Антропологическая миссия отечественного образования

Чтобы подобное оказалось возможным, необходимо более внимательно рассмотреть современное выражение современного образования и, очистив его от напластований и лживой косметики, все-таки выявить его первозданный лик. Так, в советские времена образование считалось одной из отраслей народного хозяйства; считалось также, что отрасль эта – затратная, не производящая (потому и финансировалась по остаточному принципу), а обслуживающая все другие отрасли хозяйства, а также - господствующую идеологическую систему. И надо сказать, что эту функцию обслуживания государственного строя долгое время образование исполняло вполне успешно. Но сегодня пришла новая идеология, на первый взгляд, вроде бы - идеология свободы. Идеология другая, но более лукавая – либерально-рыночная. Обслуживающую функцию за образованием оставили, только обслуживать оно теперь должно не высшие интересы государства и человека, а вполне конкретные интересы власть имущих и частного бизнеса (для оставшихся участников и пользователей образования – бюджетное финансирование уже не по остаточному принципу, а на грани прожиточного минимума).

Именно эти «интересанты» навязывают новое компетентностное обучение, говоря - нам надоели ваши выпускники-полуфабрикаты, которых мы не можем использовать в своем производстве и своей политике. Либо меняйте его содержание и устройство, либо мы прекращаем вас финансировать и перейдем на массовое функционально-утилитарное обучение и на элитарное образование для избранных и высоко обеспеченных. Именно из-за этого в образовательных организациях стали появляться «эффективные менеджеры», которые при минимальных затратах бюджета обязаны получать максимальную экономию.

Высоко значимая общественная и культуро-антропологическая миссия образования подменилась задачами его финансово-экономической эффективности со всеми катастрофическими последствиями такой подмены для образования, а тем самым – и для государства. А ведь никто не подсчитал, и не хотят подсчитывать, какую колоссальную потребительскую стоимость, говоря экономическим языком, производит хорошее образование. Коллективный Запад сэкономил миллиарды долларов на утечке наших высокообразованных мозгов.

Необходимо идеологически и нормативно закрепить, что образование - это отдельная сфера жизнедеятельности общества, самостоятельная форма общественной практики – как система деятельностей, структур организации и механизмов управления. Как самостоятельная практика - она имеет свои интересы, свою, собственно образовательную политику в обществе. Образование – это особая социальная инфраструктура, пронизывающая другие социальные сферы. Это своеобразная ЦНС, которая, с одной стороны обеспечивает целостность общественного организма, а с другой – является мощным ресурсом его исторического развития. Представьте на секунду, что из живого организма вынули ЦНС – в результате он исчезнет как целостность, останется простой биомассой. Аналогично и с образованием – если его разрушить до основания, получим социомассу, дрейфующую в сторону биомассы.

Такая интерпретация образования определяет его место в социально-политическом пространстве государства. Его особой миссией, можно сказать, политико-аксиологической сверх-задачей является Служение – служение человеку, народу, государству, стране в целом. И главный смысл такогослужения - этонаращивание мощности и качества человеческого потенциала своих граждан и сынов Отечества.

Образование – это Дар

Образование, по сути дела, во все времена - есть общий механизм социального и культурного наследования. И это наиболее острая сегодня, самая горячая тема в понимании содержания отечественного образования, так как затрагивает самую сердцевину ценностно-смысловых оснований бытия нашего народа. И это понятно, потому что именно здесь главный узел государственной, национальной, исторической определенности страны – России. Вопрос в том, что же мы будем удерживать в качестве неотменимых ценностей и смыслов нашей культуры, что конкретно будем транслировать новым поколениям, и каким образом? С одной стороны, многочисленные требования (церковь, верующий народ, частично – интеллигенция) о возвращении к историческим традициям, истокам русской цивилизации; с другой – требования вхождения в глобальный мир, в современную Европу с колоссальной потерей как раз историко-культурной идентичности России.

Власть имущие сильно ориентированы именно на этот, западноевропейский вектор, потому как у них там сокровища. И как говорит Господь: где сокровища ваши, там и сердце ваше. Но чтобы переформатировать самоидентичность России, необходимы специальные усилия, кстати – не обязательно силовые, лучше - лукаво-подменные. Прежде всего, необходимо было кардинально переформатировать традиционный образ образования, превратить его в сферу бизнеса, нужно объявить его услугой, товаром, который подлежит теперь купле-продаже. Параллельно необходимо было сломать профессиональный язык, выхолостить содержание основных категорий отечественного образования: так появляются бакалавры, магистры, тьютеры, менеджеры, колледжи, бизнес-инкубаторы, бизнес-планы и… этот список можно продолжать и продолжать. Перемена имен, как утверждают китайцы, дело опасное; вещи должны называться своими именами, а если у них появляются клички вместо имен (заметим, что англицизмы в родном русском языке – это всегда клички), то подлинные вещи они умертвляют, превращают их в прах и труху.

Поэтому объявленная модернизация образования, которая в переводе на русский означает всего лишь – о-со-временивание того, что есть (и которое, кстати, не есть развитие) осталась пустой идеологемой; причем - осовременивание должно идти по западным лекалам, а не по нашим перспективам развития. В результате наше образование обретает странный облик: либо перемена имен, либо фрагментация существующих структур (их слияния - разлияния), либо и то и другое вместе, приводящие к падению качества образования и уровня педагогического профессионализма.

Самое главное, что сегодня необходимо идеологически и нормативно защитить: о бразование – это универсальный способ трансляции культурно-исторического опыта народа. Образование – это генетический код каждой конкретной цивилизации, если она мыслит себя историческим субъектом, народом, а не случайным населением на случайной территории. Культурно-историческая миссия образования – это Дар одного поколения другому; этот дар состоит в сохранении и трансляции норм, ценностей и традиций определенной общности людей, в обеспечении их этнодуховной, этнокультурной и этнолингвистической идентификации. Подобная интерпретация вписывает образование в пространство отеческой истории и культуры.

Образование – это Благо

Отечественное образование – это, прежде всего и главным образом, образование человека, это становление «собственно человеческого в человеке», а не подготовка ловких приспособленцев, не социальная дрессура, не натаскивание их на функциональные предписания в виде набора компетенций. Однако в таком своем качестве оно вообще не является предметом профессионального обсуждения и осмысления в образовательном сообществе. Как возможно, какими средствами можно обустроить процесс вочеловечивания человека, обретения им фундаментальных, собственно человеческих способностей? Эти вопросы практически не обсуждаются ни на высших научных и управленческих уровнях, ни на уровнях конкретной образовательной практики. Речь, как правило, идет лишь о формовании многообразныхзнаний, умений, компетенций человека, которые только и востребованы бизнесом, социально-производственными системами и которые легко утилизируются этими же самыми системами.

А когда у человека за душой ничего больше нет, кроме заказанного набора свойств, то он также легко и главное - целиком может стать таким же предметом утилизации. По сей день главным ориентиром форм организации образования остается тщательная подготовка выпускника для использования его в этих самых социально-производственных системах. Сегодня речь уже идет о «профессиональной» (в кавычках, конечно) подготовке дошкольника к школе, младшего школьника - к старшей школе, старшеклассника – к профессиональной школе и т.д.

Следует специально подчеркнуть, что именно в нашей, в отечественной философско-педагогической мысли было сформулировано: о бразование – это всеобщая культурно-историческая форма становления и развития сущностных сил человека, его родовых способностей. Образование – это общественное Благо, это благая весть каждомучеловеку о возможности обретения им образа человеческого во времени истории и пространстве культуры, который не записан в генах отдельного индивида и не отпечатан в наличных социальных обстоятельствах. Собственно антропологическая миссия современного образования – это становление у человека фундаментальных потребностей и способностей, главными из которых становятся потребности и способности к самообразованию, к саморазвитию, к выходу на подлинно личностный способ бытия. Данная интерпретация – это виденье образования в пространстве человеческой реальности.

Итак, миссия и высший смысл современного отечественного образования:

это Служение Отечеству (а не обслуживание центров власти);

это Дар новому поколению (а не услуга в сфере потребления);

это Благо для каждого, это благовестие о собственно человеческом в человеке (а не средство его расчеловечивания).

Часть вторая. ОБРАЗ ПУТИ

2.1 Образ самобытного пути России ^[13]

Россия всегда была интересна миру только тогда, когда она предлагала своё непохожее вселенское, всеединое, соборное, общее Дело и мировоззрение, на которых и выстраивала свою воспитательную стратегию, основанную на мессианстве, жертвенности и справедливости. А затем предлагала её миру. Тогда она была мировым лидером. Как только она занимала подражательную позицию, она становилась скучным аутсайдером.

Тогда в чём вообще особость России и русского^[14] пути вообще и какова стратегия национального воспитания в частности? Разумеется, в коротком тексте ответить на него сколько-нибудь полно невозможно, но несколько принципиальных замечаний высказать стоит.

Начнем с того, что преувеличивать и драматизировать нашу особость не стоит. Россию иногда называют Евразийской цивилизацией, подчеркивая, что она особым образом соединила в себе Европу и Азию. Это верно, но лишь отчасти. В собственно культурном плане, т.е. в том, что касается внутреннего содержания жизни (смыслов, ценностей и идеалов) Россия относится к восточной (византийской) ветви Средиземноморской цивилизации, построенной на соединении греко-римской Античности и христианства. Православие, воспринятое Россией у Византии и положенное в основание российской государственности в виде формулы «Москва – Третий Рим», во многом иначе, чем католицизм или протестантизм трактует вопросы духовной жизни. Но и то, и другое, и третье – христианство. Другими словами, Россия и Запад имеют общий культурный корень: эстетические, интеллектуальные и духовные ценности, преломляемые и понимаемые, разумеется, зачастую по-разному. Другое дело Азия. Нас с ней роднит многое, но не самое сущностное. От Азии Россия переняла многие политические и социальные формы, закрепившиеся в период монгольского владычества, но в ценностном и смысловом плане мы отличаемся от Азии гораздо сильнее, чем от Европы. И ещё одно важное отличие России и от Европы, и от Азии. Будучи православной по духу культуры и политики, Россия сумела чудесным образом соединить в себе симфонию народов и религий. Русский ислам и русский буддизм вносили свои непохожие лепестки в российское соцветие народов и вер. Такого не знала Европа, рожавшая свой Модерн в пламени кровавых религиозных войн. Не знала и Азия, равнодушно взирающая на бесконечное множество любых богов.

Своеобразие российской духовной культуры и той вести, которую несла миру Россия, связано с Православием. Однако, вот парадокс, наиболее сильным наше влияние на мировую политику и культуру было в XIX-XX вв. – времени, казалось бы, «упадка» православной культуры. В XIX веке Россию настигает то, с чем Европа столкнулась одним-двумя столетиями раньше – секуляризация, обмирщение государственной и общественной жизни. А как же «Православие, самодержавие, народность»? Давайте почитаем, что пишут о состоянии православной жизни величайшие русские святые XIX века – Святители Игнатий Брянчанинов и Феофан Затворник. Оба единодушно говорят о кризисе подлинной религиозности, вырождающейся в обрядоверие, когда культ (внешняя форма) подменяет собой суть (состояние души). Об этом же писали многие русские классики, тот же Н.С. Лесков в «Соборянах».

Но у российской секуляризации есть принципиальное отличие от западной. Отличие, в котором в новейшее время и проявилась та особость нашего пути, которая позволяет России до сих пор и в нынешнем крайне тяжелом положении сохранять потенциал возрождения и глубокого влияния на судьбы мира. Когда в Европе, говоря словами Ф. Ницше, «Бог умер», то в качестве главного регулятора жизни на смену заповедям Божьим пришёл Закон. А на смену ценностям Царства Небесного – ценности комфорта и счастья. А главным условием достижения счастья и следования Закону стал Разум. Это – Европейский Модерн, дитя Возрождения и Просвещения, Реформации и борьбы за религиозную свободу, подчинившийся в итоге Его Величеству Рынку. Рыночные ценности комфорта и благополучия, успеха и богатства стали источником величия и слабости Запада. Запад в XIX веке стал стремительно терять метафизику – потребность сопричастности высшему, горнему миру.

Иное дело Россия. Когда живой голос Православия почти затих в мертвенной пышности формализованного культа, ни Закон, ни Разум, ни Комфорт не стали для России путеводной звездой. «И в этом все её беды», – восклицали наши западники и тогда, и сейчас. Не торопитесь, всё гораздо глубже. Народ, воспитанный Православием, хорошо понимал всю ограниченность этих новых блестящих западных богов: несовершенство и человекоугодливость Закона^[15], суету и бессилие Разума перед конечными вопросами бытия^[16] и, наконец, всю тщету Комфорта, который не мог спасти от Скуки и Тоски Смерти^[17] безутешного одинокого человека. Ведущим регулятором жизни в России стала культура. Наш XIX век – век всемирного торжества величественной русской культуры во всех её сферах – музыке, балете, театре, живописи. А во главе всего этого великая русская классическая литература как авангард духовного и культурного развития страны. XIX век был веком Литературы. При этом литературу ни сами авторы, ни читатели не рассматривали как развлечение. Она была учебником жизни, а русские писатели – её учителями. В то время как в Европе бурно развивались социология и психология, в России их развитие было весьма скромным. И это неудивительно, наша литература сумела соединить невозможное – художественные средства познания человеческой души с вполне научной глубиной и тщательностью этого познания. Пушкина, Достоевского, Тургенева, Толстого и других наших классиков изучают во всём мире, ибо трудно найти что-то более самобытное и не похожее на западные модели в мире культуры, чем наши классики.

Итак, в XIX веке русскую весть миру несла наша литература. Что это была за весть? Это был обмирщённый вариант Православия. Кто-то метко назвал русскую литературу религией второй заповеди – любви к ближнему. Когда мы вслед за Европейцами потеряли Бога, у нас осталась любовь к ближнему (а не к себе любимому) и тоска по Богу. Эти два мотива – сострадание к человеку и тоска по высшему смыслу стали центральными для ВСЕХ наших классиков, исключая, может быть, М.Ю. Лермонтова, которого не случайно называли русским Байроном.

Не может человек жить ради своего комфорта, когда ближнему плохо, а ближний – это всякий человек, ибо все мы люди – одна семья. Эту простую и великую мысль раз за разом, на разные лады повторяли все русские классики во всех сюжетах своих произведений. Именно этот колокол «разбудил Россию». С теми же вопросами, с какими русская интеллигенция читала «Бедных людей» и «Униженных и оскорбленных» Достоевского, она и перешла к Марксу. И поняла его весьма по-своему, в духе Достоевского. Русский коммунизм – это потрясающий сплав православных корней, литературного содержания и воспитанных на этом народных чаяний, выраженный на марксистском языке. И русский коммунизм стал вслед за литературой русской вестью миру. И ведь мир слышал эту весть. Сейчас, когда революция 1917 года становится объектом ожесточенных идеологических атак, интересно посмотреть, какой её видела русская литература. Есть два полярных литературных «зеркала» русской революции. Одно из них – булгаковское «Собачье сердце», так полюбившееся нашей интеллигенции. М.А. Булгаков увидел в революции бунт быдла (Шариков, Швондер и иже) против культуры (профессор Преображенский). Что ж, подобное есть в любой революции, ибо она неизбежно поднимает со дна социальную муть. Скажем лишь, что Филипп Филиппыч Преображенский – это отнюдь не дитя русской культуры. Профессор – типичный западник, человек любящий Комфорт, зарабатывающий большие деньги косметическими операциями и абортами (да, да, перечитайте, если не верите) и отказывающий отдать одну комнату из семи для «уплотнения». Словно не зная, что в эти «уплотненные» комнаты людей переселяли из подвалов и бараков – вспомнил бы «Детей подземелья» Короленко или «Мальчика у Христа на елке» Достоевского. Для него этих детей подвалов просто не было. Ну, да Бог с ним, профессором. Всё-таки любимый герой многих.

Но есть у русской революции и другое «зеркало» – «Как закалялась сталь» Н.А. Островского. Павка Корчагин, вполне по-евангельски готовый в любой момент «положить душу свою» – это тот герой, которому народ поверил и пошёл за советской властью. Павка – человек мечты, русский человек, переставший быть лишним и радостно сгорающий в служении той мечте. О чём была эта мечта? Мечта, которую миру в политике рассказали Ленин и Сталин, а в литературе М.А. Шолохов и А.П. Гайдар, А.Р. Беляев и И.А. Ефремов. Мечта, в стремлении к которой вчерашние беспризорники колонии А.С. Макаренко, читая романы Горького, становились врачами и инженерами. Мечта, в схватке за которую мы жертвенно остановили фашизм. Эта была мечта все о том же смысле и милосердии, о том, что можно построить такое общество, где люди будут любить и уважать друг друга и жить не ради чрева, а ради Духа. Общество, где свободное развитие каждого станет условием свободного развития всех. Как затаскали потом эту глубокую идею. Общество, где люди будут жить в скромных квартирах и ездить на общественном транспорте, но у них будут прекрасные школы, музеи и библиотеки и они будут там часто бывать. Общество, где уважают любой честный труд, и есть знатные крестьяне и рабочие, которые могут отдыхать на одних курортах с академиками и генералами. И такое общество было. Оно было очень несовершенным и имело множество недостатков. Но в нём знали, что человека надо уважать за его моральные и трудовые заслуги, а не за деньги. В этом обществе впервые человек поднялся в космос. В нём дети не боялись гулять вечером во дворе дома и мечтали стать космонавтами и учёными, а не фотомоделями и олигархами^[18]. Это общество в какой-то момент утратило свою мечту. Эта произошло не просто и не сразу, но произошло. Отчасти в этом виноваты его враги, отчасти оно само. Но этого общества больше нет.

Будущее у России и мира есть только в том случае, если мир прислушается к русской вести о смысле и милосердии. А чтобы это произошло нам нужно вновь открыть эту весть миру. И заявить о ней очень громко. Это непросто, почти невозможно в нынешних политических и культурных обстоятельствах. Для этого нужен новый огонь, новый язык, новая жертвенность. Для этого нужно нам всем вспомнить о своих культурных корнях, вспомнить, что не «хлебом единым», перестать копировать бледненькое блеянье education management, обнуляющее подлинное образование.

Для этого нужно очень многое, чего сегодня нет. Сумеем ли мы все сообща это создать и возвестить эту новую русскую весть? Вот тот вопрос, который определит то, кем будут наши дети и внуки: поденными рабочими на американских или китайских заводах (если повезёт) и обитателями социального дна (если не очень повезёт) или свободными учёными, инженерами и поэтами свободной и великой страны. Выбор за нами.

К этому ясно и недвусмысленно призвал Святейший Патриарх Кирилл: «Любовь к родине, чувство братства и чувство долга, готовность положить «душу свою за други своя» одинаково характерны для героев Куликова поля, Бородина и Сталинграда. Эти же свойства национального характера отличают большинство русских людей сегодня. <...> Мы должны взять из различных исторических периодов всё по-настоящему значимое и ценное. Нам нужен великий синтез высоких духовных идеалов древней Руси, государственных и культурных достижений Российской империи, социальных императивов солидарности и коллективных усилий для достижения общих целей, определявших жизнь нашего общества большую часть века ХХ-го, справедливое стремление к осуществлению прав и свобод граждан в постсоветской России. Синтез, который лежит за пределами привычной дихотомии «правые-левые». Синтез, который можно описать формулой «вера — справедливость — солидарность — достоинство — державность»»^[19].

К формуле Патриарха добавим формулу Президента: «Для моего поколения всё это имело большое значение, у нас было ещё то, что называлось улицей, двором, общим домом, где мы с друзьями росли. Мы много времени проводили на этих, как бы сегодня сказали, неформальных площадках. Да, проблем там было тоже очень много, достаточно, но там воспитывались такие качества, как умение дружить, помогать друг другу, различать добро и зло. Подлость и предательство были для нас самым последним, презираемым делом. Мы спорили, обсуждали происходящее, прежде всего, конечно, в школах, фильмы, героев книг.

Сейчас жизнь, безусловно, кардинально изменилась, но истинные ценности – они всегда остаются. Это честность, патриотизм, совесть, любовь, доброта, мужество, достоинство, отзывчивость, ответственность и чувство долга»^[20].

Основываясь на формулах Президента и Патриарха, на симфонии позиции светской и церковной власти, мы можем в первом приближении сформулировать Образ будущего общества как стратегическую сверхзадачу: общество, основанное на справедливости, солидарности, державности, патриотизме, достоинстве, ответственности.

Ещё раз прислушаемся к словам Патриарха: «Сегодня нередко слышатся голоса, призывающие принять как некий эталон какой-либо один период нашей истории, одновременно принижая, умаляя и всячески критикуя значение других периодов. Кто-то идеализирует дореволюционное прошлое, не видя в советской эпохе ничего кроме гонений на Церковь и политических репрессий. Другие утверждают, что именно советский период был нашим золотым веком, за пределами которого — лишь социальное неравенство, коррупция и технологическая отсталость.

На самом деле описание прошлого России требует сложной, многоцветной палитры. Черно-белой схемы здесь явно недостаточно. Более того, упрощения создают искаженную и разорванную картину истории, распадающейся на отдельные куски, подобно разбитому зеркалу. Нельзя повторять ошибки тех, кто по меткому выражению Александра Зиновьева, «целился в коммунизм, а попал в Россию».

В любые времена, несмотря на все реформы, революции, контрреволюции, Россия сохраняла свою цивилизационную основу. Менялись модели государственного устройства, титулатура правителей, привычки правящих классов, но русское общество, русские люди сохраняли свою национальную идентичность»^[21].

Образ будущего общества как «образ мечты о будущей России» требует более подробного описания, которое должно начинаться с перечня основополагающих базовых принципов социального устройства и базовых желательных качеств человека будущего. И у этого образа непременно должно появиться ясное Имя, которого пока, увы, нет. Общество будет двигаться вперёд к будущему, когда обществу будет ясен образ этого будущего, будет ясно, где перёд и каков он. И здесь нам очень важно уйти от разделяющих крайностей типа «до основанья, а затем».

ЧТО И КАК ПИСАЛИ О МОДЕ В ЖУРНАЛАХ НАЧАЛА XX ВЕКА Первый номер журнала «Аполлон» за 1909 г. начинался, по сути, с программного заявления редакции журнала...

Система охраняемых территорий в США Изучение особо охраняемых природных территорий(ООПТ) США представляет особый интерес по многим причинам...

Что делать, если нет взаимности? А теперь спустимся с небес на землю. Приземлились? Продолжаем разговор...

Что будет с Землей, если ось ее сместится на 6666 км? Что будет с Землей? - задался я вопросом...

Не нашли то, что искали? Воспользуйтесь поиском гугл на сайте: