ГЕНДЕР КАК ФАКТОР ЭТНИЧЕСКОЙ РЕПРЕЗЕНТАЦИИ

Исследователи женской активности в колониях и доминионах указывают на неопределенность положения женщин в рамках имперской культуры. Они находились в положении властного превосходства, феминность означала подчинение, вторичность социального статуса. В столкновении расового и гендерного дискурсов расовые идеологемы оказывались доминирующими, европейские женщины фиксировали позиции власти по отношению ко всему местному населению, в том числе и мужскому. Восприятие и контакты туземцев и европейцев зависели от гендерной идентичности. В материале прослежено отражение в репрезентации индейцев Канады гендерного статуса британских эмигранток. Речь о Кэтрин Парр Трейл и Сюзанне Муди, считающихся самыми известными ранними писательницами Канады.

Кэтрин и Сюзанна получили хорошее воспитание и образование, подобающее леди. Выйдя замуж за неудачливых приятелей, бывших офицеров, обе вынуждены были в 1832 г. эмигрировать в Канаду в поисках лучшего. Поселившись в районе Онтарио, оказались в условиях борьбы за выживание. Сестры столкнулись с исконными жителями Канады – индейцами племени оджибве, называемых чиппева. Они обменивались продуктами и предметами необходимости, индейцы приходили одолжить утварь, принимали у себя поселенцев. Некоторые индейцы хорошо знали английский язык, что делало общение полноценным.

Жизнь на ферме не способствовала расчленению «частной» и «публичной» сфер, существовавшему в английских семьях среднего класса. Труд, отдых и семейная жизнь были замкнуты на территории фермы. Семья обретала функцию организации производства и потребления. Хотя уклад жизни поселенцев был иным в сравнении с английским, К. и С. вращались в том же «женском» пространстве, которое в Британии формировало «частную» сферу: ведение хозяйства, забота о муже и детях.

Литературная деятельность выводила их за пределы конвенциональных занятий женщин среднего класса. Обе начали публиковаться еще в Англии. Пребывание в глуши ограничивало возможности занятия литературой, но они писали письма, вели записи. К. опубликовала в 1836 г. книгу «В лесах Канады»[118], работа С. «Как трудно жить в тайге» была издана в 1852 г[119].

Романы сестер отражают особенности женского письма викторианской эпохи. «Женским» текстам свойственен упор на личное участие и взаимоотношения с людьми другой культуры. В работах представлены сообщения о реальных встречах с индейцами. Сочувственные интонации свидетельствуют об эмоциональной вовлеченности. Этнические характеристики индейцев выражают образ мышления англичанок среднего класса. Внимание обращается на честность, религиозность, женскую добродетель или ее отсутствие, нечистоплотность индейцев. Темы, выбираемые для характеристик относятся к «женской», «частной» сфере. Разрабатываются в деталях, из–за чего критики видят в работах пособия для первопроходцев, призванные облегчить адаптацию к жизни в Канаде[120]. Статус жены и матери являлся доминирующим в гендерной самоидентификации К. и С. В романах есть сцены домашней идиллии, много внимания уделено характеристикам индейцев как родителей, практикам ухода за детьми и воспитания детей, в чём, по мнению сестер, сильная сторона туземцев.

Посредством литературной репрезентации «Другого» сестры представляли в текстах проекцию собственных страхов и желаний, которые преодолевали молчание, навязанное правилами приличия[121]. С. приехала в Канаду с младенцем, первым из своих семерых детей, К. за годы пребывания в Канаде родила девятерых детей. Частые беременности, страхи за здоровье и безопасность детей находили выражение в рассказах о том, как колонистка обманывает ожидающую ребенка индианку[122], истории Э.Айрон, много миль несшей по сугробам умирающее дитя, пытаясь найти лекарство для него[123].

Во взаимоотношениях с туземным населениям сестры являли материнские фигуры. В местах диалогов с индейцами выражены родительские интонации – доброжелательность и твердость. Вероника Томпсон характеризует взаимоотношения колонисток с индейцами как семейные, в которых одни ощущали заботу и внимание, а другие любовь и уважение[124].

Сестры идентифицировали себя с местными женщинами. Они разделяли маргинальное положение в рамках культур, были женами и матерями. С индианками они общались чаще. Если конструирование генерализированного образа «Индейца» строилось через опосредованные противопоставления «европейский»–«туземный», женский образ отличался; его создание строилось на выявлении общих характеристик.

В репрезентационной практике сестер проявляются качественные отличия туземных мужчин и женщин. В рассказах женщины более привлекательны. С. внешность мужчин «с очень грубыми и отталкивающими чертами»[125] воспринимает с неприязнью, в отличие от женщин, у которых «губы полнее, челюсть менее выступающая, а улыбка простая и приятная». Внешность соответствует характеру: «Женщины здесь веселого, беззаботного склада, и их постоянный смех и непрерывный лепет создают странный контраст с холодной молчаливостью их мрачных господ». В отношении способностей мужчины более ущербны. К.Парр Трейл обращает внимание, что «с мужчинами намного легче торговать, чем с женщинами», которые «довольно искусны в совершении покупок»[126]. Голоса индейских девушек лучше мужских. Когда мужчины пели гимны, К. и ее друзья «скучали по мелодичным голосам индейских девушек»[127].

Троп «Туземец как ребенок» использовался применительно к мужской половине местных. Писательницы упоминают об индейских мужчинах как о степенных и серьезных. Снисходительная ирония – частый прием, используемый писательницами в описании мужчин–индейцев. Женщины предстают зрелыми и мудрыми.

Гендерный статус авторов романов проявлялся в выборе тем для описания, в стилистических особенностях письма, в оценках, эмоциональном отношении к предмету описания, в репрезентации феминных и маскулинных образов. Выделяя генерализированный образ «Индейца» как «Другого», эмигрантки сохранили расовую идентичность, вычленение из образа «Индейца» женского образа помогло подчеркнуть гендерную идентичность.

Ярославль, Ярославский государственный педагогический университет им. К.Д. Ушинского

«ЖЕНСКОЕ» И «МУЖСКОЕ» ПРОСТРАНСТВА В ТРУДЕ ДЖОНА И КЭТРИН ПЭТЕРИК «ПУТЕШЕСТВИЯ В ЦЕНТРАЛЬНОЙ АФРИКЕ» (1869)

Двухтомной труд супругов Кэтрин и Джона Пэтерик, опубликованный в 1869 г.[128], посвящён описанию экспедиции Пэтерика 1861 – 1862 гг. в Южный Судан, цель которой заключалась в помощи прославленным путешественникам Джону Спику и Джеймсу Гранту, занимавшимся поисками истоков Нила.

В полном трудностей путешествии Пэтерика сопровождала жена Кэтрин. Именно ей принадлежит большая часть повествования о событиях экспедиции. «Путешествия…» – крайне интересный текст, позволяющий делать наблюдения о границах «женского» и «мужского», частного и общественного пространства в повседневной жизни и литературных текстах викторианской эпохи. Описания личного опыта сложного пути и связанных с ним переживаний и эмоций сочетаются здесь с постоянными отсылками к долгу перед страной и человечеством в целом: для Кэтрин Пэтерик участие в экспедиции в Южный Судан было ее вкладом в спасение соотечественников, а в более широком смысле – в содействие открытию внутренней Африки, просвещению её населения и искоренению работорговли. С другой стороны, этот текст демонстрирует способы разрешения конфликта между установками женственного поведения викторианской эпохи и маскулинной ролью исследователя–первопроходца, которой Кэтрин не могла избежать уже в силу самого факта путешествия по Африке.

Восточная Африка, представлявшая собой «белое пятно» на географической карте викторианского периода, была безусловно «мужским» пространством, подразумевавшим проявление героем–путешественником «истинно мужских» качеств: решительности, активности, выносливости, физической силы и т.д. Перед женщиной, побывавшей в Восточной Африке, и рискнувшей представить описание своего путешествия на суд публики, стояли две сложные задачи. Во–первых, ей необходимо было вписать собственное поведение и занятия, очевидно несвойственные европейским женщинам, в круг установленных норм респектабельности, и во–вторых, соблюсти «правила игры», существовавшие для женщин–авторов в рамках жанра литературы путешествий, подчеркивая отсутствие претензий на сколько–нибудь серьезную литературную или научную ценность своих работ, с одной стороны, и «естественное для женщин» внимание к домашней стороне жизни описываемой культуры – с другой.

На протяжении всей работы Кэтрин позиционирует себя в роли «инкорпорированной жены»[129], чей образ жизни всецело определялся деятельностью мужа и чья задача заключалась во всемерной помощи и поддержке супруга в трудном мероприятии. Собственное участие в путешествии объясняется ею в терминах исполнения «естественного» долга жены перед мужем. Как и многие другие путешественницы викторианской эпохи, Пэтерик уделяет подчёркнутое внимание своему внешнему виду и представляет своё поведение как безупречно женственное. В её работе нередки описания «облегчивших душу слез», пугливости, физической слабости, выражений сострадания к людям и животным, отсылок к «истинно женскому любопытству» и т.д.[130]

Сам опыт путешествия содержал в себе очевидную трансгрессию норм женского поведения: жизнь путешественницы в условиях Восточной Африки коренным образом отличалась от той, что вели её соотечественницы в Англии. Пэтерик описывает длительные переходы по выжженной земле через «высокую сухую траву, которая мешает дышать», короткий сон на камнях или с седлом под головой и бесконечную борьбу со скорпионами[131]. Несмотря на множество неудобств, испытываемых в дороге, Кэтрин признаёт, что такая «походная», или «богемная», жизнь имела для неё особое очарование, поскольку не только несла смену обстановки, но и расширяла границы дозволенного, являясь освобождающим опытом. В условиях африканского путешествия женщины могли позволить себе гораздо больше, чем это было принято в европейском обществе – однако нарушение гендерных норм поведения требовало от них обоснования таких действий и постоянной апелляции к собственной фемининности. Так, говоря о своем револьвере («символе мужской власти», по словам Д. Биркетт)[132], Пэтерик описывает обладание оружием как вынужденное и скорее причиняющее ей дискомфорт, чем вселяющее уверенность[133].

В основу «Путешествий в Центральной Африке» были положены дневники супругов, которые, так же, как и опубликованный текст, являют собой яркий пример разделения жанров в соответствии с гендерной принадлежностью авторов.

Дневник Джона Пэтерика снабжен таблицами для фиксирования дат путешествия, координат места, метеорологических условий и показаний компаса, что свидетельствует об изначально научных намерениях путешественника; записи в дневнике кратки и содержат сведения об именах вождей и описания местности, в которых главное внимание отведено геологическим характеристикам; текст заканчивается результатами измерений скорости течения, глубины и объема воды Белого Нила[134]. Дневник Кэтрин Пэтерик представляет собой обычный блокнот, открывающийся словами благодарности Богу за предыдущий год и последующим описанием работы в саду. В нем записаны повседневные дела и события; много места посвящено выражению испытанных ею эмоций и чувств[135].

Две разные традиции письма – официального научного и частного эмоционального – продолжены и в совместно написанной опубликованной работе супругов. Как отмечалось выше, большая часть повествования о самом путешествии принадлежит Кэтрин – главы, написанные Джоном Пэтериком, восполняли пробелы в канве событий, происходивших, когда она была слишком больна, чтобы писать. Такая структура работы делает контраст стилей еще более очевидным: сравнительно краткие записи Джона Пэтерика изобилуют научной терминологией, данными измерений, детальными описаниями водных систем, классификацией флоры, фауны и геологических образцов. Его сведения о местных жителях систематичны: сообщая о численности населения, этническом происхождении, языковых группах, отношениях с другими племенами, обычаях, болезнях и артефактах, он говорит на языке науки. Текст Кэтрин Пэтерик значительно менее аналитичен: даже там, где повествование прерывается сообщениями об африканцах и изображением ландшафта, ее язык может быть назван скорее литературным, чем научным. Описание образцов флоры часто предваряется словами «милые»/«симпатичные» (pretty, lovely), терминология, как правило, отсутствует; точные определения сопровождаются ссылками на мнение или результаты работы супруга и другие авторитетные источники. Кэтрин не выдвигает никаких гипотез и в целом позиционирует себя как любителя. Скромность писательницы, однако, не может быть объяснена недостатками ее научной подготовки: как уже отмечалось, современники высоко оценивали ее познания в естественных науках. Тем не менее, нигде в собственных текстах она не представляет себя в качестве эксперта в этих видах знания, предпочитая ссылаться на авторитет мужа или другие источники. В результате ее работа воспроизводит концепцию разделенных сфер: два отдельных типа повествования соответствуют представлениям о различии женского и мужского опыта, восприятия реальности, способов наблюдения и организации информации.

Стремясь избежать обвинений в неженственности, путешественницы, сознательно или неосознанно, стремились вписать свои тексты в границы правил, демонстрируя тем самым свою лояльность конвенциональным нормам. Соблюдение этих норм позволяло путешественницам выступать в традиционно мужской роли, не вызывая осуждения общества. Кроме того, оно обеспечивало женщинам возможность публиковать работы об Африке, принимая на себя роль носителей авторитетного знания.

Ярославль, Ярославский ГПУ им. К.Д. Ушинского

«НЕ МОЖЕТ БЫТЬ СВОБОДНЫХ ЖЕНЩИН В ПОРАБОЩЕННОЙ СТРАНЕ»: ИРЛАНДСКИЙ ФЕМИНИЗМ В КОНТЕКСТЕ ИРЛАНДСКОГО НАЦИОНАЛЬНОГО ДВИЖЕНИЯ В НАЧАЛЕ ХХ В.

В начале ХХ века проявились все сложности и противоречия отношений между феминистским движением и национализмом в Ирландии – в это время здесь активизировались движения и националистов, и суфражисток. Последним приходилось делать выбор между преданностью интересам своей страны, пребывающей под тяжестью британского правления и стремящейся к освобождению, и верностью феминистским идеалам, над–национальным по своей сути. Проявления этих потенциальных противоречий и будут показаны ниже на примере деятельности Ирландской женской лиги избирательного права (далее – Лига).

Лига появилась в ноябре 1908 г., пять лет спустя после образования Женского социально–политического союза (далее – Союз) – аналогичной английской организации женщин, впервые обратившейся к наступательной тактике и стратегии неповиновения правительству в своей борьбе за права женщин. Инициаторами ее создания стали две семейные пары – Фрэнк и Ханна Шихай Скеффингтон и Джеймс и Маргарет Казенс. Хотя Союз прилагал к этому времени усилия по формированию сети своих отделений по всей Британии, ирландские женщины не считали желательным создание ячейки этой организации в «своих» графствах. Свою цель они видели в том, чтобы создать «милитантское суфражистское общество, соответствующее особенной политической ситуации Ирландии – зависимой страны, стремящейся к освобождению от власти Англии».

Поначалу две группы суфражисток тяготели к сотрудничеству. Общенациональный парламент имел возможность наделить правом голоса и британских, и ирландских женщин, и то, как проголосует Ирландская национальная партия, оказывалось важным и для англичанок, и для ирландок. Лидеры Женского социально–политического союза посетили Ирландию в 1910 г. в рамках тура по главным городам Ирландии, организованного Союзом в поддержку согласительного билля – законопроекта, по которому наделялась бы политическими правами небольшая часть состоятельных женщин. В то же время ирландки участвовали в петиционном марше в Лондоне, вошедшем позже в историю как «Черная пятница», и 4 из них были осуждены и подвергнуты тюремному заключению как зачинщицы беспорядков. К марту 1912 г. 13 членов Ирландской женской лиги отбывали срок в тюрьмах Англии[136].

Заметное участие ирландских женщин в пропагандистских кампаниях суфражисток в столице Объединенного королевства вряд ли можно объяснить только их желанием продемонстрировать женскую солидарность и увеличить число участников митингов. Поскольку членами парламента были и ирландские представители, они обращались прежде всего к ним. Каждый раз, когда ирландки появлялись в Англии, они прилагали дополнительные усилия, чтобы их особая идентичность сохраняла свою видимость: они носили зеленые платья, держали в руках ирландские флаги и иногда их сопровождали ирландские музыканты[137]. В этой презентации «ирландскости» не было нужды в самой Ирландии. У себя дома ирландские суфражистки проявляли скорее враждебность Ирландской партии, которая отстаивала интересы только «мужского» населения.

Гармония в отношениях между английскими и ирландскими феминистками начала рушиться, когда вопрос о гомруле выдвинулся на первый план британской политики. Очевидный факт, что ирландские члены парламента сознательно блокировали любые законодательные инициативы в пользу избирательных прав женщин, заставил К. Панкхерст заявить, что Женский союз начинает войну против Ирландской национальной партии. Стратегия милитанток теперь заключалась в лозунге «нет права голоса для женщин – нет гомруля»[138]. Ирландская женская лига попыталась использовать этот стратегический поворот, и в письме лидеру антисуфражистов в Ирландской партии Е. Редмонду председатель Лиги Х. Шихай Скеффингтон заявила, что рассматривает участие партии в провале согласительного билля как «выдающийся акт предательства, который мы никогда не забудем и не простим». Далее она намекала, что партии следует ожидать враждебных действий не только со стороны англичанок: «Столкнется ли партия с организованным наступлением ирландок, зависит от Вашего ответа сегодня»[139].

Когда в мае 1912 года появился первый номер «Айриш ситизен», ирландские суфражистки обрели независимый инструмент для поддержания своей особой политической идентичности. С помощью новой газеты феминистки Ирландии пытались наладить диалог с ирландской политической элитой и националистической прессой, которая часто подчеркивала организационные и личные связи ирландских и английских суфражисток и считала деятельность женщин частью британского движения. «Айриш ситизен» публиковала статьи, в которых милитантская активность расценивалась как производная от ирландской национальной традиции восстания против угнетения. Обращаясь к своим соотечественникам, суфражистки вопрошали: «Как могут ирландцы, сами страдающие от гнета колонизаторов, сами вести себя как колонизаторы и притеснять женщин?» В сентябре 1912 на страницах газеты появилось заявление, призванное положить конец подозрениям националистов: «Суфражистское движение родилось, выросло, управляется и контролируется в Ирландии и полностью свободно от влияния извне»[140].

Существенно осложняла положение Ирландской женской лиги продолжающаяся активная деятельность Женского социально–политического союза на территории Ирландии. Панкхерст считали своим долгом увеличивать здесь свое присутствие, так как справедливо полагали, что судьба любого законопроекта о реформе парламента зависит от голосов ирландской фракции в парламенте. Особенно не вдаваясь в нюансы местной политики и не смущаясь красноречивыми намеками ирландских феминисток, опасающихся чрезмерно воинственных выступлений суфражисток, лидеры Женского союза направляли в графства «Зеленого острова» своих агентов для организации запоминающихся акций, как, например, «суфражистское сопровождение» премьер–министра Асквита во время его визита в Дублин. Эти события вызывали в Ирландии резко негативную реакцию и способствовали снижению доверия, и без того трудно завоевываемого, к ирландским феминисткам. Г. Асквит преподносил свою поездку в Ирландию как знак одобрения идеи гомруля, которую либералы пытались воплотить. Поэтому нападения на премьер–министра расценивались как политические провокации, результатом которых станет ужесточение политики в отношении Ирландии.

Х. Шихай Скеффингтон в своей переписке с К. Панкхерст пыталась отстоять интересы своей организации и женского движения в Ирландии в целом, однако руководство Женского социально–политического союза предпочитало не замечать этой напряженности и в своих ответах неизменно апеллировало к тезису о том, что «значение имеет личность, а не национальность»[141].

В целом деятельность ирландских суфражисток не была более успешной, но и не была более провальной, чем деятельность англичанок. Желанная цель равенства политических прав мужчин и женщин приблизилась с утверждением Закона о народном представительстве 1918 г., наделившего избирательным правом состоятельных жительниц Британии старше 30 лет. С образованием независимого государства в 1921 г. ирландские женщины вновь оказались перед необходимостью мобилизовать усилия, чтобы добиться более сбалансированного представительства интересов в политике.

Ярославль, Ярославский ГПУ им. К. Д. Ушинского

Что вызывает тренды на фондовых и товарных рынках Объяснение теории грузового поезда Первые 17 лет моих рыночных исследований сводились к попыткам вычислить, когда этот...

Система охраняемых территорий в США Изучение особо охраняемых природных территорий(ООПТ) США представляет особый интерес по многим причинам...

ЧТО ТАКОЕ УВЕРЕННОЕ ПОВЕДЕНИЕ В МЕЖЛИЧНОСТНЫХ ОТНОШЕНИЯХ? Исторически существует три основных модели различий, существующих между...

Что делать, если нет взаимности? А теперь спустимся с небес на землю. Приземлились? Продолжаем разговор...

Не нашли то, что искали? Воспользуйтесь поиском гугл на сайте: