ГЛАВА 2. ЯЗЫКОВЫЕ АНОМАЛИИ В СОВРЕМЕННЫХ ПОЭТИЧЕСКИХ ТЕКСТАХ

2.1. Проявления языковой игры на уровне текста.
Текстовая игра как вид поэтической игры

Стоит отметить, что, исследуя феномен языковой игры, мы сталкиваемся с двумя проблемами. Дело в том, что современная поэзия в поисках новой экспрессии, новых способов и приёмов экспликации авторских смыслов не удовлетворяется традиционными формами языковой игры (в узком понимании этого термина). Поэтому фоном для явлений необычных, аномальных становится узус как традиция использования языковых элементов вообще (условно обозначим его узус 1) и как поэтическая традиция (узус 2). Учитывая два этих фона, на которых возникает "фигура игры", мы вводим понятие поэтической игры, реализующейся в разных формах, и предварительно определяем эти формы как графическую, собственно языковую и текстовую игру.

Обратимся сначала к текстовой игре, т.е. игре, основанной на узусе 2. Рассматривая аномалии, возникающие на уровне текста, следует обратить внимание не столько на случаи неканонического употребления языковых единиц, сколько на саму форму произведения. Стихи современных авторов зачастую не соответствуют традиционному представлению об организации текста стихотворного произведения с его обязательным строфическим делением и делением на стихи. Поясним это наблюдение:

«Мне все кажется, Бог живет высоко в горах...

Расскажи мне, что тебе видится с высоты? Я иду к тебе, научи меня не остыть. Я боюсь тебя, помоги мне не слышать страх. У тебя здесь покой – ни людей, ни имен, ни слов. Только небо и птицы, ныряющие в него. Ты плывешь легко, в облака опустив весло, задеваешь колокол, и раздается звон. У тебя здесь тишь да божия благодать, поднебесный купол, обетованный рай. Только там, под тобой, до самой земли – вода. И не видно тебя, как часто ни умирай. Разреши мне рассказать тебе о других – о бескрылых, не отмеченных чистотой, одиноких – тех, кому не подал руки ни ты сам, ни переменчивый ангел твой. Что им делать, если речь заглушает плеск твоего весла, рождающего дожди? Ты всегда высоко в горах, на твоей земле из двоих идущих выживет лишь один. Что им делать, если ты не подашь им знак? Как понять, что, кроме бога, никто не свят? Отпусти меня – вернуться к ним и узнать, как смертельно им тоскуется без тебя.

На земле костры, и время горит в кострах, люди жмутся друг к другу, греют ладони, ждут.

В поэтическом тексте особым образом выделяются сильные позиции – абсолютное начало и конец (зачин и концовка, по Г.Я. Солганику). Стоит отметить, что не во всех текстах абсолютное начало выделяется подобным образом. Основная часть представляет собой сплошной текст, визуально уподобленный прозе, но с сохранением рифмы, размера и ритма.

Поэтические тексты современных авторов зачастую получают «не только линейное развертывание» [Николина, 2009; 174], но также могут члениться «на отрезки, выделение которых не обусловлено синтаксическими связями» [Николина, 2009; 174]. Например,

можно долго смотреть на звёзды и ловить на язык мечты, за щеками хранить ответы, не влюбляться в огонь и лето, в Петергоф отправлять «приветы» и смеяться до хрипоты» [83].

а в моем кондуите смерти назначен вечер (послезавтра, вторник, восемь и двадцать пять)» [75].

Как видим, "избыточное" членение текста на отрезки может сочетаться с одновременным полным отказом от членения. Такое явление характерно для т.н. "стихов в строчку", о которых уже было сказано выше, и в этом случае "избыточное" членение более характерно только для начала и конца текста.

Разновидностью текстовой игры также можно считать отказ от использования прописных букв:

(1) «говорила себе, что станешь сильней и строже, только что-то все чаще молишься и шипишь:

– черт, опять все пошло не так. помоги-ка, боже, и я втиснусь в одну из выданных в детстве ниш. помоги мне – и буду лучшей из дубликатов: обезличенной, обесцвеченной и простой…» [84].

Как вид текстовой игры могут быть рассмотрены беспунктуационные тексты, т.е. тексты, из которых частично или полностью исключены знаки препинания. «Выразительность беспунктуационных текстов осознаётся на фоне текстов, в которых сохраняются нормативные знаки препинания, причём часто у одного и того же поэта встречаются как стихотворения без отступления от пунктуационных норм, так и стихотворения без знаков препинания» [Николина, 2009; 289]. Отметим, что отсутствие и одновременное наличие знаков препинания может наблюдаться даже в пределах одного текста, сочетаясь при этом с частичным или полным отказом от использования прописных букв:

(1) «Струны сплетаются воедино. Путаются слова.
все обесцвечено и беззвучно не о чем горевать
Слишком свободно не знать пощады. Слишком легко в груди.
я вырезаю тебя из сердца можешь не приходить» [79].

«Отказ от знаков препинания связан с деструкцией формы и позволяет создать текст с нулевой интонацией, в котором преобладают отношения равноправия элементов, из которых ни один не доминирует над другим» [Николина, 2009; 285]. Это же утверждение верно и для использования строчных букв вместо прописных в начале предложений и стихотворных строк.

Возникновение текстовой игры как разновидности ЯИ может свидетельствовать о расширении границ языковых аномалий, охватывающих уровень стихотворного текста, проявляясь при этом как во всём тексте, так и в отдельных его фрагментах и служа определённым целям. В частности, такой вид текстовой игры, как отказ от знаков препинания, «отражает характерную для современной поэзии тенденцию к деиерархизации отношений и открытости смыслов» [Николина, 2009; 292].

Собственно языковая игра представлена как традиционными приёмами – использованием неологизмов, каламбуров, макаронической речи, так и приёмами, характерными только для современной поэтической речи. Среди средств выражения собственно языковой игры самыми яркими и частотными являются авторские неологизмы и каламбуры.

Индивидуально-авторские неологизмы, или окказионализмы, – слова, созданные «по случаю», как правило, не тиражируются и принадлежат только одному тексту. Создание авторских неологизмов – один из традиционных приёмов языковой игры, получивший в современной поэзии новое звучание:

Да, я кот. Я учёный, премудрейший кот. Хочешь сказку? Пожалуйста, это легко…» [87].

(2) «Мир был апрелев, рассветен, еще непрочен» [78].

(3) «город, где каждый камушек говорящ» [90].

(5) «есть точка отсчета и это "сейчасиздесье"» [90].

(6) «много ли купишь со среднепечальной пенсии?» [65].

(7) «после – обманоябрь снегом укроет» [65].

(8) «ломится в дверь зима,
тебя выживая из дома и из ума» [87].

(10)...на одно из мест, что с твоим соседне [74].

Н.А. Николина, исследуя современную поэзию, отмечает, что «современные поэты остро чувствуют проницаемость границ между разными частями речи, нежесткость грамматической системы. Стирается и граница между лексико-грамматическими разрядами слов, прежде всего между качественными и относительными прилагательными, именами собственными и нарицательными» [Николина, 2009; 152]. Для современных поэтических текстов характерно также образование нестандартных, окказиональных словоформ. Рассмотрим, как эти явления проявляются в контекстах.

Слово «премудрейший» (контект (1)) можно рассматривать как форму превосходной степени прилагательного «премудрый» (от которого в узусе превосходная степень не образуется, так как прилагательное уже выражает высшую степень проявления признака), либо как форму превосходной степени прилагательного «мудрый», образованную с помощью сразу двух морфем – приставки пре- и суффикса -ейш-. В узусе такой формы не существует. К тому же, здесь содержится реминисценция – «литературное припоминание» [Хализев, 1999; 314]: все мы знаем кота, который живет на дубе в Лукоморье и «идёт налево – сказку говорит…». Происходит диалог произведений и авторов через поколения, и осуществляется он посредством намеков, расшифровывая которые, читатель восстанавливает ситуацию, описанную А.С. Пушкиным в сказке «У лукоморья дуб зелёный…», и соотносит её со стихотворением Юлии Рубиной. Таким образом, реализуется соединение нескольких приёмов в пределах одной строфы.

В контексте (2) наблюдается контактное расположение неологизмов: автор играет окказиональными краткими формами. В узусе краткие прилагательные образуются только от качественных прилагательных. Краткая же форма апрелев образована от несуществующего полного прилагательного апрелевый (ср. с узуальным прилагательным апрельский).
Т. е. здесь мы имеем дело с чересступенчатым словообразованием: апрелев <– апрелевый <– апрельский (ср. краткую форму от действительного причастия говорящий в контексте (3) – известно, что только страдательные причастия имеют краткую форму). Рассветен (контекст (2)) – краткая форма относительного прилагательного рассветный, у которого в узусе нет такой формы; здесь происходит «окачествление» относительного прилагательного, как и в контексте (10): краткая формы соседне от относительного прилагательного соседний. Интересен контекст (9), в котором создаётся краткая форма от качественного прилагательного с неполной парадигмой степеней сравнения: фиолетов от фиолетовый.

Окказионализмы возникают также в результате контаминации – соединения двух слов или частей слов, "скорнения", как называет это явление В. Хлебников; или создания "слова-гибрида" (в терминологии В. Набокова)). «Скорнение» наблюдается в контекстах (4) – (6), а в контексте (7) видим пример "слова-гибрида": "обман" + "ноябрь" = "обманоябрь".

Современные авторы также вводят в свои поэтические тексты и каламбуры, обычно основанные на множественной сочетаемости слов. Данный приём в контексте (8) представляет собой соединение двух устойчивых выражений со словом «выжить»: ‘выжить из дома’ и ‘выжить из ума’. Именно на том, что это слово может сочетаться с разными языковыми единицами, изменяя при этом смысл целой фразы, основана языковая аномалия.

«Ослабление различий между словами разных грамматических классов» [Николина, 2009; 150] может выражаться и в транспозиции грамматических форм. При этом особенно частотной является субстантивация, и субстантивироваться, приобретая значение объекта или субъекта, могут любые части речи и даже целые фразы (например, крылатые выражения), что можно увидеть в следующих контекстах:

(3) «ты, задыхаясь, проглотишь "боже", своё беспомощно-злое " боже " [72].

Рассматривая аномалии такого рода, Н.А. Николина отмечает, что «рост гибридных форм признается активным процессом, характеризующим в целом развитие русского языка на современном этапе» [Николина, 2009; 155].

Другой вид языковых аномалий основан на обыгрывании семантики морфологических форм. В русском языке наблюдается увеличение безличных предложений и их активизация в обыденной речи и в художественном дискурсе. Нас интересуют модели, где в качестве предикатов используются окказиональные безличные формы глаголов:

(1) «как смертельно им тоскуется без тебя» [85].

По мнению Н.А. Николиной, в таких глаголах «постфикс -ся имеет особый оттенок лёгкости действия (мне говорится – мне легко говорить)» [Николина, 2009; 168]. Также они «характеризуются процессной статичностью, инактивностью, длительностью» [Николина, 2009; 168] и свидетельствуют о дезактивации субъекта действия в данном тексте.

(5) «удержи меня за полвечности от обрыва» [66].

Что касается контекстов (4), (5), стоит отметить: сложносокращённые слова с формантом пол- не образуются от абстрактных существительных. Окказионализмы полвечности, полдыханья выражают идею градуирования абстрактных сущностей, и в тоже время их опредмечивание.

В этом пункте можно также отметить использование алогизмов, построенных на нарушении лексической сочетаемости. Причём чаще всего в таких конструкциях происходит расширение именно глагольной сочетаемости. Например:

(1) «И родиться б тебе две тысячи лет вперёд» [65].

(2) «Завтра ты умер — означает, в сущности — никогда» [65].

(3) я могу улыбаться вполоборота [Аришка Большакова; электронный ресурс].

(4) «а это значит − время веселиться, танцуя вниз с многоэтажных зданий» [90].

Здесь необходимо сказать о том, что в языке существуют определённые синтаксические ограничения, например, на синтаксическую сочетаемость. Выше мы привели контексты, в которых обыгрываются такие ограничения. Например, "танцуя вниз" в контексте (4): как правило, танцевать можно с кем-то, для кого-то/чего-то, кому-то, что-то, но не куда-то (в данном контексте — вниз). И если контексты (1), (2), (4) выступают примерами именно алогизмов, то контекст (3) свидетельствует о расширении сочетаемости глагола: "улыбаться вполоборота" (в качестве признака действия используется наречие, не сочетающееся в узусе с глаголом "улыбаться").«Ненормативные, на первый взгляд, конструкции отражают смысловую компрессию текста, семантическое усложнение глагола» [Николина, 2009; 163].

Далее мы приведем несколько примеров языковой игры, основанной на употреблении заимствований. Макароническая речь (смешение форм родного и чужого языков) сопровождается в поэтических текстах обыгрыванием семантики и формы новой (часто именно заимствованной) лексики, характерной для молодежного и Интернет-жаргона.

(1) «Время, когда не верится в эпик вин,
Но забываешь вчистую об эпик фэйле» [87].

(2) «говори же со мной… пока мир зажимает паузу и backspace» [84].

«Эпик вин» (в переводе с английского языка – ‘великая победа’, употребляется как выражение крайней степени одобрения) и «эпик фейл» (в переводе с английского – ‘сокрушительный провал’, используется для выражения негативной оценки какого-либо явления) (контекст (1)), «спамить» (‘посылать большому количеству людей бессмысленные электронные сообщения’) (контекст (3)), а также «пауза» и «backspace» (контекст (2)) – все эти языковые единицы, характеризующие определённые ситуации, являются типичными для текстов и общения в сети Интернет. Они составляют основу такой языковой игры, которая может быть понята только «своими». Появляются новые антонимы (эпик вин и эпик фейл). Обыгрывание модной и частотной в Интернет-коммуникации лексики становится популярным, что может свидетельствовать о развитии особого Интернет-дискурса.

Говоря о собственно-языковой игре и её формах, можно, вслед за Н.А. Николиной, отметить, что «поэтические инновации заполняют пустые клетки в грамматической системе русского языка и представляют собой точки роста новых явлений» [Николина, 2009; 159], причём эти явления быстро становятся весьма частотными. Такие "поэтические инновации" дают современным авторам возможность по-новому выразить старые смыслы, при этом в сознании читателя – адресата текста – уже знакомое содержание раскрывается с другой стороны. Мы полагаем, что это свойство собственно языковой игры определяет её стремительное развитие и увеличение её форм и приёмов в современной поэзии.

По нашим наблюдениям, в современных поэтических текстах наиболее частотны и разнообразны именно графические средства выражения языковой игры. Это членение слов на слоги с помощью дефиса, замена дефисом, знаком нижнего подчеркивания или знаком слэша пробелов между словами, выделение слов дефисом и нижним подчеркиванием с двух сторон, "висячие" дефисы, использование кавычек, точек и многоточий. Рассмотрим следующие контексты:

(2) «Мой со-бутыльник, -беседник, -житель» [87].
(3) «не забиваться в угол, в клеть, в придуманные кем-то рамки "ребёнок-офис-брак без чувств"» [87].

(5) «шёл вперёд, никого/ничего не страшась [87].

(9) «----------------— Ты подашь руку.
----------------— Возьму обе.

(10) Когда я гуляю по
....... белому свету,
Мне часто
....... встречаются
..................... люди-предметы» [77].

Так, контексты (1) и (8) иллюстрируют приём членения слов с помощью дефисов, контекст (2) – употребление "висячих" дефисов, контекст (3) – использование дефисов (при перечислении, вместо запятых) между словами.

Наряду с дефисами между словами вместо запятых могут употребляться знаки "/" (контексты (4), (5)) в качестве синонима союза "или", с помощью чего автор описывает варианты одного явления или события. Стоит отметить, что знак этот активно используется в научных текстах и "пришёл" в поэзию именно оттуда. В этой же функции в контексте (2) используются "висячие" дефисы. Знак нижнего подчёркивания (контексты (6), (7)), может использоваться вместо пробелов и служить для выделения (точнее, для отделения) особо значимых слов, с точки зрения автора, фрагментов слов.

Отдельно отметим следующие варианты употребления дефисов:

В контекстах (11) – (13) употребление дефисов похоже на случай с "висячими" дефисами, но с той разницей, что в данных контекстах разрываются две части слова с целью сохранить рифу и размер стиха. В контексте же (14) с помощью дефиса создаётся каламбур: обыгрывается ненормативная лексическая единица, "вшитая" в другое слово.

Особым образом выделяется также начало некоторых (или же всех) стихов произведения. Средствами такого выделения могут служить: дефисы (контекст (9), дефисы в сочетании с тире), нижнее подчёркивание (контекст (6)), точки (контекст (10)). Этот прием используется для привлечения внимания читателя к определённой фразе, содержащей в себе мысль или идею, которую желательно не пропустить при прочтении. Многоточие (их совокупность – контекст (10)) или сочетание других знаков препинания (контекст (9)) в начале строфы или строки может служить сигналом незаконченности, структурной или смысловой неполноты а также наличия имплицитных смыслов. К тому же, такой приём «маркирует экспрессивный переход от одной композиционной части к другой» [Николина, 2009; 290]. Например,

(1) «восемнадцатый май —
...такой же, как остальные. черно-белый, дождливый,
в общем, обычный май» [75].

(2) «Вам звонил абонент
В 23.47.
....Вы, наверное, были уставшей совсем» [90].

(3) «...а бескрылый мой друг всё не хочет признать провал» [82].

Пунктуация – также традиционное средство игры. Здесь нужно вспомнить понятие авторской пунктуации(хорошо известно, что тире – любимый знак препинания М. Горького, с помощью авторского тире
М. Цветаева актуализирует поэтические смыслы, изображая "движение авторской мысли"). Авторская пунктуация выделяется на фоне узуальной, закрепленной специальными правилами. В современной поэзии способ "пунктуационной игры" игры используется очень активно. Особенно интересно обыгрываются с помощью авторской пунктуации устойчивые сочетания:

«Ты будешь рад,
если однажды выйду – навеки – вон» [87].

В данном контексте в устойчивое сочетание выйти вон с помощью двойного тире вводится дополнительный элемент – наречие навеки. Здесь можно также почувствовать и аллюзию на детские считалки "на выбывание", обязательно заканчивающиеся фразой "выйди вон".

Наряду с авторской пунктуацией, в современных поэтических текстах начинают использоваться пунктуационные термины (а также другие научные термины) в качестве экспрессивно-выделительных средств. Например,

(2) «Напиши мне на этот адрес: никогда больше точка com» [90].

Итак, графические средства весьма разнообразны. Они обладают большой выразительностью, хорошо передавая выделительную интонацию, что позволяет автору подчеркнуть особенно значимую деталь в произведении и обратить на нее внимание читателя.

Что вызывает тренды на фондовых и товарных рынках Объяснение теории грузового поезда Первые 17 лет моих рыночных исследований сводились к попыткам вычислить, когда этот...

Конфликты в семейной жизни. Как это изменить? Редкий брак и взаимоотношения существуют без конфликтов и напряженности. Через это проходят все...

Система охраняемых территорий в США Изучение особо охраняемых природных территорий(ООПТ) США представляет особый интерес по многим причинам...

ЧТО ТАКОЕ УВЕРЕННОЕ ПОВЕДЕНИЕ В МЕЖЛИЧНОСТНЫХ ОТНОШЕНИЯХ? Исторически существует три основных модели различий, существующих между...

Не нашли то, что искали? Воспользуйтесь поиском гугл на сайте: