Принудительный метод: контроль (этническое доминирование)

Метод контроля над этническими меньшинствами со сторо­ны политически доминирующей группы большинства является самой бесхитростной, но вместе с тем и наиболее широко рас­пространенной в истории человечества системой управления этническими различиями и достижения политической стабили­зации полиэтничных сообществ. Сутью метода контроля явля­ется принудительное доминирование этнического большинства, которое опирается на силу государственных институтов (сило­вых структур) и кооптацию отдельных представителей элиты этнического меньшинства во властные структуры. В результате удается подавить политизацию этнических различий, сделать невозможными любые формы этнической мобилизации и по­литической организации недовольных этнических групп и, та­ким образом, загнать конфликт внутрь.

Особой разновидностью контроля является так называемый гегемонистический контроль. Этот термин был предложен в ра­ботах Яна Лустика по израильско-палестинскому конфликту (187; 188). Это система принудительного и/или кооптивного правле­ния, которая не позволяет этническому вызову внутри системы сработать политически, в результате чего этническое соперни­чество за государственную власть становится невозможным. Ге­гемонистический контроль является самым распространенным методом управления этническими различиями в имперских или авторитарных государствах, где он, как правило, основывается на поддержке той группы, которая контролирует аппарат госу­дарственного принуждения. По природе контроль всегда пред­ставляет собой принудительную форму реализации стратегии управления сохраняющимися этническими различиями. В наи­более суровой форме это институционализированная дискри­минация, при которой члены этнического меньшинства испы­тывают систематическую депривацию и обречены на подчинен­ный статус в политической, культурной, экономической областях. Обладающие властью элиты не рассчитывают, что существую­щий этнический плюрализм может быть устранен в условиях довольно высокой напряженности, а просто пытаются сохра­нить статус-кво господства-подчинения. Среди примеров в ли­тературе наиболее часто приводятся ситуации с черными в Южной Африке до падения режима апартеида, с католиками в Северной Ирландии, тамилами в Шри-Ланке, с цыганами в Во­сточной Европе, с арабами-палестинцами в Израиле и др.

Методу контроля соответствует специфическая публичная политика сдерживания, которая ориентирована на поддержание сложившегося изолированного и неравноправного статуса эт­нических меньшинств. По мнению Т. Гурра, этот тип публич­ной политики может диктоваться расовыми и/или религиозны­ми убеждениями доминирующей группы, материальными инте­ресами или соображениями безопасности. Так, кастовая система в Индии до реформ Д. Неру легитимировала доминирование высших каст над низшими. Сходным образом официальная док­трина оправдывает неравноправное отношение к еретикам-ба-хаям в Иране и к ахмади в Пакистане. Интересы государствен­ной безопасности являются важнейшими причинами для поли-

тики сдерживания в полиэтничных государствах «третьего мира», помогая оправдывать ограничения в политических правах кур­дов и палестинцев на Ближнем Востоке, шиитов в Саудовской Аравии, китайских иммигрантов в Юго-Восточной Азии и пред­ставляющих угрозу этнических соперников в ряде стран Афри­ки к югу от Сахары. Доктрины расового превосходства и мате­риальные интересы господствующих групп стоят за моделями сегрегации и дискриминации по отношению к этническим миг­рантам и коренным малочисленным народам в странах Латин­ской Америки и Западной Европы (125, 306).

Метод доминирования (контроля) широко применяется как в авторитарных, так и в демократических политических систе­мах. В демократических системах применение метода контроля имеет свои особенности, которые широко обсуждаются как в политологической, так и в конфликтологической литературе. С одной стороны, при либерально-демократическом режиме с от­крытыми институтами и с государственной концепцией граж­данства реализация практики гегемонистического контроля за­труднена, так как либеральные демократии по своей природе допускают социальную (в том числе и этническую) организа­цию и мобилизацию. Например, попытки демократизации в Соединенном Королевстве в конце XIX — начале XX вв. спо­собствовали развитию ирландского национального движения. Сходным образом падение франкистской диктатуры в Испании в 1975 г. создало условия для роста этнонациональных движе­ний в Каталонии и Стране Басков. По аналогичному сценарию развертывались события в период перестройки и гласности в СССР и Восточной Европе (например, в странах Балтии, Мол­дове, Грузии, Словакии, Румынии).

С другой стороны, следует учитывать, что сама по себе демо­кратизация не является гарантией преодоления сложившейся в ав­торитарный период практики гегемонистического контроля. Механизмы этнического доминирования могут быть представлены и в либерально-демократических системах, если демократические институты монополизируются этнически доминирующими груп­пами, которые могут навязывать волю этнического большинства всему обществу. Такие политические режимы получили на­звание этнических демократий. В них политическими правами в полной мере пользуется лишь этническое большинство, в то время как этническое меньшинство оказывается в положении одновременно и постоянно подчиненного политического мень­шинства. В качестве исторических примеров этнических демократий в литературе обычно приводят южные штаты США (в 1870-1964 гг.) и Северную Ирландию (в 1920—1972 гг.), кото­рые представляли собой своеобразные региональные анклавы внутри либерально-демократических государств, где формаль­ный мажоритаризм сосуществовал с практикой гегемонистиче-ского контроля над соответствующим меньшинством (черны­ми—в случае американского Юга и ирландцами-католиками — в случае Северной Ирландии). В обоих случаях политически до­минирующее большинство монополизировало полицию и су­дебную системы, манипулировало избирательным процессом в целях сохранения своего политического доминирования, прак­тиковало экономическую дискриминацию в сфере занятости и распределении государственных ресурсов, которая дополнялась дискриминацией в отношении культуры и образования мень­шинств, недовольство которых либо игнорировалось, либо без­жалостно подавлялось, а его носители физически истреблялись. Аналогичная политика доминирования проводилась в Канаде по отношению к аборигенному населению. В качестве совре­менных примеров этнических демократий в литературе указы­вается на Израиль, Южную Африку периода апартеида, Индию (в случае Пенджаба), постсоветские Латвию и Эстонию (в 1991 — 1998 гг.), где политически доминирующие этнические группы смогли установить эффективные системы контроля над прави­тельством, так что было достигнуто доминирование над этни­ческим меньшинством и одновременно сохранены либерально-демократические правила игры внутри господствующей этни­ческой общины (194, 25).

В литературе отмечается, что в основе такого положения ле­жат коренные дефекты функционирования демократических институтов в полиэтничной среде, если на демократию (поли­тическую власть большинства) не надета существенно облаго­раживающая ее норов узда либерализма (защиты прав и свобод индивида от посягательств со стороны государства) как основы политической культуры. Результаты сравнительно-политических исследований показывают, что мажоритарная система демокра­тического правительства, предназначенная для создания силь­ной власти правящей партии, не лает абсолютно никаких гаран­тий свободы для этнических меньшинств. При наличии этни­ческих партий мажоритарная (так называемая вестминстерская) модель демократии, при которой «победитель срывает весь куш», политическое соперничество этнических групп рассматривает­ся как конфликт с нулевым результатом. В таких обществах

меньшинства отождествляют демократию не со свободой или политическим участием, а со структурным доминированием недружественных к ним групп, составляющих большинство на­селения. Постоянно пребывающие в меньшинстве группы, та­кие, как тамилы в Шри-Ланке, католики в Северной Ирландии или белые в ЮАР, испытывают страх перед последствиями элек­торального соперничества, особенно если ожидаемым последст­вием победы большинства будет дискриминация по отношению к меньшинству. Для групп, относящихся к меньшинствам, по­ражение на выборах означает потерю не только власти, но и инструментов, обеспечивающих выживание этих групп (147; 148; 300; 221; 253; 254; 61).

Хотя с абстрактно-теоретической точки зрения простая ма­жоритарная демократия (как власть политического большинства) может на первый взгляд показаться наиболее «честным» спосо­бом правления, специалисты согласны между собой в призна­нии ограниченности ее возможностей в полиэтничных системах. Этот вывод хорошо сформулирован Д. Мак-Гарри и Б. О'Лиэ-ри: «В своем самом примитивном значении демократия пони­мается как "власть большинства". Там, где политические "боль­шинства" постоянно чередуются и меняются, по мере того как люди изменяют свое мнение по ключевым вопросам политики, власть большинства является разумным правилом принятия ре­шений, явно предпочтительным над типом власти меньшинства, который практикуется императорами, военными диктаторами или однопартийными режимами. Однако там, где существуют две или более установившиеся этнические общности и где меж­ду членами этих общностей существуют разногласия по базо­вым институтам и типам политики, которые должен проводить режим, или где соответствующие этнические общности не раз­делены внутри себя по ключевым политическим предпочтени­ям так, что возникают межэтнические взаимные пересечения, власть большинства может стать инструментом гегемонистичес-кого контроля» (194. 24).

Хотя системы контроля и этнического доминирования могут быть эффективными средствами сдерживания этнического конф­ликта в краткосрочной и среднесрочной перспективе как в ав­торитарных, так и особенно в нелиберальных демократических системах, в современном мире методы контроля и публичная политика сдерживания чаще всего являются источниками этни­ческого недовольства и эскалации этнополитического конфликта, а потому они малоэффективны как метод регулирования в долгосрочной перспективе. В связи с этим особое внимание уче­ных привлекают консенсусные методы и территориальные прак­тики регулирования сохраняющихся этнических различий.

4.2. Консенсусные методы 4.2.1. Консоциация

Консоциация, или консоциализм (англоязычный термин — сотоааНоп, сопзоааИопаШт), представляет собой основной кон-сенсусный метод в рамках стратегии по управлению сохраняю­щимися этническими различиями. Консоциация признает ле­гитимность этнического плюрализма в политических системах и рассматривает этнические идентичности и организации в ка­честве базовых, системообразующих столпов («пилонов») плю­рального общества. Консоциацию также называют системой участия во власти (ротг-зкапщ). Исходя из признания и приня­тия этнического плюрализма политических систем, консоциация ставит целью обеспечить права, идентичности, свободы и возмож­ности всех этнических общин создавать политические и другие общественные институты, которые позволяют им пользоваться благами равенства при отсутствии принудительной ассимиляции. Она подразумевает специальные процедуры, позволяющие добиться представительства тех групп, которым при мажоритарной демок­ратии доступ к власти был бы затруднен.

Основной принцип консоциации заключается в том, что го­сударственная власть совместно осуществляется составляющи­ми общество этническими группами, каждая из которых имеет пропорциональное представительство в правительстве и право вето. Поэтому ее рассматривают в качестве особой, немажори­тарной модели демократии, которая неизбежна в случае этни­чески разделенных обществ, в которых группы четко отграни­чены друг от друга и каждая представлена своей политической организацией. В литературе эта модель получила наиболее пол­ное рассмотрение в работах А. Липхарта по консоциальной (со-общественной) демократии (184; 80).

По его мнению, консоциальные демократии характеризуют­ся наличием четырех специфических институциональных черт: 1) наличие коалиционного правительства с привлечением во властные структуры политических партий, представляющих основные сегменты разделенного общества; 2) осуществление принципа пропорциональности в представительстве различных

групп и при распределении ресурсов и позиций во всех сферах общественной жизни; 3) реализация норм внутригрупповой автономии, согласно которым этнические группы обладают са­моуправлением в наиболее значимых для жизни общины де­лах; 4) признание права вето меньшинств или принципа ква­лифицированного большинства при принятии важнейших реше­ний (184).

Широкое коалиционное правительство. Распределение испол­нительной власти в большой коалиции гарантирует, что мень­шинство не будет постоянно отстранено от политической влас­ти. Широкие коалиции могут складываться либо в составе ка­бинета министров при парламентской системе управления, либо в виде широкой коалиции в аппарате президента и высших дол­жностных лиц при президентской системе. Общим знаменате­лем и наиболее важной чертой больших коалиций является то, что принятие решений происходит «наверху», на основе кон­сенсуса между элитами, представляющими основные этнические сегменты общества.

Принцип пропорциональности. Консоциальные практики пред­полагают действие принципа пропорциональности во всех сфе­рах политической жизни и на всех уровнях (центральном, реги­ональном и местном) принятия государственных решений, с тем чтобы наделить этнические группы меньшинства той мерой вла­сти, причастности к принятию решений и влияния, которая пропорциональна их общим размерам. При этом наибольшее значение имеют два проявления этого принципа. Во-первых, в избирательной системе пропорциональное представительство ис­пользуется для достоверного перевода демографического веса этнических сегментов в соразмерное этому весу представительст­во в парламенте: этнические партии удостаиваются такого ко­личества мест, которое прямо пропорционально их результатам на выборах. Во-вторых, распределение государственных ресур­сов, включая назначение государственных служащих и затраты на общественные нужды, также осуществляется в соответствии с принципом пропорциональности. Хотя это не означает, что выд­вижение на должности, размещение государственных инвести­ций или выплаты будут производиться строго исходя из числен­ности соответствующих групп, тем не менее это обязательно предполагает действие принципа квот, когда эти квоты согласо­ваны на уровне представляющих группы элит.

Автономия сегментных групп. Основным принципом, лежа­щим в основе коммунальной автономии (автономии сообществ), является «осуществление меньшинством самостоятельного прав­ления в тех сферах, которые являются его исключительной за­ботой». Внутригрупповая автономия сегментных групп этнически плюрального общества может быть как территориальной (близ­кой к федерализму), так и экстерриториальной (культурной). По мнению Липхарта, следует проводить различия между воп­росами, затрагивающими всеобщие интересы, и теми, которые в основном являются заботой этнических сегментов; соответст­венно решения относительно первых принимаются консенсу­сом, тогда как в остальных случаях полномочия на принятие решений передаются автономиям.

Право вето. Данное право позволяет политической системе функционировать в условиях взаимного недоверия разных сег­ментов общества. Вето меньшинства составляет сердцевину кон­кретных гарантий, присущих консоциализму; оно обеспечивает политическую защиту каждого из сегментов общества примени­тельно к вопросам, затрагивающим их жизненные интересы. По природе право вето носит антимажоритарный характер. Каждо­му из участвующих во власти этнических сегментов разделенно­го общества дается гарантия того, что он не проиграет голосова­ние большинству в том случае, когда на кон поставлены его жизненные интересы. По мнению Липхарта, так как право вето носит взаимный характер, то лидеры этнических групп будут в ряде случаев воздерживаться от его применения и таким обра­зом система принятия решений не будет парализована.

Исторически консоциальный тип институционализированного разделения власти развился в отношениях между протестант­ской и католической общинами в Нидерландах после 1917 г. и существовал там до 1960-х гг. У каждой общины имелись (а по сути и по сей день имеются) собственное соседское окружение, школы, газеты, профсоюзы, ассоциации и партии. Когда важ­ным элементом голландского общества стали социалисты, они сформировали собственный «пилон». Тот же самый принцип был распространен на группы этнических мигрантов из «третье­го мира» в Нидерландах, что помогает объяснить их последую­щую успешную (с минимальным насилием) интеграцию в со­временное голландское общество. Консоциаиия также характе­ризует отношения между фламандской и валлонской группами в Бельгии, где к ней пришли после длительного конфликта и конституционного кризиса 1960—1970-х гг. Принципы консо-циации применялись также политиками в Ливане в период между 1943 и 1975 гг., в Малайзии в 1955—1969 гг., на Фиджи в 1970—

1987 гг. и в Северной Ирландии на короткий период в 1974 г. Другие варианты участия этнических групп во власти широко распространены в некоторых странах Африки к югу от Сахары. Например, в Замбии и Кении управление осуществляется не­формальными коалициями, которые включают представителей большинства или всех крупных этнических групп.

Конфликтологические оценки эффективности консоциации в качестве метода регулирования этнополитического конфлик­та, как и в отношении любого другого метода, неоднозначны. Нормативный аргумент в пользу консоциации состоит в том, что консоциальные установления, предполагающие самоуправ­ление соответствующих общин, лучше, чем такие альтернати­вы, как контроль (доминирование большинства) или насиль­ственное разделение государства через сецессионистскую вой­ну, а тем более чем этнические чистки или геноцид. По мнению Липхарта, консоциация является единственной возможностью для выживания демократии в разделенных обществах, в кото­рых выбор осуществляется не между мажоритарной моделью де­мократии или консоциальной моделью, а между консоциальной демократией и отсутствием демократии вообще (184, 238).

Критики консоциализма обращают внимание на два обстоя­тельства. С одной стороны, строительство устойчивых консоци-альных институтов весьма сложно, особенно когда существуют значительные различия в политическом весе этнических групп и у одной из них появляется искушение установить свое доми­нирование. Отнюдь не все эксперименты с консоциацией ока­зывались успешными, как это демонстрируют случаи Кипра, Ливана и Северной Ирландии. Поэтому существование консо­циации наиболее вероятно в полиэтничном или биэтничном регионе, в котором ни у одной из групп нет возможности легко доминировать над другой или другими. В целом консоциальное разделение власти более реально в «неранжированных систе­мах», где сосуществуют параллельные и более или менее авто­номные этнические группы. Установление институтов консоциа­ции гораздо менее вероятно в таких обществах, где существуют значительные неравенства между ирерахически организованными этническими группами. По мнению Горовица (147; 151), при­меры, иллюстрирующие действие консоциальной демократии в обществах с глубоким этническим конфликтом (как развитых, так и развивающихся), указывают скорее на неудачу, чем на успех консоциальной инженерии (Северная Ирландия, Кипр, Ливан, Малайзия). В одних случаях причина заключается в нежеланий одной из сторон делиться властью, если ее можно моно­полизировать, — протестантское большинство в Северной Ир­ландии или греческое большинство на Кипре. В случае Малай­зии обе группы обманулись в своих ожиданиях от соглашения — малайцы в ожиданиях экономического продвижения, китай­цы — получения больших политических свобод. В Ливане сис­тема квот оказалась намеренно замороженной на уровне демог­рафических пропорций 1930-х гг., в то время как к 1970-м гг. соотношение между христианами и мусульманами изменилось в пользу мусульман. Поэтому, по мнению Горовица, консоциа-цию можно практиковать лишь в умеренно, а не в глубоко раз­деленных обществах (151, 571—572).

С другой стороны, консоциальная модель регулирования эт-нополитического конфликта сопряжена с высоким риском по­литической дестабилизации в случае, если элиты не могут прий­ти к согласию. По мнению Мак-Гарри и О'Лиэри, требуется наличие по крайней мере трех фундаментальных условий, что­бы выработать консоциальную систему. Во-первых, соперни­чающие этнические сегменты не должны быть безоговорочно ориентированы на проект скорой или даже среднесрочной ин­теграции или ассимиляции представителей других этничес­ких групп в «свою» нацию или созданию собственного наци­онального государства. Во-вторых, сменяющие друг друга по­коления политических лидеров должны иметь мотивацию к поддержанию существования консоциальной системы (опа­саться последствий этнической войны и стремиться к сохра­нению существующей в их регионах экономической и поли­тической стабильности), быть убеждены в невозможности од­ностороннего правления (например, установления системы контроля). «В тот момент, когда соперничающие элиты пове­рят, что блага от войны превышают затраты на мир, консоци­альная система обречена» (194, 36—37). В-третьих, политичес­кие лидеры соответствующих этнических общин должны сами обладать определенной политической автономией, предостав­ляющей им возможность идти на компромиссы без того, что­бы быть обвиненными в предательстве. Это условие требует не только сдержанности со стороны внешних элит вне затрону­той конфликтом области, но и умеренности внутри этничес­ких обшин, которой часто бывает трудно достичь из-за поли­тической динамики «превышения цены» в ходе внутриэтни-ческой конкуренции элит.

4.2.2. Арбитрирование

Арбитрирование представляет собой особую, вспомогатель­ную разновидность консенсусных методов реализации стра­тегии управления этническими различиями. Его особенность по сравнению с другими методами регулирования состоит в том, что арбитрирование предполагает регулирование конф­ликта иными действующими силами, нежели непосредствен­но соперничающими сторонами. Арбитрирование означает вмешательство в конфликт «нейтральной» третьей стороны, выносящей решение по политическому спору этнических субъек­тов, которую обе стороны уважают и принимают ее решения как справедливые.

Сущностным моментом для природы арбитрирования явля­ются объективная независимость и незаинтересованность ар­битра (из-за его объективно нейтральной позиции), позволяю­щие ему добиться согласия конфликтующих сторон со своим решением и таким образом погасить насилие, которое в про­тивном случае может произойти. Решение независимого арбит­ра обеспечивает легитимность того или иного мирного разре­шения спора. Арбитрирование конфликта следует отличать, с одной стороны, от медиации (арбитр принимает соответствую­щее решение, в то время как медиатор лишь облегчает создание условий для его принятия самими конфликтующими сторона­ми), а с другой — от стратегического вмешательства заинтере­сованной третьей стороны (вмешательство арбитра должно быть дистанцировано от попыток установления контроля над регио­ном конфликта из-за внезапно появившегося осознания нали­чия, связанных с конфликтом, своих жизненных интересов, на­пример, в связи с существованием в регионе крупных нефтяных ресурсов).

При оценке эффективности арбитрирования как метода ре­гулирования этнополитического конфликта отмечается, что оно должно удовлетворять ряду условий. Арбитр, во-первых, дол­жен быть примирителем, стоящим над спором конфликтующих сторон, во-вторых, преследовать общие интересы конфликтую­щих, соперничающих этнических групп в соответствии со сво­им пониманием этих интересов, в-третьих, быть независимым по отношению к этническим элитам любой из групп, которые добровольно соглашаются уважать его решения. С этим связано четвертое условие: необходимо, чтобы непредвзятость и нейтральность арбитра были широко признаны основными сопер­ничающими этническими сегментами (194, 27). При соблюде­нии этих условий применение метода арбитрирования может заложить предпосылки для долгосрочного демократичного раз­решения конфликта посредством других, основных методов его регулирования (например, через разделение, консоциацию, ин­теграцию или даже ассимиляцию).

В зависимости от субъекта арбитрирования различают два основных его типа — внутреннее и внешнее. Внутреннее арбит-рирование осуществляется арбитром внутри страны, в которой происходит этнический конфликт. Это может быть пользующий­ся высоким моральным авторитетом индивид, который не при­надлежит ни к одной из противостоящих этнических групп (на­пример, Юлиус Найрере в Танзании после достижения ею неза­висимости). Арбитрами могут выступать обладающие моральным авторитетом государственные деятели, которые в силу этого спо­собны переступить через границы собственной этнической при­надлежности, например Махатма Ганди в Индии, президент Тито в СФРЮ. Это также может быть индивид, который в силу осо­бенностей происхождения (например, от смешанного брака) связан с обеими конфликтующими этническими сторонами (на­пример, Шиака Стивене в Сьерра Леоне). Внутреннее арбитри-рование может осуществляться не только индивидами, но и по­литическими институтами. Так, в Бурунди до 1965 г. роль ар­битра в спорах между хуту и тутси играла монархия. В США в качестве арбитра в спорах между белыми и черными о граждан­ских правах последних в 1960-е гг. выступал Верховный Суд под председательством судьи Воррена. Федеральные правительства, как и верховные суды, также могут эффективно арбитрировать этнический конфликт в субфедеральных единицах (но не на фе­деральном уровне), как это происходит в Канаде, где прави­тельство в Оттаве обладает конституционной компетенцией ох­ранять права коренных малочисленных народов-меньшинств в провинциях. Хотя американские негры или коренные народы Канады не всегда и не во всем рассматривали федеральные пра­вительства как принадлежащие им институты, они справедливо полагали их более непредвзятыми, чем правительства тех про­винций или штатов, где сами проживают. Наконец, внутреннее арбитрирование может осуществляться межэтнической по сос­таву политической партией, как это было в случае с партией Ин­дийский национальный конгресс при Неру, которая с большим успехом выполняла роль арбитра в различных штатах Индии.

Внешнее арбитрирование означает, что роль арбитра играет институт международного уровня. Оно может осуществляться отдельным внешним актором (например, государством), двусто­ронним или многосторонним международным институтом (на­пример, ООН). Это также означает, что данный этнический конфликт не может успешно регулироваться в рамках существу­ющей политической системы. Внешнее арбитрирование было эффективным инструментом регулирования этнополитических конфликтов в период деколонизации, когда внешняя третья сто­рона (бывшая метрополия) все еще обладала авторитетом среди ранее подчиненных ее суверенитету этнических групп. Однако внешнее арбитрирование менее эффективно в случае, если аре­ной конфликта является сильное суверенное государство.

Различают две формы внешнего арбитрирования — двусто­роннее и многостороннее. Двустороннее арбитрирование в иде­альном виде представляет собой коллективного арбитра, состо­ящего из двух государств, разделяющих между собой суверени­тет над определенной территорией (например, в форме кондоминиума). Однако гораздо чаще оно реализуется в форме специального соглашения, предусматривающего обязательство государства, обладающего суверенитетом над данной террито­рией, проводить консультации с другим заинтересованным го­сударством о том, как осуществлять управление в данном ре­гионе. При этом правительству другого государства может быть предоставлена роль гаранта соблюдения прав этнического меньшинства в определенном регионе другого государства (на­пример, англо-ирландское соглашение 1985 г. по Ольстеру, соглашения между Австрией и Италией по Южному Тиролю, между Финляндией и Швецией в вопросе о шведском мень­шинстве Аландских островов, двусторонние договоры Венгрии с Румынией и Словакией в отношении прав венгероязычного меньшинства, двусторонние договоры России с рядом постсо­ветских государств о соблюдениии прав русскоязычного мень­шинства).

Многостороннее арбитрирование (его еще иногда называют кооперативной интернационализацией) является миссией, пре­дусмотренной в международной практике для миротворческих сил ООН. Оно применялось с разной степенью эффективности на Кипре и Ближнем Востоке, в Намибии, Мозамбике, Сан-Сальвадоре, Никарагуа, Восточном Тиморе и др. Однако, как отмечают аналитики, применение данного вида арбитрирова­ния является, как правило, индикатором того, что соответству­ющий этнический конфликт рассматривается не только как не имеющий разрешения внутри государства, но и как представля­ющий серьезную угрозу безопасности целого ряда государств в регионе (194, 28).

Система охраняемых территорий в США Изучение особо охраняемых природных территорий(ООПТ) США представляет особый интерес по многим причинам...

ЧТО ПРОИСХОДИТ, КОГДА МЫ ССОРИМСЯ Не понимая различий, существующих между мужчинами и женщинами, очень легко довести дело до ссоры...

ЧТО И КАК ПИСАЛИ О МОДЕ В ЖУРНАЛАХ НАЧАЛА XX ВЕКА Первый номер журнала «Аполлон» за 1909 г. начинался, по сути, с программного заявления редакции журнала...

Что способствует осуществлению желаний? Стопроцентная, непоколебимая уверенность в своем...

Не нашли то, что искали? Воспользуйтесь поиском гугл на сайте: