ЖЕНСКИЙ ВОПРОС В РОССИЙСКОЙ АДВОКАТУРЕ

Проблема соотношения частной и публичной (общественной) сфер социальной жизни является одним из ключевых пунктов дискуссии вокруг социокультурного статуса женщины в индустриальном обществе. Характерные для XIX – первой половины XX в. разграничение и субординация частной и публичной сферы предполагали «женскую закрытую идентификацию “с миром природы, эмоций, желаний и частной жизни”», в то время как «идея верховенства общественной сферы, рационального дискурса, справедливости и беспристрастности»[370] характеризовала исключительно мужской «домен» социального существования.

Важным структурным элементом монополизированной мужчинами публичной сферы являлись профессии, представлявшие собой высокостатусные занятия со стремящимся к максимуму уровнем социально–экономического вознаграждения и самоуправляющейся организацией. Борьба женщин XIX – начала XX в. за право доступа к профессиональной деятельности, таким образом, может рассматриваться как одна из стратегий преодоления «закрытой» идентификации с приватными областями социального мира (семьей и домашним хозяйством).

Характерным примером этой борьбы представляются попытки американских, европейских и российских женщин добиться легального доступа к адвокатским занятиям. Поскольку профессия адвоката на протяжении XIX – начала XX в. являлась одним из эталонов публичности, ее представители должны были демонстрировать такие исключительно «мужские» качества, как «бестактность, уверенность и откровенность»[371], составлявшие ядро маскулинного профессионального этоса. В этой ситуации право женщин на доступ к профессии адвоката оказывалось в центре общественной дискуссии, в рамках которой конструировались и репрезентировались социокультурные границы частной и публичной сфер как женского и мужского домена.

Несмотря на то, что в Российской империи (за исключением княжества Финляндского) женщины так и не получили доступа к адвокатуре, борьба за право заниматься правозаступнической деятельностью развивалась в том же русле, что и увенчавшиеся успехом американское и западноевропейское движения[372].

В отличие от американского и западноевропейских обществ, Российская империя второй половины XIX – начала XX в. характеризовалась достаточно низкими темпами профессионализации, отсутствием классических корпораций и маргинальностью самоидентификации в качестве профессионала. Определенным исключением являлась адвокатская корпорация или сословие присяжных поверенных, формировавшаяся на основе принципа креденциализма и возглавляемая органами корпоративного самоуправления[373]. Адвокатская корпорация, однако, не обладала монополией на осуществление функции судебного представительства, поскольку право на «хождение по делам» в общих и мировых судебных инстанциях было предоставлено частным поверенным, поступление в ряды которых не ограничивалось, как в случае присяжной адвокатуры, образовательным цензом и стажем, а также частным лицам в качестве общегражданского права на представительство интересов родственников или деловых компаньонов[374].

Таким образом, в империи существовала иерархия адвокатских занятий, ранжированных по степени профессионализации, соответственно, возможности и стратегии борьбы за право на занятие адвокатурой имели свою специфику в каждом из приведенных случаев. С 1866 по 1874 гг. женщины были полностью лишены доступа к адвокатуре как профессии, поскольку не могли получать высшего юридического образования, а, следовательно, и поступать в присяжные поверенные. С введением в 1874 г. института частной адвокатуры у женщин появилась возможность осуществления профессионального судебного представительства в качестве частного поверенного. Однако, Высочайшим повелением 7 января 1876 г. окружным и мировым судам было воспрещено выдавать свидетельства частных поверенных лицам женского пола.

Ситуация вокруг издания Высочайшего повеления 1876 г. вызвала первую волну общественной дискуссии по вопросу о женской адвокатуре. Поскольку запрет 1876 г. опирался на более раннее узаконение, на основании которого женщинам было отказано в праве поступать на государственную службу (Высочайшее повеление 14 января 1871 г.), то дискуссия сосредоточилась на проблеме юридического статуса частной адвокатуры. Отказ лицам женского пола в праве получать свидетельства на хождение по чужим делам признавался легитимным при том условии, что институт частных поверенных будет утвержден в качестве государственной или общественной службы; в противном случае, ограничение участия женщин в этом «частном» виде деятельности не представлялось возможным[375].

Вторая волна общественного интереса к женскому вопросу в адвокатуре пришлась на середину 1880–х – конец 1890–х гг. и была связана как с российскими правовыми прецедентами (появлением в Сибири женщин–ходатаев), так и с обсуждением зарубежной судебной практики[376]. Основными аргументами в пользу занятий женщин адвокатской деятельностью оставались ссылки на общегражданское право частных лиц на осуществление функций судебного представительства, а также на право подсудимого в уголовном процессе выбрать в свои защитники любое благонадежное лицо[377].

Характерным признаком данного этапа развития общественной дискуссии представляются попытки пересмотреть общепризнанный набор психологических характеристик, включенных в профессиональный этос. В системе аргументов сторонников женской адвокатуры появляются отсылки к таким традиционно «женским» качествам, как «впечатлительность», «чуткость» и «пристрастность» как ресурсу для обогащения и гуманизации практики судебного представительства[378]. Радикально новым этапом движения за право женщин на занятие адвокатурой стал период после первой русской революции, когда ряду выпускниц зарубежных университетов и российских высших женских учебных заведений удалось получить отечественный диплом правоведа. Формально это событие открывало женщинам–юристам доступ в наиболее профессионализированную часть адвокатского сообщества, корпорацию присяжных поверенных. Однако, решения органов корпоративного самоуправления относительно принятия женщин в ряды присяжной адвокатуры (в 1908 г. в Москве, в 1909 г. в Санкт–Петербурге, в 1912—1913 гг. в Казани) в большинстве случаев были опротестованы и отменены судебными палатами в порядке надзора. Отмена внутрикорпоративных постановлений обосновывалась с точки зрения публичного характера деятельности присяжных поверенных, недоступной женщинам даже с высшим юридическим образованием[379].

Другим значимым явлением периода 1905–1917 гг. стало расширение «пространства» общественной дискуссии за счет активизации специализированной женской прессы (журналы «Женский Вестник», «Союз женщин», «Женское дело»). Благодаря усилиям таких авторов, как П. Кравцов и К. Абкович, на страницах феминистски ориентированных журналов сформировалась новая система аргументации, значительно отличавшаяся как от широко распространенных юридических доводов, так и от обоснования прав женщин–адвокатов с точки зрения традиционных женских качеств и добродетелей. Центральным пунктом новой системы выступало открытое позиционирование права женщин на занятие адвокатурой в качестве права «политического», предоставлявшего доступ не только к сфере профессиональной самореализации, но к механизмам социального регулирования[380]. В этом контексте задача женщины–адвоката обозначалась уже не в терминах «гуманизации» правосудия, но представлялась в качестве ревностной защиты «забытых интересов прав своих же сестер женщин»[381].

Таким образом, в начале XX в. доступ к адвокатуре перестал интерпретироваться исключительно как проблема реализации частного права правоспособного субъекта, а превратился в ключевой вопрос позиционирования женщины в публичном пространстве, включенный на равных основаниях и в профессиональный проект адвокатской корпорации, стремящейся к контролю механизмов «входа», и в феминистский политический проект.

Екатеринбург, Свердловская областная универсальная

Интерес к истории проституции в последнее время перестал быть маргинальным[382], но по–прежнему исследователи испытывают источниковедческий голод для подобных исследований. В то же время ученые прошлого ввели в научный оборот большой корпус источников, которые они использовали для своих изысканий, применяя доступные им подходы и методы для анализа. Так, только в 1826–1917 гг. в России было опубликовано около 100 монографий, брошюр, докладов, сборников отечественных и зарубежных авторов, посвященных истории проституции[383]. Представление труда немецкого доктора медицины И. Блоха «История проституции»[384] с точки зрения источниковедческого потенциала является целью данного материала.

Книга И. Блоха вышла в Санкт–Петербургском издательстве К.Л. Риккера. Это было первое в России медицинское издательство, которое являлось поставщиком и комиссионером многих высших школ и учреждений (Военно–медицинская Академия, Академия наук, Императорская Публичная библиотека и др.) «К.Л. Риккер и наука – почти синонимы, – отмечали современники, – Издательская деятельность этой почтенной фирмы во многих случаях являлась ни чем иным, как своеобразным меценатством учению и учености»[385]. Нужно отметить, что ориентация издательства на самое лучшее распространялась и на научно–справочный аппарат книг. Оформление сносок, примечаний, разнообразие шрифтов, обязательные предисловия, наличие авторских и предметных указателей, размещение в конце книги списка обнаруженных опечаток делали риккеровские издания удобными для чтения и занятий научной деятельностью.

В предисловии к своему труду И. Блох отмечал, что намерен «заново переработать, подвергнуть всестороннему, критическому исследованию и разъяснить главнейшие вопросы сексологии на основе антропологически–этнологического метода, равно обнимающего природу и культуру»[386].

И.Д. Ковальченко предложил выделять четыре типа источников с точки зрения форм фиксирования социальной информации: вещественные, изобразительные, письменные и фонические[387]. Видовую классификацию в источниковедении принято основывать на общности структуры, «которая сформировалась и закрепилась как образцовый эталон соответствия общей функции (назначения) продуктов данного вида в системах действующих обществ»[388]. Такая типо–видовая классификация позволяет упорядочить обширный корпус источников, который использовал И. Блох в своем труде.

Из вещественного типа исторических источников обращает на себя внимание привлечение для представления сексуальной жизни первобытного человека украшений, «пестрых предметов» и «ритуальных объектов». По мнению И. Блоха, человек в этот исторический период «является уже носителем культуры, пережившим богатое по содержанию и объему духовное развитие, и в его половой жизни уже несомненно тоже совершилось известное разделение между телесными и духовными элементами ее»[389].

К изобразительному (или визуальному) типу источников нужно отнести упоминаемые И. Блохом памятники гетерам при комментировании «каталогов гетер», статуи «необыкновенно красивых гетер», установленные в храмах, а также их портреты и «пластические изображения», вошедшие в моду в эллинистическую эпоху[390]. Эта отрасль живописи, видимо, была очень популярна, так как «существовал даже особый вид “портретистов проституток” или “порнографов”, которые рисовали портреты проституток с натуры». «Рисунки на вазах» из исторического каталога Дрезденской гигиенической выставки (Дрезден, 1911) представляющие собой изображения «неприличных вещей в таком виде, чтобы они раздражали чувственность», и «бордельные картины» являются уникальным источником визуального типа не только по истории проституции, но и по истории эротического искусства и сексуальной жизни периода эллинизма.

Из фонического типа исторических источников немецкий исследователь активно использовал фольклор: «зазывания», анекдоты, жаргон, пословицы и поговорки, посвященные проституткам, а также описания их музыкального и танцевального искусства у античных авторов и в европейских хрониках[391]. Кроме того, И. Блохом осмыслению подвергаются и суеверия, сохраняющиеся у европейских народов даже в начале ХХ в. Так, он упоминает о том, что «встреча с проституткой – которая сама по себе представляла ведь бесчестное в социальном отношении, ничтожное существо, – приносит счастье».

Самый многочисленный и разнообразный по видам и группам используемых И. Блохом исторических источников – это письменный тип. Он тщательно исследовал законодательные нормы, регулирующие проституцию. Обилие цитат из законов и сводов «всех времен и народов» делает труд И. Блоха не только похожим на своеобразную хрестоматию по правовому регулированию проституции, но и интереснейшим источником по истории сексуальной жизни человечества на протяжении длительного периода времени. Кроме законодательства, немецкий ученый в большом количестве использовал для своего труда делопроизводственную документацию, отложившуюся в архивах и большей частью впервые им введенную в научный оборот. Это уставы публичных домов и борделей, брачные и другие договоры, судебные решения и жалобы, «абонементные бордельные билеты» и документация, связанная с налогообложением и гонорарами. К этому виду исторических источников нужно отнести и публикацию рекламных объявлений, каталоги гетер и «покаянные книги». И. Блох для своего исследования также привлекал статистические данные, заимствованные из трудов историков древности и своих современников, касающихся населения столиц империй и крупных городов в провинциях, соотношения количества рабов и свободных, коренного населения и мигрантов и т. п.

Из источников личного происхождения, объединяющих эго–документы, в исследовании использованы как традиционные для этого вида – это эпистолярии, мемуары и воспоминания, так и не традиционные – «надписи сексуального характера в отхожих местах» и «стенные надписи в Помпеях»[392].

К источникам, представляющим художественную литературу, у И. Блоха было особое отношение. Обильное цитирование (порой очень больших отрывков) античных, арабских и средневековых поэтов и писателей убедительно доказывает, что «изящная словесность» является уникальным историческим источником и по истории «полового вопроса».

Фундаментальный труд немецкого ученого – «основателя антропологической теории сексологии» востребован современными исследователями. Типо–видовая конфигурация источниковой базы демонстрирует, что информационный ресурс его исследования велик и представляет интерес для осмысления введенных в научный оборот источников с помощью новых подходов в гуманитарном знании.

Кишинев, Институт истории, государства и права АН Молдовы

Живите по правилу: МАЛО ЛИ ЧТО НА СВЕТЕ СУЩЕСТВУЕТ? Я неслучайно подчеркиваю, что место в голове ограничено, а информации вокруг много, и что ваше право...

ЧТО ТАКОЕ УВЕРЕННОЕ ПОВЕДЕНИЕ В МЕЖЛИЧНОСТНЫХ ОТНОШЕНИЯХ? Исторически существует три основных модели различий, существующих между...

Что делает отдел по эксплуатации и сопровождению ИС? Отвечает за сохранность данных (расписания копирования, копирование и пр.)...

Конфликты в семейной жизни. Как это изменить? Редкий брак и взаимоотношения существуют без конфликтов и напряженности. Через это проходят все...

Не нашли то, что искали? Воспользуйтесь поиском гугл на сайте: