ВЫРАБОТКА И ПРИНЯТИЕ ВНЕШНЕПОЛИТИЧЕСКИХ РЕШЕНИЙ

Формирование внешней политики является сложным процессом. Ключевой его элемент состоит в выработке и принятии внешнеполитических решений, характер которых зависит от многих факторов. Это и географическое положение государства, и наличие военной, а также экономической мощи, культурных, исторических традиций; это и тип политической системы, и социальная структура общества, индивидуальные особенности политических лидеров.

Принятие внешнеполитического решения может оказать критическое воздействие не только на само государство, но и на судьбы всего человечества. Это стало наиболее очевидным после Кубинского (Карибского) кризиса 1962 г., когда на Кубе были размещены советские ракеты, а США в ответ блокировали ее. Тогда решения американского или советского лидера о ядерной атаке могли привести к непоправимым последствиям. С осознания этого факта процесс принятия внешнеполитических решений, особенно в условиях конфликта и кризиса, стал одной из важнейших тем научных исследований.

К настоящему времени в науке сложился ряд направлений и школ, которые занимаются проблемой принятия внешнеполитического решения и поиском путей оптимизации процесса. Эти школы и направления в значительной степени пересекаются, поэтому сложно классифицировать их по единому, конкретному основанию. В такой ситуации, пожалуй, наиболее оправданным будет рассмотрение направлений в зависимости от того, что оказывается в центре внимания исследователей. Например, Р. Ричардсон выделяет пять основных теоретических направлений:

В рамках теории рационального выбора изучается проблема принятия решения с точки зрения наибольшей целесообразности. Данный подход подразумевает наличие определенной последовательности в постановке задач. В наиболее общем виде они представляют собой:

■ выбор целей, которые должны быть достигнуты;

Каждый шаг может быть описан количественно или качественно. В зависимости от этого в теории рационального выбора выделяются два подхода: первый ориентирован на формализованные, второй — на неформализованные методы анализа и процедуры. Последний особо подчеркивает роль национальных интересов, политических целей при оценке рационального выбора. Многие авторы, работающие в русле этого подхода, ориентируются на работы Т. Шеллинга.

Психологическое направление возникло во многом как реакция на излишний рационализм. Поэтому один из основных его постулатов заключается в том, что решение, особенно в условиях конфликта и кризиса, часто оказывается далеким от рационального. Причем это относится к принимающим решение политическим деятелям, которые, как и все люди, подвержены стрессу. Он становится особенно значимым фактором в условиях конфликта или кризиса, что показал О. Холсти на примере начала Первой мировой войны.

В рамках данного направления изучаются также проблемы, связанные с адекватностью восприятия. Этому вопросу посвящена работа Р. Джервиса «Восприятие и ошибки восприятия», опубликованная в 1976 г. В ней на конкретных примерах демонстрируется, как ошибки в восприятии и ложная интерпретация фактов ведут к неверным решениям.

Особенно уязвимым оказывается процесс принятия внешнеполитических решений в условиях международного кризиса. Изучая психологические его особенности, У. Юри и Р. Смоук выделили четыре фактора, влияющих на процесс принятия решений в этих условиях.

Первый фактор определяется высокими ставками участников. В отличие от обычной ситуации в кризисе можно слишком многое потерять или, наоборот, приобрести. Причем кризисная ситуация затрагивает жизненно важные, едва ли не главные интересы сторон, которые по крайней мере воспринимаются в качестве таковых. Отсюда следует, что потери, которые могут понести участники, окажутся невосполнимыми. Так, У. Юри и Р. Смоук указывают, что берлинские кризисы 1958 и 1961 гг. рассматривались Западом именно как таковые не столько потому, что могли привести к потере половины города, а прежде всего вследствие угрозы для НАТО, и в этом смысле расценивались как затрагивающие жизненно важные интересы Запада.

Второй фактор, воздействующий на политических деятелей при принятии решений в период кризиса, — недостаток времени. События в международных кризисах развиваются лавинообразно. Так было, например, при Карибском (Кубинском) кризисе 1962 г., в период ближневосточных кризисов 1967,1973, 1982 гг. и во многих других случаях. Политические деятели вынуждены быстро реагировать на развитие ситуации. Времени на ее анализ практически не остается. Да и часто информация о возможном развитии кризиса не сразу поступает к ним. Например, во время Карибского кризиса американцы много раз перепроверяли информацию о размещении советских ракет на Кубе, прежде чем доложили ее президенту.

Третьим фактором У. Юри и Р. Смоук считают высокую степень неопределенности в кризисе. Его участники подчас не имеют достаточно точной и достоверной информации о реальных целях и планах друг друга. Более того, планируя те или иные действия в условиях кризиса, руководство из соображений секретности стремится ограничить круг имеющих доступ к информации. В иных случаях ее у лиц, принимающих решения, может быть в избытке, но, получаемая из разных источников, она носит противоречивый характер.

Четвертый фактор, воздействующий на политических деятелей в период кризиса, согласно У. Юри и Р. Смоуку, — ограниченное число альтернатив. Лица, принимающие решения, сужают поле для возможного выбора. Множественность вариантов практически не рассматривается. Например, к концу первого дня Карибского кризиса американская администрация серьезно анализировала только альтернативу — предпринять блокаду Кубы либо военные действия. И лишь затем обсуждалась другая: следует ли получить поддержку ООН, а также других стран или можно обойтись и без этого? Причем аргументы в пользу военной операции сводились к тому, что борьба против коммунизма значит больше, чем просто выживание.

Внешнеполитические решения разрабатываются и принимаются часто ограниченным числом лиц. Групповой характер принятия решений, особенно в условиях кризиса, порождает ряд феноменов, которые выявлены и довольно подробно описаны И. Джейнисом в работе «Жертвы группового решения». Их совокупность получила название группового мышления. Один из наиболее значимых среди феноменов — сдвиг в выборе, когда некоторые члены группы склонны либо к более, либо, напротив (что наблюдается значительно реже), к менее рискованным решениям по сравнению со средними индивидуальными вариантами в той же группе. Иными словами, коллективное решение скорее всего будет более рискованным, чем если бы каждый член данной группы принимал его отдельно и только потом определялся бы усредненный вариант. По мнению многих исследователей, сдвиг в сторону более рискованного решения связан с тем, что ответственность за риск психологически как бы разделяется с другими членами группы. Однако это не объясняет, почему в иных случаях, хотя реже, сдвиг происходит и в противоположную сторону.

Другой феномен группового мышления состоит в том, что группа часто оказывается нечувствительной к информации, которая не укладывается в рамки разрабатываемой концепции. Как только группа приходит к какому-либо выводу относительно анализируемой ситуации или поведения в ней, информация, противоречащая представлениям ее участников, игнорируется. В результате группа оказывается в плену собственных построений, которые могут значительно искажать реальность.

Личностные особенности политических деятелей, которые принимают решение, также находятся в фокусе изучения авторов, работающих в рамках психологического направления. Так, Р. Германн и М. Гер- манн пришли к выводу, что решения политических деятелей перед началом Первой мировой войны были в значительной степени обусловлены их личностными особенностями.

Среди наиболее значимых характеристик, пожалуй, выделяется система ценностей и убеждений политического лидера. Не случайно внешнеполитический курс в той или иной области получает порой название по имени главы государства, например доктрина Никсона, доктрина Картера, доктрина Брежнева.

В рамках институционального направления анализируются проблемы, связанные с организацией процесса принятия внешнеполитического решения. Итоговый его вариант зависит от многих показателей. В частности, Дж. Розенау выделил следующие традиционно изучаемые группы показателей:

■ размер государства (крупные державы и малые страны);

■ уровень экономического развития (богатые и бедные);

■ тип политической системы (демократия и авторитаризм).

В последние годы анализируется и влияние на принятие внешнеполитических решений многих других факторов, например степени развития информационных технологий.

Важным для понимания того, как будет строиться внешняя политика конкретного государства, является выявление стандартных операциональных процедур. Это относится прежде всего к правилам прохождения и принятия внешнеполитических решений.

Исследователи, которые занимаются сравнительным изучением внешней политики различных стран, особое внимание уделяют проблеме принятия решений в демократических и авторитарных государствах. При демократии процесс прохождения решения и стандартные операциональные процедуры более прозрачны. В авторитарных государствах решение в большей степени зависит от случайных факторов, а также взаимоотношений ближайшего окружения с политическим лидером. Однако и демократии имеют свои минусы. Так, процесс прохождения решений с соблюдением всех процедур занимает обычно больше времени; при этом нередко проводятся популистские решения и т.п.

Институциональное направление изучает государственные структуры, которые заняты процессом выработки и принятия внешнеполитических решений: роль аппарата главы государства, парламента, министерства иностранных дел, других внешнеполитических министерств и ведомств. В опубликованной в 1971 г. книге «Сущность принятия решения: анализ Кубинского кризиса», которая стала классическим исследованием, Г. Аллисон показал, что принятие внешнеполитических решений государственной машиной происходит путем столкновения и согласования интересов различных групп. При этом образуются формальные и неформальные группы, которые лоббируют прохождение своих решений, т.е. тех, в которых они наиболее заинтересованы.

На процесс принятия внешнеполитических решений большое влияние оказывают групповые интересы — социальных, этнических, профессиональных и других групп. Например, французские власти вынуждены были учитывать позицию фермеров в споре ЕС — США об экспорте (импорте) сельскохозяйственной продукции в начале 1990-х гг. Интересы часто лоббируются теми или иными группами в государственных и законодательных органах, что порой порождает коррупцию.

Военно-промышленный комплекс также представляет собой мощный рычаг, воздействуя на внешнеполитические решения. Особенно заметно проявилось это в период холодной войны. Президент США Д. Эйзенхауэр заявил даже в начале 1960-х гг., что военно-промыш- ленный комплекс играет слишком большую роль в его стране и это может стать угрозой демократии.

Наконец, еще один важнейший инструмент воздействия на принятие внешнеполитических решений — СМИ, которые формируют общественное мнение в отношении тех или иных событий. Так, большую роль СМИ сыграли в принятии американскими властями решения об окончании войны во Вьетнаме.

В последние годы серьезной проблемой становится увеличение информационного шума. В связи с появлением Интернета, развитием электронных, аудиовизуальных и печатных средств информации порой оказывается в избытке, но нередко при этом неточной или противоречивой. Стремясь как можно быстрее обнародовать сообщение, СМИ не всегда перепроверяют его. Английский историк П. Тэйлор приводит пример, как 15 февраля 1991 г. Багдадское радио передало сообщение, которое потом распространили эфиопские СМИ, будто Саддам Хусейн согласился с Резолюцией ООН № 660 и выводит войска из Кувейта, чего на самом деле не было. В связи с усилением информационного шума остро встает вопрос об отборе и анализе сообщений прессы. И как следствие, о повышении роли аналитических подразделений и служб, занятых подготовкой внешнеполитических решений.

Интеракционалистское направление делает акцент на процессе взаимодействия сторон. В центре внимания здесь оказываются такие вопросы, как влияние решения одного участника на поведение другого. Например, недружественные действия одного государства провоцируют аналогичное поведение противоположной стороны. Исследуется также зависимость каждого участника международного взаимодействия от собственных предыдущих решений. Так, в частности, М. Дойч отмечает, что именно такие решения обязывали США к продолжению военных действий во Вьетнаме. В результате подобных действий стороны попадают в «эскалационные ловушки», из которых сложно выбраться: конфликт лишь усиливается и начинает диктовать свою логику развития.

Наконец, в исследованиях системного направления подчеркивается, что решения, которые принимаются политическими лидерами, необходимо рассматривать в общем контексте международных отношений и мировой политики. Первоосновой здесь является то, что анализу должно подвергаться не только само решение, но и его место в более широкой системе отношений всех участников мировой политической системы. Изучается, например, как решение влияет на различных ее участников — другие государства, межправительственные и неправительственные организации, внутригосударственные регионы, ТНК и т.п.

В последнее десятилетие в силу глобализации и взаимозависимости мира внешнеполитические решения все в большей степени имеют глобальные последствия. В связи с этим наблюдается тенденция к координации внешнеполитической деятельности. Осуществляется это на разных уровнях и по разных каналам, в том числе в рамках «Большой восьмерки», ЕС, различных международных организаций и т.д.

Проблемы международных отношений, мировой политики — всего, что происходит на международной арене, всегда находились в центре внимания политиков, журналистов, аналитиков. Вопросы же, связанные непосредственно с поиском средств, позволяющих подойти к реализации внешнеполитических решений или того, как это сделать, иными словами вопросы дипломатии, представляли интерес, скорее, для более узкого круга. Причины такого отношения к дипломатии понятны и отчасти оправданны. Прежде всего необходимо осознать происходящее, наметить основные внешнеполитические приоритеты и подходы, а лишь потом искать средства реализации.

Существует множество определений понятия «дипломатия». Некоторые приведены, например, в таких известных книгах, как «Дипломатия» Г. Никольсона, «Руководство по дипломатической практике» Э. Сатоу. Большинство исходит, во-первых, из того, что дипломатия является инструментом осуществления межгосударственных отношений. Показательна в этом плане глава Б. Уайта «Дипломатия», подготовленная для книги «Глобализация мировой политики: Введение в международные отношения», вышедшей в 1997 г., где дипломатия характеризуется как одна из форм деятельности правительств.

Во-вторых, подчеркивается непосредственная связь дипломатии с переговорным процессом. Так, Г. Никольсон, основываясь на Окс- фордеком словаре, определяет ее как «ведение международных отношений посредством переговоров; метод, при помощи которого эти отношения регулируются и ведутся послами и посланниками; работа или искусство дипломата». Эта трактовка лежит в основе многих работ по дипломатии и теории переговоров и в наши дни. В качестве последнего примера можно привести главу «Дипломатия, торг и переговоры» К. Йонссона из учебника по международным отношениям, изданного в 2001 г. В ней дипломатия подробно рассматривается именно с точки зрения переговорного процесса.

Однако было бы неверным сводить дипломатию только к переговорам. В этом случае вне ее сферы оказалась бы значительная часть консульской работы, а также, например, консультации (не предполагающие принятие совместного решения, на которое нацелены переговоры) и ряд других видов деятельности. Поэтому чаще используются более широкие определения дипломатии, где переговоры наделяются ключевой ролью или, как пишет американский автор П. Хопманн, они являются основным видом деятельности в современной дипломатии, хотя последняя все же полностью не отождествляется с ними.

Примером такого достаточно широкого понимания дипломатии может служить определение Дж. Берриджа. По его мнению, дипломатия представляет собой ведение международных дел, скорее, посредством переговоров и других мирных средств (сбор информации, проявление доброй воли и т.п.), предполагающих, прямо или опосредованно, именно проведение переговоров, а не применение силы, использование пропаганды или обращение к законодательству.

Таким образом, переговоры на протяжении ряда столетий остаются важнейшим инструментом дипломатии. При этом, отвечая современным реалиям, они, как и дипломатия в целом, приобретают новые черты.

Говоря об особенностях современной дипломатии, К. Гамильтон и Р. Лангхорн выделяют два ключевых момента. Во-первых, большую ее по сравнению с прошлым открытость, под которой понимается, с одной стороны, привлечение к дипломатической деятельности представителей различных слоев населения, а не только аристократической элиты, как ранее, с другой — широкое информирование о соглашениях, подписываемых государствами. Во-вторых, интенсивное, на уровне международных организаций, развитие многосторонней дипломатии. Усиление роли многосторонней дипломатии отмечается и многими другими авторами, в частности П. Шарпом.

Открытость дипломатии наблюдается на протяжении всего XX столетия. Она связана с развитием демократизации мира. В результате переговоры, заключаемые соглашения, дипломатическая деятельность в целом находятся под пристальным вниманием общественности, прежде всего благодаря СМИ. Одним из первых «возмутителей спокойствия» в отношении «открытой дипломатии» стал 28-й президент США В. Вильсон. Он выступил с идеей демократической дипломатии, ориентированной на разоружение, свободную торговлю, либерализм, а также ее «доступности» для общественности (необходимости регистрации и ратификации договоров). Идеи В. Вильсона встретили различный отклик политических и общественных деятелей того времени, вызвав у одних восторженную поддержку, у других — скептическое отношение. К последним принадлежал, например, Г. Николь- сон. Он полагал: для того чтобы дипломатия действительно была эффективной, она не должна осуществляться «на виду у всех». Впоследствии эту мысль образно сформулировали У. Зартман и М. Бер- ман, заметив, что если публично проводить переговоры, то их участников «потянет к окнам», а не друг к другу. Иными словами, открытость побуждает стороны больше к публичным действиям, чем к принятию собственно решений. В этом плане здесь возникают проблемы, во многом аналогичные тем, что появляются и при открытости процесса принятия внешнеполитических решений. Поэтому и предлагается скорее требовать открытости итоговых документов, чем самого процесса их выработки и обсуждения.

И все же во второй половине XX — в начале XXI столетия дипломатия все больше попадает под контроль общественности. Происходит это за счет все больших возможностей СМИ, необходимости ратификации многих документов и, наконец, потому, что на международную арену чаще стали выходить не государственные структуры, а различного рода движения — этнические, религиозные и др., а также общественные организации и академические круги, которые занялись «традиционными дипломатическими проблемами» — поиском согласия в конфликтных ситуациях, предоставлением посреднических услуг и т.п. Подобные явления, конечно, были известны и раньше. Однако во второй половине XX столетия эта деятельность стала носить более масштабный характер. В результате в конце 1970-х — начале 1980-х гг. формируется особая сфера деятельности, так называемое «второе направление дипломатии», или неофициальная дипломатия, в отличие от ее «первого направления» — официальной дипломатии. Представителями этой сферы в основном являются исследователи, журналисты, дипломаты в отставке. Наибольшее развитие данное направление получило в США, хотя в последние годы многие европейские государства, в частности Швеция, уделяют этому большое внимание.

Если ранее дипломатическая деятельность осуществлялась главным образом на двусторонней основе, путем обмена миссиями, то сегодня дипломатия в значительной степени носит многосторонний характер и предполагает одновременное участие более чем двух сторон в обсуждении и решении проблем. Это обусловлено тем, что глобализация современного мира затрагивает интересы сразу многих участников.

Во второй половине XX столетия не только резко увеличилось количество многосторонних переговоров, но и стали разнообразнее формы многосторонней дипломатии. Если в прошлом она сводилась в основном к переговорному процессу в рамках различных конгрессов (Вестфальский, 1648, Карловицкий, 1698-1699, Венский, 1914-1915, Парижский, 1856 и др.), то сейчас многосторонняя дипломатия проводится в рамках:

■ международных универсальных (ООН) и региональных (АС, ОБСЕ и др.) организаций;

■ конференций, комиссий и тому подобных мероприятий или структур, созываемых или создаваемых для решения какой-либо проблемы (например, Парижская конференция по Вьетнаму, Совместная комиссия по урегулированию конфликта в Юго-Западной Африке и пр.);

■ многосторонних встреч в верхах («Большой восьмерки» и др.);

■ работы посольств по многосторонним направлениям (так, бывший первый заместитель государственного секретаря США Ст. Тэл- ботт отмечает, что американское посольство, например, в Пекине направляло значительную часть своих усилий на поиск совместно с китайскими и японскими коллегами решений проблем на Корейском полуострове).

Многосторонняя дипломатия и многосторонние переговоры порождают ряд новых моментов, но одновременно и трудностей в дипломатической практике. Так, увеличение числа сторон при обсуждении проблемы ведет к усложнению общей структуры интересов, созданию коалиций и появлению стран-лидеров на переговорных форумах. Кроме того, на многосторонних переговорах возникает большое количество организационных, процедурных и технических проблем: необходимость согласования повестки дня, места проведения; выработки и принятия решений; председательствования на форумах; размещения делегаций и т.п. Все это в свою очередь способствует бюрократизации переговорных процессов.

Следует назвать и другие особенности современной дипломатии, обусловленные современными тенденциями мирового политического развития. Глобализация и взаимозависимость мира привели к увеличению значимости дипломатии, осуществляемой на высоком и высшем уровне, так как она дает возможность проводить «широкие увязки» различных вопросов. Следует учитывать и тот факт, что договоренности, скрепленные подписями высших должностных лиц государств, обеспечивают дополнительные гарантии их выполнения. Наконец, на таких встречах у глав государств есть возможность быстро получать необходимую информацию из первых рук, обмениваться мнениями.

Вместе с тем дипломатия на высоком и высшем уровне имеет и оборотную сторону. Прежде всего, масштаб принимаемых решений резко повышает ответственность за них, а следовательно, и цену возможной ошибки. Особенно остра эта проблема в кризисных ситуациях. Следует также иметь в виду, что если договоренности, достигнутые на высоком или высшем уровне, вдруг будут сочтены после их подписания ошибочными, то отказаться от них значительно сложнее, чем от аналогичных, но подписанных на более низком уровне, поскольку в этом случае дискредитированными оказываются высшие лица государств.

Другим ограничительным моментом дипломатии на высоком и высшем уровне является то, что она в значительной мере обусловлена личными симпатиями и антипатиями, а это влияет на принятие внешнеполитических решений. Наконец, необходимо учитывать, что дипломатия на высоком и высшем уровне может быть эффективной лишь тогда, когда хорошо подготовлена. Иначе участники таких встреч могут, оказываясь «заложниками» надежд общественности на быстрое решение проблемы, пойти на неоправданные шаги. Именно по этой причине Г. Никольсон весьма сдержанно относился к дипломатии высокого и высшего уровня. Он полагал, что бывают случаи, когда необходимо, чтобы министр иностранных дел или глава кабинета присутствовали на важных конференциях, но не следует слишком поощрять их частые взаимные визиты. Такие визиты, писал он, вызывают надежды, ведут к недоразумениям и создают порой замешательства.

Возрастающая взаимозависимость мира обусловила еще один феномен в сфере дипломатии. Государства вынуждены налаживать диалог даже в условиях недружественных отношений. В этом отношении интересна книга Дж. Берриджа «Разговаривая с врагом: как страны в отсутствие дипломатических отношений обсуждают проблемы», которая вышла в 1994 г. Исследователь рассматривает такие формы межгосударственного взаимодействия в условиях отсутствия дипломатических отношений, как создание секции интересов при другом посольстве (например, британские интересы в Иране представляло в 1989 г. шведское посольство); использование специального посланника (государственный секретарь США Г. Киссинджер специально летал в Париж для встречи с вьетнамским послом); создание совместных комиссий (в частности, Совместная комиссия по урегулированию на Юго-Западе Африки в конце 1980-х — начале 1990-х гг., в состав которой входили дипломаты из Анголы, Кубы, СССР, США, ЮАР, на заключительном этапе к ним присоединились представители Намибии. В период ее работы дипломатические отношения отсутствовали: у ЮАР — с СССР, Кубой и Анголой; у США — с Кубой и Анголой).

На развитие современной дипломатии, ее форм и методов оказали существенное воздействие и другие особенности мирового развития. Эрозия Вестфальской политической системы, быстрое окончание холодной войны и крушение биполярного мира — все это заставляет дипломатию стремительно и адекватно реагировать на происходящее. Быстро меняющийся облик международных отношений предъявляет к дипломатии требование активности, инициативности; в противном случае время, благоприятное для воздействия на международную среду, может быть упущено.

Изменение современного облика международных отношений обусловлено и такой их чертой, как многоплановость. Если раньше их регулирование дипломатическими средствами фактически сводилось к внешней политике и торговле, то начиная со второй половины XX столетия круг вопросов резко расширился. Обсуждению и регулированию подверглись такие области, как разоружение, экология, терроризм, социальные проблемы и многие другие. В результате, пишет Б. Уайт, повестка дня, которая в принципе может быть предметом дипломатического обсуждения, становится крайне сложной, а самим дипломатам приходится осваивать ранее незнакомые сферы. Как следствие, при подготовке дипломатических кадров в учебных программах наряду с традиционными курсами (страноведческими, историческими, правовыми, экономическими, языковыми и т.п.) появились совершенно новые. Например, Ст. Тэлботт отмечает, что Институт заграничной службы, являющийся в США ведущим центром подготовки дипломатических кадров, ввел курсы по проблемам наркобизнеса, миграции населения, охраны окружающей среды, возможности расширения американских рынков.

Взаимозависимость динамизма современного мира значительно изменила информационно-коммуникативную функцию дипломатии, суть которой заключается в информировании противоположной стороны об официальной позиции и получении от нее аналогичной информации. Здесь огромную роль играют новые технологии. Впрочем, Г. Никольсон еще в 1950-е гг. обратил внимание на то, что министр иностранных дел может по телефону связаться сразу со многими послами, а Д. Данн отмечает, что появление таких средств технической связи, как факсимильная, электронная почта, видеосвязь, повлекли за собой значительную интенсификацию межгосударственного диалога.

Возможность быстрого передвижения из различных точек земного шара также способствует быстрому обмену информацией на межгосударственном уровне. Особенно значимым это оказывается для дипломатии высокого и высшего уровня, что порой оборачивается курьезными ситуациями. Так, С. Дженкинс и А. Сломэн приводят слова бывшего помощника президента США Дж. Картера по вопросам национальной безопасности 3. Бжезинского, который вспоминает, что нередко был свидетелем того, как президент США беседовал по телефону с премьер-министром Великобритании или канцлером ФРГ. Поскольку такие беседы были частыми, о них не всегда ставились в известность послы. Однако главное все же не в технических новшествах, а в самой сути изменения информационно-коммуникативной функции дипломатии. На заре своего становления она в значительной степени предпочитала хитрость, участие в заговорах, обман и т.п. На данный аспект дипломатической деятельности обратил внимание английский дипломат конца XVI — начала XVII в. Г. Уоттон, который выразил все это в шутливом изречении, ставшем потом афоризмом: посол является честным человеком, которого посылают за границу лгать во имя блага своей родины.

Позднее откровенный обман, подкуп и подобные этому средства ушли из дипломатической практики, что, по мнению Г. Никольсона, означало зрелость дипломатии и коренным образом стало отличать классическую французскую школу дипломатии, которая начала складываться в XVII—XVIII вв. и получила распространение по всему миру, от того, что ей предшествовало, — итальянских посольских миссий XV столетия. Конечно, те или иные уловки не исчезли из дипломатии совсем. Однако подобные средства воздействия представляют собой скорее все же то, что Дж. Д. Дериан назвал антидипломатией.

В современной дипломатии акцент делается не просто на отказе от откровенного обмана. Дело в том, что обман, как показали исследования Р. Аксельрода, оказывается невыгодным в условиях взаимозависимости и постоянного взаимодействия, так как немедленно вызывает ответную реакцию. Поэтому в настоящее время информативно-коммуникативная функция дипломатии направлена прежде всего на формирование диалога.

Идеи диалога, диалогичности общения, разработанные в свое время отечественным литературоведом М.М. Бахтиным, становятся актуальными применительно к дипломатии. Дипломатический диалог предполагает признание того, что у другой стороны есть собственные интересы и цели. Это является не только естественным и закономерным, но и продуктивным фактором с точки зрения развития отношений. Отсюда главным в коммуникативно-информационной функции оказывается не директивное навязывание собственной точки зрения, а стремление через диалог искать взаимоприемлемое решение проблем.

Идеи развития межгосударственного диалога нашли отражение и в теоретических работах по переговорам. На смену концепции жесткого торга, когда каждый участник заботится лишь о собственных интересах и подает свою позицию как крайне закрытую, приходит концепция совместного с партнером анализа проблемы. Она предполагает ориентацию на взаимное удовлетворение интересов и достаточно открытый характер переговоров.

Ориентация на диалог в современном мире обусловлена необходимостью именно совместными усилиями искать решение возникающих проблем, связанных с экологией, борьбой с терроризмом, урегулированием конфликтов, развитием интеграционных процессов и т.п. В результате решение международных проблем объективно становится главной функцией дипломатии.

Сказанное не означает, что дипломатия лишается своих классических функций и форм деятельности, связанных с обеспечением национальных интересов, реализацией внешнеполитического курса и т.д. Они реализуются дипломатией с момента образования национальных государств, однако сегодня, в силу глобализации, по сути не противоречат, а, напротив, совпадают с необходимостью решения наиболее актуальных мировых проблем. Другое дело, что на практике государства пока нередко исходят из краткосрочных интересов в ущерб долгосрочным.

2. Какие существуют подходы к анализу процесса принятия внешнеполитических решений?

3. Почему исследователи и политики много внимания уделяют процессу принятия внешнеполитических решений?

4. Каковы основные положения теории рационального выбора?

5. Какие психологические факторы воздействуют на процесс принятия внешнеполитических решений?

6. Какие основные государственные структуры заняты разработкой и принятием внешнеполитических решений?

8. Какова роль переговоров в дипломатической практике?

9. В чем проявляются особенности современной дипломатии?

10. Какие существуют формы многосторонней дипломатии?

11. Что такое дипломатия на высоком и высшем уровне и какова ее роль сегодня?

1. Зонова Т.В. Новые проблемы дипломатии // Современные международные отношения и мировая политика. М.: Просвещение, 2004.

3. Пространство и время в мировой политике и международных отношениях // Материалы 4-го Конвента РАМИ: в 10 т. Т. 4. Дипломатия XXI века: диалог культур // МГИМО (У) МИД России, Рос. ассоциация междунар. исследований / под общ. ред. А.Ю. Мельвиля; ред. тома Т.В. Зонова. М.: МГИМО-Уни- верситет, 2007.

Салмин A.M. Внешнеполитический механизм Российской Федерации // Современные международные отношения и мировая политика. М.: Просвещение, 2004.

Множественность акторов на современной мировой арене, расслоение государств, повлекшие за собой изменение политической системы мира (см. раздел I), с одной стороны, и наличие сложнейших мировых проблем (см. раздел II) — с другой, логически подводят к вопросу о том, как и кем должны решаться проблемы регулирования процессов на мировой политической арене, а также каковы в этих новых условиях должны быть правила взаимодействия участников. Эти вопросы и составили комплекс, получивший название «глобальное управление».

Что будет с Землей, если ось ее сместится на 6666 км? Что будет с Землей? - задался я вопросом...

Что делает отдел по эксплуатации и сопровождению ИС? Отвечает за сохранность данных (расписания копирования, копирование и пр.)...

Конфликты в семейной жизни. Как это изменить? Редкий брак и взаимоотношения существуют без конфликтов и напряженности. Через это проходят все...

ЧТО И КАК ПИСАЛИ О МОДЕ В ЖУРНАЛАХ НАЧАЛА XX ВЕКА Первый номер журнала «Аполлон» за 1909 г. начинался, по сути, с программного заявления редакции журнала...

Не нашли то, что искали? Воспользуйтесь поиском гугл на сайте: