Просветитель. Как политический мыслитель является представителем радикально-демократического направления.

РУССО Ж.Ж. ОБ ОБЩЕСТВЕННОМ ДОГОВОРЕ ИЛИ ПРИНЦИПЫ ПОЛИТИЧЕСКОГО ПРАВА

КНИГА 1

Глава I. ПРЕДМЕТ ЭТОЙ КНИГИ

Человек рождается свободным, но повсюду он в оковах. Иной мнит себя повелителем других, что не мешает ему быть рабом в большей еще мере, чем они. Как совершилась эта перемена? Не знаю. Что может придать ей законность? Полагаю, что этот вопрос я смогу разрешить.

Если бы я рассматривал лишь вопрос о силе и результа­тах ее действия, я бы сказал: пока народ принужден повино­ваться и повинуется, он поступает хорошо; но если народ, как только получает возможность сбросить с себя ярмо, сбрасывает его, - он поступает еще лучше; ибо, возвращая себе свободу по тому же праву, по какому ее у него похити­ли, он либо имеет все основания вернуть ее, либо же вовсе не было оснований ее у него отнимать. Но общественное состояние – это священное право, которое служит основа­нием для всех остальных прав. Это право, однако, не явля­ется естественным; следовательно, оно основывается на со­глашениях. Надо выяснить, каковы эти соглашения. Преж­де чем приступить к этому, я должен обосновать те положе­ния, которые я только что выдвинул.

Глава II. О ПЕРВЫХ ОБЩЕСТВАХ

Самое древнее из всех обществ и единственное естествен­ное – это семья. Но ведь и в семье дети связаны с отцом лишь до тех пор, пока нуждаются в нем. Как только нужда эта пропадает, естественная связь рвется. Дети, избавлен­ные от необходимости повиноваться отцу, и отец, свобод­ный от обязанности заботиться о детях, вновь становятся равно независимыми. Если они и остаются вместе, то уже не в силу естественной необходимости, а добровольно; сама же семья держится лишь на соглашении.

Эта общая свобода есть следствие природы человека. Первый ее закон – самоохранение, ее первые заботы – те, которыми человек обязан самому себе, и как только он вступает в пору зрелости, он уже только сам должен судить о том, какие средства пригодны для его самосохранения, и так он становится сам себе хозяином.

Таким образом, семья – это, если угодно, прообраз поли­тических обществ, правитель – это подобие отца, народ – детей, и все, рожденные равными и свободными, если от­чуждают свою свободу, то лишь для своей же пользы. Вся разница в том, что в семье любовь отца к детям вознаграж­дает его за те заботы, которыми он их окружает, - в Госу­дарстве же наслаждение властью заменяет любовь, которой нет у правителя к своим подданным. [c. 198-199] <…>

Глава V. О ТОМ, ЧТО СЛЕДУЕТ ВСЕГДА ВОСХОДИТЬ К ПЕРВОМУ СОГЛАШЕНИЮ

<…> Если отдельные люди порознь один за другим порабощаются одним человеком, то, каково бы ни было их число, я вижу здесь только господина и рабов, а никак не народ и его главу. Это, если угодно, - скопление людей, а не ассоциация; здесь нет ни общего блага, ни Организма политического. Такой человек, пусть бы даже он и порабо­тил полмира, всегда будет лишь частное лицо; его интерес, отделенный от интересов других людей, это всегда только частный интерес. Если только этот человек погибает, то его держава распадается, как рассыпается и превращается в кучу пепла дуб, сожженный огнем. [c. 206] <…>

В самом деле, не будь никакого предшествующего согла­шения, откуда бы взялось – если только избрание не едино­душно – обязательство для меньшинства подчиняться вы­бору большинства? и почему сто человек, желающих гос­подина, вправе подавать голос за десять человек, того совер­шенно не желающих? Закон большинства голосов сам по себе устанавливается в результате соглашения и предпола­гает, по меньшей мере единожды, - единодушие. [c. 206-207] <…>

Глава VI. ОБ ОБЩЕСТВЕННОМ СОГЛАШЕНИИ

Я предполагаю, что люди достигли того, предела, когда силы, препятствующие им оставаться в естественном со­стоянии, превосходят в своем противодействии силы, кото­рые каждый индивидуум может пустить в ход, чтобы удер­жаться в этом состоянии. Тогда это изначальное состояние не может более продолжаться, и человеческий род погиб бы, не измени он своего образа жизни.

Однако, поскольку люди не могут создавать новых сил, а могут лишь объединять и направлять силы, уже сущест­вующие, то у них нет иного средства самосохранения, как, объединившись с другими людьми, образовать сумму сил, способную преодолеть противодействие, подчинить эти си­лы одному движителю и заставить их действовать согласно.

Эта сумма сил может возникнуть лишь при совместных действиях многих людей; но – поскольку сила и свобода каждого человека – суть первые орудия его самосохране­ния – как может он их отдать, не причиняя себе вреда и не пренебрегая теми заботами, которые есть его долг по отношению к самому себе? Эта трудность, если вернуться к предмету этого исследования, может быть выражена в следующих положениях:

«Найти такую форму ассоциации, которая защищает и ограждает всею общею силою личность и имущество каждо­го из членов ассоциации, и благодаря которой каждый, соединяясь со всеми, подчиняется, однако, только само­му себе и остается столь же свободным, как и прежде». Такова основная задача, которую разрешает Общественный договор.

Статьи этого Договора определены самой природой акта так, что малейшее видоизменение этих статей лишило бы их действенности и полезности; поэтому, хотя они пожалуй, и не были никогда точно сформулированы, они повсюду одни и те же, повсюду молчаливо принимаются и признают­ся до тех пор, пока в результате нарушения общественного соглашения каждый не обретает вновь свои первоначаль­ные права и свою естественную свободу, теряя свободу, полученную по соглашению, ради которой он отказался от естественной.

Эти статьи, если их правильно понимать, сводятся к одной-единственной, именно: полное отчуждение каждого из членов ассоциации со всеми его правами в пользу всей общины; ибо, во-первых, если каждый отдает себя всецело, то создаются условия, равные для всех; а раз условия равны для всех, то никто не заинтересован в том, чтобы делать их обременительными для других.

Далее, поскольку отчуждение совершается без каких-либо изъятий, то единение столь полно, сколь только воз­можно, и ни одному из членов ассоциации нечего больше требовать. Ибо, если бы у частных лиц оставались какие-либо права, то, поскольку теперь не было бы такого старше­го над всеми, который был бы вправе разрешать споры между ними и всем народом, каждый, будучи судьей само­му себе в некотором отношении, начал бы вскоре притязать на то, чтобы стать таковым во всех отношениях; естествен­ное состояние продолжало бы существовать, и ассоциация неизбежно стала бы тиранической или бесполезной.

Наконец, каждый, подчиняя себя всем, не подчиняет себя никому в отдельности. И так как нет ни одного члена ассоциации, в отношении которого остальные не приобрета­ли бы тех же прав, которые они уступили ему по отноше­нию к себе, то каждый приобретает эквивалент того, что теряет, и получает больше силы для сохранения того, что имеет.

Итак, если мы устраним из общественного соглашения то, что не составляет его сущности, то мы найдем, что оно сводится к следующим положениям: Каждый из нас переда­ет в общее достояние и ставит под высшее руководство общей воли свою личность и все свои силы, и в результате для нас всех вместе каждый член превращается в нераз­дельную часть целого.

Немедленно вместо отдельных лиц, вступающих в дого­ворные отношения, этот акт ассоциации создает условное коллективное Целое, состоящее из стольких членов, сколь­ко голосов насчитывает общее собрание. Это Целое получает в результате такого акта свое единство, свое общее я, свою жизнь и волю. Это лицо юридическое, образующееся следовательно в результате объединения всех других, некогда именовалось Гражданскою общиной, ныне же именуется Республикою, или Политическим организмом: его члены
называют этот Политический организм Государством, когда он пассивен, Сувереном, когда он активен, Державою – при сопоставлении его с ему подобными. Что до членов ассоциации, то они в совокупности получают имя народа, а в отдельности называются гражданами как участвующие в верховной власти, и подданными как подчиняющиеся законам Государства. Но эти термины часто смешиваются и их принимают один за другой; достаточно уметь их разли­чать, когда они употребляются во всем их точном смысле.

Глава VII. О СУВЕРЕНЕ

Из этой формулы видно, что акт ассоциации содержит взаимные обязательства всего народа и частных лиц и что каждый индивидуум, вступая, так сказать, в договор с са­мим собой, оказывается принявшим двоякое обязательство, именно: как член суверена в отношении частных лиц и как член Государства по отношению к суверену. Но здесь нельзя применить то положение гражданского права, что никто не обязан выполнять обязательства, взятые перед самим собой, ибо велико различие между обязательствами, взятыми перед самим собой, и обязательствами, взятыми по отношению к целому, часть которого ты составляешь. [c. 207-210] <…>

Как только эта масса людей объединяется таким путем в одно целое, уже невозможно причинить вред ни одному из его членов, не задевая целое, и тем более нельзя причи­нить вред целому так, чтобы члены его этого не почувство­вали. Стало быть и долг, и выгода в равной мере обязывают обе договаривающиеся стороны взаимно помогать друг дру­гу; и одни и те же люди должны стремиться использовать в этом двояком отношении все преимущества, которые дает им объединение. [c. 210] <…>

Итак, чтобы общественное соглашение не стало пустою формальностью, оно молчаливо включает в себя такое обя­зательство, которое одно только может дать силу другим обязательствам: если кто-либо откажется подчиниться об­щей воле, то он будет к этому принужден всем Организмом, а это означает не что иное, как то, что его силою принудят быть свободным. Ибо таково условие, которое, подчиняя каждого гражданина отечеству, одновременно тем самым ограждает его от всякой личной зависимости: условие это составляет секрет и двигательную силу политической ма­шины, и оно одно только делает законными обязательства в гражданском обществе, которые без этого были бы бес­смысленными, тираническими и открывали бы путь чудо­вищнейшим злоупотреблениям. [c. 211]

Глава VIII. О ГРАЖДАНСКОМ СОСТОЯНИИ

Этот переход от состояния естественного к состоянию гражданскому производит в человеке весьма приметную перемену, заменяя в его поведении инстинкт справедливо­стью и придавая его действиям тот нравственный характер, которого они ранее были лишены. Только тогда, когда голос долга сменяет плотские побуждения, а право – желание, человек, который до сих пор считался только с самим со­бою, оказывается вынужденным действовать сообразно дру­гим принципам и советоваться с разумом, прежде чем следо­вать своим склонностям. Хотя он и лишает себя в этом со­стоянии многих преимуществ, полученных им от природы, он вознаграждается весьма значительными другими пре­имуществами; его способности упражняются и развиваются, его представления расширяются, его чувства облагоражива­ются и вся его душа возвышается до такой степени, что ес­ли бы заблуждения этого нового состояния не низводили часто человека до состояния еще более низкого чем то, из которого он вышел, то он должен был бы непрестанно благо­словлять тот счастливый миг, который навсегда вырвал его оттуда и который из тупого и ограниченного животного создал разумное существо – человека.

Сведем весь этот итог к легко сравнимым между собой положениям. По Общественному договору человек теряет свою естественную свободу и неограниченное право на то, что его прельщает и чем он может завладеть; приобретает же он свободу гражданскую и право собственности на все то, чем обладает. Чтобы не ошибиться в определении этого возмещения, надо точно различать естественную свободу, границами которой является лишь физическая сила инди­видуума, и свободу гражданскую, которая ограничена об­щей волей, а также различать обладание, представляющее собой лишь результат применения силы или право того, кто пришел первым, и собственность, которая может осно­вываться лишь на законном документе.

К тому, что уже сказано о приобретениях человека в гражданском состоянии, можно было бы добавить мораль­ную свободу, которая одна делает человека действительным хозяином самому себе; ибо поступать лишь под воздействи­ем своего желания есть рабство, а подчиняться закону, кото­рый ты сам для себя установил, есть свобода. Но я уже и так сказал по этому вопросу более, чем достаточно, а определение философского смысла слова свобода не входит в дан­ном случае в мою задачу. [c. 212-213] <…>

КНИГА 2

Глава I. О ТОМ, ЧТО СУВЕРЕНИТЕТ НЕОТЧУЖДАЕМ

Первым и самым важным следствием из установленных выше принципов является то, что одна только общая воля может управлять силами Государства в соответствии с це­лью его установления, каковая есть общее благо. Ибо, если противоположность частных интересов сделала необходи­мым установление обществ, то именно согласие этих интере­сов и сделала сие возможным. Общественную связь образует как раз то, что есть общего в этих различных интересах; и не будь такого пункта, в котором согласны все интересы, никакое общество не могло бы существовать. Итак, общест­вом должно править, руководясь единственно этим общим интересом.

Я утверждаю, следовательно, что суверенитет, который есть только осуществление общей воли, не может никогда отчуждаться и что суверен, который есть не что иное, как коллективное существо, может быть представляем только самим собою. Передаваться может власть, но никак не воля.

В самом деле, если возможно, что воля отдельного чело­века в некоем пункте согласуется с общей волей, то уж ни­как не возможно, чтобы это согласие было длительным и постоянным, ибо воля отдельного человека по своей приро­де стремится к преимуществам, а общая воля – к равенст­ву. Еще менее возможно, чтобы кто-либо поручился за тако­го рода согласие, хотя такой поручитель и должен был бы всегда существовать; это было бы делом не искусства, а случая. Суверен вполне может заявить: «Сегодня я хочу того же, чего хочет или, по крайней мере, говорит, что хо­чет, такой-то человек». Но он не может сказать: «Я захочу также и того, чего захочется этому человеку завтра» - потому что нелепо, чтобы воля сковывала себя на будущее время и потому что ни от какой воли не зависит соглашать­ся на что-либо противное благу существа, обладающего во­лею. Если, таким образом, народ просто обещает повино­ваться, то этим актом он себя уничтожает; он перестает быть народом. В тот самый миг, когда появляется госпо­дин, - нет более суверена; и с этого времени Политический организм уничтожен.

Это вовсе не означает, что приказания правителей не могут считаться изъявлениями общей воли в том случае, когда суверен, будучи свободен противиться им, этого не делает. В подобном случае всеобщее молчание следует счи­тать знаком согласия народа. [c. 216-217] <…>

Глава II. О ТОМ, ЧТО СУВЕРЕНИТЕТ НЕДЕЛИМ

В силу той же причины, по которой суверенитет неот­чуждаем, он неделим, ибо воля либо является общею, либо ею не является; она являет собою волю народа как целого, либо – только одной его части. В первом случае эта провозглашенная воля есть акт суверенитета и создает закон. Во втором случае – это лишь частная воля или акт магистрату­ры; это, самое большее, - декрет. [c. 217] <…>

Глава III. МОЖЕТ ЛИ ОБЩАЯ ВОЛЯ ЗАБЛУЖДАТЬСЯ

Из предыдущего следует, что общая воля неизменно на­правлена прямо к одной цели и стремится всегда к пользе общества, но из этого не следует, что решения народа имеют всегда такое же верное направление. Люди всегда стремятся к своему благу, но не всегда видят, в чем оно. Народ не подкупишь, но часто его обманывают и притом лишь тогда, когда кажется, что он желает дурного.

Часто существует немалое различие между волею всех и общею волею. Эта вторая блюдет только общие интересы; первая – интересы частные и представляет собою лишь сумму изъявлений воли частных лиц. Но отбросьте из этих изъявлений воли взаимно уничтожающиеся, крайности; в результате сложения оставшихся расхождений получится общая воля.

Когда в достаточной мере осведомленный народ выносит решение, то, если граждане не вступают между собою ни в какие сношения, из множества незначительных различий вытекает всегда общая воля и решение всякий раз оказыва­ется правильным. Но когда в ущерб основной ассоциации образуются сговоры, частичные ассоциации, то воля каж­дой из этих ассоциаций становится общею по отношению к ее членам и частною по отношению к Государству; тогда можно сказать, что голосующих не столько же, сколько людей, но лишь столько, сколько ассоциаций. Различия становятся менее многочисленными и дают менее общий результат. Наконец, когда одна из этих ассоциаций настоль­ко велика, что берет верх над всеми остальными, в результа­те получится уже не сумма незначительных расхождений, но одно-единственное расхождение. Тогда нет уже больше общей воли, и мнение, которое берет верх, есть уже не что иное, как мнение частное.

Важно, следовательно, дабы получить выражение имен­но общей воли, чтобы в Государстве не было ни одного частичного сообщества и чтобы каждый гражданин выска­зывал только свое собственное мнение; таково было единст­венное в своем роде и прекрасное устроение, данное вели­ким Ликургом. Если же имеются частичные сообщества, то следует увеличить их число и тем предупредить неравен­ство между ними, как это сделали Солон, Нума, Сервий. Единственно эти предосторожности пригодны для того, что­бы просветить общую волю, дабы народ никогда не оши­бался.

Глава IV. О ГРАНИЦАХ ВЕРХОВНОЙ ВЛАСТИ СУВЕРЕНА

Если Государство или Гражданская община – это не что иное, как условная личность, жизнь которой заключа­ется в союзе ее членов, и если самой важной из забот ее яв­ляется забота о самосохранении, то ей нужна сила всеобщая и побудительная, дабы двигать и управлять каждою частью наиболее удобным для целого способом. Подобно тому, как природа наделяет каждого человека неограниченной вла­стью над всеми членами его тела, общественное соглашение дает Политическому организму неограниченную власть над всеми его членами, и вот эта власть, направляемая общею волей, носит, как я сказал, имя суверенитета.

Но, кроме общества как лица юридического, мы должны принимать в соображение и составляющих его частных лиц, чья жизнь и свобода, естественно, от него независимы. Итак, речь идет о том, чтобы четко различать соответствен­но права граждан и суверена; а также обязанности, кото­рые первые должны нести в качестве подданных, и естест­венное право, которым они должны пользоваться как люди. [c. 219-221] <…>

Все то, чем гражданин может служить Государству, он должен сделать тотчас же, как только суверен этого потре­бует, но суверен, со своей стороны, не может налагать на подданных узы, бесполезные для общины; он не может да­же желать этого, ибо как в силу закона разума, так и в си­лу закона естественного ничто не совершается без причины.

Обязательства, связывающие нас с Общественным орга­низмом, непреложны лишь потому, что они взаимны и при­рода их такова, что, выполняя их, нельзя действовать на пользу другим, не действуя также на пользу себе. [c. 221] <…>

Глава XI. О РАЗЛИЧНЫХ СИСТЕМАХ ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВ

Если попытаться определить, в чем именно состоит то наибольшее благо всех, которое должно быть целью всякой системы законов, то окажется, что оно сводится к двум главным вещам: свободе и равенству. К свободе – посколь­ку всякая зависимость от частного лица настолько же уменьшает силу Государства; к равенству, потому что свобо­да не может существовать без него.

Я уже сказал, что такое свобода гражданская. Что каса­ется до равенства, то под этим словом не следует понимать, что все должны обладать властью и богатством в совершен­но одинаковой мере; но, что касается до власти, — она долж­на быть такой, чтобы она не могла превратиться ни в какое насилие и всегда должна осуществляться по праву положе­ния в обществе и в силу законов; а, что до богатства, - ни один гражданин не должен обладать столь значительным достатком, чтобы иметь возможность купить другого, и ни один – быть настолько бедным, чтобы быть вынужденным себя продавать: это предполагает в том, что касается до знатных и богатых, ограничение размеров их имущества и влияния, что же касается до людей малых – умерение скаредности и алчности.

Говорят, что такое равенство – химера, плод мудрство­вания, не могущие осуществиться на практике. Но если зло неизбежно, то разве из этого следует, что его не надо, по меньшей мере, ограничивать. Именно потому, что сила вещей всегда стремится уничтожить равенство, сила зако­нов всегда и должна стремиться сохранять его.

Но эти общие цели всякого хорошего первоустроения должны видоизменяться в каждой стране в зависимости от тех отношений, которые порождаются как местными условиями, так и отличительными особенностями жителей; и на основе этих именно отношений и следует определять каждому народу особую систему первоначальных установ­лений, которая должна быть лучшей, пусть, быть может, не сама по себе, но для того Государства, для которого она предназначена. [c. 240-241]

Цитируется по: Руссо Ж.Ж. Об Общественном договоре или принципы политического права // Руссо Ж.Ж. Об общественном договоре. Трактаты. – М.: ТЕРРА – Книжный клуб; КАНОН – пресс – Ц, 2000. – С. 195-322.

__________

Что будет с Землей, если ось ее сместится на 6666 км? Что будет с Землей? - задался я вопросом...

Что делать, если нет взаимности? А теперь спустимся с небес на землю. Приземлились? Продолжаем разговор...

Конфликты в семейной жизни. Как это изменить? Редкий брак и взаимоотношения существуют без конфликтов и напряженности. Через это проходят все...

Что способствует осуществлению желаний? Стопроцентная, непоколебимая уверенность в своем...

Не нашли то, что искали? Воспользуйтесь поиском гугл на сайте: