиане. Они считали, что Богу нужно поклоняться не только «духом», но и «ис­тиной». В таком виде они восприняли где-то услышанные слова «поклоняться в духе и исти­не». «Закон сделан для беззаконников, — говорили они, — а поклониться Богу надо духом и истиной». Эти слова они понимали так, что надо доверять не внешнему закону, а внутреннему закону разума и совести человека.

Духовные христиане были убеждены в том, что они проповедуют христианство апос­тольских времен, очищают «дух и истину» от мертвящих наслоений внешней обрядности и ритуала. Они видели истину во взаимопомощи и общности имения: «Людям надлежит имение иметь общее и друг другу безвозбранно давать, потому что они — братья». Они видели истину в том, чтобы брат чтил брата, ибо в этом почитании он воздает хвалу Богу, живущему в сердце этого брата. Духовное христианство явилось переходом от «христовщины» с ее аскетизмом и экстазом к духоборчеству с его жаждой чистой и святой жизни, жизни по разуму и совести.

Преимуществом духоборов было их гораздо более близкое знакомство с Библией: в 1751 году выходит в свет Петровско-Елизаветинская Библия. Это было важным событием в русской жизни! После раскола среди руководителей православной церкви царил страх перед новым изданием Библии. Они не подчинились указу Петра I об издании Библии, а затем и указу Анны Иоанновны, и указу Елизаветы: не знали, с какого текста печатать, какие исправле­ния вносить, и не приведут ли эти исправления к новой беде.

Факт издания Библии, а спустя всего три года — ее второго издания (на славянском языке, но приближенном к разговорному) сыграл важную роль в развитии духоборчества и духовного толкования духоборами Писаний. Возглавили это движение люди, начитанные в Писании, любящие рассуждать о делах веры, пытливые и разумные. Возможно, именно поэто­му историки и официальные источники относят возникновение духоборчества к 1750-м годам, хотя многие характерные для духоборов черты сложились в предыдущем столетии: сторон­ники этого движения верили, что в них обитает Христос, доверяли внутреннему закону разума и совести, чтили друг друга глубоким поклоном, кланяясь Святому Духу, живущему в верую­щих (а больше не кланялись никому, никаким властям, за что много страдали). Они также, как и Духовные христиане, имели общее имущество и бескорыстно помогали друг другу. Но этим духоборчество не исчерпывалось.

Силуан Колесников, первый руководитель общины духоборов, организовал ее в селе Ни­кольском Екатеринославской губернии, на юге Украины. Это был человек незаурядного ума, боль­шой начитанности: он знал Слово Божие, был знаком с учениями протестантских сект в Запад­ной Европе и с сочинениями мистиков. Он сумел по-новому и глубоко осмыслить многое в опыте русских сект, существовавших ранее. В то время духоборчество быстро распространя­лось, возникали новые общины. Они привлекали людей как своей верой, так и своей жизнью, духоборы верили, что, живя по Духу, они борются со всякой силой тьмы и всяким насилием, самым главным они считали внутренний духовный рост человека. Своей жизнью духоборы воз­вещали людям, что есть новая, истинная жизнь и будет новое небо и новая земля. Они связывали воедино Божию благодать в сердце и совершенствование внутреннего человека: «Если мы не будем сердиться, — учили они, — то этим самым мы уже молимся и поклоняемся Богу смирен­ным духом, тогда и благодать Божия пребывает в сердцах наших... В незлобивом сердце и разум человека светлее солнца, именно - рай, а во гневе — ад». Горящая вера, «неразоримая

Конфликты в семейной жизни. Как это изменить? Редкий брак и взаимоотношения существуют без конфликтов и напряженности. Через это проходят все...

Система охраняемых территорий в США Изучение особо охраняемых природных территорий(ООПТ) США представляет особый интерес по многим причинам...

Что делать, если нет взаимности? А теперь спустимся с небес на землю. Приземлились? Продолжаем разговор...

Живите по правилу: МАЛО ЛИ ЧТО НА СВЕТЕ СУЩЕСТВУЕТ? Я неслучайно подчеркиваю, что место в голове ограничено, а информации вокруг много, и что ваше право...

Не нашли то, что искали? Воспользуйтесь поиском гугл на сайте: