Состояние внезапно заболевшей Элеонор Шмидт улучшалось, она уже вставала с постели и обедала вместе со всеми.

- Скоро я и работать смогу, - с гордостью заявляла она, на что Циммерманны вместе со Стефаной лишь умилённо улыбались.

- Не торопись работать, - уверяла Стефана, - Тебе сначала следует выздороветь.

- А как быть, если мне стыдно обременять других? Ты так возишься со мной, что я вновь чувствую себя младенцем. Нет, тебе своих детей пора заводить, - она беззаботно усмехнулась, - Кстати, уже не только мне кажется, что наш герр Хилдебранд на тебя заглядывается.

Элеонор таинственно переглянулась с Циммерманнами, Стефана же гневно посмотрела на всех четверых.

- Если бы вы знали, как мне хочется выколоть ему и второй глаз, чтобы не заглядывался!

- Полно тебе, - отдышавшись, снова заговорила Элеонор, - Он, хотя и выглядит сурово, очень даже неплохой человек. Куда бы мы подались, если бы не он? Таких благородных и смелых, видишь ли, в наше время мало.

- Спасибо на добром слове, фрау Шмидт, - послышался мой голос у них над головами.

От неожиданности Стефана вздрогнула, впрочем, как и все остальные, когда запрокинули головы и увидели возле своего стола непосредственно сам объект их беседы. Я слегка смутился, что потревожил их и, мягко улыбнувшись, извинился:

- Простите, ради Бога. Продолжайте трапезу. Я просто хотел сообщить, что мне необходимо срочно поговорить с фройляйн Штауффенберг. Вы подниметесь ко мне в кабинет?

Стефана положила вилку обратно в тарелку, так и не сняв с неё кусок бифштекса, который она собиралась, было, отправить в рот. Она ловила себя на мысли, что – ещё немного, и её пальцы невольно разжались бы, и тогда кусок котлеты упал бы на пол; а она, познавшая голод, не могла с этим мириться. Она покорно встала из-за стола. Аппетит пропал. Лучше пусть Элеонор доест её обед – от этого больше пользы.

- А как же обед? – я обеспокоенно взглянул на неё, - Впрочем, идём…

Я подмигнул ей, так, чтобы остальные не заметили. Зачем давать кому-то понять, что Стефану ждёт во всех смыслах царский ужин? Я постарался на славу. На богато обставленном столе нас поджидал паштет из омаров, свежие устрицы со льда и бутылка «Шато Шеваль Блан» 1926 года. Я был уверен, от этого все девятьсот вкусовых сосочков на её языке затрепещут от счастья, и она смягчится. А дальше будет музыка, льющаяся из старинного граммофона, под которую мы станцуем, не хуже, чем она танцевала с Гюнтером… Стефана должна влюбиться в меня, у меня есть время лишь до полуночи. Как же это подло! Однако не так подло, как позволить Герхарду Ланде уничтожить «Ястреб». Потом Ланда разлучит нас, обратив все дальнейшие мечты Стефаны в покрытую мраком неизвестность. Но даже эту мучительную неизвестность ей будет легче стерпеть, зная, что мы не враги. И почему Стефана не понимает этого, сторонится и прячет взгляд? С другой стороны, откуда ей знать? Бедняга и не подозревает, что всего этого бы и не было, если бы Ланда не схватил меня за задницу.

Мы вошли в мой кабинет, и я закрыл дверь на засов. Стефана несколько секунд с недоверием оглядывала накрытый стол, после чего резко повернулась ко мне:

- Зачем это всё? Неужели кошка ещё не наигралась с мышкой? Выпусти меня, немедленно.

Стефана приказывает. Она злится. От этого у меня ещё больше кровь стынет в жилах, нежели от угроз Герхарда. В конце концов, поведение Герта всегда предсказуемо, а вот она – совершенно другое дело. Стефана – и вдруг говорит такое? Я почти и не слышал её слов, меня слишком потрясло, что она способна так говорить, и потому я не понял, что это кричит в ней одиночество и отголоски пережитых страданий в борделе.

- Не уходи, - я загородил дверь и облокотился на неё, как только заметил, что Стефана предприняла попытку дотронуться до засова, - Выслушай меня. Я не знаю, что на меня тогда нашло, но совершенно очевидно, что я больше всего на свете жалею о тех словах. Я тогда просто растерялся, я не верил, что у меня всё ещё есть шанс вернуть тебя.

- Да что ты несёшь? – она оторопела, - Вернуть меня? Ты ничего не перепутал? В любом случае, у тебя этого шанса нет. Простушка Стеффи тоже умеет обижаться. Выпусти меня. Знаешь, как говорят? - Лучший способ заставить кого-то остаться – это широко раскрытая дверь.

- В таком случае, этот способ уже подействовал, - не без удовольствия заметил я, - Ведь ты могла не идти со мной сюда. Силой тебя никто не тянул.

- Ошибаешься, - огрызнулась Стефана, - Не будь ты нашим лидером, я бы вполне могла тебя ослушаться.

- Так вот оно что? А сейчас ты не боишься меня ослушаться?

- Сейчас – нет, потому что я говорю уже не с Вернером Хилдебрандом, а с Дитрихом фон Шварцем.

- Дитрих фон Шварц страшнее Хилдебранда, ты знаешь об этом?

- Уж я-то знаю об этом лучше всех, поверь мне. …Теперь выпустишь?

Руки Стефаны снова потянулись к засову, но я успел схватить её за плечи и резко притянул к себе. Женщина, потеряв равновесие, чтобы не упасть, была вынуждена ухватиться за меня. Гневно, почти ненавидяще, вспыхнувшие глаза женщины, потухли; теперь она посмотрела на меня глазами, ничего не говорящими, глазами человека, который уже ни на что не надеется. Голос её зазвучал безжизненно:

- Дит, умоляю тебя… Да, ты мне всегда нравился, - Милостивый боже! Она всё-таки это сказала, - …Но я не знаю, как заставить тебя в это поверить. У меня нет на это сил.

Я внимательно рассматривал её лицо. Да, этих страдальческих морщинок не изгладит уже ни отдых, ни романтика, ничто…

- Но ты ведь этого не сказал. Ты сказал, что теперь никому не доверяешь. Что произошло в твоей жизни, пока я не имела возможности быть рядом и заботиться о тебе? Расскажи, Дит…

В её глазах явно обозначилась мольба. Я тяжело задышал, чувствуя себя самым последним подлецом на свете и ощущая, словно бы за моей спиной, невидимый, стоит Герхард и продолжает меня толкать на эту подлость.

- Что ж, твоя взяла. Видимо, мне придётся это рассказать ради того, чтобы ты провела со мной этот вечер. Мне одиноко.

- Не думала, что такие люди, как ты, могут быть одинокими.

- Такие, как я, как раз чаще всего и оказываются одиноки. Пойдём к столу, прошу.

Мы сели за стол, при этом я галантно отодвинул для Стефаны стул, чтобы она уселась. Выпили по бокалу вина. Предстоял очень сложный и долгий рассказ, и я с трудом представлял себе, как буду рассказывать Стефане про то, что продолжал служить в Гестапо даже после того, что нацисты с ней сделали, или про Барбару. Возможно, после этих откровений она возненавидит меня. И всё же это необходимо поведать ей, так как без этого вступления она не сможет понять, зачем я решил передать её в лапы Герхарда. Времени на объяснения не так уж много, однако, ещё можно потянуть лямку…

Я взял опустошённый винный бокал и поставил его на самый край стола.

- Я хочу, чтобы он упал. А ты хочешь, чтобы я его сбросил?

- Это нужно нам обоим, - я посмотрел на неё выжидающе, - Ну?

Стефана не знала, что сказать. Она смотрела на бокал, стоявший на самом краю стола, и явно опасалась, что сейчас он свалится, и придётся подметать осколки.

- Хорошо, - переменил я тактику, - Разбей его сама. Это очень символический жест. Постарайся понять, что я разбил в себе кое-что гораздо более важное и ценное, чем эта посудина, и теперь счастлив. Отдайся безумству, несмотря на то, что в детстве нас всех учили быть осторожными, что не следует пускаться в путь, если не знаешь, куда он приведёт.

Только теперь, похоже, Стефана поняла, что я имел в виду. Бесспорно, в моей судьбе произошёл не менее страшный перелом, чем в её. Посему, что бы я ни рассказал ей, она должна всё понять и прочувствовать; ведь какими бы ни были мои ошибки, я осознаю их и раскаиваюсь, коли решил излить ей душу. Стефана ласково улыбнулась, её рука медленно двинулась по столешнице, дотронулась до бокала и смахнула его на пол. Я посмотрел на неё с одобрением, и звон разбившегося стекла ничуть не испортил этого поощрительного взгляда.

- Разбить стакан с умыслом - это значит изменить всем своим прежним идеалам. Должно быть, у тебя были на это причины, ибо ты ничего не делаешь просто так, - всё с той же нежной улыбкой промолвила женщина, - Мне тоже ничего не стоило разбить этот бокал. Я готова на всё, чтобы поддержать тебя, и даже если мне предложат ещё раз попасть в бордель с условием, что это сделает тебя счастливым, я без колебаний отправлюсь туда. Поверь мне, я знаю, какой это ад.

- Стефана-Стефана…, - я пристроил свою ладонь поверх её руки, и наши пальцы сплелись, - Порой мне кажется, что своим умением любить ты можешь переплюнуть самого Господа Бога. Ты слишком самоотверженна. Я этого не достоин. Хотя, исключительно во имя равновесия, это вполне объяснимо. Все остальные, кого я знаю и знал, люто ненавидят меня, или же просто скрывают это.

- Твоя жена наверняка тебя любит, - вступилась Стефана, взглянув на кольцо на моём пальце, - И, наверное, очень сильно, раз ждёт тебя вечерами, которые ты, бесстыдник, проводишь здесь со мной. Дит…, - она резко посерьезнела, - Я ведь не виновата в том, что произошло в Бергхофе. Или ты думаешь, это сделала я?

- Нет, я давно понял, что ты не похищала те документы.

- Ты просто не могла этого сделать. Не могла и всё. Даже если бы уже тогда подумывала об антинацистской деятельности. Даже для пользы дела.

- Выходит, ты считаешь меня бесполезной? – Стефана беззаботно усмехнулась; именно по этому звонкому смеху я и скучал больше всего, - Значит так, Дит?

- Нет, я не это хотел сказать, вовсе нет. Просто ты не из тех, кто ищет радости в борьбе. Ты любишь исцелять, а не разрушать; ты любишь всё, что цветёт и плодоносит. Ты была бы отличной женой и матерью. Я же совсем другой – похоже, даже в раю мне не будет покоя.

- Наверное, ты так рассуждаешь потому, что только и делал всю жизнь, что боролся. И что самое печальное, судьба никогда не давала тебе выбора прожить жизнь иначе. Виной всему проклятая война. А ведь у меня был бы ребёнок, Дит…

Я едва не поперхнулся вином, которым наполнил свой, уже новый, бокал. – Слишком свежи остались воспоминания о беременности Гретэль. Эти девять месяцев она была совсем невыносима.

- Ребёнок? – задыхаясь от волнения, переспросил я.

- Да.., - Голос Стефаны задрожал, она не могла говорить об этом без боли, - Я не сказала ни Гюнтеру, ни тебе раньше, потому что сама узнала об этом лишь тогда, когда уже попала в лагерь. Как ты сам понимаешь, его у меня отняли, вырвали из моей плоти, а что стало с ним дальше – мне неизвестно. Может быть, его скормили собакам. Я, наверное, больше не смогу иметь детей… Ты ведь примешь меня такую?

Женщина закрыла лицо свободной рукой, и её плечи резко вздрогнули. Послышались всхлипы. Я крепче сжал её кисть.

- Умоляю… Не плачь. Ты не виновата, что так произошло, и от этого я не стану относиться к тебе хуже.

- Разве? – Стефана отняла ладонь от лица, слёзы высохли, - Ты не доверяешь мне. Что может быть хуже? Расскажи, прошу тебя… Расскажи мне всё, что произошло с тобой, пока я была в этом ужасном месте. Я хочу знать, почему ты таким стал. Как каменная статуя, не способная на чувства.

Ещё один глоток вина, и можно будет начать рассказ. Медленно я поднёс край бокала к губам, набрал в рот немного его содержимого, и, понежив жидкость в этой тёплой темноте, проглотил… Портсигар… Где же он? Впрочем, при даме не стоит курить, хотя бы потому, что Стефана, определённо точно, не переносит запах дыма: он ассоциируется у неё с крематорными печами, где заживо сжигали людей.

Рассказывал я долго, и, надо отдать должное, Стефана не перебила меня ни разу. Было видно то, как неприятно ей слушать про Барбару Штайн, про сцену её изнасилования моим отцом – женщина даже скривилась от отвращения, но я в такие моменты просто отводил взгляд, ибо слишком велико было искушение прервать монолог и уйти как можно дальше. Впрочем, ближе к концу рассказывать стало проще – ведь Стефана просто не могла не восхититься моим решением стать подпольщиком.

- Вот так вот, теперь ты знаешь всё, - в заключение сказал я, - Никто в «Ястребе» и не подозревает, что я служу в Гестапо, а ты с самого начала знаешь. И Марк знает. Но он не выдаст, совершенно точно. В связи с этим у меня к тебе огромная просьба – не говори об этом никому, даже Элеонор.

- Конечно, Дит, ты уже просил об этом в тот день, когда забрал меня…, - голос Стефаны звучал растерянно: столько всего хотелось сказать, но слов она не находила, - Твоя тайна не сойдёт с моих уст даже под пытками. Но…

Женщина запнулась. Мысли и чувства смешались.

- В чём дело, Стефана? – раздался мой голос, словно бы издалека, медленно, но уверенно прорывая пелену её мыслей, - Что не так? Хотя, понимаю, это глупый вопрос. Я и не думал, что тебе понравится моя история, потому и не хотел рассказывать тебе об этом. Но ты настояла.

- Нет же, вовсе нет! – испуганно вскрикнула Стефана, вскочила из-за стола, обогнула его и, остановившись за моей спиной, страстно обняла меня за плечи, алчно сжимая напряжёнными пальцами ткань моего пиджака. Щека её прислонилась к моему уху, я ощущал горячие пары её дыхания. Каждый вдох и выдох. Я запрокинул голову и нервно сглотнул.

- Молчи, Дит, умоляю тебя, молчи…, - Стефана заговорила вполголоса, - Не хочу больше слушать о том, как ты страдал.

- Ты больше не злишься на меня? Даже на то, что я женился?

- Нет, нисколько. Наоборот, мне очень жаль, что Гретэль не любит тебя и не хочет дать тебе то, чего я уже не смогу дать, а ведь это самое главное – детей…

Я вздохнул. И почему я не могу полюбить её? Она ведь намного лучше Герхарда: Ланда бы точно так не сказал. Он не устраивал мне сцен ревности, однако намекал на свои страдания при каждом удобном случае. Издалека, само собой, но я его слишком хорошо знал, чтобы не понять, к чему тот каждый раз клонит.
Женщина ощутила, как слёзы снова просятся на волю, но на сей раз с силой зажмурила глаза и заставила себя не расплакаться. Я почувствовал это и не стал продолжать тему о детях.

Мы встали, я поставил пластику, и, как только заиграла музыка, заключил Стефану в свои объятия. Моя нога скользнула вперёд, к её ноге… Раз-два-три… Раз-два-три… Помещение кабинета Вендэля в разы меньше, чем та зала в доме фюрера; приходилось чуть ли не топтаться на месте, и всё же этот вальс значил для неё гораздо больше, чем предыдущий, с Гюнтером, ведь тогда она ещё не знала, что значит пройти через ад. Раз-два-три… Раз-два-три… Паркетные доски скрипят. Из окон, что выходят в фабричный цех, можно было наблюдать, как некоторые рабочие невольно отвлеклись от дела, чтобы полюбоваться танцующей парой. Интересно, доносится ли до них музыка или шум станков заглушает её?

- Ты прекрасно ведёшь, лучше, чем Гюнтер, - восхищённо отозвалась Стефана, когда мы снова сели за стол, - Неужели даже этого Гретэль в тебе не оценила?

- Я не только танцую хорошо, - я подмигнул ей, вогнав её в краску.

- Да, я серьёзно. …Стефана. Мне нужно ещё кое-что тебе сказать.

Мой переменившийся тон резко встряхнул Стефану. Она насторожилась.

- Что именно? Значит, ты не просто так меня позвал сюда?

- Что случилось? – в глазах женщины поселилось негодование, - Обязательно говорить это именно сейчас?

- Да, именно сейчас, - отчеканил я, - Потому что время у нас есть лишь до полуночи. С завтрашнего дня ты будешь жить у Герхарда Ланды. Он мой друг, он обещал, что не причинит тебе вреда.

- Но почему у Герхарда? – изумилась Стефана, - Почему именно у него?

- В Гестапо стало известно, что Хилдебранд – это я, - коротко ответил я, - Расследование, к счастью, поручили именно Герхарду. Если бы этим занимался не он, то я бы сейчас уже не разговаривал с тобой. Но и Ланда не собирается бескорыстно покрывать меня. Он верен Гитлеру, и для него единственная гарантия, что я не стану больше убивать офицеров СС, - это ты. Пока ты у него в плену, я лишний раз не стану рисковать. Так он мыслит. Я сказал ему, что не подвергну тебя опасности, на что он пригрозил мне, что выдаст меня. Однако я знаю, что сразу выдавать меня ему невыгодно – иначе его тоже заподозрят в измене идеалам, как моего друга. Но он ведь может и убить тебя. У него есть сразу несколько рычагов давления на меня, и все они связаны с тобой. Поэтому ты должна пойти к нему, ради себя, ради нас.

Наступила глухая тишина. Стефана поймала себя на мысли, что если бы она не сидела, а стояла, то у неё подкосились бы ноги после этих слов. Края бездны сомкнулись над головой, дышать нечем. Остаётся только стоять на дне и понимать – слишком поздно. И тут она заговорила.

- Хорошо, Дитрих. Ты же знаешь, я на всё готова, даже назад в лагерь, ради тебя… Пришло время на деле доказать свои слова. Вот только ответь мне на один вопрос: откуда Герхард Ланда узнал, что я с тобой?

Стефана отомстила, пусть это и получилось у неё совершенно случайно. Теперь я в полнейшем замешательстве. Как признаться ей, что это я невольно её предал, когда Ланда вывел меня из себя? Провал в пустоту. Мир сжался до беспокойных бликов в глазах Стефаны. Как можно лгать, глядя в эти глаза? Нет, лучше сказать правду. И я сказал. Снова наступило молчание, но уже не такое, как прежде, глухое, мрачное, потустороннее. В этот раз оно, скорее, напоминало звонкую пощёчину, которой я, видимо и ждал с нетерпением. Чего угодно. Хотя бы какой-то реакции со стороны Стефаны. Но она молчала, казалось, целую вечность. Невыносимо. Я ожесточённо набросился на себя. Слабак! Если бы в разговоре с Герхардом я смог держать себя в руках, то Стефана была бы в безопасности! Глупец! Глупец! Глупец!

Я собрался с мыслями и наполнил бокалы вином. Напрасная попытка завязать разговор: Стефана так и не притронулась к вину, продолжая сидеть, словно оглушённая пыльным мешком по голове.

- Ударь меня! – не выдержал я в итоге, - Унизь, оскорби! Только не молчи!

- Я не собираюсь бить тебя, - ровным голосом ответила Стефана, всё ещё силясь придти в себя, - Ты защищал меня перед Герхардом, вот и сорвался. Ты не мог знать, что он этим воспользуется.

Слова Стефаны, вопреки всем законам логики, только подняли во мне новую волну негодования. Она даже не осудила меня! Жестоко… Чертовски жестоко. Выходит, казнить себя должен я сам, каждую секунду, когда вижу перед собой образ этой воистину святой женщины, что прощала, прощает и всегда будет прощать.

- Прости меня…, - одними губами прошептал я и припал лицом к столу, чтобы, не дай Бог, не выплеснуть свою необоснованную ярость на Стефану.

- Нам надо ехать, иначе мы не успеем к полуночи, - её голос зазвучал мягче, - Собирайся, Дит.

Оторваться от стола и снова посмотреть в лицо Стефаны стоило мне огромных усилий.

В парке Бритцер не было ни души. Мокрый асфальт блестел в свете фонарей, голые ветки деревьев, напоминавшие лапы кровожадных чудовищ, отражались в лужах, покрытых тонкой коркой льда. - По ночам наступали заморозки. Туман, пронизанный страхом и тревогой, скрывал от идущих Дитриха и Стефаны мой силуэт. Я поджидал их в самом конце центральной аллеи. Вот я, словно призрак из прошлого, проступил сквозь окутавшую аллею пелену, и двое голубков, чёрт бы их побрал, обнаружив меня в поле зрения, замедлили шаг.

Они шли молча. Но вот сейчас, когда разлука в моём лице уже вовсю злорадствовала над ними, им вдруг захотелось взяться за руки. Это произошло машинально: не сговариваясь, Дитрих и Стефана просто нащупали в темноте пальцы друг друга.

- А вы опаздываете, - ехидно заметил я, когда они приблизились ко мне.

- На 1 минуту, - хладнокровным голосом уточнил Дитрих.

Я демонстративно посмотрел на свои наручные часы.

- Верно. Впрочем, 1 минута не стоит того, чтобы её обсуждать, тем более, если бы вы шли чуть быстрее, то оказались бы на месте встречи чётко в срок.

- Я вижу, - я пристально оглядел женщину; взгляд мой при этом сделался обволакивающим, и одновременно раздевающим, как у настоящего обольстителя. Ясное дело, это было наигранно, чтобы взбесить Дитриха, отчего фон Шварц и впрямь взбесился, а я продолжал, - Она красива… Давай знакомиться, детка? Меня зовут Герхард Ланда, но если будешь хорошо себя вести – можно просто Герт. Смотрю, ты напугана. Разве любовницы фон Шварца могут чего-то бояться?

- Я и не боюсь, - гордо ответила Стефана, отпустила руку Дитриха и подошла ко мне, - Я пойду с Вами, куда скажете.

- Умница, - похвалил я, - Просто молодчина, - я попытался приобнять её, но женщина отстранилась. Тогда я силой привлёк Стефану к себе, а когда Дитрих попытался вступиться за свою голубку, достал пистолет и прислонил дуло к её виску, - Не смей, фон Шварц! Ещё одно движение – и я прикончу твою красотку прямо сейчас. Мы договорились – она моя.

- Мы об этом не договаривались, - Дитрих достал свой пистолет, - Ты не имеешь права использовать её, как шлюху!

- Интересно, кто из нас первый нажмёт на курок? Ты, Дит, или я? Советую тебе убрать игрушку и оставить нас в покое. Сейчас я поведу твою ненаглядную к своей машине, и всё это время буду держать пистолет прижатым к её голове. Если я замечу, что ты идёшь за нами следом, выстрелю без колебаний. Так что иди туда, откуда пришёл. Чем быстрее ты развернёшься, тем скорее исчезнет угроза для её жизни.

- Хорошо. Я сделаю так, как ты говоришь. Только отпусти Стефану. Она итак за тобой пойдёт.

- Дит, уходи, - послышался жалобный женский голос, - Прямо сейчас уходи… Прошу тебя…

- Уходи, Дит. Выполни просьбу своей дамы, если хочешь увидеться с ней в скором времени.

Дитрих развернулся и медленно, не оглядываясь, побрёл в обратном направлении.

- Быстрее уходи! – прикрикнул я, но фон Шварц назло мне вовсе не собирался ускорять шаг, - Гад, - тихо буркнул я себе под нос и потянул Стефану в сторону узкой тропинки, что сворачивала с центральной аллеи направо.

Обогреватель в моей машине не работал, Стефана дрожала, чем я охотно мог воспользоваться, прижав её к себе на заднем сидении. Но стоило Дитриху удалиться из поля зрения, я проявил к ней полное равнодушие, и она заметно успокоилась, поняв, что я вёл себя так назло Диту. Это хорошо, ибо шофёр, судя по его взгляду, который женщина наблюдала через зеркало заднего вида над лобовым стеклом, никакого сочувствия по отношению к ней не выражал и даже не попытался бы вступиться, если бы я позволил себе непристойное поведение. Глупая девчонка, как ты не понимаешь, что мне нужно от тебя вовсе не это?

На полпути к своей вилле я завязал Стефане глаза – на тот случай, если она сбежит, чтобы невозможно было вспомнить дорогу – и снял повязку лишь тогда, когда привёл женщину в комнату, что я выделил специально для неё. Роскошная комната. В этом я сдержал своё слово перед Дитрихом. Просторная кровать, увенчанная огромным балдахином, громадный камин из кремового мрамора с розовыми прожилками, дорогие картины в позолоченных рамах, а на полу – мягчайший персидский ковёр, по которому одно удовольствие ходить босяком или валяться тихими вечерами с книгой возле камина. Однако девочка оказалась не глупа, она понимала, что это хоть роскошная, но всё-таки клетка. Дверь заперта, окна закрыты наглухо; впрочем, даже если Стефана и захочет выбить стекло каким-нибудь одним из бронзовых подсвечников, то прыгать с третьего этажа на асфальт явно не решится. По телефону можно позвонить лишь в мой кабинет, либо прислуге, а выйти из комнаты, например в ванную, только в сопровождении рядовых, которых я приспособил специально для того, чтобы охранять Стефану, и чтобы никакой Дитрих не надумал похитить её.

Чего греха таить, я продумал абсолютно всё, что только мог, приняв во внимание самые разные варианты развития событий. Этого было уже достаточно, чтобы Стефана возненавидела меня всей душой. Вдобавок ко всему, я не позволял ей общаться с прислугой и конвоем, и еду каждый раз приносил ей сам. …И каждый раз Стефане хотелось запустить очередной тарелкой мне в лицо, пока я чинно сидел перед ней и наблюдал, как она ест. При этом я позволял себе говорить всё, что хочу, и, как правило, это были унизительные, оскорбительные вещи. Один раз Стефана постояла за себя, и за это получила звонкую оплеуху, следствием которой остался огромный синяк на всю щёку. С тех пор она уже не решалась произнести ни слова без моего согласия. Меня же такое поведение только ещё сильнее подзадоривало.

- Что-то мне скучно, и я решил пожелать тебе спокойной ночи, - сказал я однажды, совершенно неожиданно зайдя к Стефане перед сном.

Она была уже в ночной рубашке, поэтому, чтобы не показаться передо мной в таком неприличном виде, поспешно зарылась под одеяло. Я присел на край кровати и, нисколько не стыдясь своих действий, положил руку ей на коленку. Но вожделения в этом жесте не было. Было гораздо хуже. Стефана вдруг поняла, что я люто ненавижу её. В моих глазах так и было написано желание поколотить её, за что – она не понимала. Больше всего на свете ей наверняка хотелось ударить меня по руке чем-нибудь тяжёлым, но она знала, что не может даже просто отстранить мою руку, иначе я её накажу.

- Ты мне не рада, красавица? Улыбнись хотя бы для виду. Улыбнись, я сказал!

- Вот умница, - улыбнулся в ответ я, - Однако я всё равно огорчён, ибо мне кажется, что Дитриху фон Шварцу никогда не приходилось просить тебя об улыбке – ему ты улыбалась всегда сама, по доброй воле. Чем я хуже него? …Ааа… Молчишь… Помнишь тот день, когда мне не понравилось, что ты ответила… Молодец, усваиваешь уроки. И всё же сейчас мне очень хочется получить твой ответ. Чем я хуже Дитриха?

- Ты не хуже его, - решилась ответить Стефана, хотя голос её звучал робко, - Дело лишь в том, что ты – не он.

- Я – не он? – я удивлённо вскинул брови, - А знаешь, мне никогда не хотелось бы быть им и мараться о такую дрянь, как ты.

- Что тебе до Дитриха? Почему ты не оставишь его в покое? – в голосе Стефаны зазвучала мольба.

- Плевать я хотел на Дитриха! – рявкнул я, - Жидолюб поганый!

…Я рывком сдёрнул со Стефаны одеяло и ударил её кулаком в одну из аккуратных грудей. Затем, не успела она опомниться, ещё раз.

Выхода у неё нет – я настроен решительно. Ей остаётся кричать и выбиваться, чего бы это ни стоило.

Хрупкие кулачки барабанят меня по груди, беспомощный голос звенит над ухом… Конечно, я могу и убить её, у меня при себе револьвер, но мне хотелось, чтобы она хорошенько помучилась. Что есть мочи, я ударил женщину по лицу. Стефана скатилась с кровати на пол. Я встал и, возвышаясь над ней, не протянул ей руку, чтобы помочь подняться, а лишь безжалостно пырнул её ногой в живот. Бедняга приглушённо вскрикнула и сжалась в комок от боли. Следующий удар сапогом пришёлся ей по губам. Кровь закапала на ковёр, на который я посмотрел с большей жалостью, чем на Стефану.

- Гнида! – с остервенением выругался я и резким шагом удалился из комнаты.

Стефана разрыдалась. Силы подняться и лечь на кровать у неё были, однако желание проявлять хоть какие-то признаки жизни отсутствовало совершенно. Интересно, знает ли Дитрих, как с ней здесь обращаются?

С этими мыслями Стефана и заснула, прямо на ковре, а когда проснулась, перед ней снова стоял я.

- Тебе следует сходить в душ, - безучастно произнёс я.

- Интересно, что скажут твои конвоиры, если увидят меня избитую? – огрызнулась женщина.

- Я – офицер, крошка. А они – рядовые. Им не положено задавать лишних вопросов. Как и тебе, кстати. Хочешь поскорее увидеть своего фон Шварца? Вот и веди себя хорошо. Думай о том, что он беспокоится, когда я отказываю ему в вашем свидании.
«Он беспокоится»… От этих слов ей стало несравненно легче на душе, и поэтому, а быть может, ещё и потому, что она не хотела нового избиения, Стефана промолчала, проглотив свой гнев. Двое солдат, Август и Винфрид, проводили её до ванной комнаты и остались ждать за дверью, пока она помоется. Обычно молчаливые, сегодня они явно были настроены на общение, и Стефана услышала весь их разговор.

- Не волнуйся, никто лишний нас не услышит – герр Ланда только что вышел через парадную дверь, и до вечера его не будет: он поехал в Гестапо.

- А ты уже за всем проследил? Наблюдательный, однако…

- Я такой, - с гордостью заметил Винфрид, - Тебе тоже ничто не мешает быть таким.

- Быть может, проблема в том, что я не настолько сильно хочу выслужиться, - отозвался голос Августа.

- И всё-таки… Что за женщину мы охраняем? Я намерен это выяснить.

- Каким же образом? Хочешь развести гауптштурмфюрера на откровенную беседу за рюмкой шнапса? И не мечтай.

- Гауптштурмфюрер мне и не понадобится, - в голосе Винфрида явно прозвучало коварство, - Я выясню это в обход него, ибо у меня есть подозрения, что он использует нас в личных целях, а эта фрау – просто чья-то похищенная жена.

- Тебе бы детективом работать, - Август присвистнул, - Но с чего ты так решил?

- Это первое, что приходит на ум, но если я прав, то услышав мой донос, те, кто стоит выше герра Ланды, хорошенько встряхнут его, а меня будет ждать повышение. Да, я мечтаю выслужиться и не скрываю этого.

Диалог явно заинтересовал Стефану. Откуда я об этом узнал? Об этом позже. А сейчас распишу самые вероятные мысли Стефаны. Она явно пришла к выводу, что этот Винфрид тоже недолюбливает меня, да и его сослуживец, Август, не пытается спорить с ним, даже, наоборот, восхищается изобретательностью Винфрида. Это хорошо, только вот пользы от этого мало. Сбежать Стефане они не помогут, так как им обоим невыгодно устраивать ей побег. В каких бы целях я их не использовал, нарушив мой приказ, они попадут под трибунал, и о мечте возвыситься по военной лестнице можно будет забыть. Однако то, что Стефана узнала об их планах, показалось ей добрым знаком. Во всяком случае, она сможет рассказать об этом мне в обмен на своё условие, конечно же, а именно – на встречу с Дитрихом.
Именно это она и сделала – рассказала об этом мне – так я и узнал про этот разговор.
Я сел за круглый стол, стоявший у окна и накрытый кружевной скатертью, и внимательно выслушал её.

- Умеешь ли ты делать мужской маникюр? – как ни в чём не бывало, поинтересовался я после, - обработай мне ногти.

- Ни в коем случае не рассказывай Дитриху, что я бил тебя. Иначе ты его больше не увидишь. Это не пустые угрозы – у меня есть доказательства, что Вернер Хилдебранд – это он. Поэтому от того, как ты будешь себя вести, всецело зависит его жизнь. Впрочем, как и от него - твоя. Ловко я придумал, правда? Забавно это – манипулировать одновременно двумя людьми, притом один из которых – сам великий манипулятор. Я же смог покорить своей воле даже его.

Впрочем, даже эти слова не смогли омрачить настроения Стефаны. - Завтра они наконец-то увидятся с Дитрихом!

Герхард позвонил мне и предложил приехать. Речь шла о свидании со Стефаной. Похоже, он поверил, что у нас с ней что-то есть. Мне же это было на руку, и только ради того, чтобы помучить его, я решил приехать.

Служанки суетились вокруг Стефаны так, словно готовили её не к романтическому ужину, а к приёму у зарубежного посла. Все ссадины и синяки, оставленные Герхардом, были умело загримированы; голубое платье струится мягкими складками до самого пола, скрывая даже мыски шёлковых туфель, зато точёные плечи и шея открыты, благодаря большому сборчатому вырезу. Волосы Стефаны уложили высоко и пышно, так, что она и вовсе перестала быть похожа на рабыню, скорее – на царственную особу, полную жизни и очарования. Вдобавок ко всему, ей дали бриллиантовое колье и серьги, которые так шли Стефане, что каждый взглянувший на неё не сомневался в аристократическом происхождении этой красавицы, хотя и знал, что она из простых. Робея от поразительной перемены в себе, которую ей открыло зеркало, Стефана ещё больше боялась, что будет чувствовать себя неловко передо мной. Впрочем, я и сам растерялся, увидев вместо Стефаны, милой и нежной незабудки, роскошную благоухающую белую розу. Сначала я даже не знал, как заговорить с ней, и первую половину вечера мы только и делали, что молча ели и, украдкой ловя взгляды друг друга, улыбались своим собственным мыслям.

- Ланда хорошо с тобой обращается? – в итоге спросил я, заметив, что грима на её лице слишком много.

- Он очень заботливый, - соврала Стефана, помня наказ Герхарда, - И если бы не мысль, что я – его пленница, то я бы, наверное, привязалась к нему, как к брату.

Я нахмурился, подвергая сомнению каждое её слово. Я понимал, что Герхард заставил её так сказать. Наверняка он пользуется её беспомощностью, мерзавец. Однако я понимал также и то, что не должен показывать Герхарду своих догадок – иначе Стефане ещё больше не поздоровится.

Я поставил пластинку, и заиграла известная «La Cumparsita», страстная, но сдержанная мелодия, идеально подходящая для тонко чувствующей Стефаны. На протяжении всего танца наши лица были так близко друг к другу, что, я это заметил, Стефана едва сдерживалась перед искушением соприкоснуться губами, но она не могла себе этого позволить, пока музыка не утихнет, и задыхалась в моих объятиях, из последних сил усмиряя свою страсть. Зато потом она обхватила моё лицо руками и жадно приникла к нему ртом. Я почувствовал, как её трясёт дрожь. Что я делаю? Я оттолкнул её, но не грубо.
- Прости, я не могу в доме Ланды. Здесь слишком гнетущая атмосфера, - выкрутился я, - Да и тебе, после того, что с тобой было, надо отойти.
Это было явно лишним.
- И что теперь? – вскинулась она, - Ты не рад, что после всего я всё ещё способна желать?

- Скоро всё закончится, - задумчиво проговорил я, - И мы будем вместе. Немецкие войска уже давно отступают и терпят поражение. Третий Рейх падёт, и я этому тоже поспособствовал.

- Каким же образом? – всполошилась Стефана, - Неужели ты ещё кого-то убил? А если Герхард узнает? Он ведь держит нас на поводке, точно собак, и ему ничего не стоит потянуть поводок на себя и придушить одного из нас.

- Нет, я не убил больше ни одного офицера СС, - я улыбнулся, - В эти игры я больше не играю. Это ребячество по сравнению с тем, что я сделал за этот месяц. А сделал я вот что: я переправил членов общества «Ястреб» во Францию, где они объединились с другим антинацистским обществом. Благодаря связям отца Амели все люди из обоих обществ были пристроены работать на завод по производству снарядов. Я специально велел им изготовлять бракованные снаряды, которые опозорили бы немецкую армию на полях сражения. Таким образом, я убил двух зайцев: и нацистов мы проучим, и наши люди будут в безопасности. Ведь угроза, что Герхард добрался бы до них, была очень велика. Ему ничего не стоит придти к Сандляру и выпытать необходимую информацию.

Глаза женщины болезненно заблестели. Было видно, как ей хотелось рассказать мне обо всём в подробностях, как Герхард унижал её, избивал, оскорблял; чтобы я поскорее вытащил её из этой переделки и увёз как можно дальше. Но она также знала и мой вспыльчивый характер, что я вполне могу не сдержаться и высказать Герхарду всё, что о нём думаю. Если это произойдёт, Ланда будет беспощаден к нам обоим.

Впрочем, Герхард и без того неприятно ошарашил нас на следующий день. Стоило ожидать: такие, как он, не будут долго баловать пряниками и при первой удачной возможности вернутся к старому доброму кнуту. Да, он умнее меня.

Что будет с Землей, если ось ее сместится на 6666 км? Что будет с Землей? - задался я вопросом...

Конфликты в семейной жизни. Как это изменить? Редкий брак и взаимоотношения существуют без конфликтов и напряженности. Через это проходят все...

Что делает отдел по эксплуатации и сопровождению ИС? Отвечает за сохранность данных (расписания копирования, копирование и пр.)...

Живите по правилу: МАЛО ЛИ ЧТО НА СВЕТЕ СУЩЕСТВУЕТ? Я неслучайно подчеркиваю, что место в голове ограничено, а информации вокруг много, и что ваше право...

Не нашли то, что искали? Воспользуйтесь поиском гугл на сайте: