Глава 4 . Внутренняя и внешняя политика в 1815—1825 гг.

Внутренняя политика

Последнее десятилетие царствования Александра I принято считать временем решительного поворота к реакции, именуемой аракчеевщиной. Од­нако политический курс Александра I в те годы носил противоре­чивый характер. Примерно до 1819—1820 гг. наряду с проведением ряда реакционных мер имели место и факты "заигрывания с либе­рализмом": продолжали разрабатываться планы преобразований, просвещение и печать пока еще не подвергались тем суровым гоне­ниям, какие начались позднее — в последнее пятилетие царствова­ния Александра. В 1818—1820 гг. издаются книги К. И. Арсеньева "Российская статистика", А. П. Куницына "Право естественное", Н. И. Тургенева "Опыт теории налогов", в которых излагались про­светительские идеи, а К. И. Арсеньев открыто заявлял о вреде кре­постного права. В "Духе журналов" продолжали публиковаться и комментироваться тексты западноевропейских конституций.

15 ноября 1815 г. Александр I утвердил конституцию Королев­ства Польского. По этой Конституции Александр I становился ко­ролем польским. Польская корона объявлялась наследственной для российских императоров, но власть их на территории Польши ограничивалась конституцией. Управление Польшей вверялось наместнику царя, каковым Александр I назначил генерала из старин-ого польского рода Иосифа Зайончека, возведя его в княжеское достоинство. Но фактическим наместником стал брат царя великий князь Константин Павлович, назначенный главнокомандующим польскими вооруженными силами. Высшую законодательную власть осуществлял выборный Сейм, собиравшийся на свои сессии один раз в два года на 30 дней, а между сессиями — Государственный совет, действовавший постоянно. Все государственные должности замещались только поляками и официальные акты составлялись на польском языке. Объявлялись неприкосновенность личности и жилища, свобода печати; господствующей религией являлся като­лицизм, но гарантировалась свобода вероисповедания и другим кон­фессиям. Вводился равный для всех сословий суд, при независимо­сти и несменяемости судей и с гласным судопроизводством. В со­ставе российских вооруженных сил создавался Польский корпус под командованием наместника царя.

Польская конституция была наиболее либеральным для того времени конституционным актом в Европе. При открытии первого

заседания Сейма в Варшаве 15 (27) марта 1818 г. Александр I про­изнес речь, в которой объявил о своем намерении ввести подобный конституционный порядок на всей территории России: "Устрой­ство, уже существовавшее в вашем крае, дозволило мне немедлен­но ввести то, которое я даровал вам, руководствуясь правилами свободных учреждений, не перестававших быть предметом моих забот и которых благодетельное влияние надеюсь я с помощью Божией распространить на все страны, Провидением попечению мо­ему вверенные. Таким образом, вы мне подали средство явить мо­ему отечеству то, что уже издавна я ему готовлю и чем оно вос­пользуется, как только начала столь важного дела достигнут над­лежащей зрелости". Спустя месяц в речи при закрытии сессии Сейма Александр заявил, что высоко ценит "независимость мнений" из­бранников Сейма, ибо "свободно избранные должны и рассуждать свободно". Варшавские речи Александра I, напечатанные и ком­ментированные в русских журналах, произвели сильное впечатление на умы прогрессивных людей России, внушив им надежды на. конституционные намерения царя. Н. М. Карамзин писал своему другу поэту И. И. Дмитриеву: "Варшавские речи сильно отозвались в молодых сердцах. Спят и видят конституцию, судят, рядят, начи­нают и писать в "Сыне Отечества".

В том же году Александр I дал министру юстиции Н. Н. Ново­сильцеву секретное поручение подготовить "Государственную ус­тавную грамоту" для России в духе принципов польской конститу­ции 1815 г. К 1820 г. текст Грамоты был готов и одобрен царем. В ней проводились идеи политической свободы, представительного. правления и буржуазного федерализма, однако она не ограничивала

самодержавной власти царя и не меняла сословную структуру общества. Был составлен высочайший манифест, долженствующий возвестить о предстоящем обнародовании этого документа, но из-за революционных событий в том году в Европе это намерение Александра I им было отложено.

В 1816 — 1820 гг. проводились меры по решению крестьянско­го вопроса. В 1816 г. было завершено проведение крестьянской ре­формы в Латвии и Эстонии, начало которой было положено в 1804— 1805 гг. 23 мая 1816 г. издано "Положение об эстляндских крестья­нах". Крестьяне получили личную свободу, но без земли, которая провозглашалась собственностью помещиков. Крестьянам предос­тавлялось право владения земельными наделами на условиях арен­ды, но они получали возможность в перспективе приобрести их в собственность посредством выкупа у помещика. Устанавливался 14-летний переходный период, в течение которого помещик в зна­чительной мере сохранял свою власть над крестьянами. Аналогич­ные условия освобождения были определены и "Положением о лифляндских крестьянах", принятым 26 марта 1819 г.

В 1818 г. Александр I дал двенадцати сановникам секретные поручения разработать проекты отмены крепостного права для

русских губерний. С проектами решения крестьянского вопроса выступили в это время П. Д. Киселев, Н. С. Мордвинов, В. Н. Карамзин, П. А. Вяземский, Н. Г. Репнин. Их проекты объединял принцип. постепенного освобождения крестьян, не ущемляя при этом экономических интересов помещиков. Любопытен проект, подготовленный по поручению царя А. А. Аракчеевым. Проект предусматривал

поэтапный выкуп помещичьих крестьян казной. Помещики получали за отпускаемых на волю крестьян от казны деньги, которые, по мысли Аракчеева, могли бы избавить их от долгов и наладить хозяйство на рациональной основе. Крестьяне освобождались с землей, но им предоставлялось всего лишь по две десятины на ревиз­скую душу, да и то на условиях аренды, хотя в будущем они могли приобрести землю в собственность, выкупив ее у помещиков. Летом 1818 г. состоялась встреча Александра I с представителями дво­рянства Полтавской и Черниговской губерний. Он призывал их про­явить инициативу в деле освобождения крепостных крестьян, но дворяне не вняли этим призывам царя.

Война 1812г. породила мистические настроения среди русско­го дворянства. Революционные и военные потрясения в Европе спо­собствовали тогда распространению мистицизма среди высших со­словий и монархов и во многих европейских странах. Захватили они и Александра I. Он покровительствует различного рода духов­ным собраниям, принимает новоявленных "пророков" и "пророчиц", приближает к себе воинствующего мракобеса и фанатика архиман­дрита новгородского Юрьева монастыря Фотия (П. Н. Спасского), берет под свое покровительство учрежденное в 1812 г. в России Библейское общество. (Подробно об этом см. в главе 24).

В 1817 г. Министерство народного просвещения было преобра­зовано в Министерство духовных дел и народного просвещения, во главе которого был поставлен фаворит царя князь А. Н. Голицын, занимавший с 1803 г. пост обер-прокурора Святейшего Синода.

Военные поселения Среди реакционных мер послевоенного пятилетия наиболее жестокой явилось учреждение военных поселений. Это было вызвано поисками новых форм комплектова­ния армии и вместе с тем разрешения острых финансовых про­блем. Решено было часть армии перевести на "самоокупаемость":

посадить солдат на землю, чтобы они наряду с несением военной службы занимались земледелием и тем содержали себя.

Идея создания военных поселений не нова. Она возникла еще при Павле I, но к ее реализации приступили в 1810 г., поселив батальон солдат в Могилевской губернии. Жителей мест, назначен­ных под поселение, выселили в Новороссийскую губернию. Часть поселяемых солдат превратили в семейных "хозяев"; у них размес­тили остальных холостых солдат, которые должны были помогать семейным в полевых работах. Но этот опыт оказался неудачным.

Солдаты, не имевшие навыка к земледелию, не смогли содержать себя и сильно бедствовали. В связи с начавшейся войной 1812 г. их направили в действующую армию.

В 1816 г. вновь вернулись к практике создания военных поселений, но уже на иных началах. На этот раз жители мест, предназначенных под военные поселения, не выселялись, а обращались в военных поселян и получали наименование "поселян-хозяев". К ним подселялись солдаты "действующих" (регулярных) частей пехоты и кавалерии — по два солдата на поселенное семейство. В военных поселениях учреждались школы, госпитали, ремесленные мастер­ские. Дети военных поселян с 7 лет зачислялись в кантонисты: сна­чала они, оставаясь при родителях, обучались в школе чтению, письму и счету, а с 18 лет их уже переводили в воинские части.

Вся жизнь военных поселян строго регламентировалась: по ко­манде военные поселяне должны были вставать, зажигать огонь, топить печь, выходить на работу, что коренным образом ломало их прежний, привычный быт и воспринималось ими весьма тягостно.

Но особенно тяжелыми для военных поселян в первые годы оказались обширные строительные и дорожные работы, поглощавшие массу труда, здоровья и времени. Они изнуряли силы поселян и явились причиной большой смертности среди них. Таким образом, военные поселения превратились в худший вид крепостной неволи.

В 1817—1818 гг. военные поселения были сначала введены в Новгородской, Херсонской и Слободско-Украинской губерниях. К 1825 г. на положение военных поселян были переведены 374 тыс. г казенных крестьян и украинских казаков. К ним поселили 131 тыс. солдат регулярных войск. При Николае I военные поселения, уже в реформированном виде (под влиянием восстания в 1831г. в Новгородских поселениях), продолжали расширяться. Они возникли в Витебской, Подольской и Киевской губерниях, даже на Кавказе.

Были планы создания военных поселений в Ярославской и других губерниях. В 1857 г., когда в связи с подготовкой крестьянской реформы началось упразднение военных поселений, в них насчитывалось 800 тыс. человек обоего пола.

Инициатива учреждения военных поселений исходила от Алек­сандра I, поставившего главным начальником над ними Аракчеева. Сначала Аракчеев даже возражал против них, предлагая решить проблему комплектования армии путем сокращения срока солдатской службы до 8 лет, а из увольняемых в запас создавать необходимый резерв. Но как только вопрос о военных поселениях был окончательно решен царем, Аракчеев стал самым рьяным и последовательным проводником этой меры в жизнь. Педантичность, поистине маниакальная приверженность к "порядку" и строгой дис­циплине, неукоснительная исполнительность и бесспорно незауряд­ные организаторские способности — качества, присущие Аракчее­ву и особенно ценившиеся в нем Александром I, выдвинули его на первое место на политическом небосклоне России в 1815—1825 гг.

Аракчеев применял самые жестокие меры при подавлении крестьян и казаков, сопротивлявшихся введению военных поселений. В 1817 г. против восставших крестьян Новгородской губернии, упорно не желавших становиться военными поселянами, была при­менена даже артиллерия. Массовой экзекуции в 1817—1818 гг. были подвергнуты казаки Херсонской губернии, не желавшие перехо­дить на положение военных поселян. Крупное восстание военных поселян вспыхнуло летом 1819 г. в Чугуеве — центре Чугуевского и Таганрогского уланских округов военных поселений в Харьковской губернии. В этих округах числилось 28 тыс. военных поселян. Они потребовали оставить их на прежнем положении казаков и вернуть взятые под поселения их собственные земли. Восстание было по­давлено с помощью двух дивизий регулярных войск. В Харьков прибыл сам Аракчеев, который однако не решился появиться в восставших округах военных поселений. Аресту подверглись 2003 участника восстания, 363 из них были преданы военному суду, приговорившему 273 человека к смертной казни, но затем ее отме­нили: несчастных прогнали сквозь строй. Этой экзекуции подверг­лись 54 наиболее активных участника восстания, при этом 29 из i них были забиты насмерть.

К 1820 г. заметно определился поворот Александра I к реакции. Он явился ответом на ряд внешних и внутренних событий, которые произвели на Александра I глубокое впечатление. Наблюдательные современники, в первую очередь де­кабристы, связывали усиление реакционного политического курса Александра I с революционными потрясениями в странах Запад­ной Европы) Речь Александра I при открытии второго польского Сейма 1(13) сентября 1820 г. уже сильно отличалась от сказанной два с половиной года назад. Теперь царь уже не вспоминал о своем обещании даровать России "законно-свободные учреждения". В это время полыхали революции в южноевропейских странах — Испании, Неаполе, Пьемонте. 'Дух зла покушается водворить снова свое бедственное владычество, — говорил Александр I, — он уже парит над частию Европы, уже накопляет злодеяния и пагубные события". На конгрессе Священного союза осенью 1820 г. в Троппау Александр говорил о необходимости "принять серьезные и дейст­венные меры против пожара, охватившего весь юг Европы и от которого огонь уже разбросан во всех землях".

В Троппау царь получил известие о восстании лейб-гвардии Семеновского полка 6-18 октября 1820 г., вызванном жестокостями вновь назначенного его командиром полковника Е. Ф. Шварца. Первым Александру сообщил это неприятное для него известие" австрийский канцлер Меттерних, представив его как свидетельство, что и в России "неспокойно". Но особенно большой резонанс это собы­тие вызвало в Петербурге. Восстала не обычная воинская часть, а один из старейших, основанный еще Петром I, гвардейских полков,

на который "Равнялась вся гвардия". Этот полк был наиболее бли­зок ко двору, его шефом являлся сам Александр I. Солдаты этого привилегированного полка в большинстве своём были ветеранами многих войн. Нельзя не отметить и того факта, что именно в казар­мах Семеновского полка получило свое основание первое декабристское общество — Союз спасения. Впрочем, служившие в полку члены тайного декабристского общества не только не присоединились к солдатскому протесту, но старались всячески предотвратить его, хотя и горячо сочувствовали положению солдат.

По приказу Александра I Семеновский полк был раскассиро­ван по различным армейским частям, его 1-й батальон, который начал восстание, был предан военному суду, "зачинщики возмуще­ния" Прогнаны сквозь строй и сосланы "навечно" на каторгу, а ос­тальные солдаты этого батальона распределены по различным си­бирским гарнизонам. По армейским полкам разослали и всех офицеров полка.

Александр I ошибочно полагал, что возмущение Семеновского полка было инспирировано тайным обществом. Следствие не обнаружило этого, однако было усилено наблюдение за настроениями в армии. Вскоре по доносам Александр I узнал и о существований тайного общества декабристов — Союзе благоденствия. Но на этот раз он решил обойтись без арестов и громкого судебного процесса (как полагают, во избежание международной огласки). Генерал-адъ­ютант И. В. Васильчиков, представивший Александру I докладную записку с перечнем участников тайного общества, свидетельствовал, что царь, не желая знать "имен этих несчастных", бросил список в пылающий камин, добавив при этом: "Вы знаете, что я разделял и поощрял эти иллюзии и заблуждения. Не мне подобает их карать". Однако "имена несчастных" Александру были уже из­вестны по другим доносам, и он решил покарать некоторых участ­ников тайного общества без судебной огласки: одни были разжало­ваны, другие сосланы, и те и другие отданы под негласный надзор полиции.

Наступление реакционного политического курса после 1820 г. обозначились во всех направлениях. Указами 1822—1823 гг. были отменены изданные в первые годы царствования Александра I за­конодательные акты, сдерживавшие произвол помещиков по отно­шению к своим крепостным крестьянам. Вновь подтверждалось право помещиков ссылать крестьян "за предерзостные поступки"; кре­стьянам запрещалось жаловаться на жестокость своих господ, воз­буждать "иски о воле".

Усилились гонения на просвещение, учебные заведения, осо­бенно на университеты. Еще в 1819 г. в Казанский университет для его ревизии был послан член Главного правления училищ Мини­стерства духовных дел и народного просвещения М. Л. Магницкий, стяжавший славу обскуранта и гонителя просвещения. Он обнару­жил в университете "дух вольномыслия и безбожия" и в своем

докладе царю о результатах ревизии предлагал "публичное разру­шение" этого учебного заведения. Царь наложил резолюцию: "За­чем разрушать, лучше исправить", а "исправлять" университет поручил самому Магницкому, назначив его попечителем Казанско­го учебного округа. Магницкий рьяно приступил к "реорганизации" преподавания и жизни Казанского университета на основе "благо­честия и верноподданности". Он изменил все его учебные планы, уволил 11 лучших профессоров (из 25), заменив их "благонадеж­ными" гимназическими учителями. Из университетской библиоте­ки по его приказу были изъяты все книги, отличавшиеся, по его мнению, "вредным направлением". В самом университете был ус­тановлен казарменный режим: студентов заставляли маршировать, читать и петь хором молитвы, провинившегося в крестьянском ар­мяке и лаптях заключали в карцер ("комнату уединения"), а его товарищей заставляли молиться о нем как о "грешнике". "Неис­правимых" студентов Магницкий отдавал в солдаты.'' Довершив разгром Казанского университета, Магницкий докладывал императору: "Яд вольнодумства окончательно оставил университет, где обитает ныне страх Божий".

Вскоре "исправлению", хотя и в меньших размерах, был под­вергнут Харьковский университет, из которого уволили ряд профессоров. Попечитель Петербургского учебного округа С. С. Уваров (будущий министр народного просвещения) воспротивился реакционным мерам по отношению к университетам. Его заставили подать в отставку. Вместо него в 1821 г. попечителем Петербургского учебного округа был назначен фанатичный обскурант Д. П. Рунич. Он начал с доноса о том, что в Петербургском университете науки преподаются "в противном христианству духе", и возбудил судеб­ный процесс против лучших профессоров университета — А. И. Га-лича, Э. В. Раупаха, К. И. Арсеньева и К. Ф. Германа. Процесс тя­нулся до 1827 г., когда он был прекращен за недоказанностью "пре­ступления". Реакция не решилась учинить подобное же "исправле­ние" старейшему университету — Московскому. Попечитель Мос­ковского учебного округа князь А. П. Оболенский, используя все свое влияние, сумел оградить Московский университет от наветов и инсинуаций и спасти его от грозившей ему опасности.

Цензура Резко усилились цензурные гонения на печать. Хотя либеральный по своему духу цензурный устав 1804 г. и не был отменен, но негласным распоряжением министра духовных дел и народного просвещения А. Н. Голицына подчиненному ему цен­зурному ведомству предписывалось принять меры к недопущению в печати идей, "противных принятым ныне твердым правилам", обнаруживать и пресекать "вольнодумство, безбожие, своевольст­во, мечтательное философствование".В печати было запрещено касаться вопросов государственного устройства, критиковать дей­ствия любого начальства и даже печатать рецензии на игру акте-

ров императорских театров, поскольку "они находятся на государственной службе". Цензура беспощадно преследовала не только всякую свободную мысль, но даже лояльные правительству сочинения, в которых в негативном духе рассуждалось о конституциях или о представительном образе правления. Навлечь репрессии мог­ло и сказанное вслух смелое слово. Так, в сентябре 1822 г. на засе­дании Академии художеств были предложены в почетные члены А. А. Аракчеев, министры Д. А. Гурьев и В. П. Кочубей на том основании, что они "близки к государю". Вице-президент Акаде­мии А. Ф. Лабзин в шутку предложил в почетные академики лейб-кучера Илью, который "еще ближе к государю и даже сидит впереди него". За эту выходку, получившую громкую известность, Лаб­зин был сослан в захолустный Сенгилей Симбирской губернии "под особый надзор полиции".

1 августа 1822 г. последовал рескрипт Александра I на имя управляющего Министерством внутренних дел В. П. Кочубея о за­прещении тайных обществ и масонских лож и о взятии с военных и гражданских чинов подписки, что они не принадлежат и впредь не будут принадлежать к таковым организациям. В 1821—1823 гг. по­мимо секретной гражданской полиции вводится сеть тайной поли­ции в гвардии и в армии. Были особые агенты, следившие за дейст­виями самой тайной полиции, а также друг за другом. Следили за всеми высшими государственными лицами, в том числе и за Арак-чеевым который, кстати, прекрасно знал об этом и имел свою аген­туру); Служивший у него декабрист Г. С. Батеньков вспоминал, как Аракчеев во время прогулки с ним по Фонтанке указал на шпиона, который был "приставлен за ним наблюдать".

Это было "классическое" время доносов. Доносили на лиц не только "заподозренных в "вольнодумстве", но и на влиятельных вель­мож и ретроградов, например, на министра полиции А. Д. Балашо­ва, А. Н. Голицына, московского митрополита Филарета, на самого Аракчеева. М. Л. Магницкий подал донос даже на великого князя Николая Павловича (будущего Николая I).

Достойно удивления, что тайная полиция, несмотря на ее раз­витую шпионскую сеть, так и не смогла выявить существование декабристских организаций. И это при том, что декабристы не со­блюдали строгих правил конспирации. Лишь летом 1825 г. Алек­сандру I стало известно о существовании против него заговора, причем сведения поступили не от полиции, а от лиц, случайно про­ведавших об этом из-за неосторожности некоторых молодых чле­нов тайного общества. Однако удалось узнать лишь о факте загово­ра. Предстояло выявить его участников. Наконец 4 декабря 1825 г., уже после кончины Александра I, в Таганроге был получен список на 45 декабристов, и последовали распоряжения об их аресте.

Реакционный внутриполитический курс самодержавия в 1820— 1825 гг. обычно связывают с личностью Аракчеева и называют аракчеевщиной. Несомненно, роль Аракчеева, всесильного временщика

при Александре I, была в те годы исключительно велика. С 1822 г. Аракчеев на положении первого министра фактически являлся единственнным докладчиком царю по всем вопросам, даже по ведомст­ву Святейшего Синода. Все министры шли с докладами сначала к Аракчееву, а он уже делал общий доклад императору. Современники видели в Аракчееве главное "зло" тех лет. Даже монархически настроенные историки пытались все беды страны свалить на Аракчеева. Нисколько не отрицая влияния этой одиозной личности на ход тогдашних государственных дел, необходимо иметь в виду, что вдохновителем этого политического курса был сам Александр I, а Аракчеев выступал лишь в роли наиболее ревностного исполнителя его воли. Неверно мнение о том, что Александр I, занятый в последнее десятилетие своего царствования внешнеполитическими делами, управление империей якобы передал Аракчееву, "как по­мещик своему приказчику". В действительности, даже находясь за границей, Александр держал все нити внутреннего управления стра­ной в своих руках, вникая во все мелочи, касавшиеся, кстати, и "ведомства" самого Аракчеева — военных поселений, он собствен­норучно правил его приказы и распоряжения по этому учреж­дению.

Итоги реакционного политического курса Александра I. Декабристы в своих показаниях и письмах рисуют весьма неприглядную картину состояния Рос- сии в последние годы царствования Александра I. "Сжатое просвещение", "задушенная свобода", "лихоимство в судах", "совершенное отсутствие закона и справед­ливости в судопроизводстве", казнокрадство, принявшее невидан­ные размеры, всеобщие жалобы на стеснение промышленности и торговли — все это являло декабристам "картину всеобщего небла­годенствия". "Во всех уголках виднелись недовольные лица; на ули­цах пожимали плечами, везде шептались, все говорили, к чему это приведет? Все элементы были в брожении", — писал впоследствии из крепости Николаю I декабрист А. А. Бестужев. Разумеется, Алек­сандр I был осведомлен обо всем этом, как и о растущем ропоте в народе и различных общественных кругах, что производило на него гнетущее впечатление. Приближенные к Александру отмечали, что в последние годы он стал мрачен, чаще уединялся, поговаривал о своем намерении "абдикировать" (т. е. отречься от престола). 16 августа 1823 г. он подписал манифест о передаче прав на пре­стол великому князю Николаю Павловичу, минуя законного наслед­ника цесаревича Константина. Александр приказал хранить текст манифеста в строжайшем секрете в запечатанном конверте, на ко­тором была сделана его собственноручная надпись: "Хранить с го­сударственными актами до востребования моего, а в случае моей кончины открыть прежде всякого другого действия".

1 сентября 1825 г. Александр выехал на юг, намереваясь посе­тить там военные поселения, Крым и Кавказ. Неожиданная смерть

его 19 ноября 1825 г. в Таганроге породила легенду о том, что царь не умер, а таинственно скрылся и долгое время жил под именем "старца Федора Кузьмича". Легенда опровергается сохранившими­ся бюллетенями о ходе болезни царя, актом вскрытия его тела по­сле кончины и многими другими официальными документами, пись­мами, воспоминаниями, донесениями лиц — свидетелей его кончи­ны И тем не менее вера в эту легенду сохраняется и поныне. Склонны ее поддерживать и некоторые историки.

ЧТО ПРОИСХОДИТ ВО ВЗРОСЛОЙ ЖИЗНИ? Если вы все еще «неправильно» связаны с матерью, вы избегаете отделения и независимого взрослого существования...

Что вызывает тренды на фондовых и товарных рынках Объяснение теории грузового поезда Первые 17 лет моих рыночных исследований сводились к попыткам вычис­лить, когда этот...

Что способствует осуществлению желаний? Стопроцентная, непоколебимая уверенность в своем...

ЧТО ТАКОЕ УВЕРЕННОЕ ПОВЕДЕНИЕ В МЕЖЛИЧНОСТНЫХ ОТНОШЕНИЯХ? Исторически существует три основных модели различий, существующих между...

Не нашли то, что искали? Воспользуйтесь поиском гугл на сайте: