О мире, с королем Англии заключенном

Итак, когда мирному соглашению между королем Англии и королем Галлии, и графом Тибо как высокие бароны королевства, так и духовные мужи поспособствовали ²⁸², справедливым решением [107] [те], кто участвуя в заговоре, ради собственных жалоб удовлетворения как короля Англии, так и графа Тибо вовлекли, войной изнуренные, от мира ничего не приобретшие, [за то], что сделали, в конце концов достойный приговор узнали, когда Ланселен, граф де Даммартен, жалобу о кондуите ²⁸³ в Бовэ ²⁸⁴ без надежды удовлетворить утратил; Пайен де Монже в жалобе о замке Ливри обманулся, когда в одном и том же месяце искренне оплакивал одного и того же замка разрушенные укрепления, потом же более сильное [их] восстановление за деньги английского короля ²⁸⁵; Милон же де Монлери, скорбевший и вздыхавший о столь приятном брачном союзе с сестрой графа, которого из-за родства лишился ²⁸⁶, не столько почестей и славы в получении, сколько позора и печали в разводе принял. Таким образом что-либо, сделанное людским судом, целиком им из канона взято, где имеется эта сентенция: «Обязательства против мира на тщету полностью обречены» ²⁸⁷.

Глава XXIV.

[О Тома де Марль и каким образом замки его. король разрушил]

Таким образом очень крепкой десницей короля, по праву, положением данному, [он] обуздывал дерзость тиранов столько раз, сколько видел, что [они] начинали войны, с бесконечным удовольствием грабили, бедных в смятение приводили, церкви разрушали, – искаженное своеволие, которых, если будет позволено, [так как] еще безумнее [они] воспламеняются словно злые духи, которые [тех], кого боятся потерять, скорее убивают, [тех], кого надеются сохранить, полностью уничтожают, подкладывают дрова в огонь, бесконечно более жестоко поглотить.

Так и Тома де Марль, человек самый негодный ²⁸⁸, когда король Людовик выше названными и многими другими войнами занят был, области Лана, Реймса [и] Амьена – ибо дьявол ему покровительствовал, так как глупцов процветание обычно губит, – до такой степени разграбил, яростью волчьей поглотил, что ни клир из страха перед церковной карой, ни народ из какого-нибудь человеколюбия не пощадил, все уничтожая, всё губя ²⁸⁹. Даже от монастыря Сен-Жан де Лан, от монахинь ²⁹⁰, два наилучших домена оторвал; крепчайшие замки Креси ²⁹¹ и Новион прекрасным валом, а также высокими башнями, как собственные, снабдил и, как будто в логовище дракона и пещеру разбойников превратив, почти всю землю как грабежам, так и пожарам безжалостно подверг. [108]

Нестерпимыми притеснениями измученная галльская Церковь, когда заседала в Бовэ на всеобщем соборе против врагов истинной невесты Иисуса Христа, там также на первоначальном суде осуждающий приговор провозглашать начала ²⁹². Достопочтенный легат Святой Римской церкви Конон, епископ Палестрины, тронутый бесчисленных жалоб тяготой, бедных и сирот страданиями, его [Тома] тиранию мечом святого Петра, а именно всеобщей анафемой, пронзивши, рыцарский пояс у него [врага], хотя и отсутствующего, отнял всех владений, как преступника опозоренного, христианского имени врага по всеобщему приговору лишил.

Таким образом, столь большого совета плачем тронутый, король очень быстро двинул на него [Тома] свое войско и сопровождаемый клиром, которому всегда смиренно служил, к Креси, крепчайшему замку, направился. [Своих] воинов могучей силой, – и даже более того, божественной [силой] – внезапно замок захватил, крепчайшую башню, как будто сельскую хижину, атаковал, злодеев привел в смятение, нечестивых благочестиво уничтожил и [тех], кто немилосердно бил, немилосердно порубил. Вы бы увидели замок, как будто адским огнем охваченный, чтобы признать, не откладывая: «Восстанет против них дух силы и, как вихрь, развеет их» ²⁹³.

Итак, более сильный этой победой, успехи свои повторить готовый, когда к другому замку по имени Новион направился [король], пришел [человек], который ему сообщил: «Да будет известно милости твоей, господин мой король, что в этом злодейском замке самые преступные из них ожидают, которые одного лишь места в аду достойны. Они, – говорю я, – которые, воспользовавшись вашим повелением упразднить коммуну, не только город Лан, но и [церковь] благородной Матери Божьей вместе со многими другими церквями огнем сожгли; благородных горожан почти всех, тех, кто истинной верой помочь пытались господину своему епископу, как под предлогом [этим], так и в наказание мучили. Самого же епископа Годри, достопочтенного Церкви защитника, не побоявшись поднять руку на Христова помазанника, жестоким образом убили; голым среди скотины и птицы [они его] выставили, палец с епископским кольцом отрубили и вместе с самым негоднейшим своим соблазнителем Тома о башне вашей ради лишения вас владения спорили» ²⁹⁴.

Поэтому вдвойне воодушевленный король на разбойничий замок устремился, разнес подобное адским карам и святотатствам жилище, невинных отпустивши и виновных сурово наказав, одну из многих обид [он] отомстил и [тех], на кого из отвратительных убийц [109] натолкнулся [он], жаждущий правосудия, алчности коршунов, воронов и хищников на общий прокорм выдав и на виселицу вздернуть приказав, научил, чего заслуживают [те], кто на господина во Христе руку поднять не побоялись.

Итак, разрушив оскверненные замки, те же домены [монастырю] Сен-Жан восстановив, в город Амьен [он] возвратился ²⁹⁵, башню этого города, [принадлежавшую] некоему тирану Адаму ²⁹⁶, церквей и всех окрестностей опустошителю, осадил ²⁹⁷. Каковую почти два года сжимая осадой, к сдаче защитников вынудив, захватил; захваченную [башню] до основания снес. И этим разрушением мир в отечестве, королевский исполнив долг, «ибо он не напрасно носит меч» ²⁹⁸, – с удовольствием восстановил, а также самого вышеназванного подлейшего Тома, как и его [наследников] владений в [этом] городе навечно лишил ²⁹⁹.

Глава XXV.

[Об Эмоне по прозвищу Пестрая Корова]

Поскольку не в какой-то части земель, а в теснине [отдельных] мест доблесть королевская зажата, пусть будет видно [ее], «известно же, что у королей длинные руки» ³⁰⁰. Поспешил к нему от границ Берри человек сведущий и продажный в отношении языка, Алар Гийебо ³⁰¹, который довольно красноречиво пасынка своего ³⁰² жалобу изложивши, господина короля смиренно умолял, прося, чтобы благородного барона по имени Эмон, по прозвищу Пестрая Корова, сеньора де Бурбон, правосудие отклоняющего, племянника [своего], а именно старшего брата Аршамбо ³⁰³, сына, – лишившего наследства, столь самонадеянную дерзость подавил и франков приговором, что каждый из них иметь должен, определил ³⁰⁴.

Итак, король как любовью к справедливости, так и к церквям и беднякам состраданием воспылав ³⁰⁵, чтобы, как в этом случае войн, в злобе разраставшихся, бедные, страдавшие от чужой самонадеянности, не понесли наказания, когда названного Эмона безуспешно по [его] делу призвать повелевал, – [тот] отказался даже от правосудия, удалившись. Оставив всякие удовольствия и леность, в [110] область Берри с большим войском [король] направился, к Жерминьи, этого Эмона крепчайшему замку, повернул и многими ударами захватить постарался.

Названный же Эмон, увидев, что никоим образом не может противостоять, в надежде и себя, и замок спасти, этот единственный путь к своему спасению отыскав, у ног господина короля распростертый и к еще большему удивлению многих каившийся [там], чтобы [король] с ним милосердно поступил, настойчиво прося, замок отдал; сам себя королевского величия решению целиком предоставил и настолько от самонадеянности себя избавил, насколько еще смиреннее, им наученный, правосудию себя возвратил. Король же, удержав замок и этого же Эмона во Францию по этой причине отведя, приговором франков или соглашением дяди и племянника тяжбу как справедливо, так и благочестиво разрешил и с угнетением многих и с обильными потом трудами покончил.

Эти и им подобные [деяния] в землях этих многократно [и] милосердно ради спокойствия церквей и бедняков совершать [он] имел обыкновение, которые, если всякий раз пером их передавать, отвращение породят, так что [мы] сочли приличествующим воздержаться.

Глава XXVI.

[О возобновлении войны с королем Англии]

Необузданная гордыня являет себя больше самонадеянности, поскольку эта [последняя] не признает превосходства, та [же] – даже равенства, чему соответствуют поэтические строки: «Цезарь не может признать кого бы то ни было первым, //Равных не терпит Помпей» ³⁰⁶. И поскольку «в соучастниках власти и каждый // Будет к другим нетерпим» ³⁰⁷, – король Франции Людовик там, где [он] преобладал над королем Англии и герцогом Нормандским Генрихом, поднявшись, над ним как над вассалом своим всегда возвышался. Король же Англии, благодаря знати королевства и богатств удивительному изобилию к униженности нетерпимый, с помощью племянника графа-палатина Тибо и многих в королевстве завистников, чтобы его власть умалить, королевство возмутить, короля привести в замешательство, старался.

Между тем возобновилась между ними прежних войн новая злоба ³⁰⁸. Так как король Англии с графом Тибо, поскольку их нормандские и шартрские владения соприкасались границами, ближайшую марку короля завоевать старались; Этьена, графа де Мортэн, одному [111] брата, другому племянника ³⁰⁹, на другую сторону, а именно: в Бри, вместе с войском перебросили, опасаясь, чтобы в отсутствие графа [Тибо] землю эту король внезапно не занял ³¹⁰. Каковой он же и нормандцев, и шартрцев, и даже бриаров пощадить старался, поскольку от обеих сторон в середине, как в кругу находившийся, то в этих, то в тех из разбросанных земель еще много раз королевского величия воодушевление проявлял.

Однако, так как Нормандская марка как королей Англии, так и герцогов Нормандских благородной предусмотрительностью и расположением новых замков ³¹¹ и непроходимых вброд рек течением снаружи от других была опоясана, король [Людовик], поскольку этим был встревожен, пройти в Нормандию страстно желал; с небольшой военной силой, чтобы скрытность действиям обеспечить, к этой марке устремясь ³¹², мужей из предосторожности выслал вперед, которые как будто путники, [но] в хауберках под плащами и мечами опоясанные, по большой дороге спустились к местечку, которое называется Гуэ-Никэз. старинному городу ³¹³, широкий и удобный проход французов к нормандцам предоставить готовому, который, окруженный рекой Эптой, так что в середине своей убежище предоставляет, [а] снаружи вниз и вверх по течению запрещает проход. Внезапно [они] плащи скинули, мечи обнажили, жителей, узнавших [о них] и оружием теснивших, сильным сопротивлением отогнали, когда вдруг король [к ним], уже весьма уставшим, по склону холма небезопасно поспешив, полезную помощь оказать повелел; как центр города, так и башню укрепленной церкви не без потерь для своих [людей] занял ³¹⁴.

И когда [Людовик] узнал, что король Англии с большим войском поблизости [находится, то] как [он] имел обыкновение, баронов своих призвал присоединиться, чтобы за ним последовали, пригласил. Прибыть поспешили граф Фландрии Бодуэн, исключительный рыцарь, красивый юноша и приятный ³¹⁵, граф Анжуйский Фульк и многие королевства высокие бароны, которые, сломав запор Нормандии, пока одни город снаряжали, другие землю, долгим миром откормленную, как грабежам, так и пожарам подвергли, и, что необычно было, в присутствии короля Англии повсюду опустошающие нестерпимое произвели замешательство.

Между тем, этот же король Англии возведение замка с большим усердием готовил, рабочих подгонял, и пока король [Людовик] под защитой своего снаряженного войска оставался, сам свой замок на ближайшей горе возвел, чтобы оттуда выстрелами арбалетчиков и лучников военную силу и съестные припасы [нормандской] земли им отсечь, и из-за этого землю свою постоянными тяготами привести в замешательство [Генрих] был вынужден. Ему король Франции, удары [112] возвращавший, без промедления в свою очередь отдавал, как будто в кости играл, когда вдруг, собрав войско, на заре вновь прийдя, на этот замок новый, который обычно называется Маласси ³¹⁶, смело напал. Большим усилием, раздавая и получая многие тяжелые удары, – такая ведь на этом рынке обычно платится пошлина, – доблестно справился, разграбил и разрушил, и к славе королевства и к противной стороны бесчестью, какие бы козни оттуда ни были, с истинной доблестью [их] рассеял.

И так как никого могущественная Фортуна никогда не щадит, ибо говорится: «Если захочет Судьба, ты из ритора консулом станешь, //Волею той же Судьбы ты не консул будешь, а ритор» ³¹⁷, – король Англии после длительных и удивительных успехов безмятежного процветания, как будто с верхней точки колеса спустившись, изменчивой и несчастливой превратности событий подчинился, когда с этой стороны король Франции, со стороны Понтье, тесно связанного с Фландрией, граф Фландрский, со стороны Мэна – граф Фульк Анжуйский ³¹⁸ полностью привести его в замешательство, повсюду на него нападать со всей доблестью стремились. Он не только извне, но и внутри от людей своих, а именно: Гуго де Гурнэ, графа д'О ³¹⁹, графа д'Омаль ³²⁰ и многих других, – был в ущербе из-за войн. [113]

Он также из-за скопления зла внутри [дворца] терзался от коварства уроном, когда и камерариев ³²¹, и постельничих ³²² частным заговором устрашенный, часто ложе менял, часто из-за ночного страха стражу вооруженную увеличивал; прежде, чем заснуть, щит и меч каждой ночью класть приказывал. Из них же один, Г. по имени ³²³, из ближайшего окружения, королевской щедростью обогатившийся, могущественный и прославленный, еще более знаменитый вероломством в столь ужасном заговоре уличенный, на ослепление и оскопление, – хотя удавление петлей заслужил, – милосердно был осужден. От этих и [им] подобных нигде в безопасности, король [не был], врожденным великодушием [и] храбростью замечательный, в трудных ситуациях осторожный, даже в [своем] дворце мечом был опоясан и [тех], кого более верными себе считал, если вне дома [они] мечи снимали, безнаказанными не оставлял, [назначая] любой штраф, как в игре.

В то же время еще некий Ангерран де Шомон, муж решительный и благоразумный, смело с военным отрядом выдвинувшись, замок, название которого Лез Андели, так как от них же заговором тайно снаряжены были укрепления, решительно захватил, и полагаясь на королевскую помощь, [он] захваченное смело снарядил, откуда землю от реки, которая называется Анделль, еще от самой реки Эпты до Пон-Сен-Пьер полностью подчинить старался. Он, так же на сопровождение многих лучших, чем он [сам] полагаясь, сам даже навстречу королю Англии на равнину устремился; возвратившегося, его [короля Англии] непочтительно преследовали и землю его в вышеназванных границах как свою использовали. Со стороны Мэна также, когда этот же король осажденным в башне Алансонского замка помощь оказать вместе с графом Тибо после долгого промедления решил, от графа Фулька потерпев поражение, многих своих вместе с замком и башней в этом бесславном деле потерял ³²⁴.

И когда от этих и [им] подобных продолжительных тревог едва в [самый] низ не скатился, тогда уже божественное умилостивление – из-за длительного бичевания и затворничества на некоторое время – [он] был также церквей щедрым одаривателем и милостыней ³²⁵ распределителем богатым, но беспутным, – пощадить и из такого унижения его милосердно поднять склонилось. Из безнадежности его глубочайших бедствий на вершину процветания колесом [он] внезапно был вознесен, тогда как другие мятежники скорее божественной рукой, чем своей [собственной], или до последней черты скатились, или совсем исчезли, поскольку сама Божественность имеет обыкновение уже совсем отчаявшимся и человеческой помощи лишенным десницу милосердия милосердно протягивать.

Ведь граф Фландрии Бодуэн, который жестокими преследованиями этого же короля жестоко беспокоил, часто в Нормандию вторгаясь, когда [114] после завоевания замка О и соседнего морского побережья необузданной душой [он] от войны отдыхал, внезапным, но одиночным ударом копья в лицо задетый, пренебрегший заботой о такой маленькой ране смертью не пренебрег ³²⁶. Не только короля Англии, но всех потомков конец положивший пощадить предпочел.

Итак, названный Ангерран де Шомон, муж храбрейший и этого же короля мучитель самонадеянный, поскольку Девы Марии, матери Божьей, в архиепископстве Руанском землю опустошать идти не содрогнулся, жестокой пораженный болезнью, после долгого своего страдания, после долгого и нестерпимого, [но] заслуженного своего тела мучения, что Царице небесной [этим] обязан, хотя поздно, [но] узнавший, жизнь закончил ³²⁷. Граф же Анжуйский когда и собственной присягой, и многими клятвами, а также большим количеством заложников с королем Людовиком связан был; скупость верности предпочтя, не посоветовавшись с королем, вероломством обесславленный, дочь свою ³²⁹ сыну короля Англии Вильгельму в жены отдал ³³⁰ и, скрепив клятвой вражду, столь значительную дружбу с ним [Людовиком], связанный узами, [он] коварно прекратил.

Итак, король Людовик, когда землю Нормандии этим со [своей] стороны при виде себя молчать заставил ³³¹, то с многочисленным, то с малым войском равным образом грабежам ее подвергал; как короля, так и его [людей] по давнему обычаю опустошениями полностью обесценивал, когда вдруг однажды король Англии, собрав множество мужей, возбуждая короля Франции беззаботную храбрость, войско в боевом порядке скрытно к нему направил, пожары, чтобы его в беспорядок привести, разложил; вооруженных рыцарей, чтобы упорнее сражались, спешил [и] мудро беспокоился предвидеть все, какие смог, военные предосторожности.

Король же со своими, никакой подготовки к сражению сделать не соизволивший, на них безрассудно, но с величайшей отвагой устремился. Когда передние, которые бросились на отряды вексенцев с Бушаром де Монморанси и Ги де Клермон [во главе], сначала первый отряд нормандцев сломивших, с поля необычного боя побежали, [то вексенцы] первые ряды всадников, в доспехах спешенных, сильнейшим ударом отбросили. Однако французы, которые их преследовать задумали, смешавшие строй, на прекрасно построенные и расположенные боевые порядки наступавшие, как это случается в таких обстоятельствах, их слаженного напора вынести не в состоянии, уступили ³³². [115]

Король же, удивленный поражением [своего] войска, твердостью своей своим [людям] оказавший вооруженную помощь, соответствующую, насколько смог, не только без большого урона для заблудившегося войска, в Лез Андели вернулся ³³³. Этим неожиданным несчастливым событием из-за собственного легкомыслия некоторое время огорченный, чтобы дольше враги не оскорбляли, что будто бы в дальнейшем в Нормандию вступить [он] не осмелится, – только еще более воодушевленный в несчастьях и, что лишь мужам свойственно, более стойкий, войско вновь созвал, отсутствовавших привлек, высоких баронов королевства пригласил, определенный день и что вторгнется в [его] землю и в славное сражение вступит, королю Англии сообщил и [то], что ему пообещал словно договор под клятвой, исполнить поспешил. Затем вторгся в Нормандию, замечательным войском ее опустошив, когда сильнейший замок, который называется Иври, многими схватками завоеванный, огню предать приказал [и] вплоть до Бретея дошел ³³⁴.

Он, некоторое время в [этой] земле остававшийся, ни короля Англии увидеть был не в состоянии, ни найти того, кому отомстить за понесенную обиду; чтобы также на графа Тибо обрушиться, к Шартру возвратившись, сильнейшим приступом город атаковал, огнем сжечь намерился, когда вдруг как клир, так и горожане, тунику блаженной Богоматери неся перед собой, умоляли, чтобы ради его любви как церкви главный опекун милосердно пощадил, чтобы своим за чужие оскорбления не мстил, с плачем взывали. Король, к их мольбам королевского величия склонив высоту, чтобы благородная [116] церковь блаженной Марии вместе с городом огню не была отдана, графу Фландрскому Карлу ³³⁵ повелел, чтобы [тот] войско отозвал, ради любви к Церкви и из страха [перед ней] город пощадил ³³⁶. Когда [они] вернулись домой, за кратковременную неудачу долгой, непрерывной и суровой местью наказывать [все же] не перестали ³³⁷.

Глава XXVII.

[О схизматике Бурдене ³³⁸ ]

Тем временем достопочтенной памяти верховному понтифику Римскому Пасхалию из этого света к вечному случилось переселиться ³³⁹. Когда ему Джованни Гаэтано каноническими выборами назначенный как папа Геласий наследовал, [то] этим Бурденом, низложенным архиепископом Браги, на апостольский престол произволом императора Генриха возведенным ³⁴⁰, и народа римского продажностью [и] преследованиями нестерпимо [он] был измучен и от святого престола ими тиранически отогнан; к опеке светлейшего короля Людовика и к состраданию галльской Церкви, как издревле [папы] имели обыкновение [делать], прибег.

Он, когда с помощью корабля – ибо великой бедностью был стеснен, – направился в Магелонн, на тесный остров в море, который управлялся одним епископом ³⁴¹, клириками и редкими служителями надзираемый, одинокий и незначительный, но со стеной по причине набегов бороздивших море сарацинов, – крепчайший город ³⁴². От господина короля, так как о приезде его [он] услышал, посланные, [мы] поручения исполнили; определенный день и место взаимной встречи в Везелэ вместе с его благоволением, так как правления первые плоды [мы] пожали ³⁴³, с удовольствием [мы] привезли обратно.

Когда к нему господин король на встречу поспешил, ему сообщили, что этот же верховный понтифик, подагрической болезнью долго страдавший, как римлян, так и франков, отдав [Богу] душу, пощадил ³⁴⁴. На его апостольских похоронах, когда многие религиозные мужи и церкви прелаты участвовать поспешили, присутствовал среди мужей достопочтенный Ги, архиепископ Вьенны, благородный кровным родством, от императорского и королевского величия происходившим ³⁴⁵; еще более благородный нравом, который, когда во сне ближайшей ночью – довольно сообразным, хотя и простительным предзнаменованием – увидел, что ему от всемогущего существа луна, [117] под хламидой помещенная, была доверена, чтобы дело апостольского перехода Церковь не подвергало опасности из-за того, кто вступил в Римскую церковь верховным понтификом избранный, истинность видений яснее [он] узнал.

Итак, возведенный в столь высокое достоинство ³⁴⁶, [он] славно смиренно, но решительно права Церкви приводил в порядок; любовью и службой господина короля Людовика и благородной Аделаиды, королевы [и своей] племянницы, более целесообразно о церковных делах заботился. Таким образом в Реймсе торжественный собор проводя ³⁴⁷, когда к посланцам императора Генриха ради церковного мира, отложив заседания, на границу по направлению к Музону [он] отправился навстречу ³⁴⁸; но не преуспел [и] точно так же, как предшественники делали, цепями анафемы на соборе, полном франков и лотарингцев, обременил ³⁴⁹. Когда же церквей желанными дарами обогащенный, славно в Рим [он] прибыл ³⁵⁰, пышный как клириков, так и народа римского получивший прием, многих предшественников превосходя, [он] заботу о Церкви счастливо исполнял.

Но немногое время с тех пор на Святом престоле [он] пребывал, когда римляне, как его благородству, так и щедрости содействуя, императором навязанного схизматика Бурдена, в Сутри сидевшего и клириков, к порогу апостолов приходивших, колени преклонять принуждавшего, схваченным держали ³⁵¹, на изворотливое животное верблюда изворотливого антипапу, – мало того, антихриста, – в сырые и сочащиеся кровью козлиные шкуры одетого, поперек положили и, позор Церкви Божьей отомстившие, через центр города королевской дорогой, чтобы еще сильнее перед всеми [он] ославлен был, провезя, по повелению господина папы Каликста на вечное пребывание в тюрьме в горах Кампании близ Санкто-Бенедикто [они] осудили ³⁵² и, чтобы о такой мести сохранить память, в зале дворца под ногами господина папы растоптанным изобразили ³⁵³.

Таким образом, господину Каликсту, славно защищавшему и разбойников Италии и Апулии усмирившему, свет кафедры понтифика не под сосудом, но на гору вознесенный ³⁵⁴, ярко освещал блаженного Петра церковь, и остальные [церкви] в городе и вне [его], освободив захваченное, такого господина с удовольствием принимали покровительство. Когда к нему в Апулию, в город Битонто, посланный господином королем Людовиком ради некоторых дел королевства, [я] прибыл ³⁵⁵, муж апостолический как ради господина короля, так и [118] ради монастыря нашего уважения, с почетом нас принял и дольше задержать хотел, если бы любовью к нашей церкви и к братии, аббата Сен-Жермен ³⁵⁶, брата и соученика ³⁵⁷, и других убеждениями [мы] не были отозваны.

Исполнив таким образом дела королевства, которые [мы] взяли на себя, когда благополучно вернуться [мы] спешили, по обычаю паломников получив приют в какой-то деревне, когда закончив матинарии ³⁵⁸, зарю ожидая одетым на ложе, мне показалось в полудреме, что [я] увидел себя на открытом морском просторе, в крошечном легком суденышке одного; всеми гребцами покинутый, [я] блуждал, частыми колеблемый волнами, то поднимаясь, то опускаясь, опасно метался; пронзенный ужасным страхом кораблекрушения, божественные небеса многими криками [я] призывал, когда вдруг божественным снисхождением легкий и кроткий ветерок, как будто из ясного воздуха поднялся, дрожащий и уже в страшной опасности [находившийся] нос кораблика, направление изменив [и], казалось, еще быстрее устремясь, гавани спокойной достиг.

Разбуженный же в утренних сумерках, начатый путь продолжая, когда и видение, и толкование видений и вспомнить, и понять многими размышлениями [я] старался – [я] боялся так же, что неприязнь к колебанию какое-нибудь большое несчастье мне обозначает, – прибежал вдруг мальчик-слуга, который моих [спутников] и меня узнав, радостный и печальный, одного [меня] вызвал, о кончине господина нашего доброй памяти аббата Адама, предшественника [моего], сообщил ³⁵⁹ [и] о персоны нашей всем общим собранием совершенном избрании; но, поскольку без совета с королем сделано было, лучшие и более религиозные из братьев, а также более благородные из рыцарей, когда представили господину королю выбор, чтобы согласие [он] дал, многими упреками осыпанные, в Орлеанский замок были заключены, – [он] передал. Таким образом, выступившими [на глазах] слезами с духовным отцом и воспитателем моим в чувстве человечности и благочестия сострадая, о смерти бренного [тела] тяжело болея, чтобы у вечной [смерти] его вырвать, преданно молил [я] божественное милосердие.

Когда же и многих спутников утешением и своим рассудком в себя [я] пришел, тройным встревожился [я] ущербом: против воли господина короля признав избрание, строгостью Римской Церкви и властью господина папы Каликста, который меня любил, матери Церкви, которая грудью бескорыстной щедростью своей в лоне [своем] нежно взлелеяла, не лишусь ли я, из-за самого себя [став] [119] для обеих сторон разрушителем, разбрасывающим и обманывающим ³⁶⁰, так как ни за что то, чего [они] жаждали, не поддержу. Или братьев и друзей из-за самолюбия изуродовать и обесчестить королевской тюрьмой [я] позволю? Или же это и [ему] подобное отодвинув в сторону, не подвергнусь ли [я] упрекам в поражении? Икогда из моих [людей] кого-нибудь к господину папе, чтобы об этом [он] посоветовал, послать [я] решил, вдруг повстречался нам римский клирик, благородный и близкий [человек], который [то], что с большим трудом через наших [людей] мы хотели сделать, сам доброжелательно взял на себя. Также выслали [мы] вперед из наших одного вместе с тем, который приехал от короля, чтобы сообщили нам, в какой конец бурное и запутанное дело вылилось и чтобы также неосторожно под неудовольствие короля [мы] не подставились.

Следуя за ними таким образом, как будто в открытом море без гребцов [мы] носились по волнам, возбужденные, так как неуверенные в ходе событий, [мы] сильно беспокоились; Господа всемогущего щедрой снисходительностью, мягким ветерком гибнущее судно поддержавшей, неожиданно вернулись [те], которые о мире с господином королем, пленных освобождении [и] подтверждении выборов сообщили. Мы же, – из этого самого воли Божьей доказательство увидев, – воля Божья также будет, когда быстро случится то, чего [мы] желаем, – когда к матери Церкви с Божьей помощью [мы] прибудем; так нежно, так любовно, так благородно расточительного сына [она] приняла, что и перед господином королем ранее с суровым, теперь с радостным выражением лица [я] предстал; архиепископом Буржа ³⁶¹, епископом Санлиса ³⁶² и многими духовными лицами, там же нас ожидавшими, милостиво [мы] были встречены. Каковые с большим почтением, весьма торжественно, к радости собравшихся братьев, нас приняли; на следующий день, а именно: в субботу в середине дня – меня, недостойного, украсил священнический сан ³⁶³. В следующее же воскресенье – «То были дни» ³⁶⁴ – там же перед священнейшим телом блаженнейшего Дионисия аббатом, хотя и незаслуженно, посвящен был.

Каковое обычаем всемогущества Господня делается, когда с низу к вершине, – «из праха поднимает бедного, из брения возвышает нищего, чтобы посадить его с князьями, с князьями народа его», ³⁶⁵ – [оно] подняло настолько более смиренным и, если слабость человеческая не воспрепятствует, во всем более преданным, [120] рукой как мягчайшей, так и могущественнейшей утвердило. Так что когда во всем более снисходительно к убожеству нашему благополучие делается, ибо знает [он] недостаточность наших как рождения, так и разума, – среди возвращения церкви прежних владений и новых приобретения, и церкви отовсюду приращения, и зданий восстановления или строительства ³⁶⁶ эту самую лучшую и самую приятную высшую милость явил ничтожному, поскольку святую Церковь свою, от святых ее высшую честь, святой порядок в ней же полностью реформировал, святой религии основные положения, чем радость Божия достигается, без возмущения и замешательства братьев, хотя [они] и не привычны, мирно установил ³⁶⁷.

За этой Божьей волей успешной деятельностью столь щедрый поток доброй славы и земельного изобилия последовал, что даже в настоящем, поскольку больше наше ничтожество возбуждается, некоторым образом признается, что мы сами еще и светское вознаграждение получили, так как и апостолов, и королей, и государей с благополучием Церкви поздравлять приятно; драгоценных камней, золота и серебра, плащей и других церковных украшений приток вследствие этого изобилует, чтобы прямо сказать [мы] могли: «А вместе с нею пришли ко мне все блага и несметное богатство через руки ее» ³⁶⁸. [121]

Каковым опытом будущей славы Божьей братьев-наследников наших заклиная милосердием Божьим и Страшным его судом, [мы] призываем, чтобы святое правило, которое и людей, и Бога соединяет, нерушимо укреплять, потерянное восстанавливать, бедность обогащать, позволять согреться, ибо если богобоязненным всего хватает, [то] у небогобоязненных, даже у королей, всё само по себе исчезнет.

Итак, на следующий после нашего назначения год, чтобы в неблагодарности [мы] не были обвинены, – ведь Святая Римская церковь перед нашим назначением [нас] как в Риме, так и в других местах на многих и разных Соборах действовавших, как ради нашей церкви, так и ради других благожелательно принимала, благосклонно споры выслушивала, дело наше выше меня поднимала, -посетить ее спеша, господином папой Каликстом и всей курией с большим почетом принятые, в течение почти шести месяцев, когда подле него оставаясь, на большом Соборе трехсот или более епископов в Латране об умиротворении спора об инвеституре [мы] присутствовали ³⁶⁹. Ради молитв посетив различные святые места, а именно: Сан-Бенедикто в Монте-Кассино, Сан-Бартоломео в Беневенте. Санкто-Маттео в Салерно. Санкто-Николо в Бари. Санкти-Анджели в Монте-Гаргано ³⁷⁰ – с Божьей помощью, с милостью и любовью господина папы и рекомендательными письмами ³⁷¹ благополучно возвратились.

Когда же в следующий раз, несколько лет спустя ³⁷², нас сердечнейше, чтобы больше оказать чести и, как в грамоте его содержится, с удовольствием возвысить ³⁷³, в курию вновь [папа] призвал, в Тоскане, в городе Лукке, о кончине его правду узнав, римлян новой и древней скупости избегая, [мы] отправились обратно. Ему наследовало из епископа Остии признанное лицо под именем папы Гонория ³⁷⁴, муж серьезный и суровый. Каковой, когда о правосудии нашем из-за монастыря Аржантей. монахинь недостойным поведением опозоренного, как легата своего Матье, епископа Альбано. так и господ [епископов] Шартрского ³⁷⁵, Парижского ³⁷⁶, Суассонского ³⁷⁷, а также господина архиепископа Реймского Рено и многих других мужей свидетельство узнал, наставления древних королей Пепина, Карла Великого, Людовика Благочестивого и других о праве на [это] место, выше названными посланцами нашими представленные, прочитал, по убеждению всей курии как ради нашего правосудия, так и из-за их чрезмерной зловонности святому Дионисию и восстановил, и подтвердил ³⁷⁸. [122]

Глава XXVIII.

[С какой доблестью императору Генриху, в королевство вторгнуться задумавшему, [он] противостоял]

Однако к главной теме, рассматривая историю короля [Людовика] возвращаемся, так как перед кончиной господина папы Каликста император Генрих, собрав с давних пор в душе злопамятность против господина короля Людовика потому, что в королевстве его в Реймсе на Соборе анафемой господина Каликста опутан был ³⁷⁹, войско, какое смог, из лотарингцев, алеманов, баварцев, швабов и саксонцев, хотя ими [последними он] и был обеспокоен, собрал и, притворяясь, что в другую сторону направляется, по совету короля англичанина Генриха, дочь которого ³⁸⁰ королеву [в жены] привел ³⁸¹, который также с королем [Людовиком] войну начал, на город Реймс неожиданно напасть задумал, предполагая или его внезапно разрушить, и с таким позором и насилием город осадить, с каким господин папа, там [его] преследовавший, проводил заседание ³⁸².

Об этом, когда господину королю Людовику из сообщения близких [людей] стало известно, как решительно, так и смело набор войска, чего [Генрих] не ожидал, совершил, благородных призвал, причину представил ³⁸³. И так как [в том], что блаженный Дионисий особым покровителем и несравненным после Господа защитником королевства [является], многими сообщениями и частыми опытами [он] постиг, [то] к нему поспешив, как молитвами, так и благодеяниями от всего сердца побуждал, чтобы королевство [он] защитил, его самого сохранил, врагам по обыкновению преградой встал и, по

⇐ Предыдущая12345

ЧТО ПРОИСХОДИТ, КОГДА МЫ ССОРИМСЯ Не понимая различий, существующих между мужчинами и женщинами, очень легко довести дело до ссоры...

Что способствует осуществлению желаний? Стопроцентная, непоколебимая уверенность в своем...

Что будет с Землей, если ось ее сместится на 6666 км? Что будет с Землей? - задался я вопросом...

ЧТО И КАК ПИСАЛИ О МОДЕ В ЖУРНАЛАХ НАЧАЛА XX ВЕКА Первый номер журнала «Аполлон» за 1909 г. начинался, по сути, с программного заявления редакции журнала...

---

Не нашли то, что искали? Воспользуйтесь поиском гугл на сайте: