Сдам Сам

ПОЛЕЗНОЕ


КАТЕГОРИИ







Процессам экономической и духовной эмансипации стран Латинской Америки способствовали успехи системы социализма, оказываю-





153^.236 449

Щие прямое революционизирующее влияние на «вулканический континент». Достаточно вспомнить наиболее знаменательные события, отражающие волю латиноамериканских народов к подлинной свободе и независимости: 1944 год — приход к власти леводемократического правительства в Гватемале; 1952 — народная антиолигархическая революция в Боливии; 1959 — победа Кубинской революции; 1961 — разгром наемников империализма на Плайа-Хирон и провозглашение марксистско-ленинского характера революционных преобразований на Кубе; 1967— бессмертный подвиг Че Гевары; 1968 — приход к власти революционного военного правительства в Перу; 1970—триумф правительства Народного единства в Чили. Выдающуюся роль в изменении экономического, политического и культурного климата на латиноамериканском континенте играет Куба. Кубинская революция необычайно высоко подняла престиж Латинской Америки в глазах прогрессивного общественного мнения всего мира.

Индустриализация наиболее развитых латиноамериканских стран, бурное усиление в них национально-освободительных и революционных процессов на всех уровнях — от экономического до культурного, способствуя выходу Латинской Америки на мировую арену, повлекли за собой и существенные изменения ее внутреннего облика: стремительно росли города, рушились патриархальные устои, модернизировался быт.

У латиноамериканцов после войны значительно обострилось чувство причастности к судьбам мира и процессам мировой культуры. Одновременно, в условиях чисто внешнего капиталистического «прогресса», — подобно тому, как это имеет место в индустриальных странах: Европы и США, — особенно уродливо развивались городские формы жизни, подавлявшие человеческую индивидуальность, плодившие одиноких и раздавленных «маленьких людей» с экзистенциалистским комплексом одиночества и неполноценности. Проблемы «экзистенциального мышления» и «дегуманизации» личности стали достаточно актуальными в Латинской Америке, прежде всего в наиболее европеизированных странах Ла-Платы (Аргентина, Уругвай), в связи с резким увеличением численности «среднего класса» — интеллигенции, чиновничества и мелкой буржуазии, — легко поддающегося импортированным влияниям.

Изменившаяся экономическая действительность и новый стиль жизни пришли в противоречие с художественными традициями «нативизма», преобладавшими в латиноамериканской литературе вплоть до се-редины XX века.

Астуриас и Карпентьер, Рульфо и Фуэнтес, Варгас Льоса и Гарсиа Маркес, Отеро Сильва и Кортасар определяют линию латиноамериканской прозы 50—60-х годов XX века. Хотя их разрыв или связь с предшествующей литературной традицией неодинаковы по характеру, но все они так или иначе критикуют нативистскую прозу Латинской Америки предшествующего периода. Стремясь снять с латиноамериканской литературы унизительные обвинения в «провинциальности», «вто-росортности», «эстетической зависимости от давно устаревших норм»,. поборники обновления приписывают нативистской прозе «региона-лизм», «этнографизм», «фактографичность», «описательность», «публицистичность», «демагогичность», «иллюстративность» и т. д. и т.п. Конечно, как это часто бывает при смене литературных школ, немало подобных ярлыков навешиваются в запальчивости. Поступательное движение литературы невозможно без освоения богатого творческого опыт» латиноамериканской классики 20—30-х годов, и многие из молодых это отлично понимают.

Начиная с середины XX века, речь идет о равновесии националь-яого и общечеловеческого в латиноамериканской литературе, о преодо-

-лении одного из основных недостатков предшествующей прозы — преимущественного изображения природной и социальной среды в ущерб глубокому изображению персонажей. Существо изменений в латиноамериканской литературе сводится к тому, что она глубже зондирует внутренний мир человека и завоевывает все больше читателей, в том

•числе и зарубежных.

Творческие успехи представителей «магического реализма» и «нового романа» во второй половине 60-х годов настолько заметны, что о них заговорила критика Европы и США. Этому в значительной мере способствовало и то обстоятельство, что появление в Латинской Америке яркой и своеобразной прозы совпало по времени с кризисными яв­лениями в романистике развитых капиталистических стран и с широким распространением низкопробной так называемой «массовой» литературы.

Мигель Анхель Астуриас (1899—1974) — лауреат Ленинской премии за укрепление дружбы между народами (1966) и Нобелевской премии по литературе (1967) — родился в семье гватемальского адвоката

•и в юношеские годы, будучи студентом юридического факультета, активно участвовал в выступлениях против одного из самых жестоких диктаторов своей страны — Эстрада Кабреры. С 1924 по 1933 год Астурнас учился в Париже под руководством

••профессора Ж- Рейно — крупного специалиста по языку и культуре древних майа, первого переводчика гватемальского эпоса «Пополь-Вух» на французский язык; опираясь на его работы, молодой Астуриас юсуществил улучшенный перевод на испанский язык «Пополь-Вуха» и

-основательно познакомился с другими памятниками доколониальной литературы центральноамериканских индейцев. Впоследствии писатель.любил говорить, что все его творчество — «продолжение «Пополь-Ву-ха». Занятия Астуриаса-ученого совпали с его увлечением экспериментами французских сюрреалистов; результатом стал несколько экзотич-'ный, гибридный по стилю и духу сборник поэтической прозы «Легенды Гватемалы», выпущенный в Мадриде в 1930 году и основанный на довольно свободной обработке фольклора индейцев майа-киче. Уже в первоначальной прозе Астуриаса были элементы новаторского метода пи-

•сателя — «магического реализма», повлиявшего на многих писателей последующего поколения.

Основным и наиболее известным произведением гватемальского автора. которым он предвосхищает новую эпоху в истории латиноамериканской прозы, стал роман «Господин Президент», задуманный и начатый еще в юношеские годы под впечатлением от ужасов диктатуры Эстрада Кабреры. Работа над этой книгой продолжалась в Париже не­сколько лет, а еще десять лет, не находя издателя по политическим мотивам, она пролежала в Гватемале, куда в 1934 году вернулся Астуриас, и где ненавистного диктатора сменил очередной не менее жестокий тиран. Лишь в 1946 году, после победы буржуазно-демократической революции в Гватемале, роман «Господин Президент» увидел свет и принес автору мировую известность.

Страна, в которой развертывается действие романа, прямо не названа, как нс назван по имени и господин Президент; но Астуриас не скрывает, что перед нами -— его несчастная родина, па-рализованная ужасом под властью Кабреры. Сам Президент как некое мифическое существо, концентрированное воплощение зла, появляется по ходу по-.вествования лишь изредка, но его незримое присутствие роковым об-

J5* 451

Разом определяет жизнь всех без исключения персонажей, всей страны, Больше того, образ диктатора при всей своей гротескности, «демонич-ности», поднимается до уровня обобщенного символа латиноамериканских диктатур вообще.

В романе Астуриаса — целый ряд второстепенных действующих лиц, представителей придавленного диктатурой, но не сломленного народа, студентов, интеллигенции, бедных трудовых слоев. Они, по замыслу писателя, являются носителями светлых и вечных гуманистических идеалов. Но в условиях вездесущей диктатуры этих людей слишком мало, часто они бессильны и деморализованы. Зато страх ареста, пыток и смерти в изобилии рождает предателей, подхалимов, взяточников, лжецов, жуликов, пьяниц и тому подобную отвратительную «фауну», определяющую атмосферу книги. Смерть, насилие, разврат, продажность, самые омерзительные и противоестественные проявления челове­ческой натуры — вот цена, которую платит народ за свое непротивление диктаторскому режиму. Показ в романе преимущественно деклассированной стихии придает ему в целом безысходную, пессимистическую тональность, хотя порой в нем приглушенно звучат и революционные мотивы. Стиль Астуриаса отражает влияние индейского фольклора, рассчитанного прежде всего на слуховое восприятие: здесь много звуковых повторов, аллитераций, своеобразных словесных лейтмотивов. С другой стороны, Астуриас, применяя технику потока сознания при изображении своих часто психически неуравновешенных персонажей, то и дело погружает нас в малоисследованные глубины психики, в сферу сновидений, бреда и безумия. Язык романа впитал в себя многие приемы авангардистских школ Европы и США — экспрессионизма, кубизма, дадаизма и особенно сюрреализма, с представителями которого — Полем Элюаром и Луи Арагоном—Астуриас был близок во время своего пребывания во Франции.

С 1944 по 1954 год, в период развития буржуазно-демократической революции в Гватемале, Астуриас находился на дипломатической службе преимущественно в странах Латинской Америки. Это дало ему возможность близко познакомиться с закулисной деятельностью США против латиноамериканских стран. После опубликования романа «Люди маиса» (1949). насыщенного образами религиозной мифологии майа и посвященного борьбе индейцев, «детей маиса», против белых колонистов, Астуриас пишет три сюжетно связанных антиимпериалистических романа: «Ураган» (1950), «Зеленый Папа» (1954) и «Глаза погребенных» (1960). Центральный «персонаж» этой трилогии — могущественная североамериканская банановая компания «Тропикаль Плантанера С. А.», прообразом которой послужила печально известная «Юнайтед Фрут» — монополия США, превратившая многие страны Центральной Америки в свою вотчину. Конфликт между «Плантанерой» и ее президентом «Зеленым Папой» с одной стороны, и рабочими банановых плантаций — с другой, завершается победой трудящегося народа. Живой, почти разговорный, насыщенный фльклорной образностью язык соединяется со многими приемами современной прозы: здесь далекое прошлое и XX век; радуга вымышленного и суровая заземленность реального, мир действительности и индейская магия, образ долларовой «цивилизации» и образы древних легенд.

От этой манеры, присущей многим произведениям.«магического реализма», писатель несколько отходит в сборнике рассказов «Уик-энд в Гватемале» (1956), в котором воспет героизм народа и нарисованы страшные картины американских зверств в Гватемале после поражения революции 1944—1954 годов.

Последние двадцать лет жизни Астуриаса, которые он провел преимущественно в эмиграции, лишь некоторое время будучи послом своей страны в Париже, ознаменованы углубленной работой гватемальского прозаика над фольклорными богатствами индейцев майа, их древней самобытной мифологией. Художественным результатом этого стали био­графическая повесть «Алахадито» (1961), роман «Таковская мулатка» (1963), сборник творчески обработанных индейских легенд «ЗеркалоЛи-ды Саль» (1967), «Историческая эпопея» из времен Конкисты, «Ма-ладрон» (1969) и др. Для всех этих произведений характерно сочетание фантастики с социально-критическими мотивами.

В отличие от Астуриаса, уроженца индейской Гватемалы, который преломил в своей прозе этномифологическую стихию центральноамери-канеких индейцев, другой выдающийся представитель латиноамериканской литературы Алехо Карпентьер (род. в 1904 г.), отражая культурно-;1 историческую специфику Кубы, Гаити и других стран Карибского бассейна, в своих первых произведениях отдал большую дань негритяно-мулатской мифологии и фольклору. Однако постепенно его творчество, вдохновленное, по собственному признанию Карпентьера, идеей «депро-винциализации» латиноамериканской литературы и ояновления ее выразительных средств, приобретало все большую универсальность, все большую географическую и хронологическую широту.

Действие его романов протекает в самые различные исторические периоды — от времен Конкисты до наших дней — и на огромных просторах не только латиноамериканского континента, но и многих, преимущественно романских, стран Европы. Однако ошибочно считать Карпентьера писателем, оторвавшимся от родной латиноамериканской почвы. Дело обстоит как раз наоборот. Карпентьер как художник, остро чувствующий исторические взаимосвязи, всегда изображал судьбы романских стран Америки в контексте мировой истории и с учетом влияния на них европейской культуры.

Отец Карпентьера, по специальности архитектор, был французом, а мать—русской студенткой-медичкой; они познакомились в Швейцарии и лишь за два года до рождения будущего писателя поселились на Кубе, в Гаване, да и то ненадолго: многие годы их жизни прошли в Бвропе. В 20 лет Карпентьер становится главным редактором кубинского литературно-публицистического журнала «Картелес», а в 1927 году попадает в тюрьму за участие в выступлении против диктатуры Ма-чадо. Отпущенный под наблюдение полиции, он в 1928 году нелегально покидает Кубу, воспользовавшись документами своего друга — французского поэта Робера Десноса.

С 1928 по 1939 год с короткими перерывами Карпентьер живет в Париже, где на первых порах сближается с сюрреалистами, проявлявшими в то время большой интерес к «примитивным» древним культурам Латинской Америки. Одно из мадридских издательств публикует его первый роман «Экуа-Йамба-О» (1933), который он начал писать еще в тюрьме. Этот роман, впоследствии сурово раскритикованный самим автором, был данью, с одной стороны, нативистской литературе, делавшей упор на описании местного, преимущественно сельского, быта; с другой — отразил влияние сюрреалистов. Посвященный жизни и быту кубинских негров, роман нес в себе и определенные элементы со­циальной, антиимпериалистической критики. Не отвергая полностью лозунга Бретона о том, что «только чудесное прекрасно», Карпентьер, однако, искал и нашел это «чудесное» не в фантазиях сюрреалистов, которых называл «бюрократами от чудесного», а на далеких землях Америки, где «чудесное», «невероятное», «немыслимое» выступает в качест-

ве повседневного элемента Природы, Истории и Действительности. «Мой вклад в сюрреализм, — впоследствии писал он, — мне показался ненужным, ибо я ничего не мог принести этому движению. У меня возникла противоположная реакция — я чувствовал страстное желание выразить действительность Америки, хотя еще и сам не знал, как... Я понял, что за картиной, созданной нативистами, было еще что-то другое, что я назвал бы внутренними связями, соотношением между естественным миром, миром земли, и историко-политической сферой. И тот, кто найдет эту связь между ними, создаст действительно американский роман». Так Карпентьер сформулировал программу своих действий на много лет вперед, воплотив ее в многочисленных произведениях «магического реализма».







Что вызывает тренды на фондовых и товарных рынках Объяснение теории грузового поезда Первые 17 лет моих рыночных исследований сводились к попыткам вычис­лить, когда этот...

Что делать, если нет взаимности? А теперь спустимся с небес на землю. Приземлились? Продолжаем разговор...

Что будет с Землей, если ось ее сместится на 6666 км? Что будет с Землей? - задался я вопросом...

ЧТО И КАК ПИСАЛИ О МОДЕ В ЖУРНАЛАХ НАЧАЛА XX ВЕКА Первый номер журнала «Аполлон» за 1909 г. начинался, по сути, с программного заявления редакции журнала...





Не нашли то, что искали? Воспользуйтесь поиском гугл на сайте:


©2015- 2024 zdamsam.ru Размещенные материалы защищены законодательством РФ.