Григорий Сковорода и духоборы

Григорий Сковорода (1722 — 1794) — великий украинский философ-гуманист и про­светитель, выдающийся поэт XVIII века. Так он характеризуется в академических изданиях его произведений. Но он сам пренебрег высоким положением ученого и философа, которое мог по праву занять, и избрал иной путь: двадцать пять лет своей жизни он провел в стран­ствиях с одной флейточкой и Библией в руках. Биограф пишет о нем: «Страсть его была — жить в крестьянском кругу; любил он переходить из слободы в слободу, из села в село, из хутора в хутор; везде и всеми был встречаем и провожаем с любовью, у всех был он свой. Хозяин дома, когда он входил, прежде всего всматривался, не нужно ли было что-либо попра­вить, почистить, переменить в его одеянии и обуви: все то немедленно и делалось. Жители тех особенно слобод и хуторов, где он чаще и долее оставался, любили его, как родного. Он отда­вал им все, что имел: не золото и серебро, а добрые советы, увещевания, наставления, дружес­кие попреки за несогласия, неправду, нетрезвость, недобросовестность» (Лубяновский Ф.П. Воспоминания. Т. 1. Киев, 1872. С. 106-107). Он никогда не проявлял желания жить лучше, а воспитывал в себе стремление совершенствоваться, быть неприхотливым в удовлетворении материальных нужд.

Григорий Сковорода был чрезвычайно популярен среди крестьян, которым преимуще­ственно и адресовано его творчество и его слово, очень высоко ценили его и духоборы, осо­бенно поэзию, в которой они находили выражение своих религиозных взглядов:

Не красна долготою, Но красна добротою,

Как песнь, так и жизнь.

*#*

Что есмь я, наконец?

Я храмом Божьим слыть,

И камнем, и жрецом,

И жертвой должен быть.

В нас сердце есть алтарь,

А воля — жертва есть,

Священник в нас — душа,

Чтоб волю в дар принесть.

Именно Григорию Сковороде духоборы доверили составить изложение своего вероис­поведания, и, как мы увидим, в их религиозных взглядах было много общих моментов. Григо­рий Сковорода никогда не принадлежал к самой общине духоборов, не потому, что их взгляды существенно различались, но потому, что он вообще чрезвычайно скептически относился ко всему, похожему на сектантство: «Всякая секта, — говорил он, — пахнет собственностью, а где собственномудрие, тут нет главной цели или главной мудрости... Любовь к ближнему не имеет никакой секты: на ней весь закон и пророки висят. Закон природы, как самонужнейший для блага человеческого, есть всеобщий и напечатлен на сердце каждого, Дан всякому суще­ству, даже последней песчинке. Благодарение Всеблаженному Богу, что трудное сделал ненуж­ным, а нужное — нетрудным!»

Видимо, уже при жизни Григория Сковороды у духоборов были тенденции к замыка­нию в самих себе. А для Григория главным смыслом жизни было благовестив, в котором он видел любовь к ближнему; именно за это крестьяне и любили его, странствующего проповед­ника с флейтой и Библией.

Общего у Григория Сковороды с духоборами было так много, что, в известном смысле, его можно назвать богословом духоборчества как религиозного движения. Подобно духобо­рам, он отрицательно относился к существующей официальной церкви с ее иерархией и обря­довостью, с ее властолюбивыми и безнравственными служителями, —эти идеи проходят сквозь все русские протестантские направления. Но главное, что отвращало Григория Сковороду от церкви, — это ее учение о Боге как грозной и карающей силе, противопоставленной народу, как и сама церковь. Общим с духоборами у Григория Сковороды было отношение к Библии:

«Библия, — писал он, — есть символичный мир, затем, что в ней собраны небесных, земных и преисподних тварей фигуры, дабы они были монументами, ведущими мысль нашу в понятие вечной натуры, утаенной в тленной так, как рисунок в красках своих». Подобно духоборам, Григорий Сковорода открывал иносказательное, духовное значение реальных событий, опи­сываемых в Ветхом (пре-, имущественно) и Новом Завете. Это делалось в противовес церков­ному отношению к Писанию как к «букве», форме, ритуально застывшей. Это был интенсив­ный поиск, стремление достичь Бога и понять Слово Его, потому что была вера: «Библия ничего не говорит, что не! касалось бы человека». Это совершенно новый взгляд на боговдох-новенность Библии, которая есть Слово Бога, касающееся жизни и духа человека, написанное для человека, простирающееся к нему и возносящее его к Богу.

Стремление видеть духовный смысл в реальных событиях Библии является заметной характеристикой и евангельского богословия. Мы говорим о мире, как о «Египте», из которого Господь вывел нас, о собственной жизни до обращения к Богу мы говорим, как о «странствии в пустыне», относительно истории Давида и Голиафа мы спрашиваем себя: кто или что являет­ся нашим Голиафом, иными словами, что или кто устрашает нас, превосходя наши человечес­кие силы. Это библейское богословие, поддержанное самой Библией, полной символов: мед­ный змей, гора Синай, гора Сион, гора Голгофа, притчи Иисуса и многие из Его чудес, все Откровение...

Духоборы и Григорий Сковорода, сильный и талантливый выразитель их идей, имели свой особенный взгляд на плотского человека и его «второе рождение» — рождение от Духа Божьего. Вот как это выражено у Григория Сковороды: сотворение человека «бывает не тогда, когда содомский человек из плоти и крови и будто из брения и грязи горшок, зиждется, слеп-ливается, образуется, изваяется, стоит, ходит, сидит, машет; очи, уши, ноздри имеет, шевелит­ся и красуется, как обезьяна, болтает и велеречит, как римская Цитерия, чувствует, как кумир, мудрствует, как идол, осязает, как преисподний крот, щупает, как безокий, гордится, как безум­ный, изменяется, как луна, беспокоится, как сатана, паучится, как паучина, алчен, как пес, жаден, как водная болезнь, лукав, как змий, ласков, как крокодил, постоянен, как море, вер­ный, как ветер, надежный, как лед, рассыпчив, как прах, исчезает, как сон... Сей всяк человек ложный: сень, тьма, пар,тлень, сон.

Когда же бывает прямое сотворение человеку? Тогда, когда второе рождение. Не дивись сей славе и сему слову: «Подобает вам родиться свыше...»...Духовный же человек есть свобо­ден. В высоту, в глубину, в широту летает беспредельно. Провидит отдаленное, презирает со­кровенное, заглядывает в прежде бывшее, проникает в будущее, шествует по лицу океана, вхо­дит дверьми запертыми. Очи его голубиные, орлие крылья, оленья проворность, львиная дер­зость, горлицына верность, ягненково незлобие, быстрота соколья, журавляя бодрость... Гос­поди! Сей ли есть человек оный, какого Ты помнишь, поставив его над делами Рук Твоих? Люба Тебе память Праведника Сего. Хочешь положить и на наше сердце имя и память Его. Сего ради низвел Ты Его пред очи наши, одетого в болванеющую кожу нашу...»

Здесь показаны Христос как второй Адам и люди, рожденные от Духа Христова, преоб­ражающиеся в облик Его, «будто светозарная искра в кремешке».

Украинский благовестник имел свой взгляд и на то, как побуждать волю плотского че­ловека возжелать духовного рождения: он, как и духоборы, почитал лишь Живое слово пропо­веди и поучения, обращенное прямо к слушателю. Он верил, что «семя благой воли мало-помалу, без препятствии возросши» приводит к тому, что человек самовольно и доброхотно делает все то, что свято и угодно пред Богом и человеками.

Григорий Сковорода не пугал Богом, но привлекал сердца людей к Нему, Блаженному, тем, что показывал: Бог хочет только счастья для человека: «Нет слаще для человека и нет нужнее, как счастье; нет же ничего и легче его... Царствие Божие внутри нас. Счастье в сердце, сердце в любви, любовь же в законе Вечного».

Григорий Сковорода умел убеждать людей: «Все, что бежит от тебя прочь, знай, что оно чуждое, и не почитан за твое, все то странное есть и лишнее. Одно только для тебя нужное, одно же только и благое, и легкое, а прочее все—труд и болезни. Что же есть оное едино?—Бог. Вся тварь есть рухлядь...»

Он побуждал крестьян к размышлению над Словом Божиим: нужно мало читать, но мно­го «жевать», как жвачные животные, которые считаются «чистыми». Следует вникать в таин­ственный смысл Библии, чтобы извлечь из ее рассказов и притчей полезное и поучительное знание.

Через этого чудного благовестника до крестьян доходил непрерывный зов с неба: «Не мешкай на содомских сих улицах, но проходи, не задумываясь на них. Ведь Библия не к сим улицам, а только через сии улицы ведет тебя в горние страны и чистый край. Библии нет нужды до брюха, до нижнего сего нашего бога; она вся в Вышнем Боге. Библия есть Пасха — проход, переход, исход и вход». Так писал Сковорода в «Книжечке о чтении Священного Писания».

В своих многочисленных трактатах, диалогах и притчах этот украинский богослов дает как бы духовный комментарий к Библии, который сводится в основном к тому, что в Боге, и только в Нем — источник непрекращающегося счастья человека. Григорий Сковорода бла-гове-ствовал людям Божие благоволение и счастье иметь Бога Царем своего сердца. Он и сам живым примером, своею жизнью являл народу счастливого человека, человека молитвы, веры и светло­го разума, а также человека, положившего жизнь на изучение, разумение и проповедь Библии как Слова Божиего. Это отличало его от духоборов, которые, тяготея к замкнутости, пришли опять к обрядам, хотя и видоизмененным. Утрата миссионерского духа непременно ведет к зам­кнутости и обрядности. Григорий Сковорода не выпускал из рук Библии, не прекращал благове-ствования и общения с простым народом; он никогда не имел и мысли обогащаться. На своей могиле он просил сделать следующую надпись: «Мир ловил меня, но не поймал». Ему дано было знать о времени собственной кончины. Он сам вырыл себе могилу, одел белую льняную рубаху, лег на лавку, скрестил руки на груди и умер тихо.

Труд его не был тщетен пред Господом. Столько библейских истин посеял Григорий Ско­ворода в сердцах украинских крестьян и проповедовал им такую любовь к Богу и Божиему Сло­ву, что он очень близок и молоканам, непосредственным предшественникам евангельских хрис­тиан-баптистов, т.е. близок и нам. Те места, по которым прошел этот великий Божий человек, станут в свое время очагом евангельского пробуждения.

Б светской литературе Григорий Сковорода так часто и привычно рассматривался как философ, гуманист и просветитель, что и в наши дни в протестантской литературе его не видят как нашего брата, евангелиста, миссионера, библейского богослова, чье наследие заслуживает самого сердечного внимания. Ему были открыты многие истины Писания, он видел, что вечное духовное начало обусловливает вечность и неуничтожимость материи, видел, что «одного места граница есть она же и дверь, открывающая поле новых пространностей, и тогда же зачинается цыпленок, когда портится яйцо».

Все его учение проникнуто сознанием того, что христиане живут как бы в двойном изме­рении, в двух мирах: материальном и духовном, земном и небесном. Он видел, что «в великом и в малом мире вещественный вид дает знать об утаенных под ним формах или вечных образах». Он понимал, что у человека — совершенно особенное положение в сотворенном мире: «познать себя» — это значит познать в себе настоящего, истинного, по Христу, человека и действовать как настоящий, истинный человек.

Его советы очень практичны: он видит, что у каждого человека есть «сродный труд», несущий в себе «увеселениие сердечное», которое «тем слаще, чем сроднее», и что «подобное к подобному ведет Сам Бог». Но из этого практического, как бы совершенно «земного», мирского совета Григорий Сковорода делает «небесный» вывод Дух духа творит! «Рожденное от Духа есть дух».

Григорий Сковорода видит все человечество как бы странствии, в пилигримстве, отсюда его удивительно толкование слов Христа: «Где труп, там соберутся орлы». Он видит итог этого странствия, когда «смрадна содомская пища да будет пожрата славою нетленно! силой Воскресе­ния и высокими Вечного мыслями, буд! бы свыше налетевшими орлами. Сей горный орел перерождает нас, творя из плоти духов своих... из скотов зверей — человеками».

Так в вере и труде Григория Сковороды соединяйте вера и труд духоборов, молокан и наши с вами! И м воистину видим, что у Бога не остается бессильным никакое Слово.

Молокане

Молокане это непосредственные предшественник баптистов. Молоканство — это вер­шина русского библейского богословия до евангельского пробуждения. Молокане выделились из духоборов в 70-х годах XIX вею Их обособление произошло на почве разного отношения к Библии.

Мы видели уже, с каким трудом Божие Слово пробивалось к русским людям. Для пра­вославных иерархе Библия не являлась единственным авторитетом, боле того, к ней относи­лись с великой опаской, и ее не дозволялось читать «своим умом». Мы знаем, сколько препят­ствий возникало на пути исправления рукописных текстов и издания всей Библии. Библия приходила в противоречие с традициями и мировоззрением власть имущих «учителей наро­да», точно так же, как учение Христа в дни Его жизни на земле имело сильнейшую оппозицию лице официальных «служителей Божьих», а на деле -жрецов, заботящихся только о своем ав­торитете. Как написано: «Предали Его из зависти». Так и в описываемо время иерархи не хотели, чтобы Господь властвовал на Своим народом, но желали сами властвовать над ним.

Этот же порок — недоверие к Божиему Слову и опаска по отношению к нему — стал характерным и для духоборов уже во второй половине XVIII века, хотя он были вначале на­ставлены именно в Слове Божием через начитанного и широко образованного Силуана Колес-никова. Но уже следующий за ним Илларион Побирохин установил в качестве основного дог­мата духоборов:

«Спасение идет от Духа, а не по книге печатной». Он не поощрял чтение и изучение Библии и даже называл ее «большой хлопотницей». Он призывал основываться не на Библии, а на так называемом «внутреннем просвещении», на совести.

На этой почве и произошло отделение от духоборов той их части, которая признавала за истину только написанное в Библии, а остальное считала «вымыслом человеческим». Орга­низатором и руководителем этого отделения был портной Семен Уклеин, зять Иллариона По-бирохина (Тамбовская губерния). Он был одаренным проповедником, был начитан в Писании и приобрел большой авторитет среди духоборов. Отделившаяся группа называла себя «духов­ными христианами» по давней русской традиции, которая противополагала обряду действие Слова Божиего и Духа Святого на душу верующего. Молоканами их впервые назвала Тамбов­ская духовная консистория в 1785 году за то, что они, не соблюдая постов, пьют молоко. Они согласились с этим прозвищем, приняли его, утверждая, что «возлюбили чистое словесное молоко», о котором говорится в Слове Божием (1 Пет. 2:2), чтобы от него возрасти им во спасение. Семен Уклеин не отрицал «внутреннего просвещения» через откровение, но требо­вал проверять его Библией. Так же, как и духоборы, молокане учили, что люди не Должны властвовать над теми, в кого вселилось учение Христово. Поэтому истинные христиане долж­ны избегать рабства у помещиков, военной службы, присяги, участия в войне. Молокане вдох­новлялись мыслью о том, что они созидают Царство Божие на земле и не должны «сообразо­ваться с веком сим».

Но в учении молокан были и свои особенности, которые отличали их от духоборов. Молокане уповали на спасение по заслугам Сына Божия, были уверены, что божественное учение очищает верующего от греха и неверия, дает ему «духовное помазание». Для молокан стало великим и радостным открытием, что Бог есть любовь, а не только грозный Судия, что Благая Весть Евангелия написана и для простого народа, а не только для священников и поме­щиков, что Евангелие открывает для них возможность новой, чистой и святой жизни. Но и над ними довлело православное учение о спасении, т.е. они не приняли спасение как дар.

В молоканах обновился миссионерский дух первых духоборов, и их учение широко распространялось, особенно с тех пор, как в конце 70-х годов прошлого века Семен Уклеин с 70 учениками вошел в Тамбов для открытой проповеди этого учения. Он был немедленно арестован, а позже, во избежание новых преследований, начал свои странствования с пропо­ведью по губерниям: Тамбовской, Воронежской, Саратовской, Астраханской. То же самое де­лали и его ученики; именно благодаря им молоканство было принесено на Дон, Кавказ и в Сибирь. Молоканство распространилось также в Курской, Харьковской, Рязанской, Пензенс-

кой, Нижегородской и Симбирской губерниях. Это были все те же самые губернии,⁵ где разви­валось и движение духоборчества.

Устройство молоканских общин было таково, что они признавали как руководителей в вере только старцев, на основании 1 Петра 5:1-5: «...Младшие, повинуйтесь пастырям...» Как проходили их собрания и каковы были реальные результаты действия Слова Божия на быв­ших, темных и неграмотных крестьян, рассказывается в документальной повести Веры Шель-пяковой «Молокане», написанной со слов ее отца: Недалеко от Саратова жил со своей семьей Мартын, крепостной помещика Н. Мартын часто ездил в Саратов — возили с приказчиком помещичью пшеницу. Ночевали постоянно в доме одного молоканина, где безопасно было хранить выручку за пшеницу, где не было спиртного и лошадей кормили досыта. В зимние вечера в этом доме собирались люди, читали Евангелие и пели псалмы. Мартын жадно слушал я только дивился всем эти словам. Новый мир открывался перед ним, и он глубоко задумывал­ся».

Затем описывается, как сам Мартын организовал такое же собрание у себя в деревне, в своем доме.

«В зимние вечера, когда зажигали лучины, просторная изба Мартына наполнялась лю­дом. Его младший сын Кузьма по складам читал Евангелие, повторяя одни и те же тексты по много раз, а слушатели шепотом повторяли за ним, желая запомнить святые слова. Затем Мар­тын запевал псалом «Господь — Пастырь мой; я ни в чем не буду нуждаться». Каждое слово пелось долго, тщательно выводилась каждая буква. После пропетого слова Мартын подсказы­вал следующее, и все подхватывали. Пели благоговейно, тихо, спокойно, сидя рядком на скамей­ках: «Го-о-о-о-спо-о-о-о-дь».

Прошло немного времени, и в душах ревностных посетителей избы Мартына проснулись ростки новой жизни. Крестьяне перестали бить своих жен и животных, враждовать с соседями, красть и пить. Крестьянки оставили злобу и перестали злословить о своих мужьях, невестках и детях. Вместо ссор по вечерам слышалось пение да дружное гудение прялок, и мир Божий воца­рился в семьях».

Спустя недолгое время начались преследования: молокан Поволжья сослали на Кавказ. Правительство не делало различий между молоканами и духоборами. Но при Александре I мо­локанам было разрешено открыто исповедовать свою веру.

Интересный рассказ о вере молокан содержится в книге Риченды Скотт «Квакеры в Рос­сии», когда двое квакеров, Греллет и Аллен, встретились в Симферополе с молоканами. Они нашли, что молокане во многом похожи на лучшую часть духоборов. Далее Р.Скотт пишет: «Молокане также называли себя «духовными христианами» и также пострадали от православ­ной церкви. Многие из них, особенно казаки, которые тоже входили в их общину, перенесли многолетнее тюремное заключение, но сохранили свои убеждения и не изменили тем веровани­ям, которые выработали самостоятельно, читая и изучая Писание».

«...Эти бедные люди, — писал Аллен, — никогда не слыхали о таком обществе, как наше («Друзья» или квакеры), и однако под воздействием Духа Святого пришли, в значительной сте­пени, к тем же понятиям и свидетельствам среди того мрака, который их окружал».

В 1867 году другие квакеры, Робсон и Харвей, тоже «Мели сильное побуждение посетить молокан, на этот раз на севере Азова. Молокане не решались собираться вместе открыто, но с наступлением темноты они прокрадывались в дом одного из них, чтобы встретиться с английс­кими гостями, и толпа из 70 — 80 человек набиваюсь в один дом, едва освещенный одной све­чой. С помощью переводчика «Друзья» передали им свое послание ободрения, где подчеркнули, что религиозная жизнь коренится в личном опыте обитающего в нас Святой Духа и что богослу­жение, таким образом, происходит ] духе и истине, а не в пустоте формального вероисповедания. Однажды «Друзей» представили замечательному и глубоко уважаемому руководителю секты, котором было 107 лет. Тем не менее этот уважаемый человек са мостоятельно прошел от дома больше километра, чтобь приветствовать «Друзей», и рассказал им много истории о тех пресле­дованиях, которые он перенес тридцать лет назад за то, что отказался поклоняться иконам. Все его имущество было конфисковано, и он подвергся строгому тюремному заключению.

Он также рассказал историю о происхождении молокан: «Около ста лет назад русский

генерал Тверщиков был послан Екатериной II в Лондон по общественным делам, и там он и его младший офицер познакомились с квакерами и приняли их веру. Генерал должен был мно­го времени проводить при дворе и не решился говорить о своей новой вере. Зато его младший офицер поделился этими новостями в своей родной деревне. Одним из первых его обращен­ных стал портной, Семен Уклеин, человек с некоторым образованием, сделавшись впослед­ствии главным апостолом новой веры. Он обращал целые деревни, и крестьяне под влиянием его учения выносили свои священные иконы, чтобы сжечь их, хотя поклонение иконам эти люди впитали с молоком матери. Затем последовали отлучение и тюремное заключение, пока весть об этом не достигла ушей Екатерины. Она приказала молоканам прислать ей в письмен­ном виде основные принципы вероисповедания и, прочитав их, объявила, что их принципы взяты из Библии и что преследования нужно прекратить. Для молокан настали мирные време­на, и многие из них стали преуспевающими земледельцами, владельцами многочисленных стад. Они отказались от табака и алкоголя... При Николае I сектанты опять подверглись пре­следованиям и по приказу царя были сосланы на Кавказ».

«Друзья» побывали на собрании молокан в Одессе; такие собрания «проходили в част­ном доме, в пригороде. Читались части Писания на славянском языке, потом их же пели, а также за ними следовали другие молитвы».

Таковы немногие свидетельства о молоканах, данные устами верующих людей.

В молоканстве, как и в духоборчестве, действительно есть черты, роднящие их с анг­лийскими квакерами, и особенно это учение о «внутреннем свете», о роли добрых дел и о духовном понимании оставленных Христом заповедей крещения и хлебопреломления. Ранние квакеры больше походили на духоборов, с их отрицанием «печатной книги» и утверждением одного лишь духовного руководства, а более поздние — на молокан, с благоговением относя­щихся к Слову Божию, к Библии. Как мы видим из этих свидетельств, молоканство несколько раз переживало подъемы и спады в своей религиозной жизни. Так, например, особое оживле­ние среди молокан произошло в 30-е годы XIX века в связи с эсхатологическими ожиданиями того времени и появлением множества лжепредтеч, лжехристов и лжепророков. Молокане из различных губерний потянулись в Закавказье, где, по пророчеству, в 1836 году должно было открыться тысячелетнее царство. Среди молокан тоже объявились «пророки», таким был в начале века Исайя Крылов, он даже ездил в Петербург с прошением присвоить ему звание «первосвященника церкви духовных христиан». Он, конечно, такого звания не получил, но с большим рвением распространял молоканское учение и свои пророчества. За это его арестова­ли и засекли кнутом...

Молоканство можно назвать мистико-рационалистическим направлением в развитии русской религиозной жизни. Молокане близко подошли к центральной теме евангельского благовестия, но остановились перед ней: очи и не помышляли о новом человеке, рожденном от Слова Божия и Духа Святого. Но они явились благодарнейшей почвой для проповеди бап­тистов, и именно с них начнется евангельское пробуждение в России, и именно из их числа выдвинутся первые баптистские руководители: организаторы общин, миссионеры, проповед­ники, пресвитеры. Это Никита Воронин, первый молоканин, решенный по вере, Василий Пав­лов, сказавший о себе: «Русский баптизм — это я!» Это братья Мазаевы, это семья Прохано­вых, давшая нам впоследствии руководителя евангельских христиан в Петербурге, это Казако­вы, сын которых станет композитором, регентом, поэтом, проповедником и преподавателем на курсах евангельских христиан.

Молокане тысячами перейдут в баптизм, принеся с собой серьезность, основательность, высокие нравственные качества и выносливость в гонениях. Молокане вобрали в себя все до­стижения русской умственной религиозной мысли, которая родила «духовное христианство», торжество духовности над обрядностью, утверждение превосходства человеческого нравствен­ного достоинства над символическими знаками, освобождения церкви от внешних уз. Моло­кане осуществили в своей общинной жизни то руководство Библии, которое не удалось их предшественникам. Об этом могли только мечтать Федор Курицын, Матвей Башкин, Иван Федоров. Молокане сделали основой своих богослужений чтение и изучение Библии, а также послушание Божиему Слову. Они были людьми «книжными», образованными. Они создали

церковь как союз единоверцев, а также успешно осуществляли нестяжательное и учительное руководство ею. Русский баптизм многим обязан молоканам как своим предшественникам, которые связали его со всей историей русского религиозного поиска.

Украинский штундизм

Украинские штундисты — это предшественники баптистов на Украине так же, как кав­казские и крымские молокане — их предшественники на Кавказе. Кавказ, Украина, Тавричес­кая губерния — вот три очага будущего возникновения баптизма.

На Украине начиная с 60-х годов прошлого века и до сих пор слово «штунда» является оскорбительным прозвищем баптистов. На примере штундистов видно, насколько ложны, со­вершенно неосновательны обвинения и негодующие крики, сопровождавшие в нашей стране любое проявление живой веры, подлинного христианского интереса к Божиему Слову, жела­ния действительно жить так, как учил Христос. Вот типичная деревенская информация о штун-дистах: «Штундисты в церковь не ходят, топчут иконы, живут невенчанными, не крестят своих детей, молятся в котел. Попавшего к ним на собрание они заговаривают и превращают его в штундиста». А вот типичные оскорбления:

«Изувер, душу продал! Бить его!»

Итак было на протяжении всей тысячи лет нашего христианства. Между тем английский историк начала XX века Роберт Латимер пишет о них: «Какие верования скрывались в душе исключительно трезвых, рациональных, изобретательных «сектантов» — крестьян в России? Что заставило их отличаться так сильно в поведении и характере от их соседей? Это различие, созданное их верой, было столь удивительным, столь коренным, что вера, побудившая их к это­му, должна вызывать особенный интерес». Историк называет штундистов наряду с духоборами и молоканами XVIII века братьями евангельских христиан Запада. Он при этом отмечает, что ин­тересные подробности, касающиеся верований южнорусских «неправославных», можно отыс­кать только среди массы ругательств и самоправедной лжи, направленных против них.

Итак, кто такие штундисты? В 1774 году был заключен мир с Турцией, и Россия приоб­рела северное побережье Черного моря и Крым. Правительство Екатерины 11 решило пригла­сить для обрабатывания новых земель немцев, меннонитов и реформатов, известных высокой культурой хозяйствования. Сам Потемкин, которому было присвоено звание «Таврический» за покорение Таврии — Крыма, ездил в город Данциг лично приглашать желающих стать коло­нистами. Так у нас в Правобережной Украине появился городок под названием Старый Дан­циг, впоследствии село Крупское. Заселение Таврической губернии и юга Украины продолжа­лось и при Павле I, и при Александре I. Если вспомнить историю и воспитываемую в народе ненависть к Западу («погана латинска вера»), можно считать заселение юга России потомками Реформации чистым чудом и промыслом Божьим, потому что именно этот район станет колы­белью широкого евангельско-баптистского движения.

Немецкие колонисты получали вместе с землей много привилегий: они на десять лет освобождались от налогов, не участвовали в войнах, наделы им давались крупные, и все это с одним условием: не совращать православных русских и украинцев в свою веру! И так они и жили, бок о бок, почти сто лет, не оказывая никакого влияния друг на друга, разделенные стеной обрядов. Русские и Украинские крестьяне не интересовались не только религией коло­нистов, но даже и их прогрессивными методами бдения сельского хозяйства. И так продолжа­лось бы еще неизвестно сколько времени, если бы Дух Божий не коснулся сердец немецких переселенцев. Они были доступнее для евангельского пробуждения, потому что у них у всех были и Библии, и знание основ учения Христа. Апостолами пробуждения стали отец и сын Бонекемперы (на Правобережной Украине) и Эдуард Вюст (на Левобережной Украине). Воз­горевшаяся любовь к Богу расплавила сердца многих колонистов, и они утратили свою расчет-

ливую осторожность — открылись для живших рядом с ними и вокруг них русских и украин­ских крестьян. Но и в тех тоже произошли большие изменения!

Лидер баптистского движения Василий Гурьевич Павлов так пишет в своем историчес­ком очерке: «Лишь с освобождением крестьян от крепостной зависимости начинается... про­буждение религиозного сознания русского народа, которое выразилось в движении, получив­шем название штундизм».

Само это название происходит от немецкого слова §Шпде, означающего «час», — это час молитвы и изучения Божиего Слова, на который радушные хозяева-немцы стали пригла­шать своих батраков и соседей, желая поделиться с ними той радостью спасения, которая про­будилась в них самих. Божие Слово радикально меняло жизнь крестьян. Священник Ушинс-кий, стараясь понять причины штунды, удивлялся: «Всего загадочнее казался мне такой нрав­ственный перелом в понятиях и в образе жизни совращенных крестьян, что они вдруг бросали такой народный бытовой обычай, как пьянство, вошедший, казалось, в плоть и кровь всего нашего сельского люда, и усваивали в короткое время вместе с новым вероисповеданием но­вые, доселе совершенно чуждые им, обычаи, понятия и правила жизни». И это еще не все: «Выслушивая их возражения, удивлялся, что некоторые из них успели в короткое время, само­учкой, без помощи школ, научиться грамоте и прилежно читать Библию в русском переводе».

Другой священник даже пришел к убеждению, что «почву и силу штунды составляет грамотность».

Слушая эти признания, начинаешь удивляться: получается, что сами священники не рады ни трезвости, ни грамотности народа? Получается, что они не верят в Духа Святого, чьи действия они столь наглядно видят?

«Штунда» — это результат размышлений крестьян над Словом Божиим. Малограмот­ных крестьян влекло в глубину Писания и тишину молитвы. Центром их христианской жизни стал «библейский час». Они сосредоточивались на Христе и Писании, а не на организации. В их лексиконе не было слова «проповедник», а только «брат». Немецкие братья шли навстречу их богоискательству, их желанию познать Слово Божие. При этом они рисковали потерять все свои привилегии. И так с некоторыми из них случилось: меннонит брат Вилер, например, умер в нищете, все отдав делу проповеди и организации миссионерского труда уверовавших кресть­ян. И все же главное было в духовном поиске самих крестьян, в их желании познать Бога.

Как мы знаем, штундистские кружки, или, как мы их сейчас называем, группы изучения Библии, росли и распространялись. Начавшись в 50-е годы XIX века с маленьких ручейков в деревнях Основа Одесского уезда, Карловка и Любомирка Елизаветградского уезда, евангельское движение пробуждения достигло к 70-м годам Киевщины, и там были деревни, где не оста­лось ни одного православного, все перешли в штундизм. Выход из православия вовсе не яв­лялся целью общин украинских штундистов: они проводили свои собрания после церковной службы, и проводили их уже самостоятельно, без руководства со стороны немецких колонис­тов. Они читали Новый Завет синодального издания, молились и пели духовные гимны из сборника «Приношение православным христианам». Но их продолжали называть «штундой», начались притеснения, оскорбления со стороны священников. Служители православной церк­ви стали настраивать так называемый «мир» против них, возбуждая ненависть, распространяя о них всякие небылицы. Один из штундистов так ответил на эти репрессии: «Я лучше положу душу свою, чем оставлю толкование Слова Божиего».

И штундисты перестали ходить в церковь, поклоняться иконам и исполнять обряды. С домашними иконами Дело было так: крестьяне снимали их и складывали у Дома священника, и в ответ на его негодование отвечали: «Не ведено, батюшка, поклоняться иконам». — «Кто это вам не велит?» — «Бог не велит!» Когда один из приезжих интеллигентов спросил кресть­ян, почему они снимают иконы: «Пусть бы висели, а вы бы молились, как знаете, чем они вам мешают?», то получил кроткий, но чрезвычайно глубокий ответ: «Смущение, барин, от этого бывает!» Они хотели всем сердцем предаться Тому Богу, Который открылся им со страниц Священного Писания, и не делить свою новообретенную любовь со старыми обычаями и ве­рованиями. Какая искренность в этом!

У нас есть личные свидетельства о первых обращениях: крестьянин Онищенко из де-

ревни Основа около Николаева долгие годы имел глубокие духовные переживания. Вот что он о себе рассказывал: «Я был прежде как свинья: хуже даже скота, потому что скот делает то, что ему следует; я скверный был. Я однажды молился, молился на поле, я плакал, кричал: Господи, вразуми меня, исправь меня! Не знаю, кто — я этого не видел — точно снял с меня одежду, и сделалось мне легко, и стал я свободный и узнал Бога». Это произошло с ним в 1858 году. Его ревностным последователем стал Михаил Ра-тушный, сосед по дому, а вскоре образовалась и первая община украинских штундистов.

В деревне Любомирке, около Елизаветграда, первым обращенным стал Иван Рябошап-ка, впоследствии — выдающийся баптист-миссионер. В то время (1860 год) он был мельни­ком, и его часто видели сидящим у двери мельницы с букварем в руках или читающим Еванге­лие. В возрасте 30 лет он самостоятельно научился читать и писать по-русски и даже понимать написанное по-немецки из немецкого Евангелия.

Однажды он читал 7-ю главу Евангелия от Матфея... Это та глава, где говорится, что «просящий получает, и ищущий находит, и стучащему отворят» и что Отец Небесный «даст блага просящим у Него». Здесь также есть описание широкого и узкого пути: «...тесны врата и узок путь, ведущие в жизнь, и немногие находят их». И история о доме на камне и о доме на песке: «И пошел дождь, и разлились реки, и подули ветры, и устремились на дом тот, и он не упал, потому что основан был на камне». Наш дорогой брат Иван Рябошапка все слова эти прочел, медленно и вдумчиво, и вдруг впервые в жизни почувствовал сильное желание помо­литься Богу. Он встал на колени тут же, на ступенях мельницы, и обратился к живому Всемо­гущему Богу, прося у него прощения всех своих грехов. Он потом рассказывал так: «От радос­ти я кричал на мельнице, я славил Бога!» На этой же мельнице начались первые собрания крестьян из Карловки и Любомирки, пока они не перешли в знаменитую «клуню», сарай, став­ший их первым домом молитвы.

Все эти вопросы евангельского пробуждения на юге Украины детально исследованы и освещены в недавно вышедшей книге С.Н.Савинского «История русско-украинского баптиз­ма», Одесская Богословская семинария, 1995. В ней отмечен также один очень важный факт: украинские крестьяне не перенимали «немецкой веры»! Никто из них не стал лютеранином, реформатом или меннонитом. Их коснулось евангельское пробуждение, начавшееся в среде немецких колонистов, т.е. через немецких колонистов их коснулся Дух Божий. А дальше они начали устраивать свои собственные собрания, появились общины, группы изучения Библии. К ним тянулись православные люди, тянулись непреодолимо: высокая нравственная жизнь штундистов, постоянное духовное горение, с

Система охраняемых территорий в США Изучение особо охраняемых природных территорий(ООПТ) США представляет особый интерес по многим причинам...

Живите по правилу: МАЛО ЛИ ЧТО НА СВЕТЕ СУЩЕСТВУЕТ? Я неслучайно подчеркиваю, что место в голове ограничено, а информации вокруг много, и что ваше право...

Что вызывает тренды на фондовых и товарных рынках Объяснение теории грузового поезда Первые 17 лет моих рыночных исследований сводились к попыткам вычис­лить, когда этот...

ЧТО ТАКОЕ УВЕРЕННОЕ ПОВЕДЕНИЕ В МЕЖЛИЧНОСТНЫХ ОТНОШЕНИЯХ? Исторически существует три основных модели различий, существующих между...

Не нашли то, что искали? Воспользуйтесь поиском гугл на сайте: