НЕОМАЛЬТУЗИАНСТВО И РОССИЙСКИЕ ФЕМИНИСТКИ

Вопрос о праве женщины на сексуальную свободу, на собственное тело и удовлетворение сексуальных потребностей, независимо от требований и предписаний общества был поставлен, и во многом разрешен, феминистками 2–й волны, следовавшими за Симоной де Бовуар, так описавшей «независимую» женщину: «Она была чувственна и полагала, что так же, как и мужчина, имеет право удовлетворять потребности своего тела»[272]. Именно во второй половине ХХ в. усилиями феминисток представления о репродуктивной функции женщины и о ее сексуальности были разделены, и женщина впервые получила право на удовлетворение собственных сексуальных потребностей независимо от своих репродуктивных способностей.

Однако впервые идея о женской сексуальности появилась несколько раньше – еще на рубеже XIX–XX вв. Такие вопросы, как аборт, контрацепция, свободное материнство и право женщины на него, были подняты еще феминистками и феминистами «первой волны». Эти темы были вынесены на общественное обсуждение благодаря возникновению движения т.н. неомальтузианцев, по–новому интерпретировавших экономическую теорию Т. Мальтуса.

Как известно, в своей работе «Опыт о законе народонаселения», впервые опубликованной в 1798 г., Мальтус сформулировал теорию о том, что неконтролируемый рост населения не соответствует росту материальных благ и, следовательно, является основной причиной голода и нищеты значительной части человечества. Выход из сложившегося положения Мальтус видел в ограничении рождаемости, прежде всего среди низших слоев населения, путем «воздержания от супружества»[273].

Неомальтузианцы несколько сместили акцент в своих рассуждениях. Как отмечал И. Вернер, автор предисловия к «Опыту о законе народонаселения», опубликованному в России в 1908 г., неомальтузианцы изменили «предложенные им [Мальтусом – С.К.] способы предупреждения тех гибельных последствий, которыми неминуемо угрожает чрезмерное возрастание населения»[274]. Основывая свои рассуждения на экономической теории Мальтуса, они предлагали другие способы решения проблемы – прежде всего, контрацепцию. Так, один из теоретиков неомальтузианства врач Джордж Драйсдэйл обосновывал необходимость пользования средствами предохранения от беременности тем, что слишком частые роды разрушают здоровье женщины[275].

Вопрос о сознательном материнстве, контрацепции и абортах не обошел стороной и российских феминисток. В основе их рассуждений лежали представления о специфической модели женского сексуального поведения, для которой были характерны сдержанность, контроль над чрезмерной чувственностью, над «страстями». Именно эта модель признавалась феминистками идеальной, соответствующей всем требованиям духовного и физического развития человека. М.И. Покровская так представляла себе идеальную жизнь: «Все люди здоровы, красивы, сильны, умны, добры, трудолюбивы, высоко развиты в умственном отношении, свободны от пороков и преступлений, умеют владеть своими страстями [курсив мой – С.К.]…»[276].

Разумеется, современное им общество не соответствовало этим критериям. Прежде всего из–за того, что опасная для человечества модель мужского сексуального поведения[277], для которой были характерны распущенность, примат чувственности и грубой силы над разумом и гуманизмом, была признана самими же мужчинами справедливой и разумной. Рассуждая о двойной морали, согласно которой мужчины могут и должны свободно удовлетворять свой половой инстинкт, «как хотят и как могут», а женщина, напротив, обязана хранить целомудрие до брака, а затем «ее половой инстинкт должен удовлетворяться только мужем»[278], феминистки отвергали мужскую модель поведения как ведущую человечество к вырождению и гибели.

Феминистки считали, что в идеале в основе половых отношений мужчины и женщины должны лежать заботы о благе человечества, о его будущем. «Женщина является всегда жертвой – в браке и вне брака»[279], — писала Покровская, подразумевая под этим, что в любом качестве – жены, любовницы, проститутки, – женщина всегда вынуждена подчиняться мужским правилам половой жизни. Ее «половой инстинкт», состоящий прежде всего в стремлении к материнству, постоянно подавляется.

Вопрос о праве женщины на материнство был одним из важнейших для российских феминисток начала ХХ в. Прежде всего, необходимо подчеркнуть, что для них именно материнство, деторождение были единственно возможной целью половых отношений. Однако, выступая за право женщины на свободное материнство, они оспаривали традиционную модель репродуктивных отношений, согласно которой женщины делились на 3 категории: законные жены, проститутки и старые девы[280]. И правом стать матерью обладали только представительницы первой группы, да и то с согласия мужа: «Надо еще, чтобы на свое материнство женщина получила согласие и санкцию мущины»[281].

Такую ситуацию феминистки считали естественным следствием господства мужчин, подавления женщин и всего, что им свойственно. В качестве иллюстрации негативного отношения к материнству в современной им культуре феминистки ссылались на отделы мод в многочисленных журналах для дам, куда никогда не помещали образцы моделей одежды для беременных женщин. «Будто материнство в женской жизни – самая редкая случайность, и было бы странно упоминать о таком редком обстоятельстве, в роде как о горбатости»[282], — писала автор одной из статей, посвященных проблеме материнства.

Отсюда и негативное отношение феминисток к различным средствам контрацепции и абортам. Все попытки регулирования рождаемости, по их мнению, были выгодны лишь мужчинам, т.к. обеспечивали им большую свободу в половой жизни и способствовали росту безответственности с их стороны.

Таким образом, идеалом для феминисток была именно женская модель: и для мужчины, и для женщины естественно хранить целомудрие до брака и после стремиться к воздержанию. Половые отношения должны иметь целью только деторождение. В связи с этим многие феминистки открыто высказывались в поддержку «правила Льва Толстого»[283], т.е. его взглядов на половые отношения и деторождение времен «Крейцеровой сонаты». Одна из феминисток – М.Л. Вахтина, – вспоминала, что однажды специально поехала в Ясную Поляну, чтобы поделиться с Л.Н. Толстым своими «сомнениями» и «болью души» по поводу «ненормальности в отношениях обоих полов»[284]. С тех же позиций феминистки резко критиковали сочинения других своих современников, в частности, роман А.Н. Вербицкой «Ключи счастья». По их мнению, героиня романа, Маня, решив поступать «как мужчина», приняла мужскую модель сексуального поведения, что не могло встретить одобрения феминисток. Безусловно, тема женского сексуального поведения не была магистральной для феминисток того времени. Однако они уже размышляли о женской природе несколько иначе, чем это было принято в то время, и ими был сделан шаг на пути принятия идеи о праве женщины распоряжаться своим телом. И хотя большинство российских феминисток не принимало идей неомальтузианства, по сути от их размышлений о праве женщины завести ребенка независимо от санкции мужчины и общества было не так далеко до мысли о том, что женщина может и не заводить ребенка, если она того не хочет.

«ЛИЧНОЕ» И «ОБЩЕСТВЕННОЕ» В «ДИПЛОМАТИЧЕСКИХ

Александра Михайловна Коллонтай, член ЦК партии большевиков, дипломат, проповедница свободной любви – одна из самых знаменитых и легендарных женщин XX столетия. Первая в России женщина–министр, первая в мире женщина–посол и первая русская женщина–социолог: ее исследования об охране материнства и детства актуальны и сегодня. Коллонтай – создательница первого в истории руководящего органа, занимавшегося женскими вопросами – женотдела ЦК РКП(б).

Александра Михайловна на протяжении своей долгой политической и общественной деятельности вела дневник. «В жизни советского гражданина личное не должно быть отделено от общественного» или даже «личное должно быть превыше общественного», — примерно так формулировался один из основных лозунгов советской эпохи. Хотелось бы взглянуть на фигуру А.М. Коллонтай и оценить ее «Дипломатические дневники» по–новому, не с идеологизированной позиции. Для этого необходимо ответить на следующие вопросы: в каком качестве предстает перед читателями автор в своих «Дипломатических дневниках», как Коллонтай выстраивает свой образ в тексте, как и когда проявляется в тексте ее «женское лицо», спрятано ли оно за маской политического деятеля или полностью слито с ней? Издание дипломатических дневников А.М. Коллонтай[285], которое было использовано в данной работе, включает только восемнадцать лет ее дипломатической службы и заканчивается 1940 г.

В авторском введении к своим «дневникам» Александра Михайловна предупреждает, что «если кто – нибудь будет ждать сногшибательных разоблачений, запутанных интриг и сенсаций в моих записках, то его постигнет глубокое разочарование. <...> Но зато красной нитью проходит основное задание советской дипломатии — укрепление сил, работающих против войны и в пользу мира, даже в самый момент войны».

Как мы видим, здесь А.М. Коллонтай делает акцент на общественно–исторической значимости своих записок. Она сразу же преподносит себя как «советского представителя», отстаивающего интересы родной страны в «буржуазных» государствах. Показательно, что во введении, кратко излагая основные направления внешней политики СССР и свои задачи как дипломата, Александра Михайловна ничего не говорит лично о себе. Таким образом, автор изначально определяет для своего текста жесткие жанровые границы дипломатического дневника и «настраивает» читателя на восприятие соответствующего содержания.

В первой тетради, названной «Норвегия. Мое назначение на дипработу», А.М. Коллонтай вскользь упоминает о своей личной драме, совпавшей с ее назначением на должность торгового представителя СССР. Отправляясь в Норвегию на новый пост, она так описывает свои чувства:

«Вот я и переехала нашу границу. Сердце мое сжалось, когда поезд, замедляя ход, проходил по мосту через речонку Сестра – река. Позади — первая в мире республика рабочих и крестьян. Позади — пять бешено промчавшихся грозовых лет революции, полных борьбы, напряжений и волнений, но и побед, и преодолений. Революция победила. Там, за Сестрой – рекой осталось и мое личное, большое и мучительное, — моя жизнь с Павлом».

О том, кто такой Павел, мы узнаем из редакторского примечания: «Речь идет о супружеской жизни Коллонтай со вторым мужем — Павлом Ефимовичем Дыбенко (1889—1938) — революционером, матросом Балтийского флота, видным военачальником Красной армии. В 1918 г. между ними должно было состояться заключение первого в стране гражданского брака[286]. Они подали заявление, но по заданию партии им пришлось срочно разъехаться в разные районы. Брачное свидетельство они так и не получили. В 1922 г. Коллонтай и Дыбенко расстались. Этот разрыв послужил одной из причин просьбы Коллонтай направить ее на работу на Дальний Восток или за пределы страны».

Затем Александра Михайловна более подробно рассказывает о своем разводе, причем эпизод последнего объяснения с мужем изображен в насколько романтизированном духе, что напоминает сцену из какого–нибудь бульварного романа:

«Ночь, томительно – жаркая южная ночь. Удушливо – сладко пахнут розы нашего сада. Лучи луны золотом играют в темных волнах Черного моря и алмазами рассыпаются в брызгах морской пены.

Мучительно – повторное объяснение между мной и мужем происходило в саду. Мое последнее и решительное слово сказано: «В среду я уезжаю в Москву». Ухожу от него, от мужа, навсегда. Он быстро повернулся ко мне спиной и, молча, зашагал к дому. Четко прозвучал выстрел в ночной тишине удушливой ночи. Я интуитивно поняла, что означает этот звук, и, охваченная ужасом, кинулась к дому... На террасе лежал он, мой муж, с револьвером в руке...»

О том, что Павел выжил, Коллонтай не сообщает. Этот момент кажется забавным и показывает, что в тексте «дневников» муж Коллонтай предстает как фигура, имеющая лишь определенную функциональную роль — отвергнутого изменщика. Не углубляясь в подробности совместной жизни Александры Михайловны и Павла Дыбенко, надо сказать, что она была сложной, полной страстей и противоречий, но в «дневниках» об этом нет ни слова. Коллонтай даже не упоминает о связи Павла с некоей Валей Стефеловской — именно этот факт послужил причиной разыгравшейся драмы. Поэтому хотелось бы подробнее остановиться на приведенном выше отрывке. Стилистически он резко отличается от остального повествования, в целом нейтрального. Чем же обусловлено довольно неожиданное использование здесь экспрессивных выражений и романтических шаблонов? Возможно, умолчать об этом эпизоде своей жизни Коллонтай не могла: ведь он был связан с ее назначением на дипломатическую работу, т.е. имел прямое отношение к профессиональной жизни Александры Михайловны — идейному и сюжетному центру «Дипломатических дневников». О том, что произошло после их развода, мы узнаем из помещенного в дневниках письма А.М. Коллонтай к ее близкой подруге З. Шадурской:

«...И вот явилась моя секретарша… Первое, что она рассказала мне, это, что Павел вовсе не одинок, что когда его корпус перевели из Одесского округа в Могилев, он захватил с собою «красивую девушку», и она там живет у него… Взбесило меня другое. Моя секретарша тут же рассказала, что Павел заказал на мое имя и будто по моему поручению всякого рода женского барахла… Все это для «красивой девушки» под прикрытием имени Коллонтай.

Я не помню, когда я так возмутилась и взбесилась в своей жизни... Тут же написала письмо в ЦК партии, прося их не связывать моего имени с именем Павла, мы с ним в разводе де – факто. Я ни в чем не нуждаюсь и прошу известить Наркомпрод, что никаких заказов не делала и впредь делать не стану...»

А.М. Коллонтай, воплощая собой новый тип женской личности, «женщины–деятельницы», или, как она сама себя называла в одном из писем, «деловой женщины»[287], главенствующую роль в своей жизни отводила работе. Но одновременно важно понять, как Александра Михайловна пыталась сбалансировать «личное» и «общественное», ведь гармоничное сочетание этих двух сфер в жизни человека мыслилось ею как некий идеал. Однако в «дневниках» постоянно обнаруживается неудовлетворенность Александры Михайловны дипломатической работой, внутреннее неприятие этой профессии, которая не совсем соответствовала ее характеру, привычкам, навыкам. Но осознание своего общественного долга перед Родиной не позволяет ей открыто выразить подобные чувства.

ЧТО ТАКОЕ УВЕРЕННОЕ ПОВЕДЕНИЕ В МЕЖЛИЧНОСТНЫХ ОТНОШЕНИЯХ? Исторически существует три основных модели различий, существующих между...

Что делает отдел по эксплуатации и сопровождению ИС? Отвечает за сохранность данных (расписания копирования, копирование и пр.)...

ЧТО И КАК ПИСАЛИ О МОДЕ В ЖУРНАЛАХ НАЧАЛА XX ВЕКА Первый номер журнала «Аполлон» за 1909 г. начинался, по сути, с программного заявления редакции журнала...

Что будет с Землей, если ось ее сместится на 6666 км? Что будет с Землей? - задался я вопросом...

Не нашли то, что искали? Воспользуйтесь поиском гугл на сайте: