Конкурирующая оценка принципов и структуры правосудия, основанного на правах человека: права человека, как требования к оптимизации по сравнению с оценкой прав как козырей

Даже если конституционные права рассматриваются в качестве принципов и включают в себя основные требования либеральной политической морали в позитивном праве, все равно остается актуальным вопрос, является ли политическая мораль и свободы необходимой основой для оптимизации структуры, связанной принципами и пропорционально проанализированными предположениями. В данной ситуации ответ не очевиден. Политические права и свободы многими воспринимаются как инструмент, имеющий серьезный вес в конкуренции с политическими целями. Эта идея была воспроизведена Рональдом Дворкиным в его правовой концепции, в описании различий между принципами и естественным поведением индивида[83] или также в теории Джона Ролза о приоритете права над благами[84] или также в теории Юргена Хабермаса в его концепции права как факта социальной жизни [85]. В конечном счете, все эти идеи могут подвести к теории изначально разработанной Иммануилом Кантом, основанной на идее двуединства достоинства и автономии в качестве пограничных сдерживающих коллективное воздействия на благо, а также к работе Роберта Алекси о приоритете принципов над правами. Принципы это нормы права, которые описывают идеальную реализацию не только личных прав человека, но также и коллективных благ. Права и коллективные блага – инструменты справедливой игры по отношению к принципам. Боле того, права и политические установки конкурируют на одном фланге[86]. Вопрос только в том, является ли концепция конституционных прав, которая не учитывает приоритет прав над коллективным благом достаточной [87].

Данный аргумент доказывает, что это не так. Он состоит из двух составляющих. Во-первых, структура оптимизации, которую предлагает Алекси, не может быть расценена как недостаточная. Во-вторых, не существует убедительной альтернативы моральной стороне в отношении доступности правосудия.

Структура оптимизации, которую предлагает Алекси является неполной в сравнении с полностью интегрированным учетом конституционных прав, так как теория Алекси не учитывает основное содержание концепции свобод и политической справедливости. Однако, в качестве структурного учета, она обладает достаточными ресурсами, чтобы адекватно определить диапазон существенных обязательств, характеризующих правосудие, основанное на свободе и политических правах. Важные процессы, в основе которых лежала моральная составляющая, связанные с приоритетом прав могут быть пересчитаны в рамках модели принципов, как требования к оптимизации.

Существует две различные идеи, лежащие в основе теории «приоритета прав человека». Первая касается взаимодействия между справедливостью и перфекционисткими идеалами. При этом основная либеральная идея заключается в том, что права человека защищают человека от патерналистских предписаний о том, каких правил ему необходимо придерживаться на протяжении жизни, которые продвигают ведущие мировые религии. Эта идея четко отражает идею приоритета права над благом. Можно было бы сказать, что, в связи с этим права обеспечивают безусловную защиту и не должны принижаться. С точки зрения политической справедливости, не имеет значения, является ли притязания определенной религиозной традиции оправданными. Можно поставить вопрос, возможно ли ограничение свободы слова при выражении обоснованной критики правительства[88]. Презюмируя, что эта критика является справедливой, можно ли дать ей адекватное описание в рамках концепции прав человека как необходимого средство к оптимизации?

Путь к практической реализации конституционной защиты лежит в необходимости исключить из класса причин определенные причины, оправдывающие нарушения интересов свободы [89]. Проанализировав исходные данные можно сделать вывод, что подобные исключения существуют на двух уровнях. Во-первых, необходимо определить саму цель, например, скажем введение обязательной молитвы в государственных школах в целях продвижения определенной религиозной практики будет считаться незаконным исходя из принципа пропорциональности. Если целью введения ограничения свободы слова является признание определенных неудобных политических взглядов незаконными, то такие ограничения должны признаваться неконституционными. Во-вторых, если подобные меры приняты для легализации ограничений интересов свободы и это сделано для дальнейшего продвижения религиозных практик или имеет целью ограничить от публичного обсуждения определенный перечень вопросов, то это не может рассматриваться в качестве оправданной меры с точки зрения соотношения балансов, даже если это будет выгодно для политически преобладающего класса. Никакими исключениями и альтернативными решениями нельзя было бы оправдать такую меру. В рамках соразмерности не должно существовать сложностей в наложении запретов в отношении лица, который исполняет соответствующие обязанности.

Второй областью, в которой права человека должны пользоваться приоритетом, являются отношения коллективных благ или общего интереса. В данном случае приоритет прав человека не является абсолютным. Если коллективное благо, скажем, общественная безопасность, рассматривается в качестве оправдания ущемления свобод (либеральных интересов) или запрета на продажу ракет класса земля-воздух, то несмотря на все интересы прав человека, в некоторых ситуациях им придется оказаться в состоянии ущемленных. Приоритет прав человека может означать только то, что личные права не должны рассматриваться обособленно, так как в данной ситуации следует их рассматривать в рамках общей концепции политической справедливости, основанной на основных идеях достоинства и автономии. Данный пример можно удачно применить с точки зрения принципа пропорциональности. Теория сбалансированности Алекси гласит, что чем больше масштаб нарушения, тем более резонны должны быть причины, вызывающие ущемления прав человека. Данная формула дает формальную структуру для мотивированной оценки конкурирующих проблем. В целях определения степени серьезности данного нарушения необходимо произвести оценку нравственного значения, стоящего на кону, а также возможные последствия его нарушения. Метафора «баланс» не должна заслонять тот факт, что последний пункт теста на пропорциональность будет во многих случаях требовать от принимающих решения необходимости участвовать в теоретическом и практическом осмыслении, в отличие от простой классификации, основанной на интуиции. При оценке относительной важности общих интересов по отношению к свободе человека, в качестве весов может быть использованы приоритеты, как того требует теория справедливости. Тест на пропорциональность представляет пространство для аргументированного и обоснованного понимания свободы, из которого можно сделать вывод, что приоритет коллективных благ является по существу обоснованным.

(1) Он мог, конечно, исключить весь арсенал прав широко гарантированных конституциями. В таком случае не будет закреплено даже право на жизнь, поскольку очевидно, что существуют некоторые жизненные обстоятельства, когда нарушение права на жизнь является оправданным и это вопрос политической справедливости (самооборона, как наиболее наглядный пример).

Единственный способ определить права, которые могут быть квалифицированы как абсолютные, чтобы определить их сферу это указать причины, которые оправдывают нарушение охраняемого интереса. Существует абсолютное право в отношении жизни, которое может быть выражено следующим образом: «Каждый человек имеет абсолютное право на жизнь, до тех пор, пока его реализация оправдана благими намерениями». Но определение права, подобным образом, не представляет никаких преимуществ по сравнению с концепцией прав как принципов. На самом деле, она идентична ей, несмотря на недостоверность этикеток об абсолютности прав.

Более остроумный вариант будет включать в определение права только причины, по которым правообладатель пользуется безусловной защитой. Свобода слова может быть сформулирована, например, как абсолютное право не быть стеснённым в выражении собственной речи, даже при том, что содержание таковой речи может быть ошибочным (ложным). Конфиденциальность может быть определена как абсолютное право не ограничиваться мерами, которые могут быть обоснованы только на сильных патерналистских основаниях. Объем прав, зачатых таким образом, будет соотноситься с областью исключенных причин, рассмотренных выше. Но как концепция морального права, такое представление является явно недостаточным. Такая концепция находится вне центрального понимания о том, что же право защищает. Если человек был приговорён к пожизненному заключению в виду того, что проехал на красный свет светофора, не подвергая никого опасности, это не будет являться нарушением прав, так как проблемы для общественного порядка и устрашения на основе оправданий не исключены как причины для заключения кого-то в тюрьму. Тем не менее, концептуально, лишить заключенного индивида морального права на восстановление (защиту) нарушенных прав, является явно неадекватным. Проблема заключается в том, что права, задуманные с надлежащим умыслом, должны реагировать на ситуации, когда нарушение интересов индивида крайне несоразмерно с мерами, необходимыми для его оправдания. Этот аспект не захвачен концепцией прав, которая сосредотачивается только на причинах, которые безусловно исключены. Идея прав как козырей или абсолютных прав провальна и потому не способна предложить адекватную структурную модель моральных прав.

(2) Существует конкурирующая структурная модель прав, которая не страдает от этих недостатков. Согласно этой модели, у вас меньше, чем козырь (абсолютное право), но больше, чем требуется критерием соразмерности, в силу наличия у вас этого права. В соответствии с такой промежуточной концепцией прав необходимы специальные причины, чтобы переопределить позиции, защищаемые правом [90]. Это предполагает определённую структуру прав, которая находит свое выражение в доктрине США о конституционных правах. После того, как «интерес» был идентифицирован как использование защиты в качестве права, акты, затрагивающие такое определение были оправданы только проверкой на «насущный интерес».

Не совсем очевидно, как понимать проверку на «насущный интерес». С одной точки зрения, проверка означает не более чем требование соразмерности. В США только интересы, которые считаются фундаментальным пользуются защитой, как права. Учитывая первоначальное определение важности затрагиваемых интересов, требование «насущного интереса» можно понимать лишь как указывающее на то, что это единственные причины, которые пропорциональны, при именно «этих» обстоятельствах, причины столь весомые, чтобы их можно было классифицировать как «убедительные». Концепция прав как щитов используется немного чаще, чем концепция «прав как принципов» в интересах, являющихся достаточно фундаментальными[91].

Иное толкование проверки «насущного интереса» структурно более интересно, но по-прежнему проблематично с точки зрения основной политической справедливости. Проверка могла бы сказать о том, что право действительно обеспечивает защиту от нарушения сверх того, что требует соразмерности. Права можно было бы рассматривать как правила, демонстрирующие детальную структуру. Они будут переопределены и не будут применяется в тех случаях, когда сразу видно, что компенсационные проблемы имеют значительно большее значение, чем защищаемый интерес при конкретных обстоятельствах. Конечно же, такая концепция будет отличаться от прав как принципов. Это именно то, к чему я вёл, говоря о «правах как щитах»[92]. Но привлекательна ли такая концепция с точки зрения морали? Если анализ соразмерности означает, что все соответствующие соображения должны быть приняты во внимание и придает вес, которого они заслуживают, то, что могло бы оправдать защиту интереса сверх того, что пропорциональность требует? Если конституционные права сверхзащищают определённые интересы по отношению к тому, что требует политической справедливости, то не может быть никакого оправдания такой концепции прав с точки зрения политической справедливости. По сути политической справедливости, получается, что ни концепция «права как козыри», ни «права как щиты» не могут обеспечить более привлекательную модель, чем понятие «права как принципы».

ЧТО И КАК ПИСАЛИ О МОДЕ В ЖУРНАЛАХ НАЧАЛА XX ВЕКА Первый номер журнала «Аполлон» за 1909 г. начинался, по сути, с программного заявления редакции журнала...

Живите по правилу: МАЛО ЛИ ЧТО НА СВЕТЕ СУЩЕСТВУЕТ? Я неслучайно подчеркиваю, что место в голове ограничено, а информации вокруг много, и что ваше право...

Что способствует осуществлению желаний? Стопроцентная, непоколебимая уверенность в своем...

Что вызывает тренды на фондовых и товарных рынках Объяснение теории грузового поезда Первые 17 лет моих рыночных исследований сводились к попыткам вычис­лить, когда этот...

Не нашли то, что искали? Воспользуйтесь поиском гугл на сайте: