|
Першоджерела до вивчення теми
Фромм Э. Бегство от свободы Прежде чем перейти к основной нашей теме — к вопросу о том, что означает свобода для современного человека, почему и как он стремится избавиться от нее, — мы должны обсудить концепцию, которая может показаться несколько отвлеченной... Социальная история человека началась с того, что он вырос из состояния единства с природой, осознав себя как существо, отдельное от окружающего мира и от других людей. В течение долгого времени это сознание было весьма смутным. Индивид оставался тесно связанным с природным и социальным миром, уже сознавая себя как отдельное существо, он в то же время чувствовал себя частью окружающего мира. Процесс растущего обособления индивида от первоначальных связей — мы можем назвать этот процесс «индвидуализацией», — по-видимому, достигает наивысшей стадии в Новое время, то есть от эпохи Возрождения до наших дней. В истории жизни каждого индивида мы видим тот же процесс. Родившись, ребенок уже не составляет единство целого с матерью и становится биологическим существом, отдельным от нее. Однако, хотя такое биологическое разделение является началом индивидуального существования человека, ребенок в течение долгого времени сохраняет функциональное единство с матерью. Пока и поскольку индивид, фигурально выражаясь, не порвал пуповину, связывающую его с внешним миром, он не свободен, но эти узы дают ему ощущение принадлежности к чему-то, как бы гарантируют ему безопасность существования за счет корней в какой-то почве. Я предлагаю назвать эти узы, существующие до того, как процесс индивидуализации приводит к полному обособлению индивида, «первичными узами»… По мере роста ребенка — по мере того, как рвутся первичные связи, — у него развивается стремление к свободе и независимости. Но что происходит с этим стремлением, это мы можем понять лишь в том случае, если примем во внимание диалектический характер процесса растущей индивидуализации. Этот процесс имеет два аспекта. Прежде всего, ребенок становится сильнее и физически, и эмоционально, и интеллектуально, активность и энергия развиваются в каждой из этих сфер. В то же время эти сферы больше интегрируются, развивается определенная структура, руководимая волей и разумом индивида. Если мы назовем эту структуру — совокупность черт характера, стремлений, разума и воли индивида — личностью, то можно сказать, что первым аспектом растущей индивидуальности является развитие личности. Границы роста индивидуализации и развитие личности в какой-то мере определяются и индивидуальными условиями, но в основном — социальными. Различия между индивидами в каждом обществе кажутся значительными, но в любом обществе существует определенный предел индивидуализации, за который нормальный индивид выйти не может. Другой аспект индивидуализации — растущее одиночество. Первичные узы обеспечивают фундаментальное единство с окружающим миром и ощущение безопасности. По мере того как ребенок обособляется от этого мира, он начинает осознавать свое одиночество, свою отдельность от других. Эта отдельность от мира, который в сравнении с индивидуальным существом представляется ошеломляюще громадным, мощным — а иногда и опасным, угрожающим, — порождает чувство беззащитности и тревоги. Пока человек был неотделимой частью мира, пока не осознавал ни возможностей, ни последствий индивидуальных действий, ему не приходилось и бояться его. Но, превратившись в индивида, он остается один на один с этим миром, ошеломляющим и громадным. Возникает стремление отказаться от своей индивидуальности, побороть чувство одиночества и беспомощности, а для этого — слиться с окружающим миром, раствориться в нем. Однако новые узы, возникающие из этого стремления, не идентичны первичным связям, которые были оборваны в процессе роста. Ребенок не может физически вернуться вспять в психический процесс индивидуализации. Попытки такого возврата неминуемо принимают характер подчинения, при котором, однако, никогда не исчезают противоречия между властью и ребенком, подчиняющимся этой власти. Сознательно ребенок может считать себя удовлетворенным, но подсознательно он чувствует, что платит за ощущение безопасности полноценностью и силой своей личности. В конечном итоге подчинение приводит к обратному результату: неуверенность ребенка возрастает, и в то же время в нем развивается враждебность и мятежность, которые тем более опасны, что направлены против людей, от которых он продолжает зависеть (или стал зависим). Однако подчинение — это не единственный способ избавиться от одиночества и тревоги. Другой путь — единственно продуктивный, не приводящий к неразрешимым конфликтам, — это путь спонтанных связей с людьми и природой, т.е. таких связей, которые соединяют человека с миром, не уничтожая его индивидуальности. Такие связи, наивысшими проявлениями которых являются любовь и творческий труд, коренятся в полноте и силе целостной личности и поэтому не ограничивают развитие личности, а способствуют этому развитию до максимально возможных пределов. Итак, растущая индивидуализация приводит либо к подчинению, либо к спонтанной активности… Если бы каждый шаг в направлении отделения и индивидуализации сопровождался соответствующим ростом личности, развитие ребенка было бы гармонично. Этого, однако, не происходит. В то время как процесс индивидуализации происходит автоматически, развитие личности сдерживается целым рядом психологических и социальных причин. Разрыв между этими тенденциями приводит к невыносимому чувству изоляции и бессилия, а это, в свою очередь, приводит в действие психические механизмы, которые будут описаны ниже как механизмы избавления, бегства… Процесс развития человеческой свободы имеет тот же диалектический характер, который мы обнаружили в процессе индивидуального роста. С одной стороны, это процесс развития человека, овладения природой, возрастания роли разума, укрепления человеческой солидарности. Но с другой — усиление индивидуализации означает и усиление изоляции, неуверенность, а следовательно, становится все более сомнительным место человека в мире и смысл его жизни. Вместе с этим растет и чувство бессилия и ничтожности отдельного человека. Если бы процесс развития человечества был гармоничным, если бы он следовал определенному плану, то обе стороны этого развития — растущее могущество и растущая индивидуализация — могли бы уравновеситься. На самом же деле история человечества — это история конфликта и разлада. Каждый шаг на пути большей индивидуализации угрожал людям новыми опасностями. Первичные узы, уже разорванные, невосстановимы; человек не может вернуться в потерянный рай. Для связи индивидуализированного человека с миром существует только один продуктивный путь: активная солидарность с другими людьми (любовь и труд), которые снова соединяют его с миром, но уже не первичными узами, а как свободного и независимого индивида. Однако если экономические, социальные и политические условия, от которых зависит весь процесс индивидуализации человека, не могут стать основой для такой позитивной реализации личности, но в то же время люди утрачивают первичные связи, дававшие им ощущение уверенности, то такой разрыв превращает свободу в невыносимое бремя: она становится источником сомнений, влечет за собой жизнь, лишенную цели и смысла. И тогда возникает сильная тенденция избавиться от такой свободы: уйти в подчинение или найти какой-то другой способ связываться с людьми и миром, чтобы спастись от неуверенности даже ценой свободы… Современный человек, освобожденный от оков доиндустриального общества, которое одновременно и ограничивало его, и обеспечивало ему безопасность и покой, не приобрел свободы в смысле реализации его личности, то есть реализации его интеллектуальных, эмоциональных и чувственных способностей. Свобода принесла человеку независимость и рациональность его существования, но в то же время изолировала его, пробудила в нем чувство бессилия и тревоги. Эта изоляция непереносима, и человек оказывается перед выбором: либо избавиться от свободы с помощью новой зависимости, нового подчинения, либо дорасти до полной реализации позитивной свободы, основанной на неповторимости и индивидуальности каждого... Это выглядит так, будто в личной жизни ни внешние, ни внутренние авторитеты уже не играют сколь-нибудь заметной роли. Каждый совершенно «свободен», если только не нарушает законных прав других людей. Но обнаруживается, что власть при этом не исчезла, а стала невидимой. Вместо явной власти правит власть «анонимная». У нее множество масок: здравый смысл, наука, психическое здоровье, нормальность, общественное мнение; она требует лишь того, что само собой разумеется. Кажется, что она не использует никакого давления, а только мягкое убеждение. Когда мать говорит своей дочери: «Я знаю, ты не захочешь идти гулять с этим мальчиком», когда реклама предлагает: «Курите эти сигареты, вам понравится их мягкость», — создается та атмосфера вкрадчивой подсказки, которой проникнута вся наша общественная жизнь. Анонимная власть эффективнее открытой, потому что никто и не подозревает, что существует некий приказ, что ожидается его выполнение. В случае внешней власти ясно, что приказ есть, ясно, кто его отдал; против этой власти можно бороться, в процессе борьбы может развиться личное мужество и независимость... В случае анонимной власти исчезает и приказ. Вы словно оказываетесь под огнем невидимого противника: нет никого, с кем можно было бы сражаться... Коротко говоря, индивид перестает быть самим собой; он полностью усваивает тип личности, предлагаемый ему общепринятым шаблоном, и становится точно таким же, как все остальные, и таким, каким они хотят его видеть. Исчезает различие между собственным «я» и окружающим миром, а вместе с тем и осознанный страх перед одиночеством и бессилием. Этот механизм можно сравнить с защитной окраской у некоторых животных: они настолько похожи на свое окружение, что практически неотличимы от него. Отказавшись от собственного «я» и превратившись в робота, подобного миллионам других таких же роботов, человек уже не ощущает одиночества и тревоги. Однако за это приходится платить утратой своей личности... Психологический робот живет лишь биологически, эмоционально он мертв; он двигается, как живой, но тем временем жизнь его, словно песок, уходит сквозь пальцы. Современный человек изображает удовлетворение и оптимизм, но в глубине души он несчастен, почти на грани отчаяния. Он судорожно хватается за все индивидуальное, он хочет быть «не таким, как все», ведь нет лучшей рекомендации для чего бы то ни было, чем слова «что-то особенное». Нам сообщают имя железнодорожного кассира, у которого мы покупаем билет; сумки, игральные карты и портативные приемники «персонализированы» инициалами их владельцев. Все это свидетельствует о жажде «особенного», но это, пожалуй, последние остатки индивидуальности. Современный человек изголодался по жизни, но поскольку он робот, жизнь не может означать для него спонтанную деятельность, поэтому он довольствуется любыми суррогатами возбуждения: пьянством, спортом или переживанием чужих и вымышленных страстей на экране. Что же означает свобода для современного человека? Он стал свободен от внешних оков, мешающих поступать в соответствии с собственными мыслями и желаниями. Он мог бы свободно действовать по своей воле, если бы знал, чего он хочет, что думает и чувствует. Но он этого не знает; он приспосабливается к анонимной власти и усваивает такое «я», которое не составляет его сущности. И чем больше он это делает, тем беспомощнее себя чувствует, тем больше ему приходится приспосабливаться… Психологические механизмы, которые мы будем рассматривать.., — это механизмы избавления, «бегства», возникающие из неуверенности изолированного индивида. Когда нарушены связи, дававшие человеку уверенность, когда индивид противостоит миру вокруг себя как чему-то совершенно чуждому, когда ему необходимо преодолеть невыносимое чувство бессилия и одиночества, перед ним открываются два пути. Один путь ведет его к «позитивной» свободе; он может спонтанно связать себя с миром через любовь и труд, через подлинное проявление своих чувственных, интеллектуальных и эмоциональных способностей; таким образом он может вновь обрести единство с людьми, с миром и с самим собой, не отказываясь при этом от независимости и целостности своего собственного «я». Другой путь — это путь назад: отказ человека от свободы в попытке преодолеть свое одиночество, устранив разрыв, возникший между его личностью и окружающим миром. Этот второй путь никогда не возвращает человека в органическое единство с миром, в котором он пребывал раньше, пока не стал «индивидом», — ведь его отделенность уже необратима, — это попросту бегство из невыносимой ситуации, в которой он не может дальше жить. Такое бегство имеет вынужденный характер — как и любое бегство от любой угрозы, вызывающей панику, — и в то же время оно связано с более или менее полным отказом от индивидуальности и целостности человеческого «я». Это решение не ведет к счастью и позитивной свободе… В первую очередь мы займемся таким механизмом бегства от свободы, который состоит в тенденции отказаться от независимости своей личности, слить свое «я» с кем-нибудь или с чем-нибудь внешним, чтобы таким образом обрести силу, недостающую самому индивиду. Другими словами, индивид ищет новые, «вторичные» узы взамен утраченных, первичных. Отчетливые формы этого механизма можно найти в стремлениях к подчинению и господству … Общая черта всего авторитарного мышления состоит в убеждении, что жизнь определяется силами, лежащими вне человека, вне его интересов и желаний. Единственно возможное счастье состоит в подчинении этим силам. Люди ожидают, что некто их защитит, что «он» позаботится о них, и возлагают на «него» ответственность за результаты своих собственных поступков. Некий «Х», обладающий этими свойствами, может быть назван «волшебным помощником». Разумеется, что «волшебный помощник» часто персонифицирован: это может быть Бог, или некий принцип, или реальный человек, например, кто-то из родителей, муж, жена или начальник…. Человек надеется получить все, чего он хочет от жизни, из рук «волшебного помощника», а не собственными усилиями…Чем сильнее проявляется эта тенденция, тем больше центр тяжести его жизни смещается с его собственной личности в сторону «волшебного помощника» и его персонификаций. И вопрос состоит уже не в том, как жить самому, а в том, как манипулировать «им»… Средства для этого могут бьггь различны: одни используют покорность, другие — «великодушие», третьи — свои страдания и т. д. … Эта зависимость, возникая из недостатка спонтанности, в то же время дает человеку какую-то защищенность, но вместе с тем вызывает и чувство слабости, связанности. В результате человек, зависящий от «волшебного помощника», ощущает — часто бессознательно — свое порабощение и так или иначе бунтует против «него». Этот бунт против человека, с которым связаны все надежды на безопасность и счастье, создает новые конфликты… Если «волшебный помощник» персонифицирован в живом человеке, то рано или поздно наступает разочарование в нем, поскольку этот человек не оправдал возлагавшихся на него надежд. Надежды были иллюзорны с самого начала, потому разочарование неизбежно: ни один реальный человек не может оправдать сказочных ожиданий. Это разочарование накладывается на возмущение, вытекающее из порабощенности, и ведет к новым конфликтам. Иногда они прекращаются лишь с разрывом; затем обычно следует выбор другого объекта, от которого вновь ожидается исполнение всех надежд, связанных с «волшебным помощником»… У жизни своя собственная динамика: человек должен расти, должен проявить себя, должен прожить свою жизнь. По-видимому, если эта тенденция подавляется, энергия, направленная к жизни, подвергается распаду и превращается в энергию, направленную к разрушению. Иными словами, стремление к жизни и тяга к разрушению не являются взаимно независимыми факторами, а связаны обратной зависимостью. Чем больше проявляется стремление к жизни, чем полнее жизнь реализуется, тем слабее разрушительные тенденции; чем больше стремление к жизни подавляется, тем сильнее тяга к разрушению. Разрушительность — это результат непрожитой жизни. Индивидуальные или социальные условия, подавляющие жизнь, вызывают страсть к разрушению, наполняющую своего рода резервуар, откуда вытекают всевозможные разрушительные тенденции — по отношению к другим и к себе. …С помощью рассмотренных нами механизмов «бегства» индивид преодолевает чувство своей ничтожности по сравнению с подавляюще мощным внешним миром или за счет отказа от собственной целости, или за счет разрушения других, для того, чтобы мир перестал ему угрожать. Другие механизмы «бегства» состоят в полном отрешении от мира, при котором мир утрачивает свои угрожающие черты…, либо в психологическом самовозвеличении до такой степени, что мир, окружающий человека, становится мал в сравнении с ним. …Обращусь к еще одному механизму, чрезвычайно важному в социальном плане. Именно этот механизм является спасительным решением для большинства нормальных индивидов в современном обществе. Коротко говоря, индивид перестает быть собой; он полностью усваивает тип личности, предлагаемый ему общепринятым шаблоном, и становится точно таким же, как все остальные, и таким, каким они хотят его видеть. Исчезает различие между собственным «я» и окружающим миром, а вместе с тем и осознанный страх перед одиночеством и бессилием. Этот механизм можно сравнить с защитной окраской некоторых животных: они настолько похожи на свое окружение, что практически неотличимы от него. Отказавшись от собственного «я» и превратившись в робота, подобного миллионам других таких же роботов, человек уже не ощущает одиночества и тревоги. Однако за это приходится платить утратой своей личности…
Аббаньяно Н. Мудрость жизни Истинная свобода — умение выбирать Свобода — это самое укорененное и глубокое устремление человека. И она есть то, что придает человеку его собственную ценность, достоинство его существа. Нетерпимость, покорность, огорчения, бунты со всем злом, которое из них следует, возникают в жизни человека, ощущающего, что его свобода урезана и стеснена. Борьба и конфликты часто рождаются из оков и ограничений, которые человек встречает в своем отношении с другими. И даже в спокойной и вполне упорядоченной жизни иногда нет недостатка в неудовлетворенности, вспышках гнева и разногласий по явно малозначительным причинам, но имеющим свою основу в нежелании позволить влиять на себя или жить под диктовку обстоятельств, которые являются нежелательными, или воли, которая не является собственной. В человеке существует вечное беспокойство и поиск свободы, всегда выходящей за рамки той свободы, которой он уже располагает и которая кажется часто недостаточной, чтобы конкретно реализовать собственные желания. И часто эти желания устремляются как раз на то, для достижения чего не обладают свободой. На самом деле достаточно одной закрытой двери, чтобы забыть о тех, которые остаются открытыми, и чтобы, как баран, биться о нее. Таково неизбежное положение такого существа как человек, не подчиненного детерминирующей силе (каковой является инстинкт животных), которая бы управляла его поступками. Каждый стремится построить себе в жизни скромное жилище, где бы он был господином, или, когда может, находит убежище в маленькой башне из слоновой кости, в которой его воля чувствовала бы себя хозяйкой. Именно желание свободы толкает человека на разнообразные и непроторенные пути, вовлекает его в поиск и созидание, которые он может считать своими собственными, потому что они несут отпечаток его личности. Первым условием, чтобы поэт, художник, философ, ученый или кто бы то ни было выполнял работу, даже относительно самостоятельную, является свобода выражения, которой он на самом деле требует против формализма и препятствий, угрожающих ему стеснением. И нет истинной религиозной веры без свободы совести, как нет действительного политического рвения без гражданских свобод. Но, как и все человеческое, желание свободы может быть извращено и стать навязчивым и всеохватывающим. Есть способ понимать и чувствовать свободу, который практически ее отрицает. Это — свобода, понимаемая без границ или условий, которая состоит для каждого в том, чтобы делать то, что он считает нужным, чтобы жить так, как ему нравится, не ограничивая себя ничем и никем. Под эту свободу редко подводится аргументация и почти только теми, кто хотел бы доказать ее абсурдность. На самом деле она сделала бы дозволенным всякое притеснение, беспорядок и насилие и сделала бы невозможным совместное проживание людей, устанавливая между ними состояние непрерывной войны. Но этот вид свободы, даже если под него не подводится аргументация, вдохновляет многие человеческие поступки, которые входят в число наиболее опасных. Тот, кто отказывается от солидарности и от сотрудничества с другими и занимается только удовлетворением собственной воли к удовольствию и власти, даже грабя или убивая, несомненно, осуществляет на практике эту обольщающую свободу до тех пор, пока другие в этом ему не мешают. Следовательно, именно свобода, отрицающая свободу других, обречена на самоуничтожение. Но существуют также смягченные и неявные формы подобной свободы. Одна из них — подспудная или плохо поддающаяся контролю нетерпимость к порядку и дисциплине, вызывающая также нетерпимость к труду, который всегда нуждается в порядке и дисциплине. Непомерное внимание сосредоточивается тогда на бремени и тягости труда, в то время как пренебрегают поиском и выбором работы, сообразной с личными привычками и интересами, которая имела бы поэтому самостоятельный характер. Из-за этой самой нетерпимости перестают реализовывать по доброй воле задачи, которые ставит жизнь, и выполнять обязанности, которые они влекут за собой. Ревностная защита собственной свободы ведет некоторых людей к отказу от завязывания дружбы, от того, чтобы влюбляться, устанавливать устойчивые сексуальные отношения. В конечном счете брак для них — это фатальная ловушка для самой свободы. В этих случаях досуг, развлечения и игра кажутся единственным выражением подлинной свободы, но в действительности это — пути, которые ведут к самому покорному рабству: рабству все более возрастающей неудовлетворенности, скуки и пустоты жизни. В основе этих способов чувствовать и осуществлять свободу лежит убеждение, что свобода является абсолютной спонтанностью, взрывом инстинктов или витальных импульсов, неконтролируемым проявлением природы, которую каждый заключает в самом себе. Но если бы это было так, единственными поистине свободными существами были бы насекомые, которые покорно следуют во всех обстоятельствах побуждениям своих природных инстинктов. У людей дело обстоит иначе, и различные позиции, которые они могут занимать по отношению к одной и той же ситуации, достаточно это доказывают. В действительности человек выбираеттакие позиции, и мотивы этого выбора могут быть разнообразными и противоречивыми. Эти мотивы в любом случае ограничивают выбор определенным числом альтернатив, очерчивая более или менее границы области выбора и его свободы. Истинный интерес человека состоит в том, чтобы избегать чрезмерного, ограничения выбора, которое давало бы перевес какому-то доминирующему фактору без возможности пересматривать или исправлять сам выбор, переделывать или аннулировать его. Решающие выборы, направляющие жизнь человека, такие, как выбор работы или любви, религиозных или политических обязательств, обнаруживают свою свободу, когда они оказываются повторяемыми для индивида, который их совершил и который поэтому склонен повторять их и повторяет в практических делах, предпринимаемых им в верности поставленной задаче. Народная мудрость справедливо оценивает позитивно чувства, поступки, позиции, которые кажутся и являются спонтанными. В этом случае спонтанность означает искренность, честность, отсутствие расчета или скрытых намерений. Она означает, что чувство или действие, которое объявляется спонтанным, является подлинным выражением личности, а не временной маской, которую она надевает ради своих собственных целей. На этой основе проявление привязанности, акт искренности или добродушия, твердая или мужественная позиция оцениваются тем выше, чем лучше раскрывают тот самый характер личности, из которого они проистекают. Спонтанным является все, что идет от «сердца» человека, т. е. обнаруживает то, чем он является на самом деле в глубине своего сознания. Но с этими оценками не имеет ничего общего теория спонтанности, которая является сегодня модной в морали и педагогике и которая хотела бы основывать на так называемых врожденных человеку устремлениях все его поведение и его воспитание. Отстаивание вседозволенности, аморализм являются непосредственными и неизбежными следствиями подобной теории, которая начинает сейчас с очевидностью показывать свои злотворные последствия во всех практических делах. Эта теория равнозначна тому, чтобы сказать, что каждый человек в любом возрасте или обстоятельствах должен делать то, что ему удобно, без всякого критерия выбора или ориентации, и может рассматривать других в качестве безличных орудий собственных прихотей. Главное заблуждение всегда одно и то же: считают или воображают, что человек подобен пчеле, не имеющей возможности отходить от задачи, которую она выполняет в рое. Но в действительной жизни человек постоянно зависит от выборов, которые он совершает, и он должен учиться делать их совместимыми с выборами других и благотворными для самого себя. А этому он может научиться только из опыта, который осуществляет в отношении с другими, в соотнесении с самим собой, в столкновении с трудностями и проблемами, которые в каждый момент перед ним ставит жизнь. Предаваясь без ограничений и без разбора сиюминутным побуждениям, он изолирует себя от других и надевает на свое лицо маску, в которой он сам не может узнать себя. Его подлинная спонтанность не есть естественный и врожденный дар, даже если ей благоприятствуют или ее подготовляют наследственные склонности или семейная среда. Это — расположение духа зрелой или находящейся в процессе созревания личности, которая откровенна по отношению к самой себе и не любит выбирать окольные пути или изощренные методы, чтобы реализовать и выразить себя. Но именно поэтому она есть результат воспитания, к которому индивид принуждает самого себя при сопоставлении себя с другими, а уже не простое проявление естественных импульсов. Нельзя полагаться на искренность и доброту естественных импульсов, которые могут повести индивида по худшему пути. Дисциплина и самоконтроль необходимы, чтобы придать порядок индивидуальной и социальной жизни. К реализации такого порядка человека направляют не действующие в нем гипотетические естественные силы, но призывает мудрость, которую человечество накопило в веках и которая выражается в нормах морали и религии.
Что вызывает тренды на фондовых и товарных рынках Объяснение теории грузового поезда Первые 17 лет моих рыночных исследований сводились к попыткам вычислить, когда этот... Живите по правилу: МАЛО ЛИ ЧТО НА СВЕТЕ СУЩЕСТВУЕТ? Я неслучайно подчеркиваю, что место в голове ограничено, а информации вокруг много, и что ваше право... Что делает отдел по эксплуатации и сопровождению ИС? Отвечает за сохранность данных (расписания копирования, копирование и пр.)... Что делать, если нет взаимности? А теперь спустимся с небес на землю. Приземлились? Продолжаем разговор... Не нашли то, что искали? Воспользуйтесь поиском гугл на сайте:
|