Торговля и профессиональная специализация

Система земледелия ограничивала креативность, поскольку в его сферу входило только производство продуктов питания и некоторых видов сырья. Тем не менее, похоже, что вызванные им перемены ускорили развитие специализации в других областях производства — изготовление орудий и инструментов, тканей, одежды и предметов домашнего обихода;_; строительства общественных сооружений; горного дела и металлообработки¹².

Одновременно с распространением сельского хозяйства можно проследить развитие торговли, сама идея которой кажется нам сегодня такой простой и естественной: существуют производители, изготавливающие те или иные товары, потребители, использующие их, а между ними — продавцы или посредники. Система профессиональной специализации и торговли имела очевидные преимущества в смысле стимулов для креативности. Упор на одном виде деятельности (или, как мы теперь говорим, на одной "профессии") позволяет людям находить новые, более эффективные способы практиковать эту деятельность. Они могут экспериментировать с различными материалами и процессами, изобретать новые виды продукции, а в случае успеха — рассчитывать на растущий рынок для своих изделий. Безусловно, так и происходило в развивающихся обществах. Долгое время основная масса населения была занята в сельском хозяйстве. Однако со временем мастера и торговцы начали задавать обществу новый курс и форму — отчасти, как отмечают некоторые источники, благодаря своей близости к власти. Квалифицированные ремесленники и купцы сосредотачивались в юродах, где их услугами пользовалась богатая верхушка, у которой были на это деньги. Попутно они вели оживленную торговлю между собой. Семьи земледельцев могли сами выращивать для себя еду, изготавливать одежду и т.д., но ремесленники и торговцы, жившие в городах, были вынуждены покупать все, что они сами не производили. Города превратились в центры специализации и активного взаимодействия — проводники креативности.

Вокруг ремесел и торговли развивались также особые классовые и общественные структуры. Многие города Средневековья, например, Лондон, Париж и Брюссель, были разделены на улицы и кварталы, заселенные исключительно ювелирами, портными, мебельщиками и другими мастерами¹³. Представители различных ремесел объединялись в гильдии и цехи — группы, которые контролировали и упорядочивали (или пытались контролировать и упорядочивать) различные аспекты их профессии, такие как получение статуса мастера через набор и обучение подмастерьев, условия найма, оплата труда, цены на продукцию, улаживание конфликтов и лоббирование аристократии. Гильдии также служили общественными организациями: ее член мог устроить свадьбу в помещении для собраний, поддерживать дружеские отношения с собратьями по гильдии и со временем быть ими же похороненным — завещая коллегам заботу о вдове и детях. Наравне с ремесленными гильдиями и цехами существовали также и торговые, причем и те, и другие обладали политической властью. В XIV веке один выдающийся мэр Лондона был членом гильдии рыботорговцев, которая контролировала дистрибуцию и продажу рыбы в городе. Всевозможные распри как между цехами, так и внутри них были обычным явлением. С течением времени отдельные члены этих объединений становились весьма богатыми и влиятельными, тем самым помогая создавать условия для упадка роли гильдий и возникновения новой системы.

В конечном итоге система гильдий и цехов с присущими ей внутренними ограничениями вошла в противоречие с креативной свободой. Ремесленники продолжали изобретать и изготавливать улучшенные версии своих товаров, применяя новые способы производства, но их успехи не приводили к качественным изменениям. Пока большинство работало в мелких мастерских, зачастую в тесных рамках строгих правил, предписанных гильдией, отсутствовал эффективный механизм, позволивший бы сделать скачок в производительности и инновационных методах. К началу XVIII века пришло время для появления нового общественного устройства.

Начало промышленной революции, зародившейся в Англии, принято возводить к концу XVIII века¹⁴. Термин "промышленный" вызывает в воображении образы машин и клубы дыма — в них, разумеется, недостатка не было, — однако центральное место здесь принадлежит формированию новой системы, благодаря которой мощное машинное оборудование и дымящие печи обрели практический смысл. Ею стала система мануфактурного производства. Центральная идея мануфактуры состоит в том, чтобы собрать значительное количество рабочих вместе с их инструментами и материалами в одном здании и наладить эффективное производство продукции на основе разделения труда. На самом деле, эта идея была известна еще в древности — без массовых работ со всеми их отличительными признаками нельзя было бы осуществить крупные проекты, наподобие строительства пирамид или больших ирригационных сооружений, заниматься добычей полезных ископаемых и кораблестроением — и понемногу ее стали также применять в отдельных случаях для других форм производства. Джоэл Мокир отмечает, что к XVII веку "в таких районах Италии, как Пьемонт и Тоскана, уже работали большие предприятия по производству шелковых тканей, которые можно назвать мануфактурами в полном смысле слова¹⁵. Однако на создание подобного предприятия требовалось много денег, и некоторое время эта идея не находила широкого применения. Многие из первых настоящих капиталистов, скопивших достаточно средств и ресурсов, чтобы получать от них доход, были не предпринимателями, а купцами, которые занимали деньги или входили в долю с другими людьми для финансирования торговых флотилий и приобретения товаров для перепродажи (достаточно вспомнить Марко Поло и его предшественников). Для коммерсантов интерес заключался не столько в производстве товаров, сколько в прибыли, которую можно было извлечь из их продажи. Однако к XVIII веку в Англии коммерсанты с капиталом начали интересоваться также средствами производства, возможно из-за того, что многие сами в прошлом занимались кустарным производством; среди них были разбогатевшие мастера-ремесленники, которым больше нравилось покупать и продавать, чем трудиться в кузнице или за плотничьим верстаком.

Ранним нововведением стала "система факторинга" — своего рода метод объединения всех факторов производства. Коммерсант мог организовать закупку сырья, распределить его между многочисленными частными мастерскими и отдельными ремесленниками — а затем собрать готовые изделия, предназначенные либо для продажи, либо для дальнейшей обработки. "Система факторинга, — пишет историк Марк Димарест, — помогала ремесленнику избежать самого вредоносного в культурном и эмоциональном смысле феномена XIX века: необходимости уходить из дома на работу"¹⁶.

Однако распределение работы по разным местам порой поглощало слишком мною времени и средств. Почему бы не поместить всех рабочих под одной крышей, на фабрике? Это имело дополнительные плюсы, поскольку способствовало постепенному, поэтапному разделению труда. Целесообразность данной меры в наши дни кажется очевидной каждому, кто когда-либо пытался организовать вечеринку с благотворительным аукционом. Но в приложении к производству изделий в XVIII веке она была настолько оригинальной, что Адаму Смиту в "Богатстве народов" казалось необходимым объяснить ее читателям в мельчайших подробностях. Система мануфактурного производства не требовала механического оборудования. На фабрике Джосайи Веджвуда тонкий фарфор делали вручную, в ходе процесса, основанного на разделении труда, в котором участвовало более ста человек. Одни рабочие замешивали глину, другие формовали тарелки и глубокую посуду всех сортов или обжигали их в печах, покрывали рисунком и т.д. Однако мануфактурная система была идеальным и, в сущности, обязательным условием эффективного использования машин.

С возрастанием уровня научных и технических знаний изобретатели создавали все новые приспособления — такие как механический ткацкий станок, жаккардовый ткацкий станок, новые виды печей и оборудования для производства чугуна, и, наконец, паровой двигатель — поистине универсальный источник энергии. Оценить реальную пользу этих машин и вернуть затраты на их изготовление можно было лишь благодаря использованию их в массовом производстве. Первые промышленные паровые двигатели, созданные Томасом Ньюкоменом в начале XVIII века, применялись в горном деле — одной из немногих отраслей промышленности, где издавна большие объемы добычи обеспечивались масштабной организацией. Позже, в конце столетия, Джеймс Уатт сконструировал свой паровой двигатель, значительно усовершенствовав работу Ньюкомена, и область применения двигателя быстро расширилась. Сочетание механизированного оборудования и системы его рационального использования спровоцировало настоящий взрыв креативности, открыв устойчивую тенденцию роста открытии и изобретений в механике³⁷.

"Фабрика это инструмент сокращения стоимости производственного процесса", - пишет Димарест³⁸. В условиях конкуренции владельцы фабрик и финансирующие их дельцы были вынуждены участвовать в непрерывной гонке за техническими новинками, которые помогли бы им снизить издержки. Конвертер Бессемера, затем мартеновская печь и множество других устройств превращали железо из ценного сырья в полезный продукт. Капиталисты также старались не пропустить изобретения, которые обеспечили бы возможность создания новых видов продукции и услуг: соединение усовершенствованного парового двигателя — турбины — с так называемой динамо-машиной (или генератором) способствовало началу эпохи электричества. Производство одежды, инструментов, оружия и многих других изделий приобретало все более массовый характер³''. Следствием массового производства стали массовый сбыт и массовая дистрибуция⁴⁰.

Новая система фундаментальным образом изменила общественные структуры, а также ритмы и принципы повседневной жизни. Впервые в истории значительные массы рабочих жили в одном месте, а трудились в другом. Хотя вряд ли старые порядки исчезли молниеносно, постепенно все меньше людей оставалось на семейных фермах или в мастерских, и все больше работало отдельно, на фабриках. Тогда как в предшествовавшие эпохи люди жили в более или менее естественном ритме, рабочий день на фабрике был организован в виде отдельных периодов или "рабочих часов"⁴¹. Рост городов сопровождался их разделением на новые территории: заводской район, торговые кварталы, рабочие районы и секторы, где жили капиталисты и управляющие⁴². Организация общественной жизни происходила в соответствии с развитием новых экономических классов и противоречиями, которые возникали между ними. Мир начал меняться быстро и основательно — по крайней мере, для населения развитых промышленных стран.

Следующий этап, начавшийся в конце XIX — начале XX веков, ознаменовал усиление роли больших организаций. Его определяющей чертой является переход к организованной экономике и обществу современного типа, отличительными признаками которых стали крупные институты, функциональная специализация и бюрократия. Основой перехода послужили два главных принципа: разделение практического задания на его элементарные составляющие и преобразование производственной деятельности человека в неизменные и предсказуемые операции⁴³.

В то время как преимущества промышленного производства организационной эпохи освещаются достаточно широко, ее креативные аспекты часто остаются без внимания. Необходимо отметить два наиболее важных. Огромным шагом вперед в области креативности была фундаментальная идея о том, что исследованиям и разработкам можно придать определенную организацию и систематичность. В своих попытках систематизировать все и вся, крупные корпорации обнаружили положительный эффект внедрения системы в инновационный процесс. Лаборатории-новаторы, подобные "фабрике" Эдисона или институту Меллона, нашли массу подражателей в самых разных отраслях промышленности — от Bell Laboratories и RCA до Eastman Kodak и Dupont⁴⁴. Университеты также превратились в центры научных и технических исследований; были созданы (или расширены) новые технические вузы, такие как Массачусетский технологический, Технологический институт Карнеги и Калифорнийский технологический институт. Особенно стремительно эта система начала развиваться после Второй мировой войны благодаря выделению значительных федеральных средств на НИОКР⁴⁵.

Второй аспект заключался в повышении эффективности промышленного производства и сокращении затрат, что способствовало распространению всевозможных технических новинок среди широких слоев населения. Они не ограничивались новыми товарами, такими как автомобили или бытовая техника, но включали также быстро растущие новые отрасли креативного содержания — киноиндустрию, радио и телевидение — которые помогли сделать США мировым центром креативности.

Высокая производительность новой эпохи была обусловлена некоторыми базовыми нововведениями в области организации труда. Научный менеджмент или тэйлоризм — названный так в честь его создателя, Фредерика Тэйлора — предполагал разделение любого, даже простейшего задания на еще более простые элементы, причем каждый этап был точно рассчитан по времени и оптимизирован. В рамках системы тэйлоризма вышестоящий мог не только велеть рабочему загрузить топку или закрепить болт, или написать деловое письмо, но и внести порядок в выполнение задания и объяснить, как именно следует его сделать, чтобы достичь максимального эффекта⁴⁶.

Другим ключевым изобретением стал сборочный конвейер Генри Форда. Автомобиль был, несомненно, самым сложным в техническом отношении потребительским товаром того времени, и первые машины не годились для массового производства. Опираясь на ранние образцы, заимствованные из пищевой промышленности (например, модель чикагской бойни, где туши двигались на крючках через разные этапы обработки и разделки), Форд и его коллеги полностью изменили принципы сборки автомобиля. Рабочим больше не приходилось подносить детали к машине, потому что теперь рама двигалась через сборочный цех на конвейере, и в определенных местах к ней добавлялись отдельные части и производились те или иные операции. Это радикально ускорило процесс производства технически сложной продукции любых видов и сократило ее стоимость: цена на модель Т снизилась с 950 долларов в 1909 году до 360 в 1916 году. Движущийся конвейер также давал возможность (по сути, требовал) беспрецедентного контроля за работой промышленного предприятия. Немецкие производители придумали для данной системы всесторонней организации термин "Fordismus" или фордизм. Это была система полного контроля, поскольку для обеспечения непрерывной работы конвейера каждая операция должна быть точно рассчитана по времени и приведена в соответствие с другими. Конвейер отныне диктовал темп и содержание работы. Чтобы процесс не прерывался, требовалось огромное количество новых контролеров, специалистов по вопросам эффективности и других людей вспомогательных профессий, а сам труд стал более регламентированным и специализированным, чем когда-либо. Именно присущий системе Форда контроль, чрезвычайно жесткий и тотальный, стал для Чарли Чаплина предметом сатиры в фильме "Новые времена" и привел к появлению образа обожествленного промышленника, "Господа Форда", в романе Олдоса Хаксли "О дивный новый мир".

Таким образом, организационную эпоху отличало возникновение гигантских "фордистских" организаций — больших командно-бюрократических систем с вертикальной интеграцией. Автомобилестроительные компании США сами производили основную часть деталей и запчастей, получали остальные от "подконтрольных поставщиков" и продавали свои машины через подконтрольных дилеров. Доступ в ряды подобных фирм был открыт далеко не для всех. Строительство фабрики стоило всегда очень дорого. Куда больший капитал требовался, чтобы построить промышленное предприятие по образцу завода Форда с сопровождающей его сетью поставщиков. Так большие компании становились еще больше, а мелкие выбывали из игры.

Еще более важным является тот факт, что организационная модель не ограничилась заводами и стала преобладать в других областях, причем ее распространение оказало значительное влияние на общество. Идеи разделения рабочего задания на простейшие операции, бюрократического контроля и иерархии нашли применение практически повсюду. Чем бы люди ни занимались — трудились на производстве или выполняли бумажную работу, — они держались строго предписанных рамок: "Не думай, а работай". Даже если кому-то по долгу службы приходилось использовать свои мыслительные способности, свои деньги он получал зато, чтобы думать лишь об определенных вещах и определенным образом. Огромные офисные здания с их непомерным административным, управленческим и канцелярским штатом служили вертикальным эквивалентом заводов. Как мы уже видели, сущность воздействия этих перемен на повседневную жизнь достаточно отражает книга Уильяма X. Уайта "Организационный человек".

Не только Уайт испытывал интерес к этой теме. В книгах наподобие "Нового индустриального государства" Джона Кеннета Гэлбрайта представлена картина развития и господства в обществе крупных корпоративных организаций. Социолог-радикал Ч. Райт Миллс оплакивал эти тенденции, утверждая, что в офисе человек деградирует еще быстрее, чем на заводе. Выходя за заводские ворота, рабочий мог оставить свою работу позади; конторский служащий брал работу на дом и продавал душу мега-корпорациям. Книга Дэвида Рисмана "Одиночество в толпе" (1961) описывает рост новой, более мобильной рабочей силы, с ее прогрессирующей одержимостью деньгами. Рисман делит людей на два типа: "ориентированных на себя", чьи устойчивые ценности и конкретные цели помогают им преуспевать, и "ориентированных на других" — людей, склонных подчиняться организационным правилам и нормам из-за глубокой потребности в одобрении со стороны окружающих. Внимание к этим общественным сдвигам выходило за пределы социологии или социальной критики и нашло отражение в литературе данного периода. В романе "Человек в сером фланелевом костюме" Слоун Уилсон изображает попытку отдельного человека сохранить свою честь при столкновении с организацией. Вилли Ломан, главный герой пьесы Артура Миллера "Смерть коммивояжера", гак полно олицетворяет собой дух времени, что Миллс выделяет Ломана в качестве архетипа "маленького человека" — "человека, чьи скромные успехи в бизнесе делают его законченным неудачником в жизни". "Революционный путь" Ричарда Йейтса рисует отчуждение и отчаяние, характерные для мира организаций⁴⁷.

Несмотря на первоначальный креативный потенциал новой системы, каждому, кто был свидетелем ее подъема, очевидно, что со временем она стала преградой для креативности. Крупные организации не могли избежать конфликта между креативностью и контролем. Бюрократические ценности этого периода часто использовались, чтобы подавить любые творческие импульсы в заводском цеху, сдерживать или игнорировать их в исследовательской лаборатории и конструкторском бюро, а также ограничить предпринимательскую активность путем устранения малых фирм-конкурентов и создания крайне жестких условий для начинающих компаний. Когда многочисленные виды деятельности перестали нуждаться в подготовленных кадрах, для поддержания порядка на предприятии и обеспечения производительности труда была введена многоуровневая система управления. Как в офисах, так и на заводах любая работа осуществлялась в четко сданных границах, под строгим наблюдением обширного штата всевозможных управленцев. Корпоративное руководство могло с пренебрежением относиться к новаторским идеям ученых и инженеров из исследовательских и проектных отделов. Даже корпорации, финансировавшие работу успешных исследовательских и конструкторских центров, наподобие прославленного Исследовательского центра Пало-Альто (PARC) компании Xerox, часто пренебрегали их открытиями⁴". Другие продавали по дешевке знаменитые корпоративные лаборатории, как компания RCA поступила с SarnofTLabs⁴⁹. В качестве средства применения креативности организационная система неизбежно наталкивалась на свои собственные лимиты. Доминирующей формой организации была теперь громоздкая интегрированная система управления с жесткой иерархией — отнюдь не лучший механизм стимуляции творческих способностей многочисленных рабочих и служащих, загнанных в узкие рамки функций.

Об этом пагубном для инноваций эффекте я также узнал непосредственно на примере предприятия, где служил мой отец. Долгие годы завод Victory Optical был исключением из правил организационной эпохи: он работал целиком под наблюдением мастеров и технологов вроде моего отца, выбившихся в начальники из рабочих. Подобные руководители относились к идеям заводских рабочих с огромным уважением. Я даже помню, как при виде новейших моделей европейских дизайнерских оправ рабочие высказывали собственные варианты усовершенствования дорогостоящих импортных изделий. Позже, в 1960-х и 1970-х, для контроля за деятельностью предприятия его владельцы начали нанимать дипломированных инженеров и специалистов по управлению. Новые сотрудники, вооруженные книжными знаниями, но лишенные реального опыта работы на промышленном предприятии — того понимания машин, которое присуще рабочим, — пытались применять замысловатые идеи и системы, которые неизбежно терпели провал, а в самом худшем случае останавливали производство. Мало того, что их идеи оказались непродуктивными; они вызывали растущее недовольство среди рабочих и служащих завода. В конечном итоге резкое противостояние между рабочими и руководством стало невыносимым. Однажды, в конце 1970-х, когда я еще учился в колледже, отец позвонил мне и сказал: "Сегодня я увольняюсь".

Я не вполне понимал тогда позицию своего отца: разве могут специалисты с университетским образованием разрушить завод? Как-никак, я поступил в колледж с твердым намерением использовать образование как средство продвижения вверх по социально-экономической лестнице. Однако уже через пару лет я осознал, насколько он был прав. По мере ухудшения настроений возникали все новые проблемы. Квалифицированные мастера покидали завод. Механики уходили десятками. Технологи-самоучки и начальники цехов, начинавшие когда-то как простые рабочие, не замедлили последовать их примеру. Завод не мог продолжать функционировать без тех знаний, которые были накоплены ими за многие годы, равно как без их коллективной памяти. Не прошло и трех лет после увольнения моего отца, как компания Victory Optical объявила о банкротстве. Громадное, кипящее энергией предприятие, которое так поразило в свое время мое детское воображение, было теперь безжизненным, пустым и заброшенным. Несомненно, в этом была своя горькая ирония, именно в тот момент, когда на переднем крае корпоративного мира обозначилось движение к принципу креативного предприятия — тому принципу, которым всегда руководствовались на Victory Optical, — сам завод выбрал противоположное направление назад в прошлое, к косной модели организационной эпохи, которая превратила «креативность в привилегию начальства и отказывала в праве на нее рядовыми сотрудникам.

Сегодня мы наблюдаем новую крупномасштабную трансформацию — переход к креативной экономике, основные характеристики которого я уже обрисовал. Как мы видели, его корни уходят в 1940-е и 1950-е — многие определяющие компоненты этого процесса возникли в ответ на творческие лимиты организационной эпохи — а окончательно оформился он в 1980-е и 1990-е, когда возникли новые экономические системы, специально предназначенные для поощрения и активизации творческих способностей человека, а также благоприятствующая им новая социальная среда. Результатом стало усиление позиций нового класса, что и станет предметом моего дальнейшего рассмотрения.

Подъем креативной экономики серьезно повлиял на распределение членов общества по группам и классам. Различные авторы в течение многих лет обсуждали появление новых классов в развитых промышленных странах. Работы Питера Друкера и Фрица Махлупа периода 1960-х посвящены описанию растущей роли и власти представителей новой профессиональной группы, которых они назвали "работниками интеллектуального труда"¹. В 1970-х Даниел Белл обратил внимание на новую, более меритократическую классовую структуру, охватывающую ученых, инженеров, менеджеров и администраторов, возникшую в результате перехода от промышленной экономики к "постиндустриальной". Социолог Эрик Один Райт на протяжении нескольких десятилетий писал о развитии "профессионально-административного класса"². Уже в наши дни Роберт Рейх предложил термин "символические аналитики" для описания специалистов, оперирующих идеями и символами¹. Все эти эксперты занимались экономическими аспектами новой классовой структуры, которой посвящена моя книга.

Другие исследователи рассматривали формирующиеся системы социальных норм и ценностей. Пол Фасселл пророчески включил в теорию "класса Икс" многие особенности, которые я теперь считаю принадлежностью креативного класса. Ближе к концу своей книги "Класс" (1983) — после остроумного обзора статусных признаков, отличающих, скажем, высший средний класс от "рабочей аристократии" — Фасселл отметил наличие растущей "группы Икс", которая, казалось бы, не укладывалась в рамки ни одной из существующих категорий:

«Никто не рождается человеком группы Икс... мы зарабатываем принадлежность к ней в процессе напряженного поиска, обязательным условием которого являются нетипичность и оригинальность... Молодые люди, стремящиеся в города, чтобы посвятить себя "искусству", "литературе", "творчеству" — фактически, чему угодно, что может избавить их от вышестоящих — и есть претенденты в группу Икс... Если, как сказал Ч. Райт Миллс, представитель среднего класса — это "всегда чей-то подчиненный", то человек группы Икс не принадлежит никому... Эти люди обладают независимым мышлением... Они обожают работу, которую делают, и не бросают своих занятий до самой смерти; понятие "пенсия" имеет смысл только для тех, кто работает по найму или для "рабов зарплаты", которые терпеть не могут свою профессиональную деятельность»'⁴.

В 2000 году Дэвид Брукс обрисовал смешение богемных и буржуазных ценностей, характерное для представителей нового общественного образования, которых он назвал "бобо" (англ. the Bobos, от слов "Bohemia" — богема и "bourgeoisie" — буржуазия). Моя трактовка этого синтеза (см. гл. 11) несколько отличается от взглядов Брукса, поскольку для меня важнее преодоление двух этих категорий в новом креативном этосе.

Мне бы особо хотелось подчеркнуть, что базой креативного класса является экономика. Я выделяю его как экономический класс и утверждаю, что его экономическая функция поддерживает и определяет социальные и культурные решения креативных профессионалов, равно как и их образ жизни. Креативный класс состоит из людей, производящих экономические ценности в процессе творческой деятельности. Таким образом, в него входит великое множество работников интеллектуального труда, символических аналитиков, а также лиц свободных профессий и технических специалистов, но принципом объединения служит их реальная роль в экономике. И моем определении класса акцент ставится на способах самоорганизации людей в социальные группы, а также на общей идентичности, основанной преимущественно на их экономической функции. Социальные и культурные предпочтения, модели потребления и социальная идентичность зависят именно от последней.

Я не говорю об экономическом классе с точки зрения владения собственностью, капиталом или средствами производства. Используя понятие "класс" в этом традиционном марксистском значении, мы остаемся в пределах базовой структуры, состоящей из капиталистов, которым принадлежат средства производства и контроль за ними, и наемных рабочих. Но в паше время обобщенные категории "буржуазии" и "пролетариата", "капиталистов" и "рабочих" почти утратили свой аналитический потенциал. Члены креативного класса обычно не владеют какой-либо существенной собственностью в материальном смысле. Их собственность, проистекающая из творческих способностей, не имеет физической формы, поскольку располагается буквально у них в мозгу. Мои практические исследования и интервью дают все больше свидетельств тому, что если представители креативного класса пока и не рассматривают себя в качестве единой общественной группировки, в реальности их объединяют общие вкусы, желания и предпочтения. В этом отношении новый класс, возможно, не имеет таких отчетливых признаков, какие отличали промышленный рабочий класс в период его расцвета, но определенным единством он уже обладает.

Отличительная особенность креативного класса заключается в том, что его представители заняты работой, главная функция которой — "создание значимых новых форм". В моем представлении креативный класс распадается на две составляющие. Суперкреативное ядро нового класса включает ученых и инженеров, университетских профессоров, поэтов и писателей, художников и актеров, дизайнеров и архитекторов, равно как интеллектуальную элиту современного общества: публицистов, редакторов, крупных деятелей культуры, экспертов аналитических центров, обозревателей и других людей, чьи взгляды формируют общественное мнение. Кем бы они ни были по профессии — программистами, инженерами, архитекторами или кинорежиссерами, — творческий процесс поглощает их целиком. Я определяю высшую степень творческой деятельности как производство новых форм или моделей, которые можно с легкостью распространять и широко использовать — сюда относятся, к примеру, разработка новых видов продукции для массового производства, продажи и потребления; изобретение теоремы или стратегии универсального значения; создание выдающихся музыкальных произведений. Люди, принадлежащие к ядру креативного класса, занимаются подобными вещами на регулярной основе — именно за это им платят деньги. Наряду с решением проблем их работа может быть связана также с открытием повой проблематики: важно не только сделать новую мышеловку лучше старой, но в первую очередь понять, что необходима новая мышеловка.

Помимо этой центральной группы к креативному классу относятся "креативные специалисты", работающие в целом ряде отраслей, основанных на знании, таких как сектор высоких технологий, финансы, право и здравоохранение, а также управление бизнесом. Эти люди участвуют в творческом решении проблем, используя комплексные знания при подходе к специфическим проблемам. Как правило, это подразумевает высокий уровень образования, а тем самым и человеческого капитала. Такого рола специалисты время от времени могут создавать методы или продукты, находящие широкое применение, однако это не входит в их основные профессиональные обязанности. Что от них требуется, так это умение всегда мыслить самостоятельно. В зависимости от ситуации они оригинальным образом применяют (или комбинируют) стандартные подходы, дают независимую опенку, а порой предлагают что-либо совершенно новое. В практике врачей, юристов, менеджеров и других креативных профессионалов необходимость в подобной деятельности обусловлена разнообразием конкретных случаев, с которыми им приходится сталкиваться. Они могут также опробовать и совершенствовать новые технологии, лечебные протоколы или методы менеджмента, а также разрабатывать их. Если человек все больше времени отдает лому последнему виду работы — допустим, в связи с переменой карьеры или повышением в должности, — он становится частью суперкреативного ядра: отныне его прямая функция заключается в создании новых форм, которые будут активно распространяться и использоваться.

Многое из этого справедливо также для растущего числа лаборантов и технического персонала, которые применяют комплексные знания в практической работе с веществами и аппаратами. Они в достаточной мере вовлечены в креативное решение задач, чтобы я включил их в креативный класс как отдельную подгруппу. В исследовании 1996 года, содержащем любопытные наблюдения, Стивен Барли из Стэнфордского университета подчеркивает, что важность и влияние этой группы все увеличивается5. В таких сферах, как медицина и научные исследования, технический персонал все чаще проявляет самостоятельность в понимании своих задач и принятии решений, стирая прежнее различие между умственной работой (выполняемой теми, кто обычно принимает решения) и физической (выполняемой теми, кто следует указаниям). Барли указывает, что в медицине, к примеру, "младший медицинский персонал скорой помощи действует на основании диагнозов, поставленных на месте", а специалисты по УЗИ и радиологическим процедурам опираются на "знание биологических систем, фармакологии и различных заболеваний, чтобы предоставить информацию, помогающую установить диагноз" — что прежде входило в компетенцию дипломированных врачей.

Барли также обнаружил, что в отдельных областях биомедицины, таких как получение моноклонапьных антител, некоторые лаборатории столкнулись с возрастающими трудностями при воспроизводстве результатов, подученных друг ими лабораториями, несмотря на использование одинаковых формул и стандартизованных процедур. Причина заключается в том, что если ведущие научные сотрудники работают на основании одних и тех же теорий, то за многочисленные интерпретации и немедленные решения отвечают лаборанты. Как бы строго ни придерживались разные лаборанты принятых стандартов, на практике их действия различаются. У каждого из них своя неповторимая база знаний, на основании которых каждый выносит свои решения посредством индивидуального мыслительного процесса, настолько сложного и неуловимого, что его очень трудно документировать или объяснить. В данном случае эта уникальность имела нежелательный эффект, однако вообще она служит одним из признаков творческой активности. Чтобы не сложилось мнения, будто подобное происходит только в разреженной атмосфере биомедицинской лаборатории, Барли упоминает о сходном феномене среди специалистов по ремонту копировальных аппаратов.

Они приобретают каждый свое тайное знание и вырабатывают собственные методы работы.

В связи с увеличением роли творчества в других видах деятельности — по мере того, как расширяется комплекс необходимых знаний, а в людях все больше ценится умение правильно их применять — многие представители рабочего или обслуживающего класса могут найти себе место в креативном классе и даже в его суперкреативном ядре. Наряду с развитием собственно креативных занятий мы наблюдаем также усиление элемента креативное! и в остальных профессиях. Прекрасным примером является секретарь в современном офисе с минимальным штатом. Часто секретарь не только исполняет массу обязанностей, которые в прошлом распределялись между несколькими сотрудниками, но становится настоящим офис-менеджером, управляя потоками информации, изобретая и налаживая новые системы и то и дело принимая на ходу важные решения. Такой человек применяет в рабо

ЧТО ПРОИСХОДИТ ВО ВЗРОСЛОЙ ЖИЗНИ? Если вы все еще «неправильно» связаны с матерью, вы избегаете отделения и независимого взрослого существования...

Что будет с Землей, если ось ее сместится на 6666 км? Что будет с Землей? - задался я вопросом...

Живите по правилу: МАЛО ЛИ ЧТО НА СВЕТЕ СУЩЕСТВУЕТ? Я неслучайно подчеркиваю, что место в голове ограничено, а информации вокруг много, и что ваше право...

ЧТО ТАКОЕ УВЕРЕННОЕ ПОВЕДЕНИЕ В МЕЖЛИЧНОСТНЫХ ОТНОШЕНИЯХ? Исторически существует три основных модели различий, существующих между...

Не нашли то, что искали? Воспользуйтесь поиском гугл на сайте: