Логика процесса бюрократизации

Итак, первоначальное утверждение различия общест­венного и частного было сформировано в сфере власти. Оно привело к становлению собственно политического порядка публичной власти, обладающего собственной логикой (государственный интерес), самостоятельными ценностями, своим языком, специфическим и отличающимся как от «домашнего» (королевского), так и от част­ного. Это различие в дальнейшем распространилось на всю социальную жизнь, но начаться оно, некоторым об­разом, должно было с короля, в голове короля и его окру­жения, где все заставляет путать — по какому-то инсти­туциональному нарциссизму — ресурсы и интересы ин­ституции с ресурсами и интересами личности. Формула «Государство — это я» выражает прежде всего неразли­чение общественного и частного порядков — принцип, которым определяется династическое государство, и в борьбе с которым должно формироваться государство бюрократическое, предполагающее отделение позиции от занимающей ее персоны, функции от функционера, обще­ственного интереса от частного и особенного, и наделяю­щее чиновника доблестью бескорыстия.

Королевский двор — пространство одновременно публичное и приватное. Его можно описать как конфис­кацию социального и символического капитала в пользу одной персоны, как монополизацию публичного про­странства. Наследование является в некотором роде пер­манентным государственным переворотом, по которому личность присваивает себе общественную вещь. Это — обращение на пользу одной персоне собственности и при­былей, связанных с функцией (оно может принимать раз­личные формы: наиболее наглядным образом в династи­ческий период; более скрыто, но все же может существо­вать и в последующие периоды, например, когда президент республики узурпирует монархические атрибу­ты или, уже в ином ключе, когда профессор — о котором писал М. Вебер — воображает себя «маленьким проро­ком на государственном содержании»). Личная власть — которая может не иметь ничего общего с абсолютной — есть частное присвоение общественной власти, частное отправление этой власти.

Процесс разрыва с династическим государством при­нимает вид разложения на imperium (публичная власть) и dominium (личная власть); на публичное пространство, форум, агору, место сплочения собравшегося вместе на­рода, и дворец (для древних греков, например, отсутствие агоры было главным показателем варварства).

Концентрация политических средств сопровождалась политической экспроприацией личной власти: «Станов­ление современного государства повсюду начиналось с желания правителя экспроприировать личные властные привилегии, которыми — с его стороны — располагала административная власть, т. е. привилегии всех тех, кто является собственниками средств управления, средств ве­дения войны, финансовых средств и всех других видов благ, допускающих политическое использование».³¹

В более общем виде, «дефеодализация» подразумева­ет разрыв между «естественными» связями (родством) и процессами «естественного», т. е. не-опосредованными не-домашней инстанцией, воспроизводства королевской власти, бюрократии, института образования и т. д. Го­сударство является по сути antiphýsis: оно устанавливает (дворянин, наследник, судья...), оно называет, оно нераз­рывно связано с институцией, конституцией, номосом — пôто (ex instituto) — по противоположности с phusei. Оно формируется и через учреждение специфической закон­ности, которая — с точки зрения этноса — требует раз­рыва со всякого рода приверженностью, ведущей проис­хождение от касты, семьи и т. п. Все это ставит государ­ство в положение, несовместимое со специфической логикой семьи, которая — сколь бы ни была произволь­ной — является самой «натуральной» (кровь и прочее) и натурализуемой из всех социальных институтов.

Процесс «дефеодализации» государства сопровожда­ется развитием специфического способа воспроизводства, придающим большое значение школьному образованию. (В Китае чиновник должен был получить специальное образование и быть полностью чуждым частным интере­сам.) Университеты в Европе появляются в XII веке, но развиваться начинают в XIV под натиском правителей. Университеты стали играть существенную роль в форми­ровании служителей государства: и светских, и религиоз­ных. Вообще говоря, генезис государства нераздельно связан с настоящим культурным преображением. На За­паде, начиная с XII века, нищенствующие монашеские ордена, распространившиеся в городах, открывают свет­ским лицам широкий доступ к литературе, прежде предназначенной исключительно для высокообразованных священников. Таким образом начался процесс обучения, значительно ускорившийся с основанием городских школ и изобретением типографий в XV-XVI веках.

С развитием образования связана смена системы на­следования должности системой назначений, осуществляе­мых представителями государственной власти, и, как следствие, — клерикализация дворянства (особенно ощу­тимая в Японии). Англия, — как отмечал Марк Блок, — стала унифицированным государством прежде всех кон­тинентальных королевств, поскольку государственная служба там не отождествлялась полностью с родовыми землями. Очень рано там появляются directly appointed royal officials — ненаследуемые должности sheriffs. Пре­стол противится феодальной раздробленности, внедряя в управление промежуточное звено — служащих, выбирае­мых среди местных, но назначаемых и снимаемых самой Короной (Корриган и Сейер датируют переход от «house­hold» к бюрократическим формам правления примерно 1530 годом). Параллельно происходит «демилитариза­ция» дворянства: «Most of the landowning class was, during the Tudor epoch, turning away from its traditional training in arms to an education at the universities or the Inn of Court».³² B армии, которая становится прерогативой государства, также происходит переход «from private magnates com­manding his own servants to lord lieutenant, acting under royal commission». ³³

Как феодалы преобразуются в служащих на содержа­нии короля, так и Curia regis превращается в настоящую администрацию. В XI и XIII веках от Curia regis отделя­ются Парижский парламент и Счетная палата, затем, в XV веке — Большой совет; процесс завершается в сере­дине XVII века с формированием правительственных Со­ветов (заседающих в присутствии короля и канцлера) и Советов управления и правосудия.³⁴ (Но процесс номи­нальной дифференциации: Узкий совет; Совет по делам; Тайный совет, называемый после 1643 года Верхним со­ветом; Почтовый совет, созданный около 1650 года; Фи­нансовый совет; Торговый совет, действующий с 1730 го­да — скрывает за собой глубокую взаимосвязь вещей.)

Феодальное правление персонально (оно обеспечива­ется группой людей, окружающих суверена: баронами, епископами и простолюдинами, на которых может пола­гаться король). С середины XII века английские монархи начинают привлекать к правлению священников, но раз­витие Common Law в Англии и римского права на конти­ненте, изменяют ситуацию в пользу светских лиц. Появ­ляется новая группа, состоящая из тех, кто получил свое положение благодаря профессиональной компетенции, а следовательно, государству и его культуре — чиновники.

Таким образом, становится понятна главенствующая роль служащих, чье восхождение сопровождает станов­ление государства, и о которых можно сказать, что они создают государство, их создающее, или что они творят себя, создавая государство. С момента своего возник­новения они неразрывно связаны с государством в силу способа своего воспроизводства. Жорж Дюби указывал, что с XII века «высшая и средняя бюрократия почти це­ликом вышла из колледжа».³⁵ Постепенно они основыва­ют собственные специфические институты, наиболее ти­пичным из которых является парламент, хранитель зако­на (в частности, гражданского права, которое со второй половины XII века начинает автономизироваться от­носительно канонического права). Обладая такими спе­цифическими, отвечающими потребностям управления ресурсами, как письмо и право, чиновники очень рано обеспечивают себе монополию на наиболее типично госу­дарственные ресурсы. Их вмешательство несомненно спо­собствует рационализации власти. Прежде всего, — как пишет Ж. Дюби, — они вносят строгость в отправление власти, оформляя судебные решения и ведя реестр;³⁶ затем они вводят в действие типичный для канонического пра­ва способ мышления и схоластическую логику, на кото­рой это право покоится (например, «различие», «поста­новка под вопрос», борьба аргументов «за» и «против»; или практика inquisitio — рациональное расследование, заменившее испытание доказательством и завершающее­ся письменным заключением). Наконец, они строят идею государства по модели церкви в трактатах о власти, ссы­лаясь при этом на Священное Писание, Книгу царств, святого Августина, но еще и на Аристотеля. Королевство понимается ими как магистратура, а тот, кто получает его в наследство, — избранник божий, но должен при этом показать себя хорошим хранителем res publica; он должен считаться с природой и быть разумным. Продол­жая следовать мысли Жоржа Дюби,³⁷ можно рассмотреть вклад чиновников в формирование рационального бю­рократического габитуса. Так, они возводят в доблесть осторожность: нужно владеть собой и эмоциональными порывами, действовать здраво, как подсказывает разум и чувство меры; а также учтивость — инструмент соци­альной регуляции. (В отличие от Элиаса, видящего в го­сударстве основу «цивилизации», Дюби справедливо счи­тает, что клерикальное изобретение — учтивость внесла свой вклад в изобретение государства, способствующего распространению куртуазности. То же и в отношении sapentia — общей склонности к мудрости, касающейся всех сторон жизни.)

Государство есть fictio juris — выдумка юристов, участ­вовавших в производстве государства, создавая теорию государства, перформативный дискурс об общем деле. Созданная ими политическая философия является не де­скриптивной, а продуктивной и предсказательной отно­сительно своего объекта. Исследователи, изучающие тру­ды юристов, от Гуичардини (одним из первых введшим в научный оборот термин «государственный интерес») или Джовани Ботеро до Луазо или Бодена — просто как тео­рии государства, отказываются замечать собственно со­зидательный вклад юридической мысли в зарождение го­сударственных институтов.³⁸ Юрист — хозяин общего со­циального ресурса слов и понятий — предлагает средства осмысления реальностей ранее непомысленных (напри­мер, понятие corporatio), раскрывает целый арсенал орга­низационных приемов, моделей действия (часто заимст­вованных из церковных традиций, но подвергнутых секу­ляризации), капитал решений и прецедентов. (Сара Хэнли³⁹ показала, как между юридической теорией и королевской или парламентской практикой происходят постоянные взаимообмены.) Следовательно, нельзя довольствовать­ся тем, чтобы брать из анализируемой реальности концепты (например, суверенитет, государственный перево­рот и т. п.), которые предполагается использовать для объяснения той самой реальности, чьей составной частью они являются и в создании которой принимали участие. Для правильного понимания политических текстов, яв­ляющихся не простыми теоретическими описаниями, но практическими предписаниями, имеющими целью поро­дить новый тип социальной практики путем придания ей смысла и причины существования, — нужно заново поме­стить произведения и авторов в контекст предприятия по конструированию государства, реконструировать их ди­алектическую связь. Нужно найти место авторов в нарож­дающемся юридическом поле, а также в более широком пространстве, поскольку их позиция относительно дру­гих юристов и центральной власти может лежать в осно­вании их теоретической конструкции.

Чтение книги Уильяма Фарра Черна⁴⁰ позволяет предположить, что взгляды «законников» разли­чались в зависимости от дистанции, отделяющей их от центральной власти Так, «абсолютистский» дискурс был в большей степени делом юристов, непосредственно участвующих в цент­ральной власти, которые устанавливали четкое деление между королем и подданными и устра­няли все отсылки к промежуточным инстанциям власти, таким как, например, Генеральные шта­ты, в то же время парламентарии занимали бо­лее неопределенную двойственную позицию.

Все заставляет предполагать, что тексты, с чьей по­мощью которых юристы пытались навязать свое видение государства и, в частности, идею «общественной пользы» (которую сами они и изобрели), являются в то же время стратегиями, и их посредством юристы стремятся заста­вить признать свое присутствие, утверждая присутствие «государственной службы», часть которой они состав­ляют. (Взять хотя бы положение третьего сословия в Ге­неральных штатах 1614-1615 годов или политику Париж­ского парламента, особенно, в период Фронды, в отноше­нии изменения иерархии сословий и признания судейского сословия, «дворян пера и чернил» как первого сословия, поместив при этом в первый ранг не военную, но гражданскую службу государству. Можно вспомнить о борьбе короля и парламента внутри формирующегося поля влас­ти — инстанции, которая, по мысли одних, была призва­на легитимировать королевскую власть, а по мнению дру­гих — ограничить ее, откуда и выражение «ложе право­судия».¹ⁱ) Короче, нет сомнений в том, что принимавшие самое явное участие в продвижении разума и универсаль­ности имели наиболее явно выраженную заинтересован­ность в универсальном, — так что можно сказать, что у них был частный интерес к общественному интересу.⁴¹

Недостаточно просто описать логику такого процесса неощутимого преобразования, завершившегося возник­новением не имеющей исторических прецедентов социаль­ной реальности, которой является современная бюро­кратия, т. е. относительно автономного административ­ного поля, независящего от политики (отрицание) и экономики (бескорыстие) и подчиняющегося специфиче­ской логике «публичного». Нужно перестать довольство­ваться неким интуитивным полупониманием, которое да­ет знакомство с конечным состоянием, и попробовать за­ново схватить глубинный смысл ряда чрезвычайно малых, но решающих изобретений: кабинет, подпись, печать, по­становление о назначении, удостоверение, аттестация, ре­естр и регистрация, циркуляр и т. п., — всего того, что привело к установлению собственно бюрократической логики, власти безличной, взаимозаменяемой и с виду со­вершенно «рациональной», а на деле наделенной самыми загадочными свойствами магической эффективности.

Что делает отдел по эксплуатации и сопровождению ИС? Отвечает за сохранность данных (расписания копирования, копирование и пр.)...

Что способствует осуществлению желаний? Стопроцентная, непоколебимая уверенность в своем...

Что делать, если нет взаимности? А теперь спустимся с небес на землю. Приземлились? Продолжаем разговор...

Система охраняемых территорий в США Изучение особо охраняемых природных территорий(ООПТ) США представляет особый интерес по многим причинам...

Не нашли то, что искали? Воспользуйтесь поиском гугл на сайте: