Взгляды Цвингли на христианское образование

В XV веке в Швейцарии был обычай посвящать одного из своих сыновей в духовное звание. В семье родителей Цвингли таким сыном оказался Ульрих. Он сам любил изучать Писание и всегда вопросам образования придавал большое значение [11, c.114]. Лидер Реформации в Швейцарии соглашался с тем, что детей нужно обучать простым библейским истинам. Его мысли относительно образования содержатся в изданной им работе “Христианское образование молодежи”. Несмотря на то, что он был противником икон и того, что связанно с поклонением образам, он признавал любые методы для того, чтобы истина достигла сердец учащихся. Он считал, когда истина проникает в сознание людей, злые привычки начинают исчезать [40, с.87]. Цвингли с самого начала поставил себе задачей религиозно-нравственное перевоспитание общества. Он предпринимал ряд мер с тем, чтобы проповедуемое Евангелие вошло в “кровь и плоть” общества, сделалось источником его нравственного возрождения. Конечно же, главную роль в осуществлении этой задачи Цвингли отводил проповедникам, которые непосредственно должны доводить евангельское учение до сознания народа.

После того, как раскрыли монастыри, а их имущество было обращено на нужды общественного образования, под влиянием Цвингли аббат капельского монастыря устроил у себя школу. В эту школу пригласили преподавать молодого ученого Генриха Буллингера, который впоследствии стал преемником Цвингли в Цюрихе. В этой школе, сделавшейся со временем одним из центров богословского образования в Швейцарии, сам аббат со своими монахами стал обучать древним языкам для того, чтобы учащиеся могли понимать оригинальный текст Св. Писания. В 1525 г. Цвингли лично взялся за школьную систему, и с тех пор дело народного и высшего образования было поставлено на прочную основу.

До Реформации в Цюрихе недостатка в школах не ощущалось. Но средняя школа готовила только служителей для внутрицерковной службы. А высшие учебные заведения, также предназначенные только для духовенства, находились в столь запущенном состоянии, что любознательная молодежь предпочитала учиться в Базеле или в других городах. Цвингли совершенно изгнал из этих заведений прежний схоластический дух. Вместе с Миконием он организовал новые школы, преобразовал старые, приглашал хороших преподавателей и лично следил за ходом преподавания, поставил в обязанность цюрихскому духовенству заботиться о народных школах и ежегодно обнародовать отчет о них.

Но предметом особого внимания Цвингли было устройство высшего учебного заведения, Каролинума, которое могло бы снабдить церковь научно образованными проповедниками и учителями. Будучи гуманистом, Цвингли положил в основу богословского образования древние языки – латинский, греческий и еврейский. Хотя на первом плане имелось в виду основательное знакомство с Св. Писанием, изучение классиков и истории занимало в программе очень видное место. По его настоянию, ученики разыгрывали оригинальные комедии Аристофана и Плавта. Цвингли старался внушить им интерес к изучению классических писателей, видя в этом средство привить ученикам дух республиканской простоты [11, с.144]. Он никогда не отделял науки от религии, как нечто несовместимое. По его мнению, разум нисколько не исключает искренней веры, а истинное знание – одно из действительнейших средств для нравственного облагораживания человека [19, с.51].

Не упуская из внимания народного образования, Цвингли отдавал свои силы Каролинуму. Это было его излюбленное детище. Он принимал самое деятельное участие не только в устройстве этого заведения, но и в жизни самих учащихся. Заботился о их здоровье, о том, чтобы занятия не превышали их сил, хлопотал о стипендиях, не жалея на содержание Каролинума никаких средств. Лучшие профессора из Германии и Швейцарии были приглашены на кафедры языков, сам Цвингли также читал лекции по теологии. Страсбург и Базель посылали своих ученых для ознакомления с этим учебным заведением. Мало-помалу эта академия сделалась центром просвещения немецкой Швейцарии, а Цюриху, слывшему до тех пор невежественным городом, сделала репутацию “швейцарских Афин”.

Цвингли был убежден, что конечным и главным авторитетом в церкви и в обществе обладает само христианское сообщество, которое исполняет свою власть через избираемое гражданское правление, действующее в соответствии с авторитетом Библии. Но его взгляды на отношение церкви и государства изменились после того, как анабаптисты предприняли решительные действия.

Герцен называет богословие Цвингли “сухой, чуждой всякой глубины, вероисповедной системой с ее скудным безотрадным культом”, и с таким заявлением, в некоторой степени, можно согласиться. Действительно, христианство в чрезмерно тусклых гуманистических очках Цвингли было лишено красок жизни и той чарующей привлекательности, которая присуща только истинно евангельскому христианству. Этот факт может объяснить, почему из общины его последователей рано улетучилась всякая религиозность. Тогда как, например, в лютеранстве она сохранилась гораздо дольше.

Замечу, если для Лютера реформированию подлежало все то, что прямо, по его мнению, противоречило Св. Писанию, то для Цвингли от католицизма в церкви должно оставаться лишь то, что положительно оправдывает Библия. Для него все, что можно было в религии объяснить, он объяснял, чудесное же он оставлял в стороне и советовал не пускаться в объяснения совершенно неизвестных вещей.

Жан Кальвин представляет собой второе поколение реформаторов. Первому поколению реформаторов – таким, как Лютер или Цвингли, в основном, приходилось отвечать на вопрос, какой не должна быть церковь. В том смысле, что они вынуждены были отгораживать реформированную церковь с одной стороны от католичества, а с другой – от радикализма. Перед вторым поколением реформаторов стояла задача систематизировать богословие протестантизма. И Кальвин уже отвечал на вопрос, какой должна быть реформированная церковь.

В 1536 году, еще не искушенный церковной практикой, двадцатисемилетний Кальвин выпустил небольшое, первое издание “Наставление в христианской вере”. В то время он и не предполагал, что ему придется воплощать программу этой книги в жизнь, тогда он видел себя только ученым-теоретиком. Но в течение последующих двадцати трех лет, опираясь на приобретаемый опыт церковного служителя в Женеве, он дорабатывал и переиздавал эту книгу шесть раз. Эта книга заняла почетное место в ряду литературных произведений западной классики.

Фактически Кальвин взял в основу своего учения идеи Лютера, с неумолимой последовательностью доводя их до конца, придал им вполне завершенную форму. Его богословие имеет те же акценты, что и богословие Августина, в чем также есть нечто общее с Лютером, но Кальвин пришел к такой системе изучая Св. Писание, и к работам выдающегося отца церкви он обратился, чтобы найти поддержку, а не наоборот.

3.1.1. Священное Писание. Кальвин, подобно Лютеру, настаивал на безусловном авторитете прямого свидетельства Слова Божия, изложенного в Св. Писании. Он отделял свое учение как от католичества, высказываясь за невмешательство в дела религии человеческого разума и философии, так и от всякого рода мистических направлений, признававших возле или выше записанного откровения внутреннее, непосредственное. Кальвин заявлял, что целью Св. Писания является не описание исторических событий и структуры вселенной, а провозглашение Евангелия Христа. Он также настаивал на том, чтобы все утверждения в Писании воспринимались дословно.

3.1.2. Учение о Боге. Кальвина интересует не человек с его страданиями и сомнениями, а восстановление истинного понятия о Боге, умаленного папизмом. И даже сама идея предопределения, с которой обычно связывают имя Кальвина, важна для него потому, что она восстанавливает истинное величие, могущество и суверенитет Бога. Практическое значение этой идеи сводится к отрицанию католического учения о свободе воли человека и о посреднической роли церкви: в отношении к жизни, он принимает это учение лишь в качестве политического оружия. При попытках прямого, непосредственного его приложения к исправлению земных отклонений или даже простому суждению о них, Кальвин строго останавливает напоминанием, что “мы не смеем проникать в тайну Божию” [3, с.122]. В его величественной концепции Бога и Его славы, так типичной для некоторых библейских пророков, есть нечто ветхозаветное. Он охотно обращается к примерам из истории Израиля, при этом как бы забывая евангельского Бога любви.

3.1.3. Сотериология. Идея безусловного господства воли Божией, избирающей людей лишь своими орудиями, исключает мысль о человеческих заслугах. Такое понятие предопределения было развито еще Августином и в той или иной степени разделялось всеми реформаторами, но никто из них не пошел так далеко в формулировании принципа, в заключениях, вытекающих из него, как Кальвин. По его учению, спасение – это дело безусловного выбора, основанного на суверенной воле Бога, являющегося двойным предопределением одних ко спасению, других к осуждению. Предназначенные к спасению составляют небольшую группу, избранную Богом в силу непостижимого решения, помимо всяких их заслуг. С другой стороны, никакие усилия не могут спасти тех, кто осужден на вечную погибель. Кальвин считал, что служение Христа на кресте совершилось лишь для тех, кто избран ко спасению. Учение о “непреодолимой благодати” является неизбежным следствием учения об ограниченном избрании и примирении. Избранные будут спасены независимо от их собственного начального желания, когда Дух Святой неизбежно приведет их ко Христу. Сохранение святых является одним из важнейших положений в его системе: т. е. кто избран и кто неизбежно спасется через работу Духа Святого, никогда не будет окончательно потерян. Как добрые, так и злые дела людей служат для выполнения Божиих предназначений, но это нисколько не снимает вины с испорченного и греховного по своей природе человека.

3.1.4. Антропология. Кальвин верил в полную греховность всех людей. Человек наследует вину греха от Адама и не может ничего сделать для своего собственного спасения, поскольку вся его воля полностью развращена. Человек, по учению Кальвина, будучи твердо уверен в своем бессилии изменить раз поставленное относительно него решение, все же обязан исполнять все постановления церкви и с доверием идти к своему спасению, не зная, что его ожидает. Его самого страшила беспощадность этого учения.

В своем богословии Кальвин отводил огромное место учению о церкви. Для ее определения он использовал различные подходы и выражения. Систематизируя экклезиологию Кальвина, Низел выделяет в ней три акцента: церковь как мать верующих, церковь как тело Христа и церковь как собрание избранных [47, с.183].

3.2.1. Церковь как мать верующих. Для Кальвина, безусловно, церковь имела божественное происхождение и установлена Самим Богом в этом мире. А потому церковь всегда прославляет и превозносит Христа и является соучастницей в Его работе между людьми. Эта работа выполняется посредством священнодействий и служений, которые Он поручил ей выполнять, и через видимые знаки, которые Он ей вверил. Христос продолжает Свою искупительную работу “над нами и в нас”. И церковь, как средство для осуществления этой работы, является сферой самооткровения Бога и сферой общения Христа и верующих. Кальвин, в таком значении церкви, указывал на то, что она состоит из множества верующих, а потому и каждый верующий должен принимать участие в работе церкви. Бог конечно же не сковывает нас, верующих, в нашем посвящении Ему, он предлагает нам быть использованными для нашей же души как канал регулярной проповеди и наставлений, и таким образом подчиняться Его повелениям, чтобы всегда находиться в соответствующем состоянии, когда Бог в нужный для Него момент приблизится к нам.

“Те, кто пренебрегает духовной пищей для души, которую Христос им предлагает в церкви, заслуживает погибели от ужасного голода” [47, с.183].

По этой причине Кальвин характеризовал сущность церкви одним словом, которое по сути представляло ее еще во времена апостолов: “Церковь является нашей матерью”. Это имя вполне подходит для нее, говорил Кальвин.

“Потому что нет другого имени для той, кто дарит жизнь или вводит в нее, ей нужно принять и вынашивать нас во чреве, кормить грудью, оберегать нас от различных опасностей и вести нас до тех пор, пока мы не освободимся от смертного нашего тела и станем как ангелы. Ибо наши слабости не позволяют нам избежать этой школы до тех пор, пока мы не проведем в ней всю жизнь”. “Вне ее недра не существует надежды, прощения грехов и никакого счастья”.

Рассуждения Кальвина о роли церкви можно выразить так: поскольку церковь является местом служения Христа, так как Он Сам учредил ее, то Он желает встречаться с нами в ней и только в ней. Настолько важность церкви превознесена Кальвином, что он вместе с “древними” мог бы заявить, что вне церкви не существует спасения [47, с.186]. Фактом остается то, что Кальвин рассматривал церковь, как непознаваемую умом, Богом посвященную для нашего спасения. Он начинает первую главу раздела о церкви в “Наставлении” словами: “Наставление истинной церкви, с которой мы стремимся быть воедино, поскольку она является матерью всех богобоязненных” [37, с.486].

3.2.2. Церковь как тело Христа. Церковь для Кальвина была установлением, которое действует как внутри нас, так и через нас. Христос предлагает Себя нам для того, чтобы мы стали Его инструментом, и таким образом происходит объединение общины верующих, строится тело Христа. Мы вырастаем в различные части и так составляем Его, Того, Кто является нашей Главой, и тем самым созидается единство между членами. Поскольку церковь действует через нас и внутри нас, то мы составляем неотъемлемую часть ее недра [47, с.188].

Эта идея не нова для реформаторов: Цвингли, например, использовал ее в своих трудах, но Кальвин широко развил эту мысль. Он выводил отсюда полную зависимость одного члена от другого, указывал на необходимость взаимопомощи, несостоятельность деления церкви, и конечно же, главное направление развития этой идеи указывает на Христа как на Единственного Господина и Главу церкви. Никакой член, составляющий тело, а папу римского можно рассматривать только так, не может управлять церковью. Только Иисус Христос, ее Глава.

3.2.3. Церковь как собрание избранных. Кальвин также описывает церковь как “собрание избранных людей”. Эта мысль была, пожалуй, главной в первом издании “Наставлений” и в Катехизисе, здесь Кальвин подчеркивает именно этот аспект ее сущности. “Она является полным числом избранных” [43, с.189]. Смысл этого высказывания становится яснее в контексте другого заявления. “Тайна избрания Божия является основанием церкви”. Представление о церкви как о собрании избранных напрямую связано с предопределением [3, с.121]. Цвингли также говорил о церкви как об избранных, но Кальвин полнее, чем кто другой из реформаторов, развил эту идею.

Для того, чтобы лучше понять учение о церкви, которое занимает значительную часть в богословии Кальвина, нужно иметь в виду постепенное развитие его взглядов по этому вопросу, рассматривая его в контексте хода событий женевской Реформации. Представление экклезиологии Кальвина в виде небольшого ознакомительного обзора его работы над “Наставлением” (а его взгляд на церковь сформировался, фактически, к 1543 г.), будет наилучшим подходом, так как, помимо положений в богословии Кальвина, такой подход показывает и развитие его мысли.

Виппер в своей докторской работе [3] достаточно большое внимание уделяет экклезиологии Кальвина. И этот труд лег в основу данной главы. Он замечает, что Кампшульте, говоря о учении Кальвина о церкви, указывает на два “формальных” принципа учения. Логический вывод из учения о церкви, если она относится к скрытому от глаз людей избранию Божию и если вообще признавалась необходимость видимой церкви, заключается, по его мнению, в свойственном Кальвину требовании церковной дисциплины. “Прославляйте Бога, – толкует он взгляд Кальвина, – полным и действенным торжеством, слова Его должны осуществляться воистину: жизнь церковной общины должна вылиться в форму совершенной и незапятнанной нравственности”.

Другим “формальным” принципом учения Кальвина былопризнание безусловного и единственного авторитета Св. Писания, отрицание традиций. И это определяет, по мнению Кампшульте, организацию церкви, придавая огромное значение личности в общине и приводя, таким образом, к ее демократическому строю [3, с.121]. Эти принципы достаточно определенно указывают на границы, в которых развивалось учение Кальвина о церкви.

3.3.1. “Наставление” (1536 г.) В 1536 году вышло первое издание “Наставлений”, которые потом несколько раз переиздавались и расширялись и, в конце концов, явились суммой всего догматического и церковного учения Кальвина. В первом издании было еще мало оригинального по содержанию. Целью Кальвина было систематически изложить сумму уже определившихся протестантских идей, положить конец беспорядочности учения и строя среди единомышленников. В этом отношении он по ясности, сжатости и силе выражения превзошел все предшествующие подобные попытки.

В первом издании “Наставлений” учение о предопределении едва намечено. Кальвин, при объяснении символа веры, в связи с объяснением слов santa ecclesia catolica, дает лишь общее указание на характер предвечного избрания Божия, которое он называет providenta Dei. Здесь он в небольшом отделе осуждает практику католической церкви, “связывающей и развязывающей навеки” и этим дерзающей предвосхитить решение Бога. Далее, Кальвин старается разъяснить истинные границы церкви и действительное значение отлучения. Учение о предопределении для него важно потому, что оно восстанавливает истинное величие и могущество Божие.

3.3.1.1. Церковь земная и небесная. Но когда Кальвин приступает к построению новой церкви, он отходит от августиновской идеи предвечного избрания и, как выразился Виппер, “отстраняет или насилует ее” [3, с.122]. Учение о предопределении, заключая в себе понятие неизменной и несокрушимой невидимой церкви, определяемой исключительно волей Божьей, делает непонятной церковь видимую с ее воздействием на человека. Как признает Кампшульте, установление видимой церкви у Кальвина остается необъясненным, недоказанным. Объясняя понятие невидимой церкви, Кальвин говорит, что существует некоторое количество избранников, составляющих настоящую церковь, члены ее не могут погибнуть; их спасение опирается на столь сильную основу, что, если бы поколебался весь мир, они не могли бы упасть.

Церковь земную Кальвин никаким образом не рассматривал как часть невидимой. Последняя служит первой, может быть, недосягаемым идеалом. Для многих было бы желательно собрать в видимую церковь избранников, но это вовсе не нужно для целей спасения, ибо пути Господни неисповедимы и Он может отвергнуть члена церкви и, наоборот, привлечь в число спасенных стоящих вне ее.Принимая земную церковь как нечто данное и ставя ей только другие границы, Кальвин указывает на отсутствие связи между мотивами, ведущими к ее установлению и призванию, и верою в предвечное избрание Божие.

“Хотя, пока нам неизвестно решение Божие, мы не можем судить в каждом отдельном случае, кто принадлежит к церкви (невидимой) и кто нет, однако, везде, где будет проповедоваться и восприниматься Слово Божие, где, по установлению Христа, будут совершаться таинства, мы без колебания должны будем признавать существование церкви (aliquam esse Dei ecclesiam). Но во имя любви мы должны считать за избранных и членов церкви всех, кто соединяется с нами в общем исповедании и исполнении таинств” [3, с.122].

Кальвин стремится подчеркнуть полную независимость оснований, на которых утверждена земная церковь, от осуществления предвечного решения Божия над избранниками и осужденными.

“Не только отлученные от церкви, – говорит он, – должны вызывать с нашей стороны снисхождение и меры увещевания, вместо угроз и преследования, но и турки, и сарацины, и остальные враги истинной веры”.

3.3.1.2. Дисциплина. Если сам принцип стоит вне связи с идеей предопределения, то не имеют никакого отношения к последней и те средства, те учреждения, которые способствуют поддержанию церкви земной. Если Кальвин настаивает на необходимости церковной организации, то потому, что считает церковь орудием пропаганды, борьбы и перевоспитания, следовательно, исходит от понятий, противоположных идее предопределения.

Мысли о воспитательном значении церкви, о влиянии ее сдерживающих и поощряющих средств особенно выступают в оправдании отлучения. Кальвин считал его необходимым для того, чтобы:

Отлучению Кальвин придает важное значение, оно рассматривалось как церковное наказание (лишение причастия). Он указывает на временный, воспитательный характер отлучения, служащего интересам видимой церкви. церковь связывает не на вечную погибель, а осуждает лишь образ жизни, известные дела человека. И если ее внушения не подействуют, то она ставит неисправимому на вид его осуждение на небесах. Разрешение ее означает восприятие в то единство, которое существует в ней во имя Христа. И рядом с этим выдвигается как будто принудительный характер отлучения: “Чтобы легкомысленно не пренебрегали судом церкви” [3, с.129].

3.3.1.3. Катехизис (1536 г.). В катехизисе, составленном Кальвином на основании “Наставлений” 1536 года, но без вопросов и ответов, оправдывая отлучение еще определеннее, он выражает свой страх за “святых”, на которых может вредно действовать общение с неверующими. Однако, такое опасение не выдерживает критики, т.к. излишне для избранников по теории предопределения. Далее он, опасаясь, чтобы отлученный не пренебрег судом церкви, пишет, что отлучение должно выражаться “голосом верующих”, в котором открывается Божие указание. Тут неясно, кому принадлежит само право произнесения отлучения. Этот вопрос создал впоследствии много затруднений Кальвину в его практической деятельности. Но Кальвин охотно соглашается на ограничение или даже устранение народа в самом решении этого вопроса и переносит его на внутрицерковный суд.

3.3.1.4. Границы церкви и ее устройство. В первом издании “Наставлений” Кальвин признавал свободу в установлении обрядов и церковного управления. Законы церкви должны быть таковыми, чтобы их исполнение не считалось необходимым для спасения души, чтобы они не связывали совести, как “неразрушаемое религиозное предписание”.

Кальвин высказывается за полную свободу образования церквей и свободное определение их границ. “Христос совершенно ясно сказал, что всякое соединение людей (congregatio), собравшихся во имя Его, есть церковь”; следовательно, в каждой отдельной области или местности может возникнуть церковь. Об установлении обязательной связи между церковными общинами, создании высшего авторитета для управления целыми группами церквей в пределах нации, государства или по крайней мере города, области он ничего не говорил.

Кальвин рассматривает практический вопрос о порядке выбора и постановления служителей. Здесь он доказывает, что ordinatio ecclesiastica есть ложное таинство. И остается не совсем понятным его мнение по этому вопросу. С одной стороны, кажущееся пренебрежение, несвойственное Кальвину, а с другой, как замечает Кестил, “Кальвин никогда не выводил, подобно Лютеру, сана и обязанности священника из понятия всеобщего священства верующих, а ограничивался лишь желанием, чтобы общины принимали участие в выборе должностных лиц”. Священники, конечно, должны быть избираемы мирянами, но как это должно происходить, в собрании ли всей общины, голосованием ли немногих или назначением властей, он не определяет. В области духовного правления он признает пока лишь два сана; епископа и пресвитера (учителя, лица, ведущего богослужения) и диакона, выдающего церковное имущество.

3.3.2. Articles (1537 г .). Проект церковной организации 1537 г. (Articles) свидетельствовал о том, что его составители преследовали, по крайней мере, две задачи: содействовать истреблению католицизма, исчезнувшего, по мнению проповедников, лишь официально; определить приемы правильной церковной практики, которая должна быть главным образом направлена на поддержание церковной дисциплины. По общепринятому мнению, Кальвин принимал самое непосредственное участие в составлении этого проекта.

Уже в первом пункте авторы признавали желательным еженедельное совершение таинства св. Причастия при участии всей общины и лишь ввиду “нетвердости” народа допускали пока ежемесячное повторение обряда. Но без строжайшего надзора, сопровождающегося отлучением, его совершение они представляли немыслимым из-за неизбежной профанации. Далее в проекте подробно изложена организация религиозно-нравственного надзора и приемы воздействия, завершаемые в случае нужды экскоммуникацией.

В Artikles обнаруживается ряд противоречий с “Наставлением”, например, по поводу отношения церкви и государства. Кальвин будто объявляет светскую помощь ненужной для церкви и этим устраняет мысль о возможности каких-либо столкновений церкви с светской властью. Здесь он приходит к тому, что магистрат, поставленный в качестве прямого орудия и служителя Божия рядом с церковными органами, призван и уполномочен вместе с ними. И еще одно несоответствие в отношении границ церкви.Тут, вместо свободной, образуемой из добровольных членов, церкви явился принудительный союз, с исключением при помощи внешних средств не присягнувших догме и церковной конституции, изложенным в “Исповедании”, как замечает Галли [3, с.183].

“Судя по тексту, – говорит Виппер, – вместе с Articles, правительству должны были быть поданы еще две работы проповедников: “Исповедание” и “Катехизис”... “Исповедание” должно было служить средством проверки религиозных убеждений каждого отдельного лица, критерием принятия в общину и, может быть даже, орудием выделения из общего числа членов церкви “чистого зерна”, церкви настоящей. “Катехизис” должен был служить подготовкой для публичного исповедания. Как и в ранней церкви, он должен был быть схемой того свидетельства, которое каждый своидолжен бы принести, чтобы громко заявить христианские воззрения” [3, с.184].

В “Катехизисе” выдвинуто, так же как и в “Articles”, значение экскоммуникации, причем здесь делается ударение на ее божественную сторону, а не на человеческую. Также в “Катехизисе” Кальвин старался высоко поднять авторитет служителей церкви и внушить светской власти уважение к ним.

3.3.3. “Наставление” (1539 г.). Второе издание “Наставлений” было, как замечает Виппер, в гораздо большей степени богословским трудом, чем предыдущее. Здесь уже Кальвин не противопоставляет невидимую церковь Христову всякой земной организации, “...которая всегда остается, какие бы высокие цели она ни преследовала, и в какой бы чистоте ни возвещала учение Христа, делом рук человеческих”. О единственной церкви на земле, охватывающей истинно верующих, он также не говорит ни слова. Его занимали другие вопросы, а именно, какая связь может и должна устанавливаться между отдельными церквями, как достигнуть согласия между ними и поддерживать его, и в какой мере личность подчинена этому союзу, может ли его критиковать, вступать и выходить из него по произволу.

В “Наставлении” (1539 г.) Кальвин продолжает возражение как против католицизма, так и против церковного анархизма. Толкуя 2Пет.2.1, о ложных пророках, он относит их к тем людям из черни (plebei), которые присвоили себе в последнее время имя учителей и проповедников (doctorum et pastorum) [3, с.202].

Фактически, Кальвин дает новое учение о видимой церкви. Чтобы оправдать авторитет каждой самостоятельной общины, он исходит из понятия ecclesia universalis. Эту Вселенскую церковь составляют различные народы, т.е. она рассеяна по всему лицу земли, но объединена истиной божественного учения. Отдельные общины в городах и селениях составляют ее части и по праву обладают имением и авторитетом церкви. Все люди, исповедующие церковное учение,входят в ее состав и, следовательно, подчиняются той или иной поместной церкви, пока она их не исключила своим судом. И здесь существует большая разница между отдельной личностью и отдельной церковью. Если отдельные недостойные личности могут быть в церкви, то церквей недостойных или низших по достоинству нет. Все они равны по святости и авторитету в отношении к личности, так как эти их свойства независимы от случайных условий; проповедь Евангелия и правильное совершение таинств, каков бы ни был личный состав, создают законную церковь. Отсюда Кальвин выводит, что нарушения авторитета какой-либо церкви, носящей эти отличительные знаки, есть нарушение Божией воли. “Стремиться к уничтожению этих отличительных знаков церкви, – говорит он, “значит уничтожать саму церковь”.

Что касается отдельной личности, то он напоминает, что не следует быть слишком придирчивым и непримиримым в требованиях. Нельзя покидать церковь из-за неважных разногласий. Согласие, одинаковое исповедание должны быть лишь в существенном (Кальвин упоминает в этой связи веру в Троицу, в бессмертие души, оправдание верою и т.д., обходя предопределение), полное тождество учения немыслимо. В суждении о внутрицерковной жизни, о нравственном состоянии в среде церковной общины он предлагает поступать еще осторожней. Отвергая учение анабаптистов о церкви как о собрании исключительно благочестивых и святых людей, Кальвин напоминает:

“Как человека в его нравственно-религиозной жизни, так и целую общину, мы не должны судить по случайно выхваченным частям или по отдельным поступкам, а должны брать в целом и сообразно общему впечатлению определять к ним наше отношение” [3, с.203].

3.3.4. “Наставление” (1543 г.). В этой работе Кальвин пытается, с учетом приобретенного опыта и измененных условий, указать на черты идеальной церкви. Когда Кальвин работал над очередным изданием “Наставлений”, фундамент новой общины был уже сложен. В женевской церкви уже существовала конституция, писаный закон, на который можно было опереться в дальнейших стремлениях. Речь уже могла идти не о предполагаемой идеальной церкви, а о реальном факте, о достигнутых результатах, которые надо было обобщать и формулировать. Отсюда появилась необходимость комментировать новые учреждения, объяснять их значение для будущего, дать им историческое и теоретическое оправдание и указать на необходимые поправки, соответствующие идеальным целям. Кальвин отыскивал черты идеальной церкви в апостольской общине и лучших учреждениях раннего христианства вообще и старался, с учетом современности дать им жизнь в женевской церкви.

Рассматривая развитие церкви в истории, Кальвин отмечает, что начало ее упадка приходится на тот момент, когда духовенство начинает отвергать участие народа в церковных делах, в частности в выборах. Из этого он выводит, что истинная церковь имеет обязательно демократическую основу. Притом она должна опираться не на народ в его политической организации, не на его представителей, о них речи нет, а предполагает его как самостоятельное церковное единение, как паству. На независимость церкви от магистрата указывает последовательное молчание об участии светской власти во внутрицерковных делах.

Порядок избрания непосредственно народом Кальвин признает единственно правильным, как в отношении священников, между которыми Кальвин различает проповедников и богословов учителей, так и для двух других церковных чинов: для старейшин, наблюдавших за нравами, и для диаконов, ухаживающих за бедными и сиротами и заведующих предназначенными для последних суммами. Два последних чина выбирала вся община и даже об утверждении их со стороны правительства не упоминается. Виппер указывает на явное стремление их поставить наравне с пресвитерами [3, с.191].

В “Наставление” 1543 г. Кальвин без колебания рекомендует, отвергнутый женевским магистратом и потому не отраженный в орденах обряд возложения рук как практику древней церкви. Здесь он развивает мотивы в пользу этого символического действия.

“Этим путем, – говорит он, – народ усваивает представление о достоинстве пастора, в то же время и сам пастор проникается мыслью, что он отныне не властен над собою, а стал рабом Бога и церкви”.

Порядок управления церковью, определенный в издании 1543 г., вытекал из “незатемненного Слова Божия” и установлений Христа. Он основан на тесной связи проповеди с нравственной дисциплиной и делом благотворительности. Потому в “Наставление” 1543 г. разделение на пасторов и учителей с одной стороны, и старейшин и дьяконов, с другой, – чисто внешнее. Оно основано лишь на необходимости распределить между разными лицами множество дел, лежащих на представителях церкви.

В поздних работах Кальвин делает детальную разработку практики церковной дисциплины [3, с.295]. Дисциплинарные требования в отношении духовенства, он считал, что должны быть гораздо строже, чем в отношении народа, и не допускал участия светских властей во внутренней дисциплине духовенства. В отношении светских лиц дисциплинарное воздействие проходит несколько ступеней, которые являются, в некотором смысле, отражением трех ступеней в Мф.18.15-17. Сначала лица, неудовлетворяющие требованию нравственного закона, выслушивают увещевания, как бы семейного характера, от пасторов, обходящих частные жилища для того, чтобы утверждать верующих, так как одного провозглашения евангельских истин в собрании недостаточно. Кальвин считал, что учение получит действенную силу лишь тогда, когда священник будет иметь право потребовать от всех выполнения того, чем люди обязаны перед Христом. Если эти увещания не подействуют “Христос велит” призывать в церковный суд, состоящий из старейшин. Здесь уже внушения носят более серьезный характер, как бы исходя от общественной власти. Если и после этого виновный упорствует, он должен быть исключен из общины. Кальвин пишет:

“Мы все более приходим к убеждению, что духовный суд, преследующий проступки во имя Слова Божия, есть наилучшая поддержка здорового состояния, основа порядка и скрепляющая единение сила в Христовой церкви” [3, c.294].

Кальвин подчеркивает обязанность каждого – государь и простолюдин здесь поставлены наравне – подчиняться дисциплине церкви. А такие выражения, как: “так как в дворцах своих государи привыкли слышать только поддакивания, то в интересах их же самих более чем необходимо, чтобы устами священников они призывались на суд Божий”, – производили глубокое впечатление на людей, выходивших из его школы. На подобные слова опирались многие проповедники, обличавшие государственных вождей. Не допуская участия власти в церковном дисциплинировании, Кальвин считает желательным участие народа, по крайней мере, при произнесении отлучения. И в этом просматривается демократическая основа церкви.

“Законный порядок отлучения, – говорит Кальвин, – состоит в том, чтобы старейшины действовали не одни и в тайне от других, но с ведома и одобрения церкви; так однако же, чтоб народная масса, не управляя активно, наблюдала бы в качестве свидетеля и стража, чтобы в деле не было личного пристрастия немногих” [3, с.295].

3.3.4.1. Работа служителей. Говоря о роли пресвитеров и епископов, Кальвин предлагает одно из установлений древней церкви, а именно, коллегию пресвитеров, состоящую из пасторов и диаконов. Коллегия эта, помимо обязанностей, указанных Павлом, учения, увещания, нравственного воздействия, <

ЧТО ТАКОЕ УВЕРЕННОЕ ПОВЕДЕНИЕ В МЕЖЛИЧНОСТНЫХ ОТНОШЕНИЯХ? Исторически существует три основных модели различий, существующих между...

Что способствует осуществлению желаний? Стопроцентная, непоколебимая уверенность в своем...

ЧТО И КАК ПИСАЛИ О МОДЕ В ЖУРНАЛАХ НАЧАЛА XX ВЕКА Первый номер журнала «Аполлон» за 1909 г. начинался, по сути, с программного заявления редакции журнала...

Живите по правилу: МАЛО ЛИ ЧТО НА СВЕТЕ СУЩЕСТВУЕТ? Я неслучайно подчеркиваю, что место в голове ограничено, а информации вокруг много, и что ваше право...

Не нашли то, что искали? Воспользуйтесь поиском гугл на сайте: