ПРОБЛЕМА ЧАСТНОГО И ОБЩЕСТВЕННОГО В ПОЛИТИКЕ ВОСПИТАНИЯ «НОВОГО ЧЕЛОВЕКА» В ГОДЫ ХРУЩЕВСКИХ ПРЕОБРАЗОВАНИЙ

В 1961 г. была принята новая Программа КПСС, включившая в себя моральный кодекс строителя коммунизма. Воспитание «нового человека», которому предстояло через 20 лет вступить в коммунистическое общество, было невозможно без окончательной ликвидации пережитков прошлого в сознании людей. В годы хрущевских реформ, названных американским историком Ш. Фицпатрик «ненормальной смесью репрессии и утопизма»[771], тема культурного строительства и мобилизации широкой общественности на решение задач культурного фронта была одной из первоочередных. Пережитки в сознании и поведении людей были связаны не только с наследием буржуазно–помещичьего строя, но и с «некультурным бытом».

В докладе будет освещено проблемное столкновение понятий «частное» и «общественное» в воспитании «нового человека» в 1950—60–ые годы на примере Куйбышева.

В послевоенном Куйбышеве значительную часть населения составляли вчерашние крестьяне, принесшие в город крестьянскую трудовую этику и образ жизни, противоречивший дисциплинарным режимам фабрик и заводов. Привитие городского образа жизни проходило очень трудно. Воспитание нового человека требовало изменения практик, связанных с телесностью и бытовым поведением. В обществе, столкнувшимся с ускоренной модернизацией, урбанизацией и индустриальным подъемом, санитарно–гигиенические и воспитательные дискурсы приобретают тотальный характер.

Подвергся ломке привычный циклический ритм жизни крестьянина, исчисление времени по делам, а не по часам, окончание которых уже не отметить выпивкой, гулянкой и танцами. Низкая степень телесного самоконтроля и отсутствие требуемых социальных качеств у рабочих заставляли заводские власти принимать меры по борьбе с тем, что на языке документов называлось «нездоровым поведением в быту».

Некоторые хрущевские инициативы воспитательного характера можно рассмотреть под углом политики «раскрестьянивания» рабочего класса. Широко известна и официальная установка тех лет на полное вовлечение советских женщин в производство, фактически выполненная к концу хрущевского периода. Основным источником роста занятых были домохозяйки и женщины, покидавшие ЛПХ.

Начало последней советской кампании по борьбе с религией приходится на середину 1950–х годов, когда были приняты партийные постановления об усилении научно–атеистической пропаганды[772]. Необходимо было показывать безусловный вред религии и церкви как института. Праздники ведут к срыву плановых заданий, наноя вред народному хозяйству.

Формирование нового советского человека и новой семьи должно проходить в принципиально новых условиях. Согласно развернувшейся дискуссии о рожденном революцией «новом человеке», его главными чертами должны стать сознательность и соответствующие запросы, духовные и материальные[773].

Сельское население демонстрировало большую религиозность, чем городское. Семья осталась фактически единственным институтом, в котором сохранялась и передавалась религиозная культура новым поколениям. Бабушка, переехавшая из «бесперспективной» деревни в город к детям — вполне узнаваемый персонаж городского пейзажа. Материалы переписи 1959 г. выявили катастрофическое соотношение мужчин и женщин. С возраста 55 лет и старше количество женщин в 2—2,2 раза превышало количество мужчин. В урбанизированном советском обществе с поголовно работающими женщинами роль бабушек была очень специфична и важна. Однако в рамках идеологической работы «темные старухи» явили собой отживший мир, косность старого быта. Именно поэтому в ходе последней антирелигиозной кампании они были причислены к ключевым агентам трансляции религиозных традиций[774].

Атеистическая работа с населением должна была показать успехи советского строя в преодолении пережитков прошлого и социальной несправедливости, в особенности по отношению к женщине. В Советском Союзе равенство полов считалось достигнутым, что особо подчеркивалось после полета В. Терешковой в космос. Поэтому у женщин не было, по мысли идеологов, оснований прибегать к религии.

С антирелигиозной риторикой была тесно связана и антиалкогольная. Уже в 50–х проблема алкоголизма привлекла серьезное внимание. Стремительный рост потребления алкоголя коррелировал с распространением хулиганства в рабочей среде. После публикации ряда ограничительных постановлений, регламентирующих торговлю спиртными напитками, началась агитационно–воспитательная кампания. Особо подчеркивался ущерб от алкоголизма в общественном и государственном масштабе, ущерб и вред, выходящий далеко за рамки личной и семейной драмы.

Следует сказать несколько слов о феномене шефства производственных коллективов, предприятий и учреждений над колхозами и совхозами. Производственная и культурная помощь сельчанам должна была помочь в преодолении разрыва в уровне и образе жизни. В 1960 г. в центральной прессе было напечатано обращение к деятелям советского искусства с призывом помочь культурному росту села, поделиться своими знаниями в области вкуса, культуры быта и поведения.

Представление о человеке, человеческой природе как подручном материале, пластичном и податливом, поддающемся необходимой формовке, характерно не только для 50–60–х, но для всей советской эпохи, верящей в безграничные возможности проектирования жизнедеятельности.

Усвоение фиксированных стандартов поведения, дисциплины тела и самоконтроль были частью советской концепции «культурности», преследовавшей вполне утилитарные задачи управления большими массами людей в годы индустриального подъема, перемещения населения и распространения городского образа жизни.

И.В. Нарский

Челябинск, Южно – Уральский государственный университет

1960 – е БЕЗ ПОЛИТИКИ: ВОСПОМИНАНИЯ ДОМОХОЗЯЕК О ЖИЗНИ В ПЕРИОД ОТТЕПЕЛИ

Принято считать, что 1960–е гг. в СССР были периодом массовой политизации населения, воодушевленного открывшимися перспективами расширения «горизонта ожиданий» (Р. Козеллек)[775]. Представляется, что этот тезис нуждается в более дифференцированном и осторожном применении, поскольку политическая ангажированность периода «оттепели» имела очевидные социально–групповые особенности, в том числе поколенческие и гендерные. Ниже на примере двух женских воспоминаний, хранящихся в семейных архивах[776], я попробую наметить некоторые особенности восприятия и организации действительности советскими женщинами–домохозяйками, нуждающиеся в дальнейшем изучении и сформулированные здесь в самом общем и гипотетическом виде.

Хотя обе мемуаристки лично не знакомы и до недавнего времени не подозревали о существовании друг друга, их жизненные пути роднит ряд общих черт, позволяющих предположить репрезентативность их текстов для изучения повседневной, семейной и эмоциональной истории СССР.

А.С. Пухальская (1918 г.р.) и В.А. Харькова (1922 г.р.) принадлежат к первому поколению детей, родившихся в Советской России. Их матери были православными поповнами, получившими различное, но в обоих случаях крепкое дореволюционное образование, позволявшее им успешно учительствовать в советское время. Отцы мемуаристок принадлежали двум поколениям российских революционеров.

Обе мемуаристки получили высшее образование в Москве. А.С. Пухальская училась в Московском текстильном институте (1936 – 1942), В.А. Харькова – в Институте народного хозяйства им. Г.В. Плеханова (1939 – 1943). Однако обе предпочли не делать самостоятельную карьеру, а остаться в тени успешных и по человеческим качествам неординарных мужей – крупного хозяйственника А.П. Хазанова (1918 – 2000) и бывшего фронтового офицера, ученого, изобретателя и организатора науки Г.Г. Павлова (1906 – 1973). Обе были счастливы в браке и материнстве. Обе пережили мужей и одного из детей. И после смерти близких, на рубеже тысячелетий, принялись за составление семейных мемуаров.

В обоих случаях мы имеем дела с повествованием, в котором повседневная семейная жизнь описывается как «подлинность» и отстаивается как самоценность, которая не служит фоном для описания «великой» истории. Именно благодаря этому читатель может познакомиться с темами, редко встречающимися с такой интенсивностью в прочих исторических источниках – с семейным воспитанием детей, поколенческими и супружескими отношениями.

Место действия в мемуарах В.А. Харьковой – преимущественно Москва и Ленинград, в хрониках А.С. Пухальской с 1940–х до 1970–х гг. – Узбекская и Армянская ССР. Поэтому советская повседневность живописуется мемуаристками из разных географических ракурсов, из столичной и провинциальной, русской и колоритной национальной перспектив.

Многочисленная русская во всех ветвях родня Веры Афанасьевны, судя по отдельным проговоркам, разделяла культурные стереотипы, в которых «полячки» воспринимались как мстительные, а евреи – как некое экзотическое отклонение от нормы. Семья же Агнии Стефановны была многонациональной – русско–польско–еврейской и нередко сама испытывала неудобства, связанные с русскими этнокультурными стереотипами.

С точки зрения стратегии формирования и поддержания семейной идентичности мемуары В.А. Харьковой и А.С. Пухальской демонстрируют две модели, которые с долей упрощения можно было бы обозначить как «патриархальную» и «космополитическую».

Обе семьи в описании мемуаристок предстают дружными, сплоченными взаимным уважением и любовью ее членов. Показательно, что члены обеих семей имели ласковые прозвища – традиция, видимо, вымирающая в современной России. Не случайно в обоих воспоминаниях семья описывается с помощью метафоры «гнездо», семантика которого включает представление о защищенном, уютном месте, в котором родители заботливо выращивают потомство.

Обе мемуаристки описывают стратегии семейного воспитания детей. Они пишут об излюбленных семейных играх, о коллективном и индивидуальном чтении домашних и библиотечных книг, которые были «культурной базой семьи» (А.С. Пухальская), о месте музыки и группового пения, любительских стихотворных поздравлений членов семьи, домашних спектаклей и концертов в семейном досуге. Итог воспитания детей в любви и согласии в обеих семьях выглядит в воспоминаниях идентично.

Несмотря на скромность обеих мемуаристок, в своих воспоминаниях предпочитающих держаться в тени любимых мужей и успешных детей, их тексты свидетельствуют о том, что семейная сплоченность вовнутрь и вовне в значительной части лежала на женских плечах. Они гасили взрывной характер темпераментных супругов, вели переписку и телефонное общение с многочисленными иногородними родственниками. Семейная и межсемейная коммуникация, воспитание детей и поддержание теплого эмоционального климата в семье, учитывая занятость мужей, «горевших на работе», принадлежала в значительной степени женам, матерям и бабушкам.

И все же отзвуки политической жизни в воспоминаниях А.С. Пухальской и В.А. Харьковой имеются. Оба автора мемуаров выступают как вполне лояльные советские люди, с пиететом относящиеся к Сталину. Примечательно, что период «оттепели» в мемуарах обеих женщин не богат на события «большой» истории. Политические события (за исключением денежных реформ) в той или иной степени исчезают из их мемуаров до «перестройки».

Вместе с тем, «деполитизация» семейной истории в рассматриваемых случаях претерпела разную степень интенсивности и радикализма. Семья А.С. Пухальской в силу многих обстоятельсв сталкивалась с более многоликим «несоветским» и интенсивно его осваивала, в том числе с помощью освоения литературы и публицистики на иностранных языках и слушания «голосов». В более замкнутой, «патриархальной» семье В.А. Харьковой с главой–коммунистом аполитичность оказалась искомой и достигнутой стратегией семейного коллектива.

Таким образом, «оттепельная» политическая ангажированность в той или иной степени обошла стороной представительниц советского поколения, прошедшего социализацию в сталинский период и создавших семью накануне или в годы Второй мировой войны. Травматические столкновения с миром политики в 1930–е – 1940–е гг., воспринимаемым как опасный и враждебный, желание оградить близких от внешних пертурбаций, сосредоточенность на выживании и благополучии семьи – все это могло создать достаточное основание для аполитичности, которая была развеяна бурными событиями 2–й половины 1980–х гг.

О.С. Микова

Пермский государственный институт искусства и культуры

ЧТО ПРОИСХОДИТ, КОГДА МЫ ССОРИМСЯ Не понимая различий, существующих между мужчинами и женщинами, очень легко довести дело до ссоры...

Живите по правилу: МАЛО ЛИ ЧТО НА СВЕТЕ СУЩЕСТВУЕТ? Я неслучайно подчеркиваю, что место в голове ограничено, а информации вокруг много, и что ваше право...

ЧТО И КАК ПИСАЛИ О МОДЕ В ЖУРНАЛАХ НАЧАЛА XX ВЕКА Первый номер журнала «Аполлон» за 1909 г. начинался, по сути, с программного заявления редакции журнала...

Что делать, если нет взаимности? А теперь спустимся с небес на землю. Приземлились? Продолжаем разговор...

Не нашли то, что искали? Воспользуйтесь поиском гугл на сайте: