Утро, упавшие звёзды и бунт цветов

Никто не видел, как звёзды падали в лестничные пролёты… Но это было вчера. А сегодня всё выжгло и высушило солнце. Сквозь огрубевшую ткань времени проступают краски воспоминаний. Слышатся выстрелы, но они звучат всё дальше и дальше. Чайки спокойны, спокойней камней, а вот расколовшийся камень выглядит встревоженным. Облака тащат друг друга на буксире. Прошло время бунтов, сейчас бунтуют только цветы. Огонь лета виноват в самых невероятных происшествиях…

Я ждала, когда цветы оживут. Они были слишком красивы. И они ожили, заговорили на своём ало-тюльпановом языке, в котором не было ни капли крови, а только красота невообразимых контрастов. Вдалеке красный, зеленый, желтый и белый (там были еще нарциссы) расплывались и звали в цветочный мультик, подмигивали и дразнили: «Мы совсем обыкновенные, подойди поближе и рассмотри». Мне на минутку показалось, что я кукла, и парк – игрушечный. Но больше всего поразила трещина на асфальте, она была небольшая, но иногда становилась яркой, почти чёрной, и тогда тюльпаны тоже становились ярче, оживали и начинали говорить…

Я ловлю такие моменты, как бабочек, но они почти никогда не попадаются ни в какие сачки, и только когда ты окончательно поверишь в то, что ты сам – цветок, вдруг неожиданно садятся на тебя…

А к вечеру тюльпаны закрылись. Ушли в себя, задумались, замечтались, уснули. Исчезли постепенно в скрадывающей цвет темноте. Луч фары прорвался сквозь арку, ослепил и погас. Луна давила своей огромностью, терлась о ветки, рассыпалась золотыми блёстками, потом снова собиралась в круг и следовала дальше своему маршруту, в точности параллельно траектории моего движения. Вечер казался глотком жизни в пересохшей реке времени, выжженной пламенем апокалипсиса. Прохлада и тепло, смешанные в равных пропорциях, создавали гамму приятных ощущений, из густой зелени небытия то и дело выпрыгивали кузнечики счастья. Не хватало только большого сачка…

Кто-то громко стучал, записывая за мной слова на машинке. “Спасибо!” - отправила я мысленный сигнал. “Спасибо” - ровным стуком пришел ответ.

Это не рассказ, просто случай из жизни, который я не могу не рассказать. Однажды в горшке с землей, который стоял на балконе, вдруг что-то проросло. Такое бывает, в земле полно семян. “Хорошо, - подумала я. – Новый цветок не придётся покупать”. Я стала поливать этот росток вместе с другими цветами. Он рос на удивление быстро, за несколько дней раскрылись светлые листья, и росток стремительно пошёл вверх. Другие растения у меня неприхотливые, я их поливаю раз в несколько дней, а этот требовал много воды. Однажды я два или три дня не выходила на балкон, а потом увидела, что новый цветок завял, листья высохли и опустились вниз. Я думала, он уже не поднимется, было очень жалко. Бухнула в горшок целую кружку воды. Цветок ожил. Теперь я стала поливать его каждый день, и другие цветы тоже заодно, все они очень пышно разрослись, а некоторые даже зацвели! Однако новый всех обгонял и скоро стал падать под собственной тяжестью. «Нужна пересадка в другой горшок», - подумала я, но было некогда. А через несколько дней я увидела на нём белые цветы, такие беленькие мушки, которые распускались кисточками. “Вот это да! Он уже больше всех других моих цветов, и зацвёл!” Но мне всё стало понятно только когда я увидела вместо этих цветов гроздья сначала зелёных, а потом черных ягод. Тогда я вспомнила… Это паслён, мой любимый цветок из детства, только очень раннего. Я его обожала, собирала эти ягоды, носила с собой, набивала ими карманы. А потом мы расстались, как часто бывает с очень близкими друзьями, у каждого началась своя жизнь… И слово такое мягкое, льняное - «паслён», выплыло из дальнего-дальнего островка времени. Детство не постучалось в мою дверь, оно ворвалось в мою жизнь, нагло выросло прямо перед моими глазами, зацвело и даже подарило чёрные бусы на память. Цветок я конечно пересадила. Паслён… Он и правда красивый.

Подул ветер, остудил полдень, принёс вести из дальних городов, праздники и представления на площадях… Я вспоминаю башни, тонущие в облаках, и большую карусель-колесо, я на ней никогда не каталась. Кто-то печатает на машинке строчки под мою диктовку – в маленькой комнатке маленький секретарь, который знает все секреты. Комната закрыта со всех сторон, туда так просто не попадёшь, она, как говорится, загерметизирована. Но если кто-то думает, что там ничего нет, он глубоко ошибается. В том-то и дело, что там есть абсолютно всё! Только это в форме тонких информационных пластинок, а проще говоря, обыкновенного текста. Вы скажете – “ненастоящее”. Еще какое настоящее! Такой ураган может всё перевернуть и даже сломать, а пластинкам ничего не будет, они нефизические. Секретарь никогда не смеётся, не плачет и не раздражается, но это не значит, что он неживой! Просто его эмоции тоже выражаются в форме информационных пластинок. Их очень много, но они такие тонкие, что все умещаются в маленькую комнатку, а в ней огромный красочный мир, яркий, неповторимый, в котором есть всё что только можно себе представить, даже обыкновенный паслён.

Клавесин где-то очень далеко, в полутёмной зашторенной комнате, а руки уже тянутся к клавишам, уже знают мелодию, уже её играют…

Вода успокоилась. Камни причёсаны. Вечер мечет икру. Можно бесконечно долго смотреть на одуванчики, но нельзя слишком близко подходить к смерти.

В сгущающейся темноте прячутся добрые властелины арбузов, болтают о чём-то нехитром, своём…

Вечер – это край дня, можно разбежаться и прыгнуть в ночь, а можно тихонько поплыть, постепенно привыкая к прохладе. Любовь абсолютно естественна в это время суток, как дыхание или ходьба. Всюду видишь лодки, отчаливающие от берега, - лодки, лодки, готовящиеся перевезти своих пассажиров к новому утру…

А что это за цветы, превращающиеся в зелёные шарики, похожие на ёжиков? Цветы очень хороши, но шарики превосходят даже цветы! Ведь не все цветы могут позволить себе стать шариками, разве что одуванчики. Бог его знает, кто чем становится! Хотя даже в соломке что-то есть… Делают же из неё девушек с красивыми косами и блёкло-жёлтые натюрморты на радость уютным комнатушкам. Так ведь поспевает всё – только поспевай миру удивляться, чтоб не до песка всё проглядеть, хотя и песок красив…

Передайте привет осени от меня, мы за урожаем уже стоим! Добротой вечер красен, не казни, луна! А кто по пояс в землю врос, тому вдвойне трудно лететь в небо…

Не могу больше… Скоростью заменять радость, жить в фантазиях остекленевших минут… Потребность в сне оказывается сильнее голоса разума, и вот уже фантастические маски оживают перед моими глазами. “Черника” - от слова “чёрный”, и “чернила” тоже, а то и другое – фиолетовое… Да и где можно встретить абсолютную черноту? В космосе? В чёрных дырах? Веселье надувное, может лопнуть. Ах, знать бы это чувство меры, осторожности перед смертью, которое есть только у настоящих охотников и сапёров…

Небо взорвалось пушечными залпами, окровавленный осколок солнца упал на пол, а часы всё закручивались и закручивались в спираль, пока не исчезли точкой на горизонте сна. И рассыпалась боль ворохом белых цветов, стайкою снежинок закружилась над землёй... Значит, кто-то открыл меня, как коробочку, а ветер стал старше на одну боль... Ох, как колется небо снежинками!

В ветре уже появились иглы снежинок... Не рано ли? Это предзнаменование, весточка от зимы. Но можно ещё приклеиться к волне и жить летом, а потом дрожать и сохнуть на колючем холодном воздухе…

На верёвке – сушеная рыба. Дети открыли часы. Комната, полная золотисто-голубого цвета. День крошится, и в каждой крошке – немного счастья, вкусного, ароматного. Феи сегодня добры и украшают всё кувшинками. Жмурки на солнце. Ветром выметает старость, прошлогодние листья. Чашки золотисты и веселы, ждут гостей. Камушками на нити нанизаны слёзы.

А прыгать надо с разбегу. Если уж прыгать, так прыгать! Разбежаться и хорошо оттолкнуться от пирса. И постараться не раскрошить весь день, а оставить сладкую ароматную горбушку на вечер. А часы теперь придётся ремонтировать: нельзя же совсем обходиться без времени. Или своё какое-нибудь время придумать. И прошлогодние листья уже не будут прошлогодними листьями, а станут воздушными ящерками или корабликами в лужах. Август поспевает абрикосовым джемом. Хлопья белой одуванчиковой грусти…

Хочется не потерять этот день, унести с собой. Но его так много, карманов не хватает. Долгожданная прохлада – как корочка лета… И сразу вспомнился ржаной хлеб и самое вкусное, хрустящее, оставленное «на закуску». Я прошу цветик-семицветик моря, чтобы исполнилась твоя мечта, потому что моя уже исполнилась. Она подарила мне этот день, пористую корочку, и даже облака сегодня “в дырку”. От всей любви осталось только это синее, прохладное, звонкое… Никто не улетел с крыши. Запаслись теплом. Чай – будет дома.

Я раздвигаю шторки минут – свет. Красный ветер всё смёл в угол комнаты. Отломался кусочек от сердца, потому что оно было из сахарного печенья. Стол стал чужим. Откуда-то появилась девочка с большими красными бантами. Один бантик у неё развязался – правый. Мы перешагнули небо и оказались на поляне с цветами. Цветы были красные и белые. Мы сразу влюбились в цветы.

Есть такие голоса – прозрачные, светлые, как иней на ветке, или чуть-чуть колючая белая пряжа, наматывающаяся на веретено. Дорога-голос, проведи меня по горному хрусталю, я ведь совсем пропаду без тебя… “Проснись, - девочка поправила бантик. – Ветра нет, здесь очень тихо.”

Люди в шаре. Они нас не видят? Там все другого цвета, много синего, и есть желтый; трудно понять, что же на самом деле происходит внутри. “Это не настоящее озеро, - объяснила девочка, - это озеро-шар, в нем отражаются формы “закрытых” людей, они перемещаются в замкнутом пространстве и как бы “пропадают” в этом шаре, теряются в нём. Иногда в шар попадает группа людей, тогда они все связаны и зависимы.”

Мне казалось, что в «замкнутом пространстве» очень хорошо, там было так уютно, что захотелось войти, но к шару невозможно было даже приблизиться, стоило подойти, и ты оказывался с другой стороны. “Мы изменились?” “Конечно, мы в зоне особых вибраций, которые излучают красные и белые цветы, они вызывают деформацию тела и сознания.”

Мы добрались до ночи. Нужен дом! Домик вырос, как гриб… Вещей было мало, и все – “грибное”, такое же мягкое, – пол, кровать. Настольная лампа стояла отдельно. “Делаем ножницы.” “Что?” ”Ножницы – это такое упражнение, руки разводятся в стороны, а потом скрещиваются, ладони вытянуты, сначала правая, потом левая рука сверху, вот так”, - она показала. “Это упражнение-выравнивание.” Мы сделали ножницы.

Ветер принёс с собой чуть-чуть сигаретного дыма, птичьи голоса, кажется, духи… Море порождает море звуков в параллельном, звуковом пространстве. Если прислушаться, кажется, что оно кипит, гулкобулькающее, с точечными и продолговатыми всплесками на среднешумовом фоне. Волны забили в барабаны – громче, громче, одна за другой, накатывающим ровно ритмом, и снова успокоились до мягких рокочущих переливов. Чайки кричат пронзительно, острый звук вонзается в пространство, как нож, разрезает его. Широкую борозду пропахала лодка, и вдобавок на ней включили музыку! И голоса людей в нескольких радиостанциях-точках…

Звук разбивающегося стекла. Дозвенели и уснули, рассыпались птичьими голосами, металлическими пластинками чуть подсушенной ветром и осенью листвы.

Ощущение жизни, струящейся реки… И острова. Острова жизни. Облака – целый караван. Живые барашки. У неба столько историй. Неровный почерк. Из бумаги так не сделаешь, а из ваты – можно попробовать. Щёлкнуло, зазвенело… Маленький выстрел внутри меня. Есть вещи, которые не укладываются на полку, например, любовь к кузнечикам.

Дети верят, что мир большой. Это как зимний сон. Ты смотришь в ледяное озеро, лёд тает, вода становится тёплой, а там, под ней – кузнечик под цвет соломки, самый обыкновенный маленький кузнечик. Только я дописала это слово, и слышу его трель, или скорее «дрель», трава вздрагивает, и он подпрыгивает совсем близко ко мне, я вижу его. Вот это да! А как давно не ходили в гости кузнечики… Оказывается, надо только позвать. И паутинки оживают. Это всё солнце.

Я, кажется, поняла. Озеро было внутри меня, а кузнечик – настоящий. Лёд растаял, и кузнечик появился в этой реальности, самый обыкновенный, маленький, но очень звонкий. Прямо закричал: «Я здесь!» Это как телефонный звонок из детства. Теперь я знаю, какой у него сигнал – это кузнечики. Я в детстве их очень любила.

Вдруг слово «детство» зазвенело детскими голосами… Ну да, вот они, дети, играют на площадке. Их много, целый хор детских голосов, я слышу их, хотя вокруг много других звуков. Просто слово «детство» ожило и переместилось в эту реальность сразу, как только появилось на бумаге. Звонкие-звонкие детские голоса, качели, горки…

Это всё правда, я ничего не придумываю. Такое ощущение, что включается гирлянда фонариков, последовательно, один за другим.

Нельзя браться руками за оголённый провод. Ничего нельзя трогать. Фонарики зажигаются сами. Поскрипывают качели. Звенят колокольчики.

Закат. Начинается представление. Солнце уронило на город золотой шлейф. Я зритель и немножко участник. Я буду нести твой шлейф, можно? Солнце, я буду твоим пажом. Мне эта роль очень нравится.

Мы исчезаем вместе за горизонтом, я и солнце, потому что я держусь за шлейф. Я твой паж, и ты заберёшь меня в свою страну, где всегда светит солнце.

Капелька кофе сделала меня живой. В ладонях – свет. Сидеть и смотреть, как солнце роняет пряди в воду... И вдруг заспешить жить, потому что осень скоро, осень, такая сладкая, вся в соку винограда, в дынных дольках!

Песчинки облепили, хорошо – не кусаются… Я везу на тележке свой дом, вдруг что-то еще пригодится, послужит деталью для натюрморта или персонажем для сказки.

С переливами изумрудов – море… Ты мне рассказываешь совсем чуть-чуть, а я додумываю от себя целую киноисторию, про то, как ты красиво пьёшь чай, и про маковые зёрнышки, которые спрятались в булку, и про воздушные шарики, на которых можно летать...

Дни – как оладушки, каждый со своей начинкой.

Утро. Прохлада. Вспорхнувший воробей резко метнулся, вспугнул меня всплеском какого-то звука. Что-то промелькнуло в памяти – быстро, неуловимо...

Вот, вот они, машины, газоны… Ягоды слов, рассыпанных на странице. На губах отпечатался снежный поцелуй.

Я помню тяжёлые слитки золота на ресницах. Мир, кружащийся на спицах какой-то огромной карусели. Мы в осени – запутавшиеся в сетях рыбки. Маленькие краснобокие яблочки, которыми можно жонглировать, и конечно не рассыпать, не уронить.

…Кто-то чиркнул спичкой. Зажигается огонь под кожей. Кровь становится горячей, быстрей. Ноты бегут по перилам воображаемых линеек, как стайка воробьёв, «чирк-чирк» - вспыхивают одна за другой звонкие искры. Зеленой гусеницей ползёт по листку время.

Недавно я видела очень мелкий дождь на саблинках травы. Весь луг - в серебре, и траур дождя прошел стороной.

… И я приношу несколько капель дождя в руке.

Закат. Солнце висит на проводах. И сразу вспомнилось, что надо развесить бельё. Ощущение, что кто-то сел рядом и обнял за плечо, большой, ласковый, невероятно добрый. Синева – отрешённая, уже подёрнутая прохладой. Я пью, как из реки. От поцелуев снежинок до кристаллов музыки в крови. Капелька солнца на кончике кисточки - и можно раскрашивать всё, покрывая флёром позолоты.

Надо подойти поздороваться с морем, хотя уже довольно прохладно для таких «рукопожатий». Море протянуло мне большую мягкую лапу-волну, и я поняла, что ему не бывает холодно, оно прекрасно себя чувствует при низких температурах, украшает рукава белым мехом по краям зелёной шкуры.

Время шумит извивающимися дорогами, сплетающимися деревьями… А вот и кристаллы музыки, первые снежинки… Ночью – воруем звёзды!

Что делает отдел по эксплуатации и сопровождению ИС? Отвечает за сохранность данных (расписания копирования, копирование и пр.)...

ЧТО ПРОИСХОДИТ ВО ВЗРОСЛОЙ ЖИЗНИ? Если вы все еще «неправильно» связаны с матерью, вы избегаете отделения и независимого взрослого существования...

Что делать, если нет взаимности? А теперь спустимся с небес на землю. Приземлились? Продолжаем разговор...

ЧТО ПРОИСХОДИТ, КОГДА МЫ ССОРИМСЯ Не понимая различий, существующих между мужчинами и женщинами, очень легко довести дело до ссоры...

Не нашли то, что искали? Воспользуйтесь поиском гугл на сайте: