Никифор, Иван и Нил Матренины.

К 1829 году, то есть спустя двадцать лет после переселения, у патриарха семьи Матрениных Андрея стали появляться и внуки. У второго сына Андрея — Никифора — и его жены Анны появился первенец Иван. Он родился 1 апреля 1829 г., крещен был 21 апреля. В метрической книге Кийской Николаевской церкви появилась запись: «деревни Чумайской у крестьянина Никифора Матренова сын Иван крещен в доме священником Беляевым. Восприемники — крестьянин Федор Сидоров и крестьянина дочь девица Козьмина Волобоева».[31] 48-2 Заметим, что разрыв между датой рождения и крещения достаточно велик — 20 дней. Он объясняется тем, что церковь было далеко от Чумая, и священник периодически объезжал удаленные деревни прихода для совершения необходимых треб. Поэтому и в метрической книге присутствует упоминание, что сын Иван крещен «на дому».

К этому времени семья Матрениных стала настоящей сибирской. Взрослые сыновья отделялись, ставили добротные избы, обязательно «крестом», то есть изба делилась бревенчатыми перегородками на четыре равные части. Крыша была четырехскатной, покрывалась толстым сосновым тесом. Размер избы достигал 144 квадратных метров, так как на каждую часть избы использовались трехсаженные (шестиметровые) сосновые бревна. Нижние венцы складывались из лиственницы, практически не гниющего дерева. Двор обносился высоким глухим забором. Внутри отдельно стояли хозяйственные постройки: баня, амбар, помещения для лошадей, крупного рогатого скота, овец. Окна на ночь закрывались глухими ставнями. Предосторожности не были лишними: Сибирь — страна разбойников, каторжников, ссыльных, беглых. Учитель истории Чумайской школы и краевед Никифор Демидович Барабаш (внук Анны Матрениной) писал в районной газете «Ленинская искра»: «Разбойники да раскольники — вот кто были наши предки», - говорили про наш корень». [32] Но сибирские крестьяне были милосердны. Каждую ночь у дома они оставляли краюху хлеба и кринку молока, чтобы бродяга или беглый каторжник, проходя мимо, могли утолить голод.

Но достаток достигался напряженным и упорным трудом. За короткие весну и лето сибирский крестьянин должен был выполнить практически годовой объем сельскохозяйственных работ, что давало возможность прожить остальные 7-8 месяцев с запасом продовольствия для семьи и домашнего скота. В холодные зимние месяцы, как мы уже говорили, мужская половина занималась заготовкой леса для построек и ремонта, приводился в порядок сельскохозяйственный инвентарь, при необходимости изготовлялись или приобретались новые орудия труда. На женщин возлагались обычные обязанности по приготовлению пищи, тканью материи из собранного льна, уходом за скотиной. Зима была как бы передышкой перед весенне-летними работами. А весной — только успевай поворачиваться! Общий график полевых работ складывался следующим образом: в конце апреля — в начале мая производилась весенняя вспашка ярового поля и весенняя бороньба, в конце мая – начале июня – обработка парового клина, в начале июня начиналась вывозка навоза под озимь, а по истечении некоторого времени (в середине июня) начиналась его запашка и бороньба, в конце июля пашня готовилась под озимь, а в конце июля – начале августа начиналась жатва озимых хлебов, в середине августа их свозили в скирды. В начале зимы хлеб возили в гумно, перед обмолотом снопы сажали в овин на жерди-колосники, колосьями вверх. Под полом овина была печь-каменка, ее топили березовыми дровами, чтобы не было искр; дым в овин проникал в отверстия-щели у стен. За ночь снопы высыхали, и зерно при обмолоте хорошо отделялось.

Напомним что вначале, когда Матренины только приехали в Чумай, ко всем этим заботам прибавлялись задачи по обустройству на новом месте. Пожалуй, такое напряжение всех физических и нравственных сил может выдержать только русский мужик. Чего стоит освоение новой пашни — новины, как ее называли. Хорошо, когда земельные угодья отведены в степной местности. Но ведь приходилось отвоевывать землю под пашню и у тайги или, в лучшем случае, у мелколесья. Как это происходило, видно из рассказа крестьянина Василия Кобылина: «Землю обрабатывают у нас простыми деревянными сохами и деревянными же боронами, Крестьяне видят большую пользу в разработке новых мест для пашни, которые и разрабатывают на скотском выпуске.[33]

Сначала чистят или делают подсек мелкого леса, затем оставляют, чтобы корни повыгнили, потом приступают к копке особыми железными копачами или копорулями в виде топора, только острие поперек, которыми окапывают пни, а затем выворачивают их жердями или железными ломами. В день один работник разрабатывает от 25 до 60 кв. сажен.[34] После раскопки убирают хлам и жгут, а потом боронят боронами, пашут и сеют овес, затем заборонивают, и родится в первый год так, что чуть не покроет все расходы, а затем, с будущего года, земля будет приносить чистую пользу, кроме обработки».[35]

Немалую пользу приносила и охота. В Чумае охотников-промысловиков было немного. Зато в деревне Кураково, где жили «ясашные», практически все мужское население готово было не вылезать из тайги. Многое из приемов охоты «ясашных» переселенцы перенимали с большой пользой для себя. Охотились на белку, куницу, зайца, горностая, боровую дичь: тетерева и рябчика. Охота на водоплавающую птицу (уток) начиналась с Петрова дня (12 июля), на боровую дичь – как только птица станет на крыло. Основными периодами охоты считались осенний и зимний. Осеннее лесованье начиналось с исхода сентября и продолжалось до 6 декабря, зимнее – с 6 января до 25 марта (по ст. стилю).

Промысловики отправлялись в тайгу иногда за 100-200 км от Чумая. Каждая артель включала 4-5 человек. С запасами провизии: сухари, толокно, масло, сухая рыба, которые грузились летом на лодку, а зимой на нарты, охотники отправлялись к месту промысла. Зимой по тайге передвигались на лыжах, подбитых снизу оленьей шкурой, чтобы не скользить назад на подъемах. Нарты тянули за собой. В облюбованном месте ставился шалаш из жердей, покрытых еловым лапником. Рядом с шалашом сооружалась лесная баня. Баня обшивалась двумя рядами досок, пространство между которыми заполнялось берестой и пихтовой корой. Внутри выкладывалась печь-каменка, рядом с которой сооружалась лавка-полок, на которой и парились. Наконец, на четырех столбах, а иногда и на одном, возводился амбар для хранения припасов и заготовленного зверя.

По окончании обустройства промысловики отправлялись на охоту. Один из них всегда оставался в лагере: топил баню, готовил пищу, сушил у костра шкуры добытых товарищами зверей. Вечером артель собиралась вместе, хотя часто случалось, что охотникам приходилось по нескольку ночей подряд ночевать вдали от лагеря под открытым небом, на снегу. Добыча в артели всегда делилась поровну, независимо от удачливости и ловкости отдельных ее членов. Все отношения между различными артелями также были основаны на строгой честности, споров и ссор в лесу никогда не было^[36].

На протяжении всего XIX в. охотники пользовались кремневыми ружьями. Ружья изготавливались местными умельцами и представляли собой малокалиберное оружие – «малопульки». Малопулька была самым распространенным оружием, так как требовала мало пороха и свинца. К середине века появляются пистонные или шомпольные ружья, а в конце века патронные – берданы. В 1850 г. капитан Генерального штаба Услар так описывал крестьянское охотничье оружие: «Главное оружие охотников есть винтовка, которой диаметр не более радиуса серебряного пятачка; пуля немного крупнее дроби № 1, на заряд идет около одной четвертой золотника пороху. Пули никогда не льются: охотник носит вокруг плеча толстую свинцовую проволоку и беспрерывно жует ее, чтобы свинец сделался мягче; увидев дичь, он откусывает кончик, и пуля готова. Ствол смазывается сальной тряпкой, пуля кладется на дуло, придавливается, чтобы образовались на ней винты, потом вбивается деревянным прибойником не более как на вершок и, наконец, догоняется шомполом… Хорошая винтовка в 20 саженях попадает в четвертак»^[37].

На охоте по медведю вплоть до конца XIX в. пользовались рогатиной. В том случае, если на медведя шли с ружьем, использовались самодельные «фузеи» 10-го и 8-го калибра. Такая фузея применялась и для стрельбы по стае гусей. На волка ходили облавой с рогатинами и тенётами (сетями). На медведя и волка ставились также капканы.

Для ловли зверя и птицы широко применялись различные давящие ловушки: проскоки на зайцев, силки (пленицы и силье) на птицу.

Но основным занятием чумайских крестьян по-прежнему оставалось хлебопашество и скотоводство. Каждая семья держала не менее 2 лошадей и 2-3 голов крупного рогатого скота, а также большое количество овец. Е.Н. Бакланова отметила прямо пропорциональную зависимость между величиной озимого посева и количеством рабочего, а также молочного скота: «С увеличением посева в 1,5 – 2 раза поголовье скота увеличивается во столько же раз. Следовательно, поголовье скота и прежде всего рабочего обусловливалось… размером посева, а в конечном счете величиной надела»[38].

Сенокос был общедеревенским праздником. Чумайцы косили сено сообща. Сообща его и сгребали, и метали в копны. Затем сено делилось по числу «душ» в семействе. Иногда крестьяне метали сообща даже зароды, то есть стога, которые они потом делили, разрубая их на части или раскидывая на возы. На такие совместные сенокосы выходили от мала до велика. Все одевались в лучшую, праздничную одежду. Утром отправлялись на работу и возвращались вечером с песнями, под звуки гармоней. Такие шествия принимали торжественный, праздничный характер.

В 1844 году, когда еще был жив Андрей Данилович Матренин, но хозяйство было уже в руках второго сына — Никифора — деревня значительно выросла. В ней насчитывалось только ревизских душ 458. Это означает, что всего в деревне проживало около 900 человек. (В качестве ревизских душ учитывалось только мужское население). Во владении деревни находилось пахотной земли — 4600 десятин,[39] покоса — 3425 десятин, леса — 2033 десятины, под поселением — 64 десятины и всего удобной (т. е. пригодной для обработки и получения урожая) — 10122 десятины.[40] Это превышало норму отвода земли под сельскохозяйственные нужды на 3522 десятины. Но чумайцам этого казалось мало и они стали потихоньку «осваивать» луга на противоположном берегу реки Кии, где были владения инородцев деревни Кураково. Более того, чумайцы просто-напросто явочным порядком стали выкашивать сено «ясашных», нимало этим не смущаясь. Поэтому в 1844 году появилась жалоба «ясашных», поданная Томскому губернатору доверенным от их имени Сидором Тайчиначевым, в которой говорилось, что летом 1843 года «неизвестно по какому поводу крестьяне деревни Чемайской Семен Щетинин, Никифор Матренин, Терентий Волобоев и Алексей Лях с семействами усильным образом переехали речку Кию и производили сенокошение на не принадлежащих им лугах» 51. Жители Кураково обратились в волостное правление с жалобой, «но от оного удовлетворения получить не могли» и обратились выше — к заседателю Глебу Михаленко. Тот предписал волостному правлению воспретить крестьянам Чумая заниматься незаконным сенокошением, и, наконец, волостное правление отреагировало: для разбирательства на месте оно «отрядило волостного старосту Дворникова. По приезде коего на место, сенокошение тем крестьянам воспрещал, но оные невзирая ни на какие воспрещения выкосили на не принадлежащих им лугах более 1500 копен сена».[41] Пришлось «ясашным» обратиться еще выше — к Томскому губернатору, потому что волостной староста не только не сумел прекратить незаконный сенокос, но и позволил нарушителям уже зимой вывезти заготовленное сено.

Чем окончательно завершилось это дело, из имеющихся документов не ясно. Но показателен сам факт взаимоотношений русских переселенцев и местного, туземного, населения. Русские чувствовали себя на этой земле хозяевами, отстаивали свои не только законные права, но и пытались устанавливать свои порядки, иногда даже противоречившие общепринятым нормам и правилам.

Ко времени появления этого документа в семье Никифора Матренина было уже семеро детей: Матрена, Иван, Максим, Тарас, Семен, Василий и Никифор.

Никифор Никифорович служил солдатом, сроки службы были огромные — 25 лет. Но на его долю выпала не просто служба, которая и без всего прочего была тяжела. Ему пришлось участвовать в Крымской войне 1854-1855 гг., защищать от англичан и французов город нашей воинской славы Севастополь. Попал в плен. За боевые заслуги был награжден медалью «За защиту Севастополя» 52 аверс-реверс. Эта медаль сохранилась и была передана в местный краеведческий музей. После освобождения из плена он вернулся в Чумай. Детей у Никифора не было, поэтому свой дом он завещал внуку Василию Ниловичу.

Иван появился на свет 1 апреля 1829 года[42]. В 1848 году в возрасте 20 лет он женился на Евгении Григорьевне Трофимовой, которой к этому моменту исполнилось 17 лет[43]. 52-1

Нил Иванович Матренин родился 21 декабря 1863 года. Об этом в метрической книге Чумайской Вознесенской церкви была сделана соответствующая запись: «Родился — Нил. Родители — крестьянин села Чумайского Иван Никифиров Матренин и законная жена его Евгения Григорьева. Оба православного вероисповедания. Восприемники: города Мариинска мещанин Евфимий Григорьев Трофимов, села Чумайского крестьянка Макрина Климентова Матренина. Священник Алексей Поспелов»[44]. 52-2

В 1883 году Нил Иванович женился на Матрене Прохоровне Деминой 52-3. В 1884 году у них родилась дочь Елена, после чего Нила Матренина забрали в солдаты Упоминание о том, что он служит в армии, есть в переписи всех мужчин, проживавших в селе Чумай за 1890 г 52-6. После возвращения из армии в 1891 году у Матрениных родился сын Иван. А спустя три года Матрена Прохоровна умерла. В этом же году, 10 июня 1894 года, Нил Иванович женился во второй раз на дочери крестьянина села Тундинское Мариинского уезда Ивана Кезлина Евфимии, которая была младше его на 14 лет 52-4. От этого брака у них родились Алексей, Александра, Ирина, Агафья, Татьяна, Афанасий 52-5, Фекла, Василий 52-7.

Нил Иванович был рачительным хозяином. По документам Всероссийской сельскохозяйственнной переписи 1916 года в его хозяйстве было 7 человек, из них работников — пятеро. Наемных работников не было. Лошадей в хозяйстве насчитывалось 4, крупного рогатого скота — 6, в том числе один бык, три коровы, две нетели. Из мелкого скота держалось две свиньи. Пашни насчитывалось 4 десятины. Было засеяно 0,5 десятины яровой пшеницей, столько же — овсом, по 0,1 десятины — льном и коноплей[45]. В 1916 году в Чумае проживало 21 семейство Матрениных. Из них только три семейства держали больше коров, чем Нил Иванович. У семи семейств было больше лошадей. Быка держал только Нил Матренин. Таким образом, его хозяйство было крепким середняцким. Но это по сибирским масштабам. В Центральной России он, безусловно, относился бы к зажиточным хозяевам.

Ко всему вышепречисленному следует добавить еще и водяную мельницу, которую построил и содержал Нил Иванович 52-8, 52-9. Также водяная мельница была записана на Егора Егоровича Матренина (племянника Нила Ивановича) и Ивана Даниловича Бондаренко 53.

Ниже приведена таблица, в которой отражено состояние всех хозяйств Матрениных в Чумае по состоянию на 1916 год[46]. При этом следует учитывать, что на момент сбора статистических сведений уже два года шла Первая мировая война. Многие трудоспособные мужчины ушли на фронт. Но тем не менее статистика впечатляет: 9 лошадей в хозяйстве Увара Родионовича, 10 коров у Ильи Васильевича Матрениных и так далее.

Казалось, что все было бы хорошо, но вслед за Первой мировой войной грянули сначала Февральская, а вслед за ней Октябрьская революции и гражданская война.

Что делает отдел по эксплуатации и сопровождению ИС? Отвечает за сохранность данных (расписания копирования, копирование и пр.)...

Что будет с Землей, если ось ее сместится на 6666 км? Что будет с Землей? - задался я вопросом...

Что способствует осуществлению желаний? Стопроцентная, непоколебимая уверенность в своем...

Конфликты в семейной жизни. Как это изменить? Редкий брак и взаимоотношения существуют без конфликтов и напряженности. Через это проходят все...

Не нашли то, что искали? Воспользуйтесь поиском гугл на сайте: