Социально-правовое и терапевтическое отношение к проблемам, включающим в себя вариации в сексуальном поведении

Глава VII. Секс и закон

Общее обсуждение

Имеются основания для широко распространенной озабо­ченности по поводу сексуальных преступлений и сексу­альных правонарушителей, ибо хотя количество сексуаль­ных преступлений, возможно, и не возрастает в действительнос­ти, они, по-видимому, становятся более неприкрыто совершаемы­ми. Это - проблема, которая требует особого внимания судей, ад­вокатов и работников социальной сферы, которые, к сожалению, до сих пор не нашли какого-либо более действенного средства справляться с ней, кроме выработки все более жестоких законов. Однако опыт показал, что, отбыв наказание, преступник обычно продолжает свою преступную деятельность, - наказание не по­служило ему уроком.

Однако психиатр не может согласиться с таким решением данной проблемы. Работая на основе своего обширного клиничес­кого опыта, он приходит к взгляду на сексуальные правонаруше­ния как на выражения глубокого расстройства. Он полагает, что ответом на эту проблему является не увеличение количества тю­рем, полицейских, или установление более длительных сроков заключения, а лечение, направленное на выявление и устранение психологических причин, вызвавших преступление. В действительности психиатрическое лечение, организованное должным образом, уже показало себя более эффективным, чем каратель­ные меры.

Доктор Бернард К. Глюк, директор проекта исследований сексуальных правонарушений в тюрьме Синг-Синг, предлагает на рассмотрение следующую гипотезу относительно причин сек­суальных преступлений:

1. Все эти люди проявляют серьезную психопатологию, причем большей части из этой группы людей ставится диагноз в интервале от шизоидной личности до явной шизофрении.

2. В этой группе имеет место заметно выраженныйстрахсексуального контакта со взрослой женщиной.

3. Внешнее выражение их импульсов предполагает отсут­ствие адекватного Супер-Эго или контроля со стороны совести.

4. Среди этой группы людей имеет место заметно выражен­ное ухудшение способности к интроспективному мышлению, при­водящее в результате к очень ригидной, конкретной ориентации.

В противоположность общественному мнению, невсе сексу­альные правонарушители являются опасными для общества. Многие из них являются эксгибиционистами, вуайеристами, не агрессивными гомосексуалистами - поведение которых, главным образом, вызывает досаду. Однако меньшая часть из них - те, которые склонны к изнасилованию, к оскорблению детей или испытывают вожделение к совершению убийств, - представляет реальную опасность.

Полиция слишком часто проявляет бессердечное, жестокое отношение ко всем сексуальным правонарушителям. Так, трансвестит, женатый мужчина, рассказал мне, что после того, как он был арестован за ношение женского белья, его попросили пройти в таком виде, при закрытых дверях, перед группой детективов, которые надрывались от смеха, глядя на то, как этот человек но­сит бюстгальтер и пояс. Такое бесчувственное обращение делает данную ситуацию еще более трагичной. Данный правонаруши­тель сознался мне, что вследствие этого унизительного пережи­вания он всерьез подумывал о самоубийстве.

Существующая в настоящее время тенденция использова­ния переодетых в гражданское детективов для поимки сексуаль­ных правонарушителей часто приводит к аресту граждан, кото­рые просто подозреваются. Справедливо, что обвиняемый может быть, в конечном счете, реабилитирован, но за счет унижающей гласности. Я сталкивался со многими случаями, когда невинного человека арестовывали, фотографировали, брали у него отпечат­ки пальцев, а позднее реабилитировали, потому что его ошибочно принимали за другого человека.

В одном частном случае уважаемый гражданин был обви­нен двумя девушками в непристойном разоблачении перед ними. Он был арестован, обвинен в непристойном разоблачении и при­говорен к тюремному заключению. Будучи выпущен на поруки, он был направлен в мой офис на консультацию. Я пространно расспрашивал его, доходя даже до того, конечно же, с его согла­сия, чтобы использовать «сыворотку правды». Во время беседы, находясь под действием наркотика, он страстно отрицал все об­винения, настаивая на том, что он невиновен. Не найдя у него чего-либо, что могло бы указывать на какую-либо неправильную сексуальную регулировку, я направил отчет о результатах моего обследования на рассмотрение суда.

В то время, как мистер Х ожидал дальнейшего рассмотре­ния своего случая, ассистент корпорации адвокатов Кларк Кинг получил анонимное письмо от мужчины, который писал, что он был виновной стороной. Содержание письма не оставляло ни малейших сомнений в том, что м-р Х был невиновен. Но суд от­казался признать это письмо в качестве доказательства, утверж­дая, что оно могло быть написано либо дочерью м-ра X, либо его подчиненным. Письмо было направлено эксперту графологу, ко­торый настаивал на том, что онобыло написано дочерью обвиня­емого. Другой эксперт утверждал, что единственным сходством между почерком этого письма и почерком дочери являлось то, что оба они были написаны по-английски. Газеты, конечно же, продолжали информировать публику о последних затруднениях. Тогда мистер Кинг решил послать в газеты открытое письмо с сообщением о том, что если настоящий преступник отдаст себя в руки правосудия, то он не подвергнется каким-либо оскорблени­ям, и будет направлен к психиатру для лечения. Это сработало. Мистер А, как мы его будем называть, встретился с мистером Кингом в условленном месте и убедил его в том, что является ви­новным лицом. Мистер А был направлен ко мне для психиатри­ческого обследования, которое также включало в себя использо­вание «сыворотки правды». У меня не было ни малейшего сомне­ния в том, что мистер А ранее разоблачал себя, и не только в данном случае, но и во многих предыдущих. Результатом явилась реабилитация м-ра X, а мистер А продолжил свое психиатричес­кое лечение и в конечном счете выздоровел.

Печальной стороной всего этого было то, что м-р Х подверг­ся скандальной огласке, пережил огромное эмоциональное потрясе­ние и унижение, которые несомненно, оставили в его душе шрам.

Позднее он написал статью, описывающую детали его арес­та и судебного разбирательства, которая была напечатана в «Сэтердэй Ивнинг пост» под заголовком: «Тяжкое испытание не­винного человека: Я был обвинен в сексуальном преступлении».

Женатый мужчина, отец троих детей, выпускник колледжа, занимающий очень ответственную должность в правительстве, был обвинен 10-летней девочкой в том, что он «непристойно разоб­лачал себя» перед ней. Он был направлен ко мне судом для психи­атрической экспертизы для того, чтобы определить, виновен он или нет, так как он отрицал все выдвигаемые против него обвинения.

Вот его история: «Когда ранним утром - 1955 года зазвонил телефон, трубку сняла жена и сказала, что спрашивают меня. Звонивший назвался полицейским офицером и попросил меня остановиться у полицейского участка для того, чтобы обсудить вопрос личного характера. Вначале я подумал, что все это было розыгрышем, хотя голос говорившего был мне незнаком. Конечно, в ответ на эту просьбу я попросил добавочных объяснений, и мне, было сказано, что «некто обвинил кого-то в чем-то». Тогда я сказал:

«Помилуйте, что все это значит?» — и услышал, что было выдви­нуто обвинение. «Против кого?», - и он сказал к моему полней­шему изумлению: - «Против вас». Не веря этому, я "воскликнул:

«Против меня?» Я настаивал на получении больших подробностей относительно этого обвинения: «Моей реакцией на все это был крайний скептицизм; Кто мог обвинить меня в чем-то, требующем вмешательства полиции?» У меня снова промелькнула в голове мысль о розыгрыше, и я сообщил ему, что заеду к нему позже из своего офиса. В то время как я одевался и завтракал, мы с женой шутили на счет того, что мне, возможно, звонил какой-либо ста­рый приятель по колледжу. Однако я собирался позднее утром проверить достоверность этого телефонного вызова, так как он, заводил розыгрыш слишком далеко. После обеда я встретился со своим приятелем - адвокатом. Я упомянул ему о телефонном вы­зове, и он вызвался проверить его достоверность. После несколь­ких телефонных звонков м-р ХХХХХ сообщил мне, что этот вы­зов действительно был от детектива, и что мне не следует идти на работу. У м-ра ХХХХХ была назначена встреча в деловой ча­сти города, и он предложил мне сопровождать его, что я и сделал, и ждал его в автомобиле. Когда он вернулся и сел в машину, то сообщил мне, что зарегистрирована жалоба ребенка на человека, который якобы разоблачал себя перед ним месяц или два тому назад, и что я нахожусь под подозрением. Моей реакцией на это было полнейшее изумление. Затем м-р ХХХХХ спокойно сказал мне: «Послушай, это серьезная ситуация. Тебе об этом что-либо известно?» Я ответил: «Не будь смешным. Мне ничего не извест­но о чем-либо подобном». Затем м-р ХХХХХ сказал: «Если есть какая-либо отдаленная возможность, что Вы вовлечены в это де­ло, то как адвокат я советую Вам не ходить в полицейский учас­ток». Я ответил: «Уже почти год ты знаешь меня как друга и как семьянина. Это как гром среди ясного неба. Моя совесть абсолют­но чиста. Давай немедленно отправимся в полицейский участок и проясним этот вопрос».

Вскоре после этого мы прибыли в полицейский участок и, нам было сказано подождать детектива в приемной. Мы ожидали его минут 15 и за это время немного поговорили о профессии юриста. Когда вошел детектив, он спросил меня номер моей машины, Я отве­тил, что не помню, и протянул ему свою регистрационную карту. Затем он спросил меня, что я делал в такой-то день, около часа дня, несколько месяцев тому назад. Я ответил, что не знаю. Он спросил, находился ли я на работе, на что я ответил, что если это был рабо­чий день, то я работал. Он спросил меня, не одалживал ли я ког­да-либо свою машину кому-нибудь. Я ответил - «нет».

Затем он рассказал, по сути, следующую историю:

«Мужчина, отвечающий Вашему внешнему описанию, а именно: темные волосы, белый, между 30 и 35 годами, непристойно разоб­лачал себя перед 10-летним ребенком в такое-то число такого-то месяца около часа дня, во время езды в ХХХХХ машине. Этот ребенок видел вас вечером ХХХХХ и записал номер вашей ма­шины. Не будете вы возражать встать в ряд с другими людьми для опознания?» Я ответил: «Хорошо». Моей реакцией было как можно скорее покончить со всем этим делом, чтобы я смог отправиться на работу.

Нас провели в раздевалку. Три детектива, мой адвокат, я и еще один человек, личность которого была мне неизвестна, пост­роились в ней в один ряд. Ребенок, вместе со своей тетей и двумя другими детективами, вошел в комнату и, когда мы поворачивались, рассматривал нас в лицо и в профиль. Когда мы снова по­вернулись, ребенка, его тети и двух детективов уже не было в комнате. Примерно минуту спустя один из детективов вернулся и сообщил мне, что ребенок опознал меня. В этот момент мой адво­кат посоветовал мне не волноваться и сохранять спокойствие, ибо это несомненная ошибка, и что он выйдет и поговорит с ними. Меня оставили в комнате одного, ошеломленного и изумленного. Я не мог поверить тому, что со мной происходило. Конечно, я не­рвничал, так как никогда ранее не попадал в подобную ситуацию. По-моему, я нервно ходил взад-вперед по комнате в течение не­скольких минут, пока я был один, ожидая возвращения своего адвоката с дальнейшими разъяснениями.

Когда возвратился м-р ХХХХХ, он объяснил мне, что мне надо спуститься в бюро расследования, дать снять отпечатки своих пальцев, сфотографироваться и не беспокоиться, так как вскоре все прояснится. Я продолжал спрашивать его о том, что происходит, и он ответил: «Предоставьте мне управлять ситуацией».

После ответа на предварительные вопросы о месте рожде­ния и других вопросах о моей жизни в другой комнате, м-р ХХХХХ сказал мне, что меня отвезут в деловую часть города, и что он там меня встретит. Понимая, что м-р ХХХХХ был знаком с этими процедурами, я последовал его наставлениям, надеясь, что ситуация прояснится, когда мы приедем в деловую часть го­рода. Поездка туда прошла без приключений. Я думал о своей жене и семье; я с трудом мог поверить, что все это происходило со мной. Я был ошеломлен, и снова и снова говорил себе: «Как мог ребенок обвинить меня, нежного отца, в такой вещи?» Мы приехали в подземный гараж полицейского участка, и затем прошли наверх в то место, где меня сфотографировали и взяли отпечатки пальцев. Я все еще был изумлен и удивлен, почему им нужно фотографировать меня и брать мои отпечатки пальцев, если я невиновен. Меня привели в другую комнату, где меня ждал мой адвокат. Я спросил у него, зачем надо меня фотогра­фировать и брать мои отпечатки пальцев. Он объяснил мне, что таков заведенный порядок. Затем я попросил позвонить жене и получил разрешение. Я сказал жене, что меня ошибочно приняли за участника в некотором деле - чтобы она не беспокоилась - и что примерно через час я буду дома. Я продолжал спрашивать своего адвоката, что последует далее, чтобы мы смогли прояснить эту ситуацию. Но он лишь говорил мне то же самое, что и раньше: «Конечно, это ошибка,но таккак мы находимся под след­ствием, то должны сотрудничать с полицией». Откровенно говоря, в этот момент я начал терять терпение в связи со всем этим эпи­зодом, и, по-моему, м-р ХХХХХ почувствовал это, потому чтоонпродолжал повторять; «Успокойтесь».

Подождав еще несколько минут, мы вошли в «комнату для очной ставки». Там нас ожидали ребенок, его тетя, детектив и стенографистка. Со слезами на глазах ребенок рассказал историю о том, как мужчина в темных солнцезащитных очках, который вел ХХХХХ автомобиль, остановил свою машину на перекрестке ХХХХХ около часа дня и спросил ее, как проехать к такой-то улице. Затем она сказала, что этот мужчина отъехал, развернул­ся, подъехал снова, вновь остановил ее и сказал: «Я забыл спро­сить тебя, видела ли ты когда-либо ранее что-нибудь подобное?» Тут девочка разрыдалась и, всхлипывая, спросила: «Нужно ли мне говорить, что я увидела?» Когда она была проинструктирована детективом, что должна об этом рассказать, она сказала, что ширинка брюк у мужчины была расстегнута. Она так толком и не сказала, что она увидела, потому что она разрыдалась.

Я сидел там полностью ошеломленный. Слушая рассказ этой 10-летней девочки, я ощущал к ней жалость, так как у меня самого две маленькие дочери. Затем она сказала, что однажды днем увидела меня около 8:30 пополудни на таком-то перекрест­ке, узнала меня, записала номер моей машины и рассказала обо всем своей тете. Детектив спросил меня, хочу ли я задать ей ка­кие-либо вопросы, что я и сделал. Принимая во внимание, что мы жили в одном и том же районе, я спросил девочку, не могла ли она ранее видеть меня в этом районе. Она не отвечала. Тогда мой адвокат сказал: «В таком случае, вопросов больше нет». Когда мы выходили из комнаты, м-р ХХХХХ дал мне совет, что перекрес­тный допрос ребенка в данный момент будет бесполезным; все дальнейшие вопросы следует отложить до полного расследования данного случая. Зная мало, или почти ничего не зная о законе, я последовал его инструкциям.

В то время как мы переходили улицу, идя к зданию суда, м-р ХХХХХ сказал мне, что наблюдал за выражением моего ли­ца во время очной ставки, и что во время рассказа ребенка мой рот был широко открыт, и я недоверчиво тряс своей головой.

Затем меня под охраной доставили к судье и привлекли к суду. На меня надели наручники, свели вниз и поместили за ре­шетку, где я просидел примерно полминуты. В эти полминуты я думал лишь о том, что я делал в ХХХХХ (день). Затем меня сно­ва отвели наверх, где меня ожидали мой адвокат и поручитель. После моего освобождения я возвратился домой к своей семье и объяснил все подробности своей жене, все, что я знал об этом случае. С тех пор шокот ошибочного обвиненияменя ребенком несколько уменьшился в результате советов и помощисо стороны моей семьи, друзей, адвоката и соседей, которые приняли мою сторону».

Мое сообщение в суд гласило следующее:

«Тому, к кому это может иметь отношение:

В данном сообщении я подтверждаю, что я подверг м-ра ХХХХХ «исчерпывающим сериям бесед на тему ХХХХХ в моем офисе. Исследование состояло в клинической оценке достовернос­ти его утверждений относительно ситуации, касающейся нару­шения закона, и в детальном изучении его жизненных пережи­ваний и действий.

Я не нашел у него чего-либо, что могло бы свидетельство­вать о наличии у него какого-либо сексуального расстройства. Его сексуальная жизнь, насколько это может быть выяснено посред­ством психиатрических бесед, была вполне адекватной. Он женат, имеет двоих детей, хорошо обеспечен в финансовом отношении, без труда закончил колледж, имеет очень похвальный послужной список за время прохождения армейской службы, и никогда ра­нее не арестовывался.

Я без какой-либо доли предвзятости утверждаю, что, со­гласно моему профессиональному мнению, он не является эксги­биционистом, и что вся эта ситуация может быть объяснена на основании ошибочного опознания личности. Как может быть изве­стно суду, я неоднократно подвергал обследованию многих сексу­альных правонарушителей, обвиняемых в непристойном разобла­чении, и в каждом отдельном случае предпринимал все возмож­ное, чтобы добиться максимально возможной научной точности. В случае м-ра ХХХХХ я не могу обнаружить ни малейшего сви­детельства, которое заставило бы меня подозревать, что он ра­зоблачал себя перед ребенком, выдвинувшим против него подоб­ное обвинение.

В свете того факта, что его работа, его карьера и благосос­тояние его семьи находятся под угрозой, было бы трагической ошибкой заставить его претерпеть отрицательные последствия подобной ошибки.

Искренне Ваш»

Суд согласился с правильностью вышеприведенного психи­атрического обследования и обвиняемый был полностью оправдан от выдвинутых против него обвинений.

Серьезна ответственность психиатра в связи с обследовани­ем сексуальных правонарушителей, в особенности в отношении постановки диагноза. Часто возникают осложнения в связи с оп­ределением термина «сексуальный психопат», и если психиатр совершает ошибку в постановке диагноза, может быть допущена огромная несправедливость. Следующий приводимый в качестве иллюстрации пример является типичным.

Один адвокат как-тораз попросил меня обследовать его клиента, находившегося в то время в окружной тюрьме, который был обвинен в содомистских действиях с несколькими живущими поблизости ребятами.

Обвиняемому шел шестой десяток лет, он обладал мягкими манерами и по внешним признакам являлся порядочным человеком.

Во время расспросов я узнал, что его родители умерли от туберкулеза, когда он был ребенком. Однако, несмотря на то, что он был лишен родительского руководства, он дошел до поста ди­ректора одного из образовательных учреждений. Единственная девушка, которую он любил и на которой, по его словам, хотел жениться, не отвечала взаимностью на его чувства. Поэтому, в конечном счете, в работе с детьми он нашел выход для своих любовных чувств в работе с детьми.

Будучи наделен сильно выраженным родительским инстин­ктом, он направил свои усилия на помощь своенравным и трудным детям, доходя в своих усилиях до того, что вкладывал свои деньги в различные экскурсии и программы, чтобы удержать их от улицы.

Во время одной из их регулярных встреч ребята признались ему, что к ним приставал гомосексуалист. Желая удержать их от вовлечения в гомосексуальные действия с беспринципными людьми, директор приласкал их, но лишь, как он настаивал, в одном или двух случаях. Такие его действия, конечно же, были крайне недальновидны - что само по себе свидетельствовало для меня о его собственной неправильной сексуальной регулировке. Однако ранее он никогда не вступал в конфликт с законом.

Было ясно, что этот мужчина не был подлинным сексуальным психопатом; он, скорее, страдал от сексуального невроза (педофилии), который представлял собой сверхкомпенсацию за его одиночество в детстве. То, чего он бессознательно искал, было отношением отца с сыном. Тем не менее, он вступил на скользкую почву, и если бы не поставленный ему корректный психиатрический диагноз, он мог бы быть посажен в тюрьму как сексуальный психопат.

Когда его случай дошел до судебного разбирательства, то двое психиатров со стороны обвинения заявили, что он представ­ляет опасность и что его следует направить в психиатрическую клинику. В течение двухдневного судебного разбирательства мы горячо спорили о том, в чем состоит отличие «сексуальной психопатии» от «сексуального невроза».

Коль скоро сами психиатры не могут договориться между собой относительно технических различий между этими двумя диагнозами, как можно ожидать от присяжных заседателей, неспециалистов в этой области, вынесения правильного решения?

Слишком часто присяжные заседатели находят благоразумным не испытывать судьбу, так что обвиняемого помещают в психиат­рическую клинику. Результатом этого является безработица, клеймо «сексуального психопата», плюс никакой гарантии в получении специфического адекватного лечения его сексуальной проблемы во время нахождения в клинике; вдобавок к этому, не­известно, сколько лет ему придется провести в клинике, прежде чем врачи сочтут возможным выпустить его на волю.

Судебные разбирательства, в которых мне приходилось принимать участие, убедили меня в том, что судьи часто не хотят оправдывать правонарушителя за недостаточностью улик, осо­бенно когда встает вопрос о том, опасен ли он для общества или нет. Например, эксгибиционисты вовсе не обязательно являются сексуальными психопатами. Гораздо более вероятно, что они страдают от глубоко укоренившегося невроза, и, как правило, не являются опасными в истинном смысле этого слова. Их сексуаль­ное возбуждение проистекает от шокирования или приведения в замешательство лиц противоположного пола. Помещение их в тюрьму или их госпитализация ничего не решают. Но когда их условно освобождают, оставляя под наблюдением психиатра, обу­ченного в лечении сексуальных расстройств, они обычно благо­приятно реагируют на лечение.

В связи с этим мне хочется рассказать еще об одном слу­чае. Судьей в этом случае была женщина, дело же касалось мо­лодого человека, которому недавно исполнилось 20 лет. Будучи арестован в театре за то, что он положил свою руку на бедро мальчика, сидевшего рядом с ним, он позднее признался в поли­ции в имевших место ранее эпизодах подобной деятельности. Я и еще один психиатр пришли к заключению, что он является «не сексуальным психопатом», а «невротиком», поэтому мы рекомен­довали его условное освобождение совместно с прохождением ле­чения. Однако два других психиатра со стороны обвинениянесоглашались с нашим мнением, настаивая на том, что он являет­ся сексуальным психопатом.

Судья пришла к заключению, что данный случай включает в себя вопрос диагноза, и что ни она, ни жюри присяжных не знают психиатрию достаточным образом, чтобы вынести пра­вильную оценку. Поэтому она внесла великолепное предложение, чтобы четверо психиатров удалились в совещательную комнату и обсуждали этот случай до тех пор, пока мы не придем к оконча­тельному решению, которое будет единодушным. Эта необычная процедура оказалась очень разумной. В конечном счете, мы при­шли к соглашению, что обвиняемый является «невротиком». Его условно освободили с обязательным прохождением психотерапии, которая оказалась для него целительной.

В 16-ти из 48 штатов США за изнасилование применима смертная казнь; в 30 штатах - пожизненное заключение. Однако в 13 штатах мужчина, признанный виновным в установленном законом изнасиловании, может подвергнуться лишь денежному штрафу.

Карл М. Боумен и Бернайс Энгл в журнале «Исследование сексуальных отклоне­ний в Калифорнии» за январь 1953 года, сообщают, что между 1930 и 1950 годами в Соединенных Штатах за изнасилование бы­ло казнено 335 человек, то есть в среднем по 17 человек в год. Невада и Вашингтон, федеральный округ Колумбия являются единственными подведомственными областями вне Юга, где за изнасилование может выноситься смертный приговор.

Юридически преступление изнасилования устанавливается, когда «малейшее проникновение в наружные женские половые органы является достаточным для завершения преступления из­насилования, выделение секрета не является обязательным». Согласно обычному праву, изнасилование вовлекает в себя при­менение силы или насилия для осуществления коитуса с неже­лающей этого и сопротивляющейся этому женщиной. Но боль­шинство так называемых случаев изнасилования, преследуемых в судебном порядке верховными судами в Калифорнии, согласно недавно проведенному там исследованию, являются, по своей природе, подпадающими под.устанавливаемое законом изна­силование, или добровольным коитусом с женщиной-партнершей, не достигшей 18-летнего возраста, возраста со­вершеннолетия в этом штате.

Несмотря на важное значение определения, справедливость многих приговоров по делам об изнасиловании представляется сомнительной. Согласно закону, мужчина считается виновным в изнасиловании с применением силы, если он имеет сексуальные отношения с пьяной женщиной, которая не соображает, что она делает. В данном вопросе я полностью согласен с судьей Моррисом Плоскоу, автором книги «Секс и закон», который пишет:

«Когда женщина пьет с мужчиной до стадии опьянения, она практически приглашает мужчину воспользоваться ею. И не надо позволять ей вопить, когда она протрезвеет: «Меня изнасиловали!»

Во многих случаях обвинение в изнасиловании является нео­боснованным. Женщина может обвинить мужчину в изнасиловании из чистой мести, или же, если она является психопаткой, она может угрожать мужчине такими обвинениями в целях шантажа».

Что касается закона и гомосексуалистов, то на опасность че­ресчур вольной характеристики индивидов как «гомосексуалистов» в силу их определенного «подозрительного» поведения и жестов, никто не указал в столь сжатой форме лучше, чем доктор Карл М. Боумен и Бернайс Энгл в совместной статье «Проблема гомосексуализма», напечатанной в январском номере «Журнала соци­альной гигиены» за 1953 год: «С юридической точки зрения любой человек, осужденный за совершение сексуального акта с индивидом своего пола, будет признан виновным в гомосексуальной деятельности и классифи­цирован как гомосексуалист. Некоторые индивиды, осужденные за подобную деятельность,

могут быть всецело гомосексуалистами в своем отношении и поведении, не питая ни малейшего интереса к гетеро сексуальности.

Однако другие индивиды, осужденные судами таким обра­зом, могли, в действительности, не желать такого гомосексуально­го контакта, мало того, могли испытывать отвращение к тому, что уступили предложениям другого индивида, могли в прошлом вес­ти активную гетеросексуальную жизнь и могли бы вести исклю­чительно гетеросексуальную жизнь в будущем. Называть таких людей гомосексуалистами, все равно, что называть человека, имеющего 1/16 часть китайской крови и 15/16 частей крови бело­го человека, китайцем, а не кавказцем».

Мы можем привести многочисленные свидетельства, указы­вающие на то, что имеет место значительная путаница относи­тельно смысла и подтекстов гомосексуализма. Об этом говорит правительственное постановление, которое гласит, что любой мужчина, обвиненный в «подозрительном» поведении или имею­щий так называемые «гомосексуальные наклонности», попадает в группу лиц, представляющих особую угрозу для безопасности страны. Это идет вразрез с точкой зрения современной психиатрии на данную проблему.

Доктор Бен Карпмэн, авторитет в данном вопросе, говорит следующее относительно того, представляют или нет гомосексуа­листы угрозу для безопасности страны: «Тот тип гомосексуалис­та, который может представлять угрозу для безопасности страны, редок. Глупый, поверхностный гомосексуалист не интересуется политикой; серьезный, интеллигентный гомосексуалист, если он интересуется политикой, будет, с большей вероятностью, консер­вативным, для того чтобы скомпенсировать свою сексуальную не шаблонность. Связывание коммунизма с гомосексуализмом яв­ляется абсурдным».

В то время как явный гомосексуалист, намеренно привле­кающий к себе внимание, может считаться неподходящим для должного исполнения своих обязанностей на руководящей долж­ности, имеется много людей, которые не попадают в эту катего­рию. Среди них, например, могут быть такие люди, которые мо­гут проявлять женские наклонности, указывающие на гомосексу­ализм, но которые определенно обладают необходимой квалифи­кацией, чтобы выполнять свои должностные обязанности без на­несения ущерба национальной безопасности. Сотрудники службы безопасности также не представили какого-либо убедительного доказательства, свидетельствующего о том, что гомосексуализм, как черта личности, представляет собой сколь либо большую опасность для национальной безопасности, чем гетеро сексуальность. Не контролируемое сексуальное побуждение, в любом слу­чае, может поставить человека в группу лиц, представляющих угрозу для безопасности. Кроме того, есть добавочное несоответ­ствие в том, что в утверждении об угрозе гомосексуалистов для общества ударение делалось на мужском гомосексуализме, не обращая ни малейшего внимания на абсолютно неизвестную, но, несомненно, широко распространенную сферу действия женского гомосексуализма.

Я согласен с Берглером, который высказывает крайне важ­ное утверждение: «Должностные лица в армии и военно-морском флоте, администрация школ, тюрем и других заведений должны быть более озабочены степенью гетеро сексуальности или гомосек­суализма у индивида, нежели тем, имел ли он когда-либо сексу­альный опыт того или иного вида».

Вся проблема гомосексуализма нуждается в прояснении и в научной переоценке, с адекватными изменениями в законода­тельстве относительно вопросов секса. Нельзя надеяться, что ка­рательные законы, сами по себе, сократят количество совершае­мых гомосексуальных правонарушений. Например, комиссия по делам обычных сексуальных правонарушений из Нью-Джерси сообщает, что «на каждые выносимые 20 приговоров в США со­вершается 60.000.000 гомосексуальных актов».

Общество совершенно ничего не выигрывает, относясь к го­мосексуалистам как к «людям со странностями», «дегенератам» или «извращенцам». Принятие унижающего отношения к инвер­тированным людям лишь еще более усугубляет существующее положение вещей. Социальный остракизм или угроза заключения в тюрьму не удерживают от сексуальной инверсии. Общество должно осознать тот факт, что мы не можем искоренить гомосек­суализм. Мы можем лишь предпринимать шаги по предотвраще­нию и искоренению тех отношений и поношений, которые отби­вают у инвертированных лиц охоту искать лечение.

Я согласен с преподобным Джеймсом Вандервальдом и док­тором Робертом П. Оденвальдом, авторами книги «Психиатрия и католицизм», которые пишут: «Не может быть никакого оправда­ния отношению к гомосексуалистам как к классу людей, к которому следует питать отвращение, как к развращенным людям и дегенератам. Они, подобно всяким другим больным людям, зас­луживают понимания и такой же полной сочувствия помощи, ко­торая с готовностью оказывается другим нуждающимся. Отвращение, презрение и неоправданная жестокость лишь усиливают их ощущение собственной неполноценности, которое доминирует у многих гомосексуалистов, несмотря наих кажущееся безразли­чие или вызывающее поведение».

Первый луч света в этой тьме был зажжен губернатором Мичигана Дж. Менненом Уильямсом, который осознал потребность в изучении сексуальных отклонений. Были выделены соот­ветствующие денежные средства и назначена комиссия из 22 че­ловек для проведения исследования по всей теме гомосексуализ­ма. Эта комиссия внесла предложение, чтобы возрастающее зна­ние относительно сексуальных отклонений становилось доступ­ным для социальных органов, органов полиции, церквей, школ и судов. Было сказано, что это приведет, в результате, к улучше­нию обращения с сексуальными правонарушителями.

Доктор Сэмюэл В. Хартвелл, психиатр с многолетним опы­том работы, был избран для подготовки отчета, который, наконец, был издан в 1950 году под названием «Гражданское руководство по сексуальным отклонениям и психогигиенический подход к их предотвращению».

Д-р Карл Боумен провел аналогичное исследование для штата Калифорния. Нью-Йорк и Нью-Джерси также присоеди­нились к компании по изучению и распространению информации относительно причин и лечения сексуальных отклонений.

В Вашингтоне, федеральный округ Колумбия, за немногими исключениями, сексуальным правонарушителям предоставляется возможность получить психиатрическое лечение. Такой подход оказывается намного более эффективным по сравнению с пре­жними методами, которые были карательными по своей сущности.

Полезным окажется также изменение в существующей практике полицейской работы. Я в особенности имею здесь в ви­ду переодетых в штатское полицейских, которые так рьяно ста­раются проводить закон в жизнь. Во многих случаях обвиняемый «вовлекается» в разговор о сексе, а позднее арестовывается пере­одетым в штатское полицейским из отделения полиции, занима­ющегося борьбой с проституцией, по обвинению в приставании с аморальными целями. Часто обвиняемого реабилитируют вслед­ствие особых обстоятельств, окружающих его арест, когда стано­вится очевидно, что арестовавший его офицер переусердствовал. Я полагаю, что система, поощряющая одетых в штатское поли­цейских из отделения по борьбе с проституцией бывать в обществе и вносить записи о случаях гомосексуальных правонаруше­ний в полицейские записи, является опасной, и я полностью со­гласен с судьей Плоскоу, что: «Во многих полицейских участках существует пагубная практика, которая требует от каждого

члена из отряда полиции нравов определенного числа арестов, если он хочет остаться на своем месте».

Недавно мне довелось обследовать одного подсудимого, ко­торого мне пришлось госпитализировать из-за его решимости со­вершить самоубийство, возникшей после его ареста переодетым в штатское полицейским. Подвыпив, и находясь в курительнойкомнате одного вашингтонского отеля, он неправильно расценил «дружелюбность» незнакомца, который оказался полицейским офи­цером. Местная коллегия адвокатов одобрила его госпитализацию из-за риска того, что подсудимый может совершить самоубийство. В настоящее время он получает психотерапевтическое лечение.

Мы должны быть признательны тем юристам, которые ру­ководствуются общим правилом современного закона, которое гласит: «Там, где полицейские офицеры подстрекали, побуждали, убеждали или соблазняли обвиняемого на совершение правона­рушения, которого в противном случае он не совершил бы и не имел бы намерения его совершить, имела место поимка его в ло­вушку. И подсудимый, хотя он и совершил правонарушение, не будет осужден».

Сексуальных правонарушителей, которые являются психо­тиками или психопатами, и, таким образом, представляющих опасность, следует направлять в психиатрические клиники. В тех случаях, когда диагноз является спорным, обвиняемому должно быть предложено предстать перед комиссией из трех и более психиатров для вынесения окончательного диагноза. Судья и жюри присяжных не должны ставиться в положение, когда им приходится оценивать противостоящие друг другу свидетельства психиатров.

Каждый сексуальный правонарушитель должен быть под­вергнут тщательному физическому и психиатрическому обследо­ванию до того, как он предстанет перед судом. Работником соци­альной службы должно проводиться «обязательное» изучение семейной предыстории обвиняемого.

В настоящее время законы, регулирующие сексуальные от­ношения в различных штатах, включают такие ненаучные тер­мины, как «противоестественные акты, вызывающие отвращение действия, постыдное поведение, явная непристойность, преступ­ление против природы, похотливое или распущенное поведение, непристойная выходка,

ЧТО ТАКОЕ УВЕРЕННОЕ ПОВЕДЕНИЕ В МЕЖЛИЧНОСТНЫХ ОТНОШЕНИЯХ? Исторически существует три основных модели различий, существующих между...

Живите по правилу: МАЛО ЛИ ЧТО НА СВЕТЕ СУЩЕСТВУЕТ? Я неслучайно подчеркиваю, что место в голове ограничено, а информации вокруг много, и что ваше право...

Что вызывает тренды на фондовых и товарных рынках Объяснение теории грузового поезда Первые 17 лет моих рыночных исследований сводились к попыткам вычис­лить, когда этот...

Что делать, если нет взаимности? А теперь спустимся с небес на землю. Приземлились? Продолжаем разговор...

Не нашли то, что искали? Воспользуйтесь поиском гугл на сайте: