ГЕНЕЗИС ФЕОДАЛИЗМА И ВЕЛИКОЕ ПЕРЕСЕЛЕНИЕ НАРОДОВ

Последним и одновременно самым мощным оплотом рабовладельческой формации является Римская империя, достигшая в первых веках нашей эры невиданных успехов в строительстве государства, развитии художественной культуры и городской цивилизации, сельского хозяйства, науки и техники. Однако великое переселение народов — наступление на цивилизованную Европу варваров — разрушило самую сильную державу мира.

ВЕЛИКОЕ ПЕРЕСЕЛЕНИЕ НАРОДОВ — название глобально ис­торического процесса миграционных перемещений, длившихся на протяжении нескольких веков (IV-VII вв.), варварских племен (гун­ны, лангобарды, вандалы, готы, франки, германцы, славяне, сарма­ты) с окраин в центр Европы, находившийся тогда на территории Римской империи.

По существу это были катастрофические изменения. Как и от низверга­ющейся из жерла вулкана лавы, от варварского нашествия деться было не­куда. В округе все кишмя кишело вооруженными беженцами. Казалось, все пришло в движение и нет уже твердой почвы под ногами.

По расчетам специалистов, общее число варваров, осевших на римском Западе, составляло 5% населения данного региона. Ни вестготы, ни фран­ки, ни другие группы завоевателей не насчитывали более 100 тыс. человек. Ужас и переполох цивилизованных е&ропейцев того времени был вызван не столько их численностью, сколько жестокими нравами. Наступала не отдель­ная армия, а все население — со своими стадами, кибитками, полными де­тей и женщин, с множеством всадников-мужчин всех возрастов и молодых незамужних женщин. Возглавлялись они сильными и агрессивно настроен­ными вождями племен, кланов, племенных союзов.

Начало Великому переселению народов или, как его еще называют, на­шествию варварских народов положили гунны, хлынувшие на запад в 370 г. и потеснившие аланов и вестготов. Их нашествие по опустошительности и размаху сравнивают с татаро-монгольским нашествием в XIII в. Гунны сго­няли местное население, частично увлекая его за собой, частично истребляя

¹¹ Braudel F. The Wheels of Commerce. N.Y., 1982. P. 595-596.

и обращая в рабство. Общую картину нашествия варваров на Рим Ф.Р. Ша-

тобриан описывает так:

Рим сначала постепенно, а потом вдруг увидел, в самом сердце и про­винциях своей империи, малорослых, худощавых и смуглых людей или исполинов с зеленоватыми глазами, русыми волосами, омытыми в из­вестковой воде, намазанными горьким маслом или посыпанными яс-невым пеплом; одни — нагие, украшенные ожерельями, железными кольцами, золотыми браслетами; другие — покрыты кожами, броней, в широких шароварах, узких и пестрых туниках; на головах у иных шлемы, сделанные наподобие пасти диких зверей; другие с бритым подбородком и затылком или с длинной бородой и усами. Одни, пешие, размахивали палицами, дубинами, молотами, копьем, с одним и двумя крючками, обоюдоострыми секирами, пращами, стрелами с костяным наконечником, веревочными и кожаными арканами, длинными и ко­роткими мечами; другие на рослых боевых конях, покрытых железны­ми бляхами, или на уродливых и тощих, но быстрых, как орел, лоша­денках.

Общий всем варварам обычай состоял втом, что они пили брагу, воду, молоко и вино из черепа неприятеля. Одержав победу, они прибегали к всевозможным жестокостям; головами римлян они окружили лагерь Вара, а центурионы были зарезаны на жертвенниках, воздвигнутых богу войны. В случае поражения они обращали ярость против самих себя. Сподвижники первого вторжения кимвров, которых рассеял Марий, были найдены на поле сражения связанными друг с другом: они хотели сделать невозможным бегство и неизбежно погибнуть. Их жены вооружились мечами и копьями: воя, скрежеща зубами от бе­шенства и отчаяния, они били и кимвров. и римлян: первых как тру­сов, вторых как неприятелей; в пылу битвы они схватывали голыми руками острые мечи римских воинов, вырывали у них щиты и застав­ляли убивать себя. Видели бы вы, как они, окровавленные, с распу­щенными волосами, в черных одеждах, входили в повозки с тем, что­бы избить своих мужей, братьев, отцов, сыновей, задушить новорож­денных, бросив их под ноги лошадям, и в заключение заколоть себя. Одна из них повесилась на дышле телеги, привязав предварительно за горло двух своих детей к каждой ноге. Из-за отсутствия дерева для совершения подобной казни побежденный кимвр надевал себе на шею веревочную петлю и привязывал конец веревки к ногам или рогам быка; обращая себя таким образом в плуг особенного рода, он гнал животное рожком и удавливался.

Такие жестокие нравы встречаются у варваров пятого века. Их воинс­кий крик заставлял сильнее биться сердца самых неустрашимых рим­лян: германцы испускали этот крик, приставляя край шита к губам. Звук готского рога был всем известен¹².

С середины V в. начались массовые вторжения в Британию германских племен из Северной Германии и с Ютландского полуострова — англов, сак­сов, ютов, фризов. В результате непрерывных войн с местным кельтским населением к концу VI в. на территории Британии образовались семь вар­варских королевств: Кент, созданное ютами; Уэссекс, Эссекс и Суссекс, ос­нованные саксами; Восточная Англия, Мерсия и Нортумбрия, населенные

¹² Шатобриан Ф.Р. Общая картина жизни варваров в эпоху Великого переселения народов. — http:// molottora.narod.ru/book/st/varvar.htm.

в основном англами. Воинственные племена находились на стадии военной демократии. Пришельцы избегали городов, селились в хорошо укрепленных поместьях, позднее превращенных в замки.

Рождение феодализма — это уникальное явление в мировой истории. Но­вая, третья по классификации К. Маркса, общественная формация родилась от скрещения рабовладения и первобытно-общинного строя. В этом еще нет ничего удивительного, если бы не то обстоятельство, что привитый к мощ­ному стволу римской цивилизации первобытный дичок не победил само дерево. Скрещивание двух формаций привело к тому, что ранняя и более примитивная победила более зрелую и развитую. Возникший на развалинах великой Римской империи феодализм означал шаг назад на эволюционной шкале мировой истории. Завоевавшие Рим народы находились на стадии доклассового, первобытно-общинного строя, а покоренные ими римляне — на стадии классового, рабовладельческого общества. Лишь через несколько веков у варваров возникло классовое общество, но уже в форме феодализма. Возможно, что временный регресс представляет собой необходимую черту начального этапа феодализации, но лишь начального. На следующей стадии регресс сменился безусловным прогрессом и оживлением европейского об­щества только в XX в. и достиг своего пика в эпоху Возрождения. Около 1000 г. историки отмечают взлет христианского мира. Важнейшую роль в про­грессе средневекового Запада в период между X и XIV вв., сыграло широко­масштабное строительство, прежде всего за счет стимулирования экономи­ки. Рост производства строительных материалов (камень, древесина, желе­зо) и изготовление орудий труда для этого производства, транспортировка и подъем камня и значительных тяже­ стей, наем рабочей силы, финансиро­вание работ — все это сделало строи­тельство (прежде всего религиозно-культовых сооружений, а затем уже хо­зяйственных сооружений: мостов, риг, складов, а также жилых домов богачей) центром первой и почти единственной средневековой индустрии. В историческом и этническом смысле люди Средневековья представля­ли собой потомков варваров, долгое время сохраняли их обычаи, традиции, мировоззрение и уклад жизни. Желание варварских народов после их рассе­ления по римской территории разобщенными малыми группами сохранить свои традиции и обычаи, усиливалось страхом оказаться поглощенными ввиду своей малочисленности местным населением. Варвары стремились, по крайней мере поначалу, избегать городов, где была большая опасность их поглощения. Даже некоторые варварские короли, например франкские, предпочитали жить в своих сельских имениях, виллах, а не в городских «двор­цах». Они также становились сельскими жителями и вели образ жизни круп­ных земельных собственников. Случалось, что вновь прибывшие варвары оседали в сельской местности целыми деревнями.

Многие историки считают, что поселявшиеся на территории Римской империи варвары по уровню своего социального развития мало чем отлича­лись от местного населения: у них тоже господствовали аристократический строй, крупная частная земельная собственность, эксплуатация зависимых людей, составлявших большинство племени. Другие указывают на то, что вар­вары очень сильно отставали в своем развитии от жителей Римской империи.

Получилось так, что более продвинутые варвары раньше усвоили римс­кую культуру, сделав шаг вперед в своем развитии, а затем послужили пере­даточным звеном для сближения с ней более отставших варварских племен. Таким образом, генезис феодализма можно представить как поэтапный, многоступенчатый процесс. Раньше на путь феодализма вступила средизем-

Рис. 13. Варвары: вожди франкских племен (а); древнегерманский воин (6); франкский воин (в)

номорская Европа, позже — ее восточная и северная окраины. В процесс феодализации раньше втянулись южные славяне (протоболгары), затем — восточные славяне на Руси, несколько позднее, в X—XII вв., угро-финские, частично тюркские народы, оказавшиеся в сфере их влияния.

Нашествие варваров, если не рассматривать военную сторону дела и мас­совое истребление людей, происходило в режиме межкультурного диалога, встречного движения двух цивилизаций: деградирующая римская усваива­ла варварские обычаи, а варвары перенимали все передовое из римской. Ве­ликий кризис III—IV вв. являл собой время великой смуты: старые культур­ные традиции и политические институты уже не действовали, а новые еще не созданы. Римские города, особенно провинциальные, подверглись мас­совым разграблениям, голоду, болезням.

Такова страшная прелюдия к истории феодального Запада. Ее тональ­ность, по мысли Ж. Ле Гоффа, сохранилась на протяжении всех последую-щихдесяти веков. Война, голод, эпидемии, выкашивавшие население целых стран, — все это постоянно сопровождало жизнь средневековых европейцев.

На развалинах городской цивилизации Римской империи варвары создали новое по своему социальному укладу общество. Варвары принесли с собой тонкую технику обработки металлов, ювелирное и кожевенное мастерство, с почтением относились к образованности и достижениям римской культу­ры. Их предводители нанимали римлян советниками, перенимали римские нравы, украшали себя римскими титулами консулов, патрициев. По мнению Ле Гоффа, варвары выступали не в роли врагов, а в роли поклонников рим­ского политического устройства.

Несмотря на свою малочисленность, варвары, владея политической вла­стью, могли оказывать на генезис феодализма сильное влияние, насаждая на захваченных территориях привычные им формы общественных отношений и институтов. В завоеванных областях Юго-Западной Европы варвары зах-

ватывали земли местного населения: остготы — '/, земель, вестготы и бур-гунды — ²/, пахотных земель и '/, рабов. Значительная часть этих земель была передана королями варварской знати, из которой постепенно вырастали феодальные собственники земли. Большинство завоевателей составляли сво­бодные незнатные земледельцы. Варвары принесли сюда свою военную орга­низацию, основу которой составляли пешее ополчение всех свободных чле­нов племени и военная дружина вождей и короля, жившая за их счет. Остго­ты, а потом и лангобарды запрещали участвовать в войске местному населению. В среде пришельцев сохранялись пережитки родового строя, были также распространены узы личной верности, связывавшие дружинни­ков с их вождем, и покровительства (mundiitm) по отношению к ним со сто­роны последнего.

Хотя варвары составляли первоначально лишь несколько процентов ме­стного населения, общественная жизнь всей Европы была организована по их законам. Несмотря на зверства и жестокость завоевателей, население до­статочно благожелательно приняло их господство, так как оно означаю ос­вобождение от рабства. Верования и мифы по ряду моментов совпадали с христианскими воззрениями, что содействовало быстрому принятию хрис­тианства варварскими королями. Слабое развитие социальных институтов у германских народов сохраняло независимость личности на более высоком уровне, чем в обществах с развитой государственностью; поэтому варвары были больше привязаны к личной собственности, чем римляне¹³.

После крушения Римской империи и возникновения на ее территории многочисленных варварских королевств в Западной Европе начал рождать­ся новый мир Средневековья. Рождение новой Европы происходило в слож­ной обстановке войн, переселений, продолжающихся варварских вторжений на территорию Западной Европы и Византии. С возникновением варварских королевств положение не стабилизировалось. Сами эти королевства посто­янно воевали друг с другом. Непрерывные войны, заполнившие переходный период от античности к Средневековью, продолжались в Европе около 600 лет. Войны лишь дополнили общую картину упадка, хозяйственного, по­литического и культурного, начавшегося еще в III—IV вв. В обстановке во­енных грабежей, опустошений и насилий ускорились аграризация и дезур­банизация хозяйственной жизни, значительно сокращалась торговля, особен­но сухопутная, закреплялись натурально-хозяйственные черты экономики, рушилась прежняя римская государственность. Более динамичная и одно­временно примитивная культура варваров ассимилировала высокое насле­дие античной культуры или ассимилировалась сама (об этом ученые продол­жают спорить).

В мучительных родах формировалась совершенно новая, доселе невидан­ная культура, озаренная светом христианства. Загнанное в подполье и ката­комбы римлянами христианство к IV в. выходит на общественную сцену, а затем начинает играть заглавную роль во всей западной цивилизации. Как и при двух предыдущих формациях — первобытной и рабовладельческой, ре­лигия постепенно начинает определять политику, экономику и социальное устройство феодального общества. Христианизация Европы, продолжавша­яся всю эпоху Средневековья, представляла собой гигантский культурофор-

¹³ См.: Ле Гофф Ж. Цивилизация средневекового Запада: Пер. с фр. М., 1992. С. 88-89.

мируюший процесс, в холе которого истреблялась языческая культура и рож­далась новая, западноевропейская. Ренессанс в этом смысле являл собой кульминацию глобального культурного ассимиляционного процесса, а Про­свещение — его победную точку.

Рождение феодального строя происходило неравномерно в разных частях континента: раньше всего к X в. он завершился в континентальной Запад­ной Европе, в Англии и Германии — в конце XI — начале XII в., в Византии _в XI—XII вв. Примерно тогда же феодализация завершилась в славянских государствах на Балканах, в Скандинавских странах, в Центральной Европе и на Руси — к середине или концу XII в., в Карпато-Дунайских землях, у литовцев и других прибалтийских народов — в XIII и даже XIV в.

Варвары, расселившиеся в V в. по Римской империи (эпоха Великого переселения народов), были отнюдь не дикими племенами, только что вы­шедшими из своих лесов и степей. К V в. они прошли долгий путь эволю­ции, много видели и немало усвоили. В своих странствиях они вступали в контакты с разными культурами и цивилизациями, от которых воспринимали нравы, искусства и ремесла. Уже в начале V в. в Европе были созданы пер­вые ранние государства. Остров Британия был завоеван германскими пле­менами англов, саксов и ютов, которые создали там несколько государств; на территории Галлии, Германии и Бургундии было создано Хлодвигом Франкское королевство (486); на Пиренейском полуострове располагались королевства вестов и свевов (418); в Италии в 493 г. возникло остготское королевство Теодориха и т.д.

Первоначально для европейских государств были характерны смешанные, западные и восточные, черты развития. Государство строилось на принци­пах жесткой иерархии. Король обладал высшей военной, законодательной, административной и судебной влас­тью, добивался признания религиоз­ного, сакрального характера своей вла­сти. Огромную роль во всех сферах жизни общества играла католическая церковь (католицизм — западная ветвь христианства). Между тем в экономи­ке и вопросах собственности в V—VII вв. очевидным было влияние римских традиций. По законам Вестготского, Остготского и Франкского королевств, землю, другое движимое и недвижимое имущество продавали, покупали, дарили и завещали. Таким образом, частная собственность существовала и свободно развивалась.

Феод или лен — особая наследственная форма землевладения, предпола­гающая обязательное несение военной или гражданской службы. Особенно­стью феодальной земельной собственности является ее условный характер. Собственность феодала не была частной и зависела от системы личного под­данства, имеющего иерархический характер. Право собственности феодала на землю и зависимость от него крестьян выражались в феодальной ренте (барщина, дань, продуктовый или денежный оброк). Частной собственнос­тью владел узкий круг крупных землевладельцев (князья, герцоги, графы, бароны), с которыми государство (король) вело постоянную борьбу, стремясь поставить их под контроль и ограничить их независимость.

Общественная система средневековой цивилизации основывалась на принципах вассалитета. Вольный сеньор на оскорбление со стороны короля имел право ответить объявлением войны. Вассальные отношения предусмат­ривали наличие взаимных прав и обязанностей. Вассалитет предполагат не­которую децентрализацию власти за счет передачи, делегирования ряда пол­номочий сеньора вассалам. Совокупность определенных прав вассалов и тер­риторий, на которых эти права были действительны, называлась «иммунитет». Вассальные отношения и присущий им иммунитет являются особенностью средневековой европейской цивилизации.

Центром экономической и социальной жизни быладеревня. Земля почи­талась главной ценностью, а крестьяне были носителями основных духов­ных и культурных традиций. Средневековая Европа отличалась общинно-корпоративным устройством: цехи, гильдии, рыцарские ордена, церковные и сельские общины. Корпорации одного уровня объединялись в сословия.

Социокультурный идеал Средневековья — самообеспечение, создание условий для «достойного» с сословной точки зрения существования челове­ка, и в этих пределах трудовая активность оправдывалась и даже возводилась в этическую ценность. Тем не менее в труде видели прежде всего средство самообуздания, подавления греховности, сопряженной с праздностью. Тор­говая и особенно ростовщическая прибыль осуждалась (учение о «справед­ливой цене»).

Установки христианства относительно богатства и собственности не вы­текали непосредственно из природы феодализма, возникнув еще в древнос­ти. Это можно объяснить присущей феодализму специфической символичес­кой интерпретацией всех явлений и предметов. В частности, богатство це­нилось в первую очередь своей знаковой функцией: накопленные и спрятанные сокровища в глазах феодала не имели цены, их следовало тра­тить, дарить приближенным и вассалам, расходовать на устройство пиров и боевых игр, церемоний и празднеств, раздавать нищим и на постройку цер­квей. Богатство становилось своеобразным маркером щедрости, широты натуры, гостеприимства и доблести феодала, престиж и влияние которого по­вышались; так поддерживалась рыцарская честь — главная ценность в мо­ральном кодексе общества Средневековья. Соответственно и обладание об­ширными землевладениями позволяло раздавать феоды вассалам, большое число которых свидетельствовало о могуществе и влиянии их сеньоров. Вы­сокая «знаковость» феодальной практики проявляется в бесчисленных ри­туалах, процедурах, клятвах, присягах, символах, которыми сопровождались все договоры, сделки, собрания и без которых они не имели бы силы. Пре­дельно символизированная и ритуализованная социальная практика феода­лизма подчиняла отдельного человека нормам и требованиям группы, остав­ляла ему мало простора для индивидуальных решений и выбора линии по­ведения — они предписывались заранее.

ЧАСТЬ II

СОВРЕМЕННОЕ ОБЩЕСТВО

ИНДУСТРИАЛЬНОЕ ОБЩЕСТВО

Индустриальное общество возникло в Западной Европе 250 лет назад, а в некоторых регионах Земли оно еще даже не наступило. Оно основа­но на крупном машинном производстве, капиталистическом рынке и молодой демократии. Самым многочисленным в социальной структуре является рабочий класс, по 10-12 часов работающий на фабриках и проживающий в тесных жилищах. В экономике производитель господ­ствует над покупателем, который только еще учится защищать свои по­требительские права. Двигателем прогресса впервые становится науч­но-технический прогресс. Социальные отношения атомизируются и обезличиваются, а человек, как утверждают некоторые ученые, превра­щается в придаток машины.

НАЧАЛО НОВОГО ВЕКА

Современное общество прошло два периода развития, которые соответ­ствуют двум типам общества — индустриальному и постиндустриальному.

Современное общество возникло между XVI и XVIII вв. в странах Севе­ро-Западной Европы — в Великобритании, Голландии, Франции, Германии. Большинство историков единодушно в том, что современный социальный порядок зародился после трех великих революций — американской, француз­ской и английской. Американская и французская обеспечили политическую и институциональную базу для модернизации — конституционную демокра­тию, верховенство закона и принцип суверенитета национальных государств.

Английская промышленная революция заложила экономическую основу — рынок свободной рабочей силы, индустриализацию и урбанизм как новый образ жизни, капитализм как новую форму производственных и распреде­лительных отношений.

Именно XVIII в. считают отправ­ной точкой промышленной революции, изменившей экономический облик Европы. На смену домашней фабрике, на которой работали семья помещика, слуги и крепостные крестьяне либо семья городского ремесленника, неже­натые подмастерья, вольнонаемные работники и слуги, пришла крупная промышленность с тысячами наемных работников на одном предприятии. Маленькие мастерские уступают место огромным цехам, со сложным обо­рудованием: сборочными конвейерами, мартеновскими печами, счетно-ре­шающими устройствами.

Алвин Тоффлер в книге «Третья волна» (1981) писал о глубоких измене­ниях, происходивших по мере перехода западного общества из первой ста­дии развития — аграрного производства во вторую — индустриального раз­вития. Однако ни традиционное фермерское земледелие, ни работа на фаб­рике не требовали от людей обязательного владения знаниями и навыками, приобретенными в школе. Любой из нас, обладающий здравым смыслом, может справиться с подобной работой, особенно если речь идет о фабрич­ном неквалифицированном или малоквалифицированном труде.

Промышленный переворот XIX в. привел не только к появлению фабрич­ной системы массового производства, но и появлению массовой школы со­временного типа. Школы стали нужны как никогда ранее.

Промышленный переворот принес с собой высокую специализацию, син­хронизацию. Стандартизированными и потому взаимозаменяемыми стали не только массовая продукция, но и сами рабочие. Они, привязанные к ритму конвейера, реагируют на окружение не только синхронно (одновременно), но и чисто рефлексивно: по заводскому гудку на работу в одно и то же время выходят десятки тысяч людей, по гудку они отправляются на обед и закан­чивают работу.

Но разве не похожи современные городские школы на промышленные предприятия? Тысячи учащихся с разных концов города бесчисленными потоками устремляются на фабрики знаний. По звонку начинаются уроки, по звонку они заканчиваются. Ничего подобного не было ни в античности, ни в Средневековье. Учащихся было мало, а формы обучения были преиму­щественно индивидуальными и разнообразными.

В конце 1960-х гг. в экономической структуре ведущих стран мира про­явились черты, позволившие социологам говорить о переходе к постинду­стриальному обществу. Прежде всего это сокращение промышленного сек­тора и расширение сферы услуг, куда переместилась значительная часть ра­бочей силы. Родоначальник постиндустриальной теории Дэниел Белл писал, что постиндустриальное общество — это прежде всего общество, ос­нованное на услугах (к сфере услуг Белл отнес торговлю, финансы, транс­порт, здравоохранение, индустрию развлечений, науку, образование и уп­равление).

Сейчас мы переживаем еще одну величайшую трансформацию — переход от индустриальной эры к эре информационной. По самым точным подсче­там, к 2010 г. от 5 до 10% населения развитых западных стран пока еще оста­нутся на фабриках и заводах. Основным же средством существования станет, а может быть, уже становится обработка информации. Наше общество на­зывают информационным. Ведущую роль в нем играют знания.

Подобно тому как в XIX в. средний гражданин был фермером, а в XX в. — фабричным или заводским рабочим, средний житель в XXI в. будет занят обработкой информации. Это означает, что подавляющее большинство лю­дей будет трудиться в сфере обслуживания. Даже на фермах и в промышлен­ности больше людей будет занято обработкой информации, чем возделыва­нием земли и работой на поточных линиях. Примером служит автомобиль­ная промышленность, где больше людей занимается вопросами сбыта, страхования, рекламы, дизайна и техники безопасности, чем непосредствен­но сборкой автомобилей.

Одно из важнейших следствий этих изменений — необходимость повыше­ния уровня образования.

Современная школа напоминает высокоточное и наукоемкое производ­ ство, где в многочисленных классах-цехах занимаются интеллектуальным трудом будущие инженеры, профессора и бизнесмены. Школьные планы, программы, учебники, наглядные пособия по предметам физико-математи­ческого, химико-биологического и общественно-гуманитарного циклов от­ражают новейшие достижения науки и практики. В них излагаются в попу­лярной форме прогностические представления о будущем науки, техники, культуры, экономики, общественных отношений.

Социологические воззрения

В научный оборот термин «индустриальное общество» ввел Сен-Симон. Заслуга в теоретической разработке одноименной концепции принадлежит его ученику О. Конту. Он применял термин для противопоставления ново­го, формирующегося экономического и общественного уклада прежнему, доиндустриальному. Конт всесторонне изучил его особенности, сформули­ровал законы развития и функционирования. Согласно одному из них — за­кону трех стадий, всемирная история подразделяется на теологическую, ме­тафизическую и позитивную. Последний этап истории отмечен превраще­нием науки в производительную силу, заменой военного строя промышленным, углублением разделения и кооперации труда. В индустри­альном обществе впервые складываются профессионально-квалификацион­ные группы, расширяется разнообразие экономических форм жизни, растет материальное благосостояние населения. Недостатками индустриального развития Конт считал чрезмерную специализацию, концентрацию населения в городах, рост преступности, а самое главное — разрушение фундамента об­щества, а именно солидарности или согласия (консенсуса) людей. Разделе­ние труда и конкуренция развивают только профессиональную солидарность,

которая постепенно перерастает в корпоративизм, стоящий на защите узко­групповых интересов.

Вслед за ним Э. Дюркгейм полагал, что в индустриальном обществе со­кращается тирания коллективного сознания и возрастает суверенитет отдель­ной личности, появляется понятие частной жизни. На смену клану прихо­дит вначале семья, а затем трудовая организация. Ее нынешняя форма — промышленная компания. Индивиды группируются уже не по признакам родства, а по содержанию трудовой экономической деятельности. Их круг общения — не род, а профессия. Место и статус человека определяются не единокровностью, а выполняемой функцией. Классы, заменившие собой

кланы, формируются в результате смешения профессиональных организаций с предшествовавшими им семейными формами.

1С. 14. В результате промышленного переворота XIX в. стандартизированными и поэтому взаимозаменяемыми стали не только массовая продукция, но и сами рабочие

Концентрированным выражением зарождающейся индустрии становит­ся средневековый город. Он стремится развить все отрасли промышленнос­ти и снабжать продукцией окружающие села. Внутри города жители груп­пируются по профессиям. Происходят изменения и более высокого уровня. В плотно населенной Европе складывается множество независимых госу­дарств, между которыми устанавливаются торгово-договорные отношения. Формируется международный рынок.

Европейская промышленность в эту пору распространяется за нацио­нальные границы. Города все больше специализируются: появляются уни­верситетские, фабричные, портовые, бюрократические, финансовые цент­ры. На смену ассоциации, характеризовавшей стадию механической соли­дарности, приходит кооперация, свойственная только органической солидарности. В первой людей объединяет сходство специальностей, во вто­рой — их различие.

Индустриальное общество возможно только там, где законы регулируют все стороны социальной и экономической жизни. Рост городов ускоряет социальную мобильность, перемену места жительства и места работы. Там, где выше плотность населения, там выше мобильность и технический про­гресс. В XVIII в. образуется коллективное сознание европейского общества, а международное разделение труда институциализируется. Западная Европа превращается в центр индустриального развития.

Идеи индустриального общества развивались также в немецкой полит­экономии XIX — начала XX в., в частности, в работах К. Бюхера, сводивше-

го всемирную историю к противопоставлению натурального и товарного хо­зяйства. Натуральное, аграрное, «традиционное», докапиталистическое об­щество провозглашается отсталым, индустриальное, промышленное, капи­талистическое — прогрессивным, передовым. Процесс перехода от натураль­ного к промышленному обществу объясняется стечением обстоятельств: техническими нововведениями в производстве, протестантской этикой, ду­хом конкуренции, личными амбициями политических деятелей и т.п.

Взгляды Конта и Дюркгейма заложили фундамент современной теории индустриального общества. Но они жили 100 лет назад, с тех пор та реаль­ность, которую они анализировали, изменилась, как изменились и представ­ления об обществе. В 1960-е гг. появилась новая теория — постиндустриаль­ного общества. Ее автор Д. Белл полагал, что эпоха индустриального обще­ства в западном мире окончилась, хотя в других регионах она продолжается. Следующим поколением ученых, внесших значительный вклад в разви­тие теории индустриального общества, являются П. Друкер, Р. Арон, У. Ро-стоу, Дж. Гэлбрейт и др.

Французский социолог и политолог Раймон Арон¹ (1905-1983) — один из создателей теории единого индустриального общества и современной теории международных отношений. Ссылаясь на предсказания Сен-Симона о стро­ительстве большой индустрии и контовские идеи индустриального общества, Арон утверждал, что технический прогресс создает не множество типов об­щества, а единственную универсальную форму, единый тип общества (еди­ное индустриальное общество), различными модификациям которого выс­тупают западная (демократическая) модель и советская (тоталитарная). По­литические и идеологические различия между ними — ничто по сравнению с общим промышленным основанием, которое их объединяет.

Арон выделяет следующие пять универсальных черт, присущих любому индустриальному обществу: предприятие полностью отделено от семьи; про­мышленное предприятие вводит свое­образный способ разделения труда; промышленное предприятие предпола­гает накопление капитала; всякое инду­стриальное общество строится на стро­ гом экономическом расчете; во всяком индустриальном обществе, каков бы ни был статус собственности на орудия производства, имеется концентрация ра­бочих. Разумеется, каждая его разновидность, капитализм и социализм, вно­сит в универсальную модель отличительные черты, главная среди них — фор­ма собственности, в одном случае частная, в другом — коллективная. Для ка­питалистического варианта индустриального общества, согласно Арону, характерны такие свойства, как: частная собственность на средства производ­ства; рынок и децентрализация экономики; социальная дифференциация об­щества на собственников и наемных работников; движущая роль погони за прибылью; равновесие спроса и предложения, кризисы и циклические коле­бания экономики. При социализме все наоборот: нет частной собственности; вместо децентрализации экономики плановое управление промышленностью; нет двух полярных классов, а вместо них — социально не расчлененная масса

Аюп R. War and Industrial Society. Westport, CN, 1980; 28 Lectures on Industrial Society. L., 1968; Trois essaissur 1'age industrielle. P., 1966.

тружеников, выступающая совладельцем общенародной собственности; стрем­ление к прибыли сохраняется и при социализме, но является не индивидуаль­ным, а общественным стимулом к труду; наконец, в социалистической эко­номике нет кризисов и стихийного колебания цен.

Можно не согласиться с предложением Арона о том, что мотив получе­ния прибыли у социалистических предприятий так же силен, как и у капи­талистических. Действительно, прибавочная стоимость присуща любому типу индустриального общества, в том числе социалистическому, и непра­вильно утверждать, будто только при капитализме существуют извлечение прибавочной стоимости и эксплуатация рабочих. Но в отличие от советских хозяйственников капиталисты умели поставить мотив прибыли на службу научно-техническому прогрессу и развитию предпринимательства. При этом капиталисты большую часть прибавочной стоимости инвестировали в про­изводство, а у советских предприятий почти все забирало государство. Воп­рос в том, куда оно девало огромные суммы: на непомерно раздутые штаты бюрократов и военно-промышленный комплекс или на заработную плату работникам и инвестирование в социальную сферу. По разным оценкам, советское государство возвращало из прибавочного продукта на оплату тру­да от 19 до 37%, а на Западе более 40%. В связи с этим никак нельзя согла­ситься с утверждением Арона, будто бы излишек стоимости, созданной ра­бочими, и при социализме, и в при капитализме в равной мере возвращает­ся обществу в целом. Но другое его утверждение о том, что неравенство доходов одинаково характерно как для социалистического, так и для капи­талистического типа, пожалуй, следует считать справедливым. Доходы на капитал —- незначительная часть общих доходов, а главный фактор неравен­ства— неравенство заработной платы, которое определяется неравенством способностей и производительности работников.

Правда жизни состоит в том, заявляет Арон, что не существует в чистом виде ни капиталистической, ни социалистической разновидностей индус­триального общества на нашей планете. Реальный капитализм, по его мне­нию, в ряде случаев отступает от идеального типа и приближается к соци­ализму. Так, в западных странах все же есть коллективная собственность, возникшая в результате национализации ряда предприятий после Второй мировой войны.

Индустриальное общество требует жесткой дисциплины, иерархии, су­бординации, а демократические идеалы ориентируют на равенство, свобо­ду, самоопределен

ЧТО И КАК ПИСАЛИ О МОДЕ В ЖУРНАЛАХ НАЧАЛА XX ВЕКА Первый номер журнала «Аполлон» за 1909 г. начинался, по сути, с программного заявления редакции журнала...

ЧТО ТАКОЕ УВЕРЕННОЕ ПОВЕДЕНИЕ В МЕЖЛИЧНОСТНЫХ ОТНОШЕНИЯХ? Исторически существует три основных модели различий, существующих между...

Что делает отдел по эксплуатации и сопровождению ИС? Отвечает за сохранность данных (расписания копирования, копирование и пр.)...

Живите по правилу: МАЛО ЛИ ЧТО НА СВЕТЕ СУЩЕСТВУЕТ? Я неслучайно подчеркиваю, что место в голове ограничено, а информации вокруг много, и что ваше право...

Не нашли то, что искали? Воспользуйтесь поиском гугл на сайте: