СПОСОБЫ СЛОВЕСНОГО ВОЗДЕЙСТВИЯ

Из того, что относится к словесному выражению, одну часть исследования представ­ляют виды этого выражения, знание которых есть дело актерского искусства и того, кто обладает глубоким знани­ем теории последнего, напри­мер, что есть приказание и мольба, рассказ и угроза, вопрос и другое подобное.

Аристотель

Не только слова обыден­ные могут быть преображены в поэзию, но и поступки наши, необходимые, повседневные, ре­альные поступки нашей сукон­ной слободы могут быть прет­ворены в прекрасные действия! Но для этого в жизни, как в искусстве, нужны творческая фантазия и художественная воля.

Ф.И.Шаляпин

Сознание человека отражает внешний мир не пассивно, не зеркаль­но, а постоянно перерабатывая поступающий извне материал. Поэтому воздействие на сознание есть всегда воздействие на работающее созна­ние, или, еще точнее — на работу, происходящую в сознании, с тем, что­бы эта работа протекала так, как это нужно действующему. А работа сознания весьма многообразна, что и влечет за собой многообразие спо­собов воздействия на него.

Деятельность человеческого сознания есть единый процесс отра­жения объективного мира; но в разные моменты деятельность эта высту­пает преимущественно в качестве то тех, то других конкретных психичес­ких процессов. Мы имеем в виду следующее: сознание человека находит­ся в деятельном состоянии тогда, когда человек сосредоточенно думает о чем-либо, когда он вспоминает что-либо, когда он мечтает, желает и практически добивается чего-либо, переживает те или иные чувства.

Единство всех этих психических процессов обнаруживается с пол­ной ясностью: ни один из них практически невозможен без участия всех остальных. Волевой процесс невозможен без мыслительного, без воображения, без памяти, без внимания; эмоциональный — без волевого, мыс­лительного и т.д.; мыслительный — без волевого, эмоционального, без работы внимания и памяти и т.д.

Это не исключает того, что в каждый определенный момент тот или ивой психический процесс выступает на первом плане и подчиняет себе другие, превалирует над ними. Иначе мы не могли бы различать их и утверждать, что, мол, данный человек в данную минуту «думает» или «мечтает», он «внимателен», что он обнаруживает волю, что он радуется или страдает, что он вспоминает. Не мог бы человек говорить и о самом себе: «я подумал», «я вообразил», «я вспомнил» и т.д.

Способность к определенным психическим процессам присуща всем нормальным людям; отражение внешнего мира сознанием не может протекать нормально без участия всех этих процессов; все они в единстве, в сложных взаимосвязях и взаимопереходах и представляют собою деятельность сознания, а конкретное содержание именно этих процессов и есть сложный процесс субъективных переживаний.

Так как каждый человек знает, что не только он, но и другие люди могут думать, хотеть, воображать, быть внимательными и чувствовать, он и побуждает других (или пытается побудить их) думать, хотеть, вообра­жать, помнить, чувствовать, быть внимательными, наполняя в каждом случае тот или иной процесс определенным содержанием.

Действующий словом человек, таким образом, не только воспроиз­водит своей звучащей речью определенную картину для партнера, но и стремится к тому, чтобы эта картина вызвала в его сознании ту, а не другую, то есть определенную, психическую работу. В зависимости от того, на какую именно психическую работу рассчитывает действующий словом (разумеется, не отдавая себе в том отчета), в зависимости от этого, он применяет тот или другой способ словесного воздействия.

Применение определенного способа словесного воздействия есть дальнейший шаг к той же цели, какой служит и построение фразы.

Если этот шаг не сделан, если не ясен, смутен и расплывчат способ словесного воздействия, то это значит, что само действие не очень актив­но, что оно не продиктовано важными, существенными интересами действующего и поэтому не может выражать их. Выразительность такого действия, как правило, невелика.

Вне сцены, в повседневном общении людей, существование различ­ных способов словесного действия подтверждается многочисленными случаями, когда человек, как говорят, «бьет на чувства» другого, или «давит на волю», или «упирает на сознательность», или «привлекает вни­мание», или «поражает воображение». Все эти случаи есть, в сущности, воздействие на сознание в целом, но в каждом из них действующий подби­рается к сознанию партнера с той или другой его стороны.

Сознание партнера — это, как бы, крепость, имеющая определен­ный фронт сопротивления в обороны; его нужно прорвать для того чтобы овладеть всей крепостью. Атакующий выбирает наиболее подходящий, по его представлениям, участок этого фронта, чтобы сконцентрировать на нем удар; это участок, который кажется ему в данном случае наиболее уязвимым для его оружия — для тех видений, какими располагает дейст­вующий и какие он может предложить сознанию партнера.

«Разумный ритор, — писал М.В. Ломоносов, — должен поступать, как искусный боец: умечать в то место, где не прикрыто.» (Цит. по сб.: Об ораторском искусстве. — М., 1958. — С.56).

Если словесное действие уподобить артиллерийской атаке, то виде­ния — это боеприпасы; воспроизведение их в лепке фразы — стрельба; сознание партнера — общая цель, общая тактическая задача; способ воз­действия — прицел к определенной точке сопротивления; выбор спосо­ба — определение ближайшей цели данного выстрела. Если боеприпасы обладают надлежащей силой, то чем конкретнее цель и чем точнее попа­дание — тем сильнее удар; чем вернее выбрана эта цель — тем обеспечен­нее победа.

Здесь все моменты «атаки» взаимосвязаны и взаимообусловлены. Эффект ее будет, очевидно, тем больше, чем содержательнее, значитель­нее для партнера будут видения действующего; чем ярче, рельефнее бу­дут они вылеплены в звучащей речи; и чем точнее будут они адресованы именно тем сторонам сознания партнера, тем его психическим способнос­тям, на которые они могут больше всего воздействовать в данный момент.

И наоборот — пробел, неточность, небрежность, приблизитель­ность в любом из этих звеньев или элементов словесного действия неиз­бежно снизит эффективность целого.

По К.С. Станиславскому, «двигателями психической жизни» чело­века являются ум, воля и чувство. В главе XII «Работа актера над собой»

К.С.Станиславский подробно разбирает «элементы, способности, свойст­ва, приемы психотехники» и уподобляет их «войску, с которым можно начинать военные действия». Он показывает неразрывную взаимосвязь всех этих элементов, способностей и свойств и приходит к тому выводу, что «полководцами» или «двигателями» психической жизни творящего артиста являются «члены триумвирата», из которых каждый отличен от других. Ум — не то же самое, что воля; воля — не то же самое, что чувство, а чувство отлично и от воли и от ума.

Другие «элементы» — такие, как внимание, воображение — хотя и участвуют активно в творческом процессе, сами нуждаются в руководст­ве и потому «полководцами» и «двигателями» не являются.

Далее К.С.Станиславский, ссылаясь на достижения современной ему науки, говорит, что ум (интеллект) — это, в сущности «представление и суждение, сложенные вместе», а волю и чувство он сливает в одно понятие «воле-чувство», указывая на то, что в этом сложном целом иногда может превалировать воля, иногда — чувство.

Эти утверждения К.С.Станиславского имеют чрезвычайное и именно принципиальное значение. В их основе лежат: принцип единства человеческого сознания и всех процессов, происходящих в нем и принцип делимости этого сложнейшего целого на составляющие его элементы.

Когда речь идет о субъекте действия, о сознании творящего артис­та (а К.С.Станиславский рассматривает вопрос именно с этой его сторо­ны), то на первом месте должен быть поставлен принцип единства, а повы­шенное внимание к делимости, к расчленению психической жизни чело­века может принести артисту даже вред. Тут совершенно достаточно от­четливого представления о «триумвирате» и о том, что члены его нераз­рывно связаны друг с другом. Актер должен знать, что в его творчестве должны участвовать и его ум, и его воля, и его чувства, и его внимание, и его воображение, и его память которые должны быть надлежащим обра­зом натренированы; что первый толчок в творческой работе может исхо­дить и от того, и от другого, и от третьего, но, что все они должны быть вовлечены в работу.

Так, если внимание не может быть «двигателем психической жиз­ни», то оно может, и действительно бывает, специальным объектом воз­действия; это же относится и к воображению, и к памяти, и ко всем психи­ческим свойствам, способностям, ко всем процессам, в которых конкрет­но осуществляется деятельность человеческого сознания.

ВНИМАНИЕ — первое условие какой бы то ни было деятельности сознания.

Без внимания невозможны ни работа мысли, ни чувство, ни воля. Думать можно только о чем-то, чувствовать можно только что-то, же­лать — чего-то. Направленность сознания на это «что-то», приспособлен­ность его к восприятию «чего-то» — это и есть внимание. Мысль, воля, чувство, воображение и память могут функционировать только после того, как в поле внимания попало то, что заставило их работать. «Всякое психическое влияние сводится в сущности на изменение направления внимания», — писал еще в 1876 г. видный русский врач и общественный деятель В. Манассеив (Манассеив В. Материалы для вопроса об этиологическом и терапевти­ческом значении психических влияний. — СПб., 1876. — С. 115).

Поэтому внимание есть как бы «проходная будка» в сознание. Че­ловек, желающий добраться до сознания партнера и навести там нужный ему порядок, должен прежде всего овладеть вниманием партнера. Иногда это может быть специальным делом, которое нужно совершить до того как перестраивать своими видениями сознание партнера. Иногда воздей­ствие на внимание может протекать одновременно с рисованием карти­ны — если, например, партнер слушает вас, но вам кажется, что он недос­таточно внимателен, если его внимание отвлекается чем-то другим, а вам нужно, чтобы оно было сконцентрировано на том, что вы говорите.

ЧУВСТВО. Человек переживает те или иные чувства (эмоции) в зависимости от того отвечает или не отвечает (и в какой степени отвечает или не отвечает) его интересам то явление, которое в данный момент отражается его сознанием². Отсюда вытекает, что чувств может быть (разных) столько же, сколько может быть отражаемых явлений и сколько может быть интересов — то есть бесконечное множество.

Чрезвычайная сложность и многосторонность человеческих инте­ресов, чрезвычайная сложность и подвижность отражаемой сознанием действительности делают чувство самым зыбким, самым неуловимым и самым изменчивым в своем конкретном содержании психическим про­цессом. В каждый момент человек чувствует то, что велит ему чувствовать вся его предыдущая жизнь, поэтому чувства непроизвольны. Они суть результат процесса отражения и регистрируют они одну его сторону — со­ответствие или несоответствие отражаемого интересам человека.

Поэтому, если человек воспринимает то, что соответствует его субъективным интересам — каковы бы они ни были по своему содержа­нию — он не может огорчиться, даже если он того хочет. И наоборот, он не может обрадоваться, как бы он того ни хотел, если он воспринял то, что не отвечает его интересам. Для того чтобы обрадоваться, восприняв то или иное явление, нужно иметь одни интересы; для того чтобы огорчиться, восприняв это же явление, нужно иметь интересы противоположные. А эти субъективные интересы у каждого данного человека складываются как результат всего его жизненного опыта, как результат всей его биогра­фии. Изменить произвольно свой жизненный опыт и ликвидировать свою биографию, очевидно, невозможно.

Поэтому эмоции как таковые, суть переживания реактивные, результативные и непроизвольные. Поэтому К.С.Станиславский и рекомендовал актерам никогда не пытаться заставлять себя чувствовать что бы то ни было, утверждая, что эмоции должны возникать у актера непроизволь­но.

«Мы не будем говорить о чувстве — его насиловать нельзя, его надо лелеять. Насильно вызвать его невозможно. Оно само придет в зависимости от правильного выполнения физической линии действия» (Станиславский К.С. Статьи. Речи. Беседы. Письма. — М., 1953. — С.518) — говорил К.С.Станиславский.

Но воздействовать на чувства другого не только можно, но бывает и весьма целесообразно, потому что чувства имеют свойство переходить, перерастать в волю.

Непосредственно связанные с интересами, чувства тем самым не только выдают их окружающим, но и проясняют их самому чувствующе­му человеку. Поэтому в процессе чувствования формируется и укрепля­ется направление воли — чем явнее человеку его интересы, тем опреде­леннее его желания; всякому свойственно стремиться к тому, что отве­чает его интересам и избегать того, что им не отвечает (Напомним, что работа над «Технологией актерского искусства» велась в пятидесятые годы. Позже П.М.Ершов совместно с П.В.Симоновым более подробно разработал эти положения, оформив в потребностно-информационную концеп­цию изучения психики и поведения, изложение которой читатель найдет в III томе Сочинений П.М.Ершова).

Воздействие на чувства партнера есть, в сущности, напоминание ему о его интересах. Пусть, мол, он осознает, вспомнит их, увидев рисуе­мую картину; тогда, мол, он почувствует себя хорошо (или почувствует себя плохо) и это заставит его сделать то, что я хочу, чтобы он сделал. Воздействие на чувство исходит из того, что действующий знает существенные, важные интересы партнера, а партнер упустил их из вида, позволил себе отвлечься от низ какими-то второстепенными, случайными интере­сами, которые либо противоречат существенным, либо отвлекают от них без достаточных на то оснований.

Так, например, от борьбы за свои существенные интересы человека иногда отвлекают усталость, лень, любопытство, неосновательные опасе­ния, робость и т.д. Отвлекшись от того, что должно бы руководить его поведением, он чувствует себя лучше или хуже чем следовало бы и чем это имело бы место, если бы он имел в виду эти свои существенные интересы. Их нужно только оживить, восстановить в сознании, и человек будет вести себя так, как должно.

ВООБРАЖЕНИЕ человека строит в его сознании картины по ассоциациям. Ассоциации эти обусловлены, с одной стороны, субъективными интересами человека, с другой стороны — его опытом отраже­ния, то есть объективными связями явлений и процессов. Одно явление вызывает по ассоциации представление о другом не только потому, что человеку хотелось бы, чтобы оно было с ним связано, но и потому, что он когда-то, где-то видел, что оно действительно с ним связано. Причем та или другая обусловленность может в разных случаях играть большую или меньшую роль.

Если возникновение представлений по ассоциации подчинено пре­имущественно субъективным интересам, или только им, вопреки контро­лю опытом, то воображение превращается в беспочвенную фантазию, вплоть до случаев патологических. Если, наоборот, объективные связи явлений, усвоенные данным человеком в его предшествовавшем опыте, строго контролируют работу его воображения, то работа эта делается уже не столько деятельностью воображения, сколько мыслительным

процессом. (Это значит, что иррадиация возбуждения в коре головного мозга уравновешивается процессом концентрации его, что синтез высту­пает в единстве с анализом. Здесь перед нами все основные моменты установления и выработки связей, то есть — мышления.)

Воздействуя на воображение партнера, человек толкает его созна­ние на путь определенных ассоциаций, дабы при их помощи парт­нер сам дорисовал ту картину, элементы которой, намеки на которую, показывает ему действующий словами. Тут расчет на то, что по данному штриху, Намеку, фрагменту, воображение партнера нарисует ему надле­жащую картину, и картина эта произведет ту перестройку сознания, ка­кой добивается действующий.

Так, в трагедии Шекспира «Ричард III», в первом акте Глостер-Ри­чард, стремясь обольстить леди Анну у гроба ее мужа, которого он сам убил, в отдельные моменты этого горячего словесного поединка, адресу­ется, вероятно, к ее воображению. Например:

Глостер: Тот, кто лишил тебя, миледи, мужа,

Тебе поможет лучшего добыть.

Леди Анна: На всей земле нет лучшего, чем он.

Глостер: Есть. Вас он любит больше, чем умерший.

Леди Анна: Кто он?

Глостер: Плантагенет.

Леди Анна: Его так звали.

Глостер: Да, имя то же, но покрепче нрав.

Леди Анна: Где он?

Глостер: Он здесь.

Или в другом месте:

Глостер... Когда над Ретлендом меч поднял Клиффорд

И, жалкий мальчика услышав стон,

Отец мой Йорк и брат Эдвард рыдали;

Когда рассказывал отец твой грозный

О смерти моего отца, слезами

Рассказ свой прерывая, как дитя;

Когда у всех залиты были лица,

Как дерева дождем, — в тот час печальный

Мои глаза пренебрегли слезами,

Но то, что вырвать гору не могло,

Ты сделала, и я ослеп от плача.

Ни друга, ни врага я не молил

И нежно-льстивых слов не знал язык мой.

Теперь краса твоя — желанный дар.

Язык мой говорит и молит сердце.

... О смерти на коленях я молю:

Не медли, нет: Я Генриха убил;

Но красота твоя — тому причина.

Поторопись: я заколол Эдварда;

Но твой небесный лик меня принудил.

В первом отрывке, по расчету Ричарда, воображение Анны должно поразить то, что он является лучшим претендентом на ее руку. Во вто­ром — то сколь велика его любовь, с какой силой она, Анна, овладела его сердцем.

Как при воздействии на чувство, так и при воздействии на вообра­жение имеются в виду и субъективные интересы партнера и известный образ объективной действительности. Но в первом случае (чувство) главенствующее место занимают интересы, а образ предполагается ясный, законченный, хорошо знакомый — он служит лишь средством напомина­ния интересов. Во втором случае (воображение) — главенствующее мес­то занимает образ, который надлежит создать партнеру, сконструировать своим воображением, специально занимаясь им, чтобы после этого он произвел свое действие.

Таким образом, воздействие на воображение есть уже вторжение в область «ума» партнера в широком смысле этого слова, хотя в нем есть и расчет на его чувства. Здесь как бы используется одна сторона, одно свойство «ума» — его способность воображать, строить ассоциации, по одной детали воссоздавать целую картину.

ПАМЯТЬ. «Память считают совершенно справедливо краеуголь­ным камнем психического развития», — писал И.М.Сеченов.

Если бы человек был лишен памяти, он не мог бы отличать времен­ные, случайные, мимолетные явления, процессы и связи от явлений, про­цессов и связей стабильных, постоянных, существенных. Для такого чело­века мир, действительность, были бы лишены какой бы то ни было устой­чивости. Следовательно, о познании, об умственной работе, о мышлении не могло бы бытья речи. Память поставляет мышлению материал и мыш­ление есть оперирование продуктами памяти (что, конечно, не исключает участия в ней и воображения, и воли, и чувства),

«Все обучение заключается в образовании временных связей, а это есть мысль, мышление, знание.» — говорил И. П. Павлов. Ему же при­надлежат слова: «Все навыки научной мысли заключаются в том, чтобы, во-первых, получить более постоянную и более прочную связь, а во-вторых, откинуть потом связи случайные.».

Добиться понимания — это значит найти, установить для себя, та­кие связи, которыми можно было бы практически пользоваться. Совер­шенно очевидно, что работа по установлению этих связей — а это и есть

мышление — требует памяти, т.е. пластичности коры головного мозга, благодаря которой прошлое запечатлевается в сознании и сохраняется в нем.

Но деятельность ума, конечно, не сводится к процессам памяти и па­мять — это только первое условие, предпосылка мышления, а не все оно целиком. Известно, что некоторые люди обладают феноменальной па­мятью, не отличаясь при этом силой мыслительных процессов. Память — это как бы копилка, в которой хранятся отдельные факты, имена, цифры, даты, теории, впечатления и цитаты. Функция памяти — хранить их в том виде, в каком они поступили в сознание.

Установление системы, порядка, связей между ними — одним сло­вом, оперирование ими — это уже дело не памяти, а мышления. В этом смысле мышление даже как бы противонаправлено памяти: оно видоиз­меняет, обрабатывает, перестраивает то, что память стремится сохранять в неприкосновенности.

Поэтому память отлична от мышления. Она является как бы от­дельным пунктом того участка крепости сознания, которым командует ум.

Память партнера может быть таким же объектом воздействия, как его внимание, его чувства и его воображение. Воздействуя на память пар­тнера, человек оперирует с той его копилкой, в которой хранятся его знания. Это воздействие заключается в том, что человек побуждает парт­нера либо выдать что-то из этой копилки, либо принять нечто в эту копил­ку.

Такие случаи могут быть весьма разнообразны по своему содержа­нию и встречаются они на каждом шагу. Часто воздействие на память бы­вает «разведкой», предшествующей словесной атаке. Для того чтобы воздействовать на сознание партнера через его чувства, или воображение, или мыслительные процессы, или волю, бывает целесообразно сперва узнать — какими силами (то есть знаниями) располагает партнер, а иногда и снабдить его такими сведениями, которые, так сказать, «стыла» будут помогать атаке.

Так может начинаться, например, сцена Кнурова и Огудаловой во втором действии «Бесприданницы» Островского. Кнуров побуждает Огудалову помнить о том, о чем ей, по его мнению, не следует забывать.

Воздействия на воображение и на память — это, так сказать, кос­венные воздействия на ум — удары по флангам ума, или атаки на подсту­пах к уму.

Центром участка, которым командует «первый член триумвира­та» — ум, является мышление, т.е. процесс установления прочных связей.

МЫШЛЕНИЕ. Воздействие на мышление партнера заключается в том, что партнеру предлагается усвоить именно связи, ясные и незыблимо прочные по представлениям действующего.

Воздействие на воображение дает партнеру намек на картину, один кусочек ее, с тем чтобы партнер сам воссоздал цельную связную картину.

Воздействие на память касается отдельных фактов; каждый из них подразумевается во всей полноте и конкретности, но вне связи его с

другими фактами, процессами.

Воздействие на мышление партнера заключается в демонстрации ему связей как таковых, с тем, чтобы он усвоил именно их.

Здесь мы опять приходим к вопросу о единстве человеческого сознания. Нельзя, разумеется, воздействовать на воображение, не задевая при этом памяти и мышления; нельзя воздействовать на память, не задевая воображения и мышления; нельзя воздействовать на мышление, не заде­вая воображения и памяти. Всякий кусок картины есть в то же время и связная картина; всякий обособленный факт включает в себя внутренние связи; и всякие связи суть связи каких-то обособленных явлений.

Речь, следовательно, может идти только о преимущественном, более или менее энергичном подчеркивании в словесном действии: либо неполноты воспроизводимой картины, сравнительно с той, какая имеется в виду; либо конкретности и обособленности того или иного отдельно взятого факта; либо связи между ними. Последний случай и есть воздей­ствие на мышление.

Для того, чтобы овладеть мышлением партнера, чтобы заставить его усвоить предлагаемые связи явлений, нужно считаться с теми общими связями, которые уже существуют в его сознании, то есть с нормами его мышления. А некоторые общие нормы мышления обязательны для всех людей — это общечеловеческая логика. Поэтому, воздействуя на мышле­ние партнера, люди обычно стремятся максимально использовать логику, подчеркивают именно ее в своей речи.

Воздействия на чувство, на воображение, на память и на мышление вытекают из общего для всех этих способов предположения, что, мол, если в сознании партнера произойдет та работа, которую стимулирует данное воздействие, то партнер сам, по своей инициативе, изменит соответствующим образом свое поведение.

ВОЛЯ. Воздействие на волю исходит из другой предпосылки. Это способ воздействия, претендующий на немедленное изменение партнера, без всяких промежуточных звеньев.

«Для воли — писал И.М.Сеченов — остается, как возможность только пускание в ход механики, замедление или ускорение ее хода, или, наконец, остановка машины, но ничего более. <... > власть ее во всех случаях касается только начала, или импульса как ту, и конца его, равно как усиления или ослабления движения.».

Воздействие на волю, поскольку это словесное действие, есть воздействие на сознание, но от сознания в данном случае требуется только одно — чтобы оно либо пустило, либо остановило, либо замедлило, либо ускорило «ход машины», то есть, чтобы партнер физически, материально что-то сделал, пусть даже механически — как угодно — но только немед­ленно и покорно. Втой мере, в какой человек воздействует именно на волю партнера, в этой же мере предполагается (или подразумевается), что пар­тнер все, что нужно, знает, понимает, что сознание его уже подготовлено,

или что оно не нуждается ни в какой подготовке, что ему нужен только толчок, только волевое усилие (может быть, разумеется, очень большое) и тогда он совершит то, что нужно действующему. Быть таким толчком «пускающим в ход машину» и претендует воздействие на волю.

Поэтому словесное воздействие на волю содержит в себе внутрен­нюю тенденцию к тому, чтобы перейти в бессловесное, «физическое воз­действие» в обыденном, общежитейском смысле этого выражения.

Воздействие на волю есть воздействие категорическое. Эта категоричность связана с содержащимся в нем отрицанием: не думай, не сомне­вайся, не рассуждай — делай! Воздействие на волю как бы игнорирует в сознании партнера все его свойства и способности, кроме одного свойст­ва — руководить действием, «пускать его в ход».

Чаще всего к этому способу воздействия люди прибегают, когда им нужен немедленный результат. Когда некогда рассуждать, думать, колебаться и взвешивать обстоятельства. Это те случаи, когда действительно некогда, или когда терпение воздействующего истощилось, когда он все другие способы воздействия словом испробовал и они не дали нужного результата, а отказаться от своей цели он не может.

Так, скажем, Глостеру-Ричарду в сцене, которую мы уже приводи­ли, нужно остановить шествие с гробом во что бы то ни стало и немедленно. Вот как он это делает:

Глостер: Остановитесь! Ставьте гроб на землю.

Леди Анна: Какой колдун врага сюда призвал,

Чтоб набожному делу помешать?

Глостер: На землю труп, мерзавцы, иль, клянусь,

В труп превращу того, кто непослушен.

Дворянин: Милорд, уйдите; пропустите гроб.

Глостер: Прочь, грубый пес, и слушай приказанья.

Прочь алебарду, иль, клянусь святыми,

На землю сброшу я тебя пинком,

Негодный нищий, за твое нахальство!

Бегло рассмотренные нами шесть «адресов» воздействия на созна­ние — внимание, чувство, воображение, память, мышление и воля — в со­вокупности занимают всю отчетливо определимую на практике сферу психической деятельности партнера. Ничего иного, к чему практически мог бы адресоваться в сознании партнера, воздействующий на это созна­ние человек, представить себе нельзя.

Так, каждое письмо отправленное в Москву, для того чтобы попасть в нее, должно быть получено в том или ином районе Москвы, из числа действительно существующих в ней районов; так, жизнь города Москвы

есть жизнь, происходящая в конкретных ее районах. Так, Москва строит­ся и реконструируется в целом только потому, что практически строятся и реконструируются ее районы.

Шесть «адресов», шесть участков фронта сознания партнера, обра­зуют как бы замкнутое кольцо круговой обороны. Но, разумеется, участ­ки эти не делятся незыблемыми границами и предлагаемая нами картина есть не более чем грубая схема. Психические процессы, о которых шла речь, не существуют ведь сами по себе — они суть стороны, свойства, различные особенности единого процесса — отличающиеся друг от друга моменты целостного процесса отражения внешнего мира мозгом челове­ка.

Все воздействия на отдельные способности и свойства сознания партнера имеют общую, единую цель — воздействовать на сознание партнера в целом; а оно, в свою очередь, подчинено еще более общей цели — воздействовать на его поведение. Но общая цель, как всегда, практически конкретизируется и выступает в частных целях; эти частные цели определяют способ достижения общей цели. Поэтому, в зависимости от обстоятельств, одна и та же цель может требовать разных способов ее достиже­ния.

Именно в этом смысле воздействия на внимание, на чувство, на воображение, на память, на мышление и на волю партнера суть способы выполнения словесного действия. Их можно и должно рассматривать как разные средства достижения общей цели. Но их можно рассматривать и как отдельные действия. Все зависит от того, в каком объеме мы берем логику действий — в большем, или в меньшем.

Если ее берут в большем объеме и не подвергают делению, то спо­соб воздействия, естественно, ускользает от внимания. Но чтобы изучить природу каждого из этих способов, его особенности, его отличия от дру­гих способов, нужно, пусть даже условно, взять каждый по отдельности— как специфический, малый по объему отрезок логики действия. Только тогда можно установить общие признаки и особенности этих способов — или, как мы будем для краткости называть их в дальнейшем — простых (основных, исходных) словесных действии (Говоря о словесных действиях, П.М.Ершов предпочтение в синонимичес­ком ряду: простые, основные, опорные, исходные — чаще отдает прилагательно­му «простые» по аналогии с терминологией, введенной К.С.Станиславским, кото­рый предложил, например, «метод простыхфизических действий ).

Всем этим способам люди обучаются с детских лет, сами того не за­мечая. Всеми ими они владеют достаточно хорошо для того чтобы, прибе­гая к тому или другому способу, не думать о самом способе. Так обедаю­щий человек не думает о том, каким способом он препровождает пищу себе в рот, хотя всякий человек и всегда делает это тем или другим спосо­бом, в зависимости от его привычек и от того, в каки

Что способствует осуществлению желаний? Стопроцентная, непоколебимая уверенность в своем...

Что делать, если нет взаимности? А теперь спустимся с небес на землю. Приземлились? Продолжаем разговор...

Живите по правилу: МАЛО ЛИ ЧТО НА СВЕТЕ СУЩЕСТВУЕТ? Я неслучайно подчеркиваю, что место в голове ограничено, а информации вокруг много, и что ваше право...

Система охраняемых территорий в США Изучение особо охраняемых природных территорий(ООПТ) США представляет особый интерес по многим причинам...

Не нашли то, что искали? Воспользуйтесь поиском гугл на сайте: