В РАМКАХ ОТДЕЛЬНЫХ ОБЩЕСТВОВЕДЧЕСКИХ

ДИСЦИПЛИН

Теоретические объяснения глубинных причин конфликта, даваемые в рамках обществоведческих дисциплин, связаны с анализом воздействия либо структурных условий, либо влияю­щих на поведение людей факторов. Структурные теории конф­ликта исходят из того, что организация общества сама создает причины и условия конфликта. Они не пытаются объяснить кон­кретные проявления конфликта или насилия, а обращают вни­мание на макросоциальные силы и динамику, которые предрас­полагают к возникновению конфликтов и насилия на различных социальных уровнях. Другая группа теорий — так называемые факторные теории, — напротив, видит причины конфликта в действии конкретных факторов на уровне индивидуального или коллективного поведения, выбор и значение которых различа­ются в зависимости от фокуса той или иной дисциплины. Струк­турные объяснения формировались в основном в рамках социо­логии и общей конфликтологии. В рамках социологии форми­ровались и факторные объяснения, которые в целом преобладают в социальной психологии и политологии. Ознакомимся более подробно с некоторыми наиболее важными теориями этнопо-литического конфликта в каждой из этих дисциплинарных под­групп.

2Л. Социологические теории 2.1.1. Классические социологические теории

Классические теории социологии, возникшие во второй по­ловине XIX — начале XX вв., интересовались в основном мак-росоциальными вопросами «статики» и «динамики». Многие из них специально изучали, как возникло человеческое общество, каким путем из хаоса конфликтующих между собой индивиду­альных и коллективных интересов создавался социальный по­рядок, какие факторы влияют на долгосрочные процессы соци­альных перемен.

Первые попытки дать ответы на эти вопросы были сделаны в рамках социологического функционализма Г. Спенсера, кото-

Таблица 9 Теории, объясняющие причины этнополитического конфликта

рый попытался распространить на общество теорию «социаль­ной эволюции» Ч. Дарвина, в том числе и его идею о «выжива­нии сильнейшего». В русле этого теоретического подхода в на­чале XX в. сформировалась теория социального дарвинизма, которая стала не только научной доктриной, но и политической идеологией. Социал-дарвинизм пытался обосновать некое по­добие легитимности политики колониального господства пра­вящих элит империалистических стран, утверждая якобы «при­рожденное» превосходство белой расы и народов метрополий над подчиненными европейцам народами колоний. Несмотря на широкое распространение в сфере политической идеологии и свою привлекательность для образа мышления и действия подавляющего большинства политиков стран Западной Евро­пы в первой половине XX в., теории социал-дарвинизма тем не менее не пользовались большой популярностью среди основ­ной массы ученых и в целом находились на обочине обществен­ных наук.

Основными концепциями классической социологии конца XIX — начала XX вв., в рамках которых вплоть до начала 1970-х гг. разрабатывались теории этничности и этнического конфликта, были марксизм и структура!изм. Их основатели, соответствен­но Карл Маркс и Эмиль Дюркгейм, хотя и расходились в трак­товке большинства социальных вопросов, но пришли к сход­ным выводам в отношении этничности и связанных с ней кон­фликтов. Как Маркс, так и Дюркгейм рассматривали этнические идентичности не сами по себе, а как часть более широкого кру­га явлений, обреченных на трансформацию и исчезновение под воздействием мощных сил экономической и социальной модер­низации.

По мысли Маркса, этнический национализм наряду с рели­гией принадлежит к явлениям надстройки, создаваемой класса­ми, господствующими в экономике и политике. Как и религия, этничность используется доминирующими классами для леги­тимации своего правления, для объединения всех социальных классов в одно общество путем создания и внедрения в широ­кие народные массы «ложного сознания» национальной (меж­классовой) общности, чтобы упрочить политический контроль над экономически подчиненными классами, отвлекая их от по­литической и классовой борьбы. Сточки зрения марксизма про­цесс модернизации должен достичь кульминации после победы пролетариата в мировом масштабе, что приведет к исчезнове­нию этнического национализма наравне с религией и другими социальными проявлениями классового господства. В связи с

этим марксизм ангажировал своих сторонников на предвзятый анализ этничности и этнического конфликта как на преходя­щие и заранее обреченные на исчезновение явления.

Как ни странно, к точно такому же выводу о судьбе этнично­сти приходит и Дюркгейм в своем анализе модернизации (хотя и без фанатичной одержимости идеей классовой борьбы и по­литического насилия в форме пролетарских революций). По мысли Дюркгейма, экономическая модернизация и сопутству­ющий ей рост разделения труда неизбежно приводят к транс­формации традиционного общества механической солидар­ности в новый тип общественной структуры, основанной на принципе органической солидарности. Механистически ин­тегрированное традиционное общество объединяется коллек­тивным сознанием, которое основывается на «примордиальных» идентификациях людей. Эти удивительно устойчивые и живу­чие примордиальные (т.е. клановые, религиозные и этничес­кие) идентификации основаны на священных символах, кото­рые воспроизводят социальную структуру традиционного обще­ства. Процесс перехода к обществу, основанному на разделении труда, влечет рост взаимной зависимости людей, в результате чего ни один индивид уже не может быть экономически само­достаточным. В органически интегрированном обществе (кото­рое станет результатом процесса модернизации) примордиаль­ные формы коллективного сознания, в частности этничность, утратят значение для интеграции и выживания общества. Став дисфункциональной, этническая идентичность должна будет ис­чезнуть.

2.1.2. Социобиологические (биосоциальные) теории

Политический опыт двух мировых войн прошлого столетия полностью дискредитировал восходящий к теории Г. Спенсера социал-дарвинизм среди ученых и даже среди западноевропей­ских политиков. В обществоведческой мысли послевоенного периода стал неоспоримым тезис о единстве и достоинстве че­ловеческого рода независимо от расовых и других антрополо­гических различий. Это приводило ученых к признанию приоб­ретенного (выученного в процессе социализации), а не прирож­денного (примордиального) характера культурных различий людей.

Тем не менее в 1970—1980-е гг. среди части ученых возро­дился интерес к социобиологическим (или биосоциальным) теориям человеческого повеления. Сторонники социобиологизма утверждают, что признание биологической основы че­ловеческого поведения неравнозначно признанию ее в каче­стве абсолютно детерминирующего фактора. Они исходят из того, что генетические (биологические) и экологические (со­циальные) факторы непрерывно взаимодействуют между со­бой, а человеческое поведение определяется происходящей в результате такого взаимодействия адаптацией в целях выжи­вания.

Согласно этой логике биология определяет рамки, в которых социальные группы выбирают модели адаптивного поведения, задавая, таким образом, универсальные характеристики этого процесса. При этом социобиологические теории утверждают наличие биологической основы социальных и политических институтов (таких, например, как национальное государство), что облегчает, по их мнению, естественный отбор и выработку «пригодности к выживанию» перед лицом конкуренции со сто­роны других этнических групп и государств через механизмы внутригруппового сотрудничества (301; 193).

Пьер ван ден Берге применил социобиологический подход к рассмотрению природы этнических явлений и этнической кон­фликтности. С его точки зрения, в человеческом поведении проявляется действие ряда универсальных социальных тенден­ций, таких, как предпочтение индивидам своего рода, агрессив­ность, стремление к доминированию, чувство территориальнос­ти. Эти тенденции нельзя объяснить результатом процесса со­циального обучения, так как они являются следствием самой человеческой природы, которая обусловливает особенности куль­туры и социальной структуры. Поэтому этнические группы сле­дует рассматривать как разновидность расширенной системы родства, в которой действует принцип ингруппового непотизма (поддержки) по отношению к членам группы. Внутригрупповой непотизм функционален, так как способствует сохранению ге­нофонда этнической группы (290; 291).

Национализм трактуется как создаваемая этносом идеоло­гия, суть которой заключается в требовании этносом собствен­ной государственности на основе самого факта своего существо­вания (291, 61). С точки зрения ван ден Берге, современные политические этнические движения, например, национально-освободительные войны, имеют шансы на успех только в техно­логически отсталых регионах многонациональных империй, где цена подавления таких движений слишком высока. В тех вари­антах этнополитического конфликта, когда затрагиваются жиз-

ненно важные интересы промышленно развитых стран, такие движения будут легко подавлены.

Критики социобиологических подходов к этничности обра­щают внимание на то, что одного признания универсальности доминирования и чувства территориальности для объяснения реально наблюдаемых вариаций этнической политики в разных странах мира в разные исторические периоды недостаточно. Поэтому социобиологические теории мало способствуют глубо­кому пониманию фактического разнообразия моделей социаль­ного поведения и альтернатив выбора этническими группами политических институтов, в которых выражается групповая адап­тация к окружающей среде. Учитывая большое разнообразие форм национализма и связанных с ним этнополитических кон­фликтов, а также вариативность степени интенсивности меж­групповой политической конкуренции и степени социальной поддержки таких движений, социобиологические теории помо­гают понять лишь то, почему современные этнические движе­ния могут приобретать большой размах и насильственные фор­мы проявления как в странах «третьего мира», так и в исступ­ленно вопиющих о своей «цивилизованности» индустриально развитых странах. Однако социобиологизм не способен дать удов­летворительного объяснения ни тому, почему разные этнополи-тические движения выбирают разные формы этнополитическо­го действия, ни разнообразию факторов, которые способствуют успеху или поражению этнонационализма в разных странах мира в разные исторические периоды.

2.1.3. Ранние теории модернизации и политического развития

Большинство социологических и политико-социологических исследований в послевоенный период рассматривали проблемы политической этничности в контексте процессов модернизации и политического развития, следуя либо марксистской, либо дюркгеймовской традиции анализа социальных изменений. Под процессом модернизации понимается комплекс взаимосвязан­ных и одновременно развертывающихся социальных изменений, которые включают индустриализацию, урбанизацию, распрост­ранение новых сельскохозяйственных технологий, формирова­ние современных коммуникаций и системы массового образо­вания, что стимулирует развитие процессов социальной мобиль­ности и мобилизации, а также строительство современных государств и наций. Классические теории модернизации утверждают, что модер-низационные процессы разрывают связи индивида со структура­ми локальных обшин, которые были характерны для традицион­ных обществ. Поэтому так называемые трайбалистские («племен­ные») идентичности и аффилиации должны уступить место новым видам идентичности, формирующимся на национальном уровне. Урбанизация, индустриализация и строительство современного государства способствуют ассимиляции индивидов в более ши­рокую, надэтническую общность, а современные технологии при­водят к конвергенции экономических и социальных систем в мировую систему, состоящую из сравнительно небольшого числа относительно гомогенных наци й-государств.

Модернизационная теория национализма привязывает куль­туру к нации, а нацию — к государству. Она исходит из положе­ния о том, что экономические и технологические процессы ин­дустриализации облегчают коммуникацию и содействуют раз­витию социальной мобилизации. В то время как переход от ранних форм социальной организации к современному нацио­нальному государству может порождать основанный на столк­новении этнических идентичностей конфликт, вероятным ис­ходом такого конфликта будет небольшое количество централи­зованных национальных государств, каждое из которых основано на единой культуре и унитарной системе образования и комму­никации.

В работах Карла Дейча рассматривается связь между нацио­нализмом и развитием социальной коммуникации (75; 76). Бо­лее эффективные средства транспорта в сочетании с возможно­стями передачи информации при помощи телеграфа, телефона и СМИ способствуют росту географической и социальной мо­бильности людей, их адаптации и принятию общего языка как средства общения, а также порождают потребность в идентифи­кации индивида с символами более широкой социальной общ­ности. Возникающие новые формы сознания носят уже нацио­нальный, а не локальный характер. При этом социальная ком­муникация связана с инструментальными целями, так что невозможно отделить культурную автономию от экономической и политической независимости (76, 106). Переход к активному национализму предполагает распространение новых форм и механизмов социального контроля и возникновение коллектив­ной воли, которая часто символизируется в фигуре харизмати­ческого лидера.

Важным вкладом Дейча стала высказанная им мысль о свя­зи социальной мобилизации с этническим конфликтом. Под

социальной мобилизацией Дейч понимает «весь процесс изме­нений, которые происходят с значительными частями населе­ния в странах, которые совершают переход от традиционного к современному образу жизни» (76, 493—514). Этот процесс предполагает замену старых моделей поведения на новые и включает «вовлечение в массовую политику» ранее не иску­шенных в ней групп людей, например недавно урбанизирован­ных мигрантов (79, 494). Составными частями этого процесса являются изменения уровня образования, места проживания (миграция из села в город), преобладающего типа труда (пере­ход от ручного к индустриальному труду) и других характерис­тик, которые разрушают приверженность к традиционному образу жизни. По мнению Дейча, этнический конфликт явля­ется следствием разрыва, возникающего между уровнем соци­альной мобилизации и вовлечения масс в политику, с одной стороны, и уровнем ассимиляции — с другой. Так как процес­сы социальной мобилизации и ассимиляции протекают нерав­номерно, они тем самым становятся причиной конфликта. Доля мобилизованных, но неассимилированных индивидов являет­ся первичным индикатором группового конфликта. Вместе с тем Дейч полагает, что в долгосрочной перспективе распрост­ранение современных коммуникаций неизбежно приведет к ассимиляции локальных общностей и идентичностей в нацио­нальные, тем самым способствуя исчезновению этничности и связанных с ней конфликтов.

Следует отметить, что представленная в работах Дейча клас­сическая интерпретация соотношения этнического конфликта и модернизации впоследствии подверглась значительной реви­зии. На протяжении 60-х гг., по мере того как этнополитичес-кие конфликты умножались в числе и масштабе проявлений по всему миру, стало очевидно, что их нельзя воспринимать как устойчивый рудимент эпохи традиционного общества. Страно­ведческие исследования на материале развивающихся стран сви­детельствовали, что этнический конфликт в этих странах связан с той социальной напряженностью, которая возникла в совре­менный период и стала продуктом самого процесса модерниза­ции, а вовсе не является наследием прошлого.

Одним из результатов этой ревизии стала теория социально­го стресса, основывающаяся на новом прочтении дюркгеймов-ской теории аномии. Склонность аномийного индивида к суи­циду возникает вследствие дезориентирующего эффекта модер­низации, действие которого начинает проявляться в тот период, когда традиционное (механически интегрированное) общество уже исчезло, а новое (органично интегрированное) еще полно­стью не утвердилось. Теории социального стресса утверждают, что по мере того как традиционные социальные связи теряют политическое значение, не интегрированные в современное об­щество индивиды будут стремиться ухватиться за этническую идентичность, как за соломинку в океане перемен (7; 255). По­этому растущее значение политизированной этничности в раз­вивающихся обществах носит временный характер, но по про­шествии этого всплеска этничность будет вынуждена отступить. Таким образом, и в 1960-е гг. большинство политических соци­ологов продолжали оставаться в плену наивно утопической мо-дернизационной догмы о том, что процесс структурной диффе­ренциации работает на достижение нового типа социальной интеграции, и утверждали, что, хотя этничность может времен­но возродиться, однако, как и суицид, она представляет собой присущую меняющимся обществам форму аномии, которая в принципе обречена на исчезновение в плавильном котле мо­дернизации.

2.1.4. Теории конфликтной модернизации

Социальное и политическое развитие человечества в конце 1960-х — начале 1970-х гг. опровергло построения ранних тео­ретиков модернизации. Острый и интенсивный этнополитичес-кий конфликт не только не был преодолен после «временного всплеска модернизирующейся этничности», но и, напротив, стал постоянной чертой политической жизни как развивающихся, так и развитых стран мира. Подъем этничности в Западной Ев­ропе и Северной Америке стал причиной серьезной политичес­кой нестабильности в этих странах, а в отдельных случаях (на­пример, в Бельгии, Северной Ирландии и Канаде) привел к пе­ресмотру конституционной структуры этих государств. Стало совершенно очевидно, что этнический вызов современности — это не просто случайная нестыковка между процессами диффе­ренциации и интеграции в ходе модернизации или ее аномий-ный эксцесс, а, напротив, неотъемлемая сущностная черта са­мого современного общества. Поэтому как категории устарева­ющего традиционализма (из которого «просвещенный» Запад в своей непомерной гордыне «рыцаря холодной войны» возом­нил себя выросшим), так и интеллектуальные потуги западных

фанатиков официальной идеологии плавильного котла уже не могли считаться пригодными объяснениями острейшего этни­ческого конфликта, который захлестнул развитые индустриаль­ные страны и грозил разрушить их демократические институты. Среди неангажированных обществоведов в западных странах все более утверждалось мнение, что такое сложное явление, как со­временный этнический конфликт, нельзя сколько-нибудь удов­летворительно объяснить, просто приклеив к нему ярлык «со­храняющейся» (или даже «возрожденной») формы конфликта традиции и модернизации.

Принципиальное значение для утверждения этого нового понимания сыграли работы Уолкера Коннора по социологии национализма. В серии своих статей он пишет, что процесс экономической модернизации не размывает этнических раз­личий, а, напротив, усиливает их. Это связано с тем, что со­циальные перемены способствуют росту числа контактов меж­ду прежде изолированными этническими группами, которые вовлекаются в конкуренцию за одни и те же экономические ниши, создаваемые модернизационными изменениями (прежде всего урбанизацией и восходящей социальной мобильностью). Это резкое увеличение интенсивности межэтнического взаи­модействия приводит не к новой форме интеграции, а к обо­стрению межэтнической конфликтности (57; 58).

Соглашаясь с тезисом Дейча о важности влияния процес­сов социальной коммуникации и социальной мобилизации, У. Коннор рассматривает этнический конфликт не как руди­мент традиционного общества и препятствие на пути модер­низации, а как прямое следствие, продукт самого модерниза-ционного процесса. Он справедливо обращает внимание на то, что этнический конфликт возникает не только из расхож­дений между этническими и государственными типами иден­тичности, что традиционно считалось отличительной чертой национально-освободительных движений, которые возника­ли из-за неприятия легитимности правления этнических чу­жаков. Факт отсутствия этнического конфликта не означает автоматически существования единой нации. Исходная по­сылка инструменталистских теорий конфликтной модерниза­ции нашла себе выражение в понятии «конвергентные аспи­рации»: «Стремления и ожидания людей изменяются по мере того, как они мобилизуются в модернизирующуюся экономи­ку и политическую систему. Групповые желания и требова­ния растут и вступают в конфликт не потому, что группы отличаются друг от друга, а, напротив, потому что они стано­вятся все более сходными» (57, 341—342). Иными словами, процесс модернизации делает этнические группы все более одинаковыми в том смысле, что они приобретают одни и те же (конвергентные) желания и устремления. Таким образом, модернизация способствует обострению этнического конф­ликта.

Новая интерпретация соотношения между модернизацией и этничностью привела к возникновению инструментализма как особой парадигмы изучения этнополитического конфликта. В по­явившихся в 1970-х гг. работах инструменталистов (33; 34; 196; 303) утверждалось, что социальная мобилизация неизбежно при­водит к росту этнического соперничества, особенно в конку­рентном секторе современных обществ. Образованные город­ские элиты, вовлекаемые в конкуренцию за открывающиеся в результате процессов урбанизации новые экономические ниши, стремятся связать свои интересы с потребностями более широ­кой социальной группы, а потому склонны использовать этни­ческую идентичность как средство (инструмент) для реализации своих экономических и политических требований. «Именно кон­куренты в современной сфере экономики наиболее сильно вос­принимают неопределенность результатов процесса социальных изменений и ищут себе коллективной защиты в "трайбализме", даже если они одновременно стремятся к новым благам, которые несет с собой модернизация» (33, 468). Поэтому модернизация способствует внутриэтнической интеграции прежде разрознен­ных индивидов. Национальная интеграция возможна только в том случае, если и краткосрочные, и долгосрочные экономичес­кие и политические интересы этнических групп совпадают.

Большой заслугой инструменталистов стало то, что этниче­ский конфликт перестал трактоваться как следствие комфорт­ной для аномийного индивида, но обреченной на затухание при-мордиальной идентичности. Напротив, этническую идентичность начали рассматривать как меняющуюся в зависимости от тех социальных и политических целей, которым она служит. В ре­зультате этого внимание ученых переключилось с попыток вы­явить те или иные маркеры культурной, религиозной, террито­риальной, этнорасовой или исторической общности на то, как эти маркеры политизируются под действием модернизации, в результате чего и возникает этнополитический конфликт. Это нашло отражение в работах С. Энлоу, Н. Глезера и Д. Моуниха-на, К. Янга (83; 118; 303).

Парадигма конфликтной модернизации нашла дальнейшее развитие в работах по теории национализма Эрнста Геллнера (115). С его точки зрения, национализм представляет собой те­орию политической легитимности, которая утверждает необхо­димость совпадения границ политической и национальной еди­ниц. Он связывает возникновение национализма с процессом индустриализации и вызываемыми им разделением труда и ра­ционализацией государственных институтов. Это, в свою оче­редь, порождает потребность в массовом образовании и про­фессиональной подготовке на едином для всего государства языке. «Этничность входит в политическую сферу как "нацио­нализм" в те времена, когда культурная однородность или пре­емственность (но не бесклассовость) требуется экономическим базисом социальной жизни... для современного государства мо­нополия легитимного образования является более важной, чем даже монополия легитимного насилия» (115, 34). Таким обра­зом, по мнению Геллнера, переход к индустриализму чреват кон­фликтом соперничающих национализмов, который часто при­нимает насильственные формы.

Другой крупный теоретик политической социологии нацио­нализма, Энтони Смит, применил подход Коннора для объяс­нения этнополитических движений и конфликтов в историко-социологическом аспекте (258; 259; 260; 261). Основное содер­жание работ Смита касается этнического возрождения как основы культурных и политических национальных движений в контексте модернизации. Он утверждает, что «неотъемлемой чер­той модернизации является поиск национальной конгруэнтно­сти между этнической культурой и рациональным государством», что объясняет закономерность этнического возрождения и по­литизации этничности в любом современном (а особенно инду­стриально развитом) обществе (261, 186). Рассуждая о связи между этническим конфликтом и модернизацией, Смит обра­щает особое внимание на два источника этноконфликта — с одной стороны, на роль неравномерности процесса модерниза­ции этнических групп, а с другой — на амбиции среднего класса и роль этнических элит в возникновении национальных движе­ний.

Смит отвергает точку зрения, согласно которой этнический национализм и этнический конфликт обречены на спад по мере того, как универсальные рациональные нормы индивидуально достигнутого статуса в современном обществе начинают преоб­ладать над традиционными и партикуляристскими нормами при­писанного статуса в качестве основы социального порядка.

На протяжении истории значение этнических связей по отно­шению к внутригосударственному конфликту то усиливалось, то ослаблялось. Современный этнополитический конфликт под­питывает напряженность между экономической модернизацией и политическим развитием, возникшую с рождением современ­ного государства. Это связано с тем, что современное («рацио­нальное») бюрократическое государство ищет легитимность в научной рациональности, а не в божественном праве. Модерни­зация в сфере экономики и образования приводит к росту в общем составе населения группы светских интеллектуалов, ко­торые стремятся укрепить эту легитимность идеологически, а также группы светской массовой интеллигенции, которая гото­ва занять позиции в растущей бюрократии (штат растущих бю­рократий). Однако когда потенциальные чиновники приезжают в столичные города, чтобы занять высокостатусные позиции в государственных структурах, которые соответствовали бы уров­ню их образования и подготовки, они обнаруживают, что для них нет вакантных мест. Испытав разочарование от этого фак­та, они часто обращаются к своим этническим группам и стано­вятся во главе этнополитических движений, ставящих цель ис­ключить наблюдаемую этническую несправедливость и восста­новить институциональную легитимность.

Одним из важнейших компонентов в анализе Смита явля­ется особая роль, которую в возникновении национального дви­жения играют элиты. Он предлагает делать различие между интеллектуалами, которые формулируют идеи и цели этничес­ких движений, и профессиональной интеллигенцией, которая ак­тивно преследует национальные цели и воспринимает их в рав­ной степени и в личных, и в коллективных интересах. Смит отмечает, что в модернизированных обществах средний класс вовсе не выполняет ранее приписываемую ему детрайбализи-рующую роль. Наоборот, именно представители среднего класса чаще всего прибегают к продвижению своих интересов при по­мощи этничности. У них развиваются определенные специфи­ческие интересы, которые связаны с благами модернизации (престижными позициями в сфере занятости, удобствами городского образа жизни, доступом к образованию и другими показателями престижа). Поэтому этнический конфликт явля­ется не только составляющей, но и прямым следствием соци­альной дифференциации как в модернизирующихся странах «третьего мира», так и — особенно — в модернизированных и наивно уверенных в своей якобы «цивилизованности» запад­ных странах.

2.1.5. Неомарксистские теории «внутреннего колониализма»

Еще одним направлением в поиске причин этнополитиче-ского конфликта стали неомарксистские теории, возникшие в 1970—1980-е гг. Их объединяет попытка применить категори­альный аппарат марксистско-ленинского учения об империа­лизме к анализу этнополитических последствий неравномерно­сти экономического развития этнических регионов, входящих в состав многонациональных государств. Они также известны как теории «внутреннего колониализма» (по названию книги Май­кла Хехтера, в которой были впервые сформулированы основы этого подхода).

Понятие «внутренний колониализм» связано с выделением в составе многонационального государства двух различающихся между собой по уровню развития компонентов: «ядра» (под ко­торым понимается населенная представителями этнического большинства территория экономически доминирующей метро­полии) и зависимой от него «окраины» (под которой понима­ются экономически отсталые периферийные территории, насе­ленные преимущественно этническим меньшинством). Исход­ной посылкой теории «внутреннего колониализма» является утверждение о том, что в полиэтничных государствах действует тенденция к эксплуатации материальных и человеческих ресур­сов этнических окраин в интересах властной элиты этнического большинства, которая контролирует политический центр мет­рополии. В результате неравномерного экономического разви­тия периферийные и полупериферийные этнические регионы превращаются в своего рода внутренние колонии, все более и более зависимые от этнически и политически доминирующего «ядра». Растущая мощь «ядра» связана с тем, что в метрополии сосредотачивается капитал извлекаемый в результате использо­вания сырьевых и трудовых ресурсов колонизированной терри­тории.

Наибольшую известность в рамках этого направления полу­чили работы Хехтера, который применил понятие «внутренний колониализм» к анализу движений этнического национализма и этн о политического конфликта на материале кельтских окра­ин Британии, особенно в случае Уэльса (141). Согласно выво­дам Хехтера, отношения между центром и периферией могут носить характер относительной, а не абсолютной депривации. Он утверждает, что в случае, когда население периферии отли­чается по языку, религии или иным этническим параметрам, между ним и населением центра (ядра) может возникать своего рода культурное разделение труда. Рассматривая проблему де­терминации этнических конфликтов, Хехтер выдвигает триад-ную модель возникновения этнополитической коллизии: во-пер­вых, складывание конфликтогенной по природе объективной непривилегированности (обделенности) этнически периферий­ных групп многонационального государства в процессе его не­равномерной модернизации; во-вторых, осознание этой обделенности членами этнической группы как угнетения пери­ферии центральным «ядром», и, в-третьих, формирование этно-национализма как реакции любого угнетаемого этноса на «внут­ренний колониализм•> центра.

Кроме теории «внутреннего колониализма» Хехтера в рамках неомарксистских теорий можно выделить еще две теоретиче­ские конструкции, которые в своем анализе причин конфлик­тов также исходят из примата социально-экономических фак­торов. Одна из них, теория «расщепленного рынка труда» Э. Бо-начич, обращает внимание на межэтническую напряженность внутри рабочего класса, которая мотивируется различиями в ма­териальных интересах между его этническими отрядами, преж­де всего рабочими из числа этнического большинства и рабочи­ми из числа этнических мигрантов. Наниматели часто исполь­зуют труд этнических мигрантов, чтобы снизить цену рабочей силы, что, естественно, напрямую затрагивает интересы рабо­чих из числа этнического большинства, хотя и соответствует интересам более обделенных этнических мигрантов. В результа­те происходит раскол (расщепление) рынка труда по этниче­ским линиям. Высокооплачиваемые группы рабочего класса опа­саются проникновения на рынок труда дешевой рабочей силы этнических мигрантов, и эти опасения часто становятся одним из стимулов этнической мобилизации большинства против мень­шинств (достаточно вспомнить мощный рост этпорасизма и ксе­нофобии в современной Западной Европе). Хотя риторика меж­группового антагонизма формулируется в этнорасовых кате­гориях, на самом деле, по мнению Боначич, мобилизация коллективного недовольства подпитывается не этническими, а классовым<

Конфликты в семейной жизни. Как это изменить? Редкий брак и взаимоотношения существуют без конфликтов и напряженности. Через это проходят все...

Что будет с Землей, если ось ее сместится на 6666 км? Что будет с Землей? - задался я вопросом...

ЧТО ПРОИСХОДИТ, КОГДА МЫ ССОРИМСЯ Не понимая различий, существующих между мужчинами и женщинами, очень легко довести дело до ссоры...

Что вызывает тренды на фондовых и товарных рынках Объяснение теории грузового поезда Первые 17 лет моих рыночных исследований сводились к попыткам вычис­лить, когда этот...

Не нашли то, что искали? Воспользуйтесь поиском гугл на сайте: