Глава I. Права сеньора и его поместье

Земля сеньора

Воин, приносивший оммаж, стоял на достаточно высокой ступени социальной лестницы и был в феодальном обществе далеко не един­ственным «человеком», принадлежавшим другому человеку. Отноше­ния зависимости существовали и в других, более низких, социальных слоях, сложившись там естественным путем гораздо раньше вассали­тета и надолго его пережив, - речь идет о зависимости крестьян и о землях сеньора. Ни происхождением этого вида собственности, ни его ролью в средневековой экономике мы заниматься не будем. Нас инте­ресует только очередной тип зависимости и его место в социуме.

Если право управлять и господствовать, возникшее в результате принесения оммажа, должно было коренным образом измениться для того, чтобы со временем оказаться выгодным, то в отношениях хозяи­на земли и крестьян экономический аспект всегда был первостепенным, С самого начала власть и права хозяина были направлены, если не ис­ключительно, то предпочтительно на обеспечение собственных дохо­дов путем изымания сельскохозяйственных продуктов, и, стало быть, понятие «сеньория» прежде всего означало «земля» - в разговорном французском для нее и не было другого слова, - но земля, населенная людьми, и не просто людьми, а зависимыми и подвластными. Обычно сеньория была разделена на две части, и обе эти части находились в теснейшей взаимозависимости. Одной частью была усадьба, которую историки часто называли также «заповедником» или «заказом», по­скольку именно она отходила к прямым наследникам владельца и все доходы с нее шли также сеньору. Другая часть состояла из ленных на­делов, больших или маленьких крестьянских хозяйств, группировав­шихся вокруг господского двора. Власть сеньора над крестьянским вла­дением: домом, пашней и лугом - выражалась конкретно в том, что при переходе надела в руки наследника хозяин вводил нового ленника во владение и, разумеется, не бесплатно; в том, что при отсутствии наслед­ника сеньор забирал надел себе и даже имел право на законных основа­ниях конфисковать его; в том, что господин определял повинности и поборы. Повинности состояли в основном из сельскохозяйственных работ на земле сеньора. В самом начале феодального периода, когда сельскохозяйственные работы были особенно тяжелыми, ленники не прибавляли к полученному в результате их трудов продукту ни денег, ни части своего урожая; крестьянские хозяйства служили в первую очередь источником рабочих рук, без которых господские земли были бы обречены на бесплодие.

Само собой разумеется, что сеньории отличались друг от друга по величине. Богатым сеньорам' в густо населенных провинциях могла принадлежать земля целой деревни, и не одной. Начиная с IX века, та­кие крупные владения встречаются все реже, и в дальнейшем по всей Европе за достаточно редким исключением их становится все меньше и меньше. Одна причина этому - наследственные разделы. Другая -раздача феодов. Для того чтобы вознаградить своих вассалов, сеньоры были вынуждены дробить свои земли. В конце концов, зачастую полу­чалось так, что из-за раздачи земель, их продажи или вследствие пре­вращения наделов в зависимые, - как это происходило, будет описано позже, - в руках господина оказывались крестьянские хозяйства, раз­бросанные на достаточно большой территории, так что многие сеньо­рии состояли из множества мелких земельных владений в различных районах, полностью не совпадая ни с одним из них. В XII веке границы земельного владения совпадали с каким-то районом только в случае недавней распашки целины, когда и сеньория, и деревня одновремен­но возникли на запустелых землях. Таким образом, крестьяне оказы­вались неизбежно включенными в две различные социальные группы: с одной стороны, были слугами своего, сеньора, а с другой - членами своей собственной деревенской общины. Ничего удивительного, что землепашцы, чьи дома стояли рядом и чьи земли граничили, жили меж­ду, собой чрезвычайно тесно: их объединяли как общие интересы, так и совместно выполняемые повинности на земле сеньора. Пройдет вре­мя, и государственная власть будет страдать от этого двойственного положения крестьянства. В краях, где сохранялся патриархальный ук­лад и крестьяне жили хуторами, состоявшими из одной, двух или трех семей, сеньории были особенно рыхлыми и вязкими по своей структуре.

2. Распространение сеньорий

И все-таки как далеко простиралось сеньориальное владение зем­лями? И если, в самом деле, рабский труд в сеньориях был заменен свободным, то в зависимости от района и периода, в каком процентном отношении? Вопросы - и первый, и второй - нелегкие. Дело в том, что только сеньории, и в основном те, что принадлежали церкви, имели архивы, поэтому земли вне сеньорий оказывались землями вне истории. А если какой-то надел и упоминался в документе, то в определенном контексте: при констатации исчезновения данной единицы в качестве самостоятельной и объявлении, что отныне она входит в комплекс сегньориальных отношений. Словом, чем длительнее был процесс распро­странения сеньорий, тем дольше длится и период нашего неведения. Чтобы хоть как-то рассеять тьму, попробуем тщательно вычленить два вида обязательств: те, которые были связаны непосредственно с самим человеком и ложились только на него, и те, которые ложились на чело­века как на держателя земли. Будем при этом иметь в виду, что некото­рые обязательства были взаимосвязаны, одни порой являлись следстви­ем других. Однако в низших сословиях в отличие от вассалитета, где оммаж и феод зависели друг от друга, обязательства личные и обяза­тельства, связанные с землей, сближались постепенно. О личных обя­зательствах мы будем говорить в следующей главе, а в этой займемся земельными зависимостями.

В тех странах, где римские нововведения наложились на старин­ные кельтские или италийские традиции, глубоко пронизавшие дере­венскую жизнь, сеньории достаточно четко обозначились уже в цар­ствование первых Каролингов. Думаю, что не сложно увидеть во франкских или италийских villae остатки тех наслоений, которые их сформировали. Среди держаний или «мансов», так называли большин­ство из них, поскольку их нельзя было делить, - некоторые именова­лись «рабскими»: это определение, равно как и самые тяжелые повин­ности, относившиеся к этим землям, напоминали о тех временах, когда владельцы латифундий часть распределяли среди рабов, отдавая ее в аренду и превратив таким образом рабов в крестьян, так как сами по себе обширные пашни приносили мало дохода. Раздел крупных земле­владений привлек внимание и свободных земледельцев, что привело к сдаче земли на совсем иных условиях. Наделы, арендуемые свободны­ми, стали называться «manse ingenuile» (надел свободнорожденных), что исключало всякую мысль о рабстве, напоминая о совершенно ином положении их первых держателей. При этом нужно отметить, что боль­шинство наделов, называемых «наделы свободнорожденных», на са­мом деле были совершенно иного происхождения, их не отрезали от господской земли, уменьшая и дробя хозяйский надел, - они давным-давно находились во владении у крестьян, возможно, с тех самых пор, как зародилось земледелие. Поборы и повинности изначально обозна­чали зависимость владельца такого участка от деревенского старейши­ны, главы рода, вождя племени или патрона, которые мало-помалу пре­вращались в настоящих сеньоров. Была и еще одна разновидность земельного владения - точно так же, как в Мексике, где вокруг каждой гасиенды группировались крестьяне-собственники, - вокруг господ ского поместья располагалась деревенская аристократия, владеющая целиком и полностью своей землей и избавленная от любых повинно­стей по отношению к сеньору.

На чисто германских территориях, например, на равнине, прости­рающейся от Рейна до Эльбы, мы также дадим рабов, отпущенников и свободных крестьян, которые жили на землях богатых и власть иму­щих господ, платя им за это оброк или отрабатывая повинности. Надо сказать, что поначалу различие между зависимыми от сеньора и неза­висимыми крестьянами была не столь велика, поскольку институт се­ньории сам по себе только-только формировался, деревенские старей­шины или богатые покровители деревни только становились сеньорами; а подарки, упоминаемые Тацитом, которые они получали по традиции, очень медленно преобразовывались в доход.

В первый период формирования феодализма эволюция шла более или менее в одном направлении - в направлении расширения владе­ний и прав сеньора. Слияние разных типов аренды, приобретение се­ньорами новых возможностей и рост их власти, переход аллодов под руку сильных и могущественных - подобные явления происходили почти повсеместно. Повсюду, где отношения земельной зависимости поначалу были размытыми и отличались относительной свободой, они становились жестче, определеннее, и в результате возникали настоя­щие сеньории. Не будем думать, что возникали они самопроизвольно. Их формировали внешние влияния, завоевания и иммиграция. Так, на_: пример, в южной части Германии и Саксонии еще до Каролингов, а по­том и во время их царствования епископы, аббаты и крупные земле­владельцы, приехавшие из королевства франков, способствовали распространению социальных институтов своей родины, которые охот­но принимала местная аристократия. То же самое, но с еще большей определенностью можно сказать об Англии. Другое дело, что ведущи­ми там оставались англосаксонские и скандинавские традиции, поэто­му отношения земельных взаимозависимостей были необычайно запу­танными, и наличие сеньорий оставалось под вопросом, так как господская усадьба и многообразные держатели никак не могли обра­зовать единую систему. Жесткий режим сеньорий установился в Анг­лии только после 1066, благодаря политике насилия, проводимой ино­земными правителями.

Честно говоря, в повсеместном распространении сеньорий нема­лую роль сыграло насильственное внедрение. Уже в официальных до­кументах эпохи Каролингов часто встречаются жалобы на сильных и могущественных, которые подавляют слабых. Сильные не стремились лишить слабых земли: без рабочих рук земля теряла свою ценность, они стремились превратить их в работников на своих наделах. Административная структура франкского государства оказалась для этого необычайно удобна. Все те, кто не имел своего господина и не зависел от него, зависел от короля, а точнее, от назначенных коро­лем чиновников. Граф и его подведомственные призывали этих людей в королевское войско, судили их, обязывали нести всевозможные служ­бы, разумеется, от имени короля. Что же отличало тех, кто был подвла­стен королевским чиновникам? Свободные граждане, находящиеся под покровительством королевских слуг, должны были и платить, и рабо­тать на короля и на этих слуг, но только как бы добровольно, чествуя их подарками или оказывая услуги. Очень скоро подобные злоупот­ребления, - сообщает капитулярий, - «сделались обычаем» (225). В Германии, где долго сохранялись институты Каролингской империи, новые институты не вытесняли их, а действовали наряду со старыми, поэтому граф в качестве королевского чиновника пользовался ими в отношении людей, чьи владения не были поглощены сеньориальными землями. В тех местах, где власть графа дробилась между наследника­ми того, кто первым получил этот титул, помощниками графа и его вас­салами, свободный владелец аллода, отныне обязанный платить оброк и отрабатывать повинность, в конце концов перестал отличаться от кре­стьян, служащих сеньору, и поля-аллоды стали считаться тоже держа­ниями.

Должность, предоставляемая королем, давала право законным об­разом использовать некоторую часть полученной от государства влас­ти в своих целях и для своей пользы. В силу особенностей франкского иммунитета, который мы изучим позже, большинство князей церкви, равно как и немалое число могущественных светских князей, получа­ли полномочия, хотя бы частичные, государственных судебных орга­нов и, кроме того, право отчислять в свою пользу часть собираемых доходов. Безусловно, эти прерогативы относились только к тем зем­лям, которые или уже находились в ведении королевских чиновников, или должны были перейти к ним в руки в ближайшем будущем. Таким образом, иммунитет укреплял власть сеньора, но не являлся основани­ем его власти. Надо сказать, что сеньория редко находилась в ведении одного владельца, почти всегда она включала еще несколько аллодов. Королевским чиновникам было трудно добраться до них. Иной раз го­сударь был вынужден отдать их своей волей в распоряжение получив­шего иммунитет сеньора как в отношении суда, так и в отношении налогов. Но гораздо чаще хозяева аллодов сами поддавались неотвра­тимому искушению воспользоваться покровительством сеньора.

Хотя нередко хозяев аллодов принуждали присоединиться к сень­ории насильственным образом. Так, например, в начале IX века в Ло­тарингии некая вдова, владелица аллода, жила на своей земле. Со смер­тью мужа она лишилась защитника, и дружинники соседнего сеньора попытались заставить ее платить за землю, что означало бы, что она находится в земельной зависимости от сеньора. В этом случае попытка Присвоить аллод не удалась, так как женщина нашла себе покровите­лей в лице монахов (226). А сколько других, имея столь лее законные и определенные права, не преуспели в их защите Domesday Book, пред­ставляющая собой историю земельной собственности в Англии, дает как бы два последовательных среза: один незадолго до нормандского завоевания, второй спустя восемь-десять лет после него, и мы видим, что за этот временной промежуток множество мелких свободных хо­зяйств без каких-либо особых процедур увеличили своими наделами сеньории или, если говорить юридическим языком англо-норманнов, «были присоединены к пограничным усадьбам». Если бы существова­ла французская или немецкая Domesday Book, то и там мы нашли бы точно такие же явления.

Между тем сеньории продолжали расширяться, но не потому, что поглощали аллоды, а благодаря другому, на первый взгляд, гораздо более законному процессу - процессу соглашений. Мелкий аллодист отдавал свою землю - впоследствии мы увидим, что иной раз и вместе с самим собой, - с тем чтобы получить ее обратно, но уже в качестве «держания» или «аренды», как поступал в свой час и дружинник, пре­вращая свой аллод в феод, и, надо сказать, из тех же самых соображе­ний: желая найти себе покровителя и защитника. Подобные соглаше­ния, все без исключения, были добровольными. Но так ли это было на самом деле и всегда ли было именно так? Определение «доброволь­ный» желательно употреблять с большой осторожностью. Безусловно, у сильного могло найтись множество возможностей навязать свое по­кровительство слабому, например, начать его преследовать. К тому же первоначальные условия соглашения редко когда соблюдались. Выб­рав в качестве покровителя некоего соседа-юнкера средней руки, жи­тели Вохлена в Германии обязались поначалу платить только чинш, то есть арендную плату, но очень скоро их уподобили всем остальным арендаторам того же господина, принудив к барщине и ограничив в пользовании лесом (227). Словом, стоило протянуть палец, как отку­сывали всю руку. Но не будем обольщаться и считать завидным поло­жение независимого человека, не имеющего хозяина. Крестьянин из Фореза, который только в 1280 году превратил свой аллод в «держа­ние» с условием, что с этих пор будет «обеспечен охраной, защитой и гарантиями» своих новых хозяев монахов-госпитальеров из Монбри-зона, «точно так же, как все остальные слуги этого дома», несомненно считал, что сделал выгодное для себя дело (228). А это время было куда более мирным по сравнению с начальным периодом феодализма. Бы­вало так, что под руку сеньора просилась целиком вся деревня. Чаще всего это происходило в Германии, поскольку именно там, когда процесс формирования сеньорий только начинался, было самое большое число деревенских коммун, которые не подпадали под власть сеньора. Во Франции и Италии, где начиная уже с IX века сеньории распрост­ранились достаточно широко, традиционные акты передачи земли но­сили индивидуальный характер. Но это не значит, что желающих за­ключить подобное соглашение было меньше. Так, около 900 года четырнадцать крестьян вместе со своими наделами, свободными от повинностей, отдали их под покровительство одного из аббатств Брешии (229).

Но если говорить о существе дела, то и факты откровенного при­нуждения, и факты добровольного согласия свидетельствуют об одном: о слабости независимых крестьян. Мы не будем вести здесь речь.об экономических трагедиях. Но можем ли мы забыть, что сеньории ус­пешно развивались и ширились не только в сельскохозяйственных об­ластях, что почти все романские поселения, во всяком случае, большая их часть, - поселения, которые, находясь под властью Рима, разумеет­ся, не знали ничего подобного, - тоже начинают жить по примеру ан­тичных сельских villae, используя держания с присущими им повин­ностями? Однако не стоит уподоблять процессы, касающиеся больших владений, процессам, происходящим в малых, подобие получится весь­ма сомнительным. Дело в том, что сеньория представляла собой, в пер­вую очередь, объединение небольших зависимых хозяйств. Что лее ка­сается аллодов, то далее если его хозяин становился держателем и принимал на себя новые обязательства, они ничего не меняли в усло­виях эксплуатации аллода. Хозяин, которого искали или терпели аллодисты, доллсен был компенсировать несостоятельность других со­циальных институтов, семейной солидарности, например, или деятель­ности государственных властей. Явственнее всего свидетельствует об этом пример жителей Вохлина, которые, став лсертвами тирании, ре­шили пожаловаться королю, но, оказавшись в большой толпе жалоб­щиков на очередном судебном выездном заседании, не смогли довести до судей суть своей жалобы, так как их деревенский язык не был понят. Безусловно, слабость государственных учреждений была связана еще и с отсутствием денежного обмена. Невозможность решить свои про­блемы с помощью денег влекла за собой и ослабление сопротивляемо­сти у крестьян. Но экономические факторы влияли на социальную дра­му крестьянства опосредованно. Суть этой драмы была та же, что и на более высокой ступени социальной лестницы, где она подвигала лю­дей торопливо завязывать узлы вассальной зависимости.

Попробуем изучить тот многообразный опыт, который предостав­ляет нам Европа по части сеньориальных связей. Например, мы видим общество, где в эпоху средневековья на первом плане были не столько феодальные, сколько сеньориальные связи, - таким обществом была Сардиния. И это не удивительно, потому что на этом острове, испы­тавшем на себе влияние всех процессов, происходивших на континен­те, как ведущий, несмотря ни на что, сохранился древний институт сель­ских старейшин, отрегулированный и упорядоченный во времена римского владычества; они помешали местной аристократии воспри­нять и освоить особую форму земельных отношений, закрепившуюся у франков. Зато мы не знаем ни одной страны, где бы при отсутствии сеньорий закрепился бы вассалитет. Свидетельство тому большая часть кельтских обществ на островах, Скандинавский полуостров, да и в са­мой Германии низменные земли, примыкающие к Северному морю: Дитмаршен, распололсенный над бассейном Эльбы, и Фризия от Эль­бы до Зуидерзее. Во всяком случае, в этой последней области сеньории отсутствовали вплоть до XIV-XV веков, но на протяжении именно это­го времени над массой свободных крестьян возвысилось несколько кла­нов «вождей» («воледь» наиболее точно,передает фризское слово hoveling). Обладая земельной собственностью, нажитой не одним по­колением предков, эти деревенские тираны; содержали воинские отря­ды и с их помощью присвоили себе право осуществлять некоторые об­щественные функции, тем самым, хоть и поздно, но создав некое подобие сеньорий в зачаточном состоянии. Случилось это тогда, когда древние основы фризского социума, основанного, в первую очередь, на кровных связях, стали разрушаться.

Разумеется, в эпоху расцвета феодальных институтов в этих окра­инных по отношению к Западу социумах существовала зависимость мелких фермеров, рабов, отпущенников и свободных людей от могу­щественных и сильных собственников, равно как существовала и пре­данность соратников по отношению к принцу или главе военных похо­дов, но вместе с тем там отсутствовала общественная структура в виде строгой иерархии, требовавшей от крестьян полного подчинения, а от воинов полной преданности, которую мы и называем феодализмом.

Считаем ли мы, что причиной слабого развития феодализма в этих областях послужило отсутствие закрепившихся франкских традиций (далее во Фризии административные структуры, созданные Каролин-гами, очень быстро исчезли)? Безусловно, эта причина очень важна, но еще более существенной причиной нам представляется другая: в этих областях друяшнные отношения так и не преобразовались в вассаль­ные. Базовые факторы всегда берут верх над привнесенными. Там, где свободный гражданин, кем бы он ни был, продолжал оставаться вои­ном, готовым к несению военной службы, и ничем существенным в сво­ем вооружении не отличался от профессиональных элитных воинов, крестьянин легко избегал сеньориальной зависимости, а из дружин не формировался особый класс рыцарей с узкой специализацией и осо­бым, юридическим статусом sui generis. Там, где люди любого сословия могли найти поддержку и опереться на что-либо иное, нежели личное покровительство, - во Фризии это были родственные отношения, в Дит-маршене и у кельтов кроме родственных отношений еще и государ­ственные институты, близкие по типу к германским и скандинавским, -там ни отношения соподчинения, характерные для сеньории, ни ом-маж с феодом не становились главными в социальной жизни.

Больше того, сеньориальный режим, точно так лее, как феодальная система в целом, достиг полного развития лишь в тех странах, куда был ввезен. В Англии во времена нормандских королей не терпели не толь­ко рыцарских аллодов, но и крестьянских. На континенте и те, и дру­гие сохранялись гораздо дольше. По правде говоря, и во Франции на территории между Маасом и Луарой, а также в Бургундии в XII— XIII веках аллоды были улсе редкостью; скорее всего, на этих протя­женных пространствах они исчезли полностью. Зато значительное ко­личество аллодов сохранилось на юго-западе Франции, в некоторых провинциях центральной части Европы, таких, как Форез, Тоскана, но больше всего в Германии, особенно в Саксонии. В этих краях удиви­тельным образом сосуществовали аллоды старейшин, держания, объе­динившиеся вокруг усадеб; и должности управляющих, за которые не нужно было приносить никаких оммажей. Деревенские сеньории были куда древнее возникающих уже в начальный период феодализма струк­тур, характерных именно для этой формации. Однако и широкое рас­пространение сеньорий, и их разрушение объясняются - мы находим тому множество подтверждений - теми же самыми причинами, что и успехи и неуспехи вассалитета и института феодов.

3. Сеньор и держатели

Главным основанием отношений сеньора с держателями, кроме договора о личной зависимости, статьи которого формулировались расплывчато и, судя по всему, быстро забывались, была плата за зем­лю, во Франции она называлась «земельным обычаем», а в обиходном языке просто «обычаем», тогда как держатель именовался «человеком обычая».

С тех пор как появился феномен сеньории - пусть даже в зачаточ­ном виде, как, например, в Римской империи или англосаксонской Англии, - «обычай» (плата за землю) и был той главной определяю­щей, которая характеризовала новый социальный институт, отличая его от всех остальных. «Обычай» считался непреложным правилом и тогда, когда сеньорий стало много. Вот, например, решение парламен­та при Людовике Святом: если один из держателей перестал вносить плату в незапамятные времена, то поскольку остальные все это время продолжали вносить ее, она обязательна и для того, кто столько време­ни от нее укрывался (230). Так, по крайней мере, мыслили юристы. Житейская практика, как всегда, была более гибкой. Однако уважать ус­тановленные в старину правила были обязаны в те времена все - и господа, и слуги. Но вот пример, который как нельзя лучше подтверждает иллюзорность так называемой верности старине: на протяжении нескольких веков правила соблюдались,! однако сеньория IX века ни­чуть не похожа на сеньорию XIII.

И дело было совсем не в том, что земельные обычаи не были зафик­сированы письменно. Во времена Каролингов многие сеньоры после опроса жителей повелели писцам записать податные обычаи своих зе­мель, и эти подробные записи позлее стали именоваться «цензами» или «поземельшками». Дело было в том, что влияние меняющихся соци­альных условий было куда сильнее почтения к прошлому.

Обыденная жизнь служила источником множества конфликтов, и память юристов беспрестанно пополнялась новыми казусами и преце­дентами. Правила становились тягостной обузой чаще всего там, где за их соблюдением надзирала какая-либо юридическая инстанция, непод­купная и законопослушная. В IX веке в государстве франков эту роль обычно брали на себя королевские суды, но если мы знаем только о неблагоприятных решениях по отношению к арендаторам, то скорее всего только потому, что церковные архивы не позаботились сохранить все остальные. В дальнейшем судебную власть присвоили себе сеньо­ры, в результате чего мы лишились и церковных архивов в качестве источников. Но и самые законопослушные юристы отваживались дей­ствовать вопреки традиции, если она противопостояла интересам их покровителей. Так, аббат Сугерий в своих мемуарах хвалится тем, что заставил крестьян платить за свои земли не налог в сто су, как это было принято, а сумму, соответствующую полученному урожаю, что пред­ставлялось гораздо более выгодным (231). В жизни самовластию гос­под противостоял - и зачастую весьма успешно - редкостный консер­ватизм крестьян и крайняя неупорядоченность административных структур.

На начальной стадии феодализма перечень того, чем держатели платят «обычай», в различных сеньориях очень разнообразен. В опре­деленные дни крестьяне несли управляющему сеньории то несколько монеток, то - и такое бывало значительно чаще - несколько елсатыхна поле снопов, то кур из своего птичника, то соты из своего пчельника или добытые в лесу у диких пчел. В другие дни крестьяне трудились на господских полях или огородах. А вот и еще плата: крестьянин везет в дальнее поместье сеньора бочки с вином или мешки с зерном. Трудами крестьянских рук чинятся стены замка, приводятся в порядок рвы. Если к сеньору приехали гости, то крестьянин несет свою собственную постель, чтобы гостям хозяина было на чем спать. Наступает время охо­ты, и крестьянин кормит собачьи своры. А если сеньор объявляет на­конец военный поход, то крестьяне, собравшись под военным флагом, вывешенным деревенским старостой, превращаются в пехотинцев и оруженосцев. Подробное изучение всех этих обязанностей может стать содержанием исследования сеньории как экономического организма, приносящего доход. Мы же в нашей работе ограничимся тем, что отме­тим те изменения, которые обусловлены в первую очередь человечес­кими отношениями.

Зависимость крестьян от их общего господина выражалась в пер­вую очередь в том, что они самыми разными способами платили за пользование землей. Задачей начального этапа феодализма стало упрощение этого разнообразия. Достаточно большое количество обя­зательств, которые во франкскую эпоху существовали как отдельные, слились в конце концов в общую «поземельную повинность». Во Фран­ции она после того, как ее стали выплачивать в деньгах, стала имено­ваться «чинш», денежная рента. Что касается налогов, то мы видим, на начальном этапе управители сеньорий собирают их только в пользу го­сударства, так, например, собирали вооружение королевской армии, ко­торое потом было заменено денежным взносом. Когда все мелкие по-виности были объединены воедино, став общим побором, который собирали с этой земли в пользу ее господина, побор этот стал неопро­вержимым доказательством того, что власть мелкого вождя группы ста­ла преобладающей, а связи с вышестоящими инстанциями ослабели и перестали быть значимыми.

Проблема наследования, столь настоятельная для феодов воинов, почти не имела значения в истории сельских земельных наделов. По крайней мере в эпоху феодализма. Почти повсеместно крестьяне поко­ление за поколением работали на одних и тех же полях. Хотя бывали случаи, и подробнее мы будем говорить о них ниже, когда родственники по боковой линии не получали наследства в случае, если покойный держатель был рабом. Во всех остальных случаях право наследников всегда уважалось, но только в том случае, если они не покидали преж­девременно семейный круг. Права наследования были закреплены ис­конным местным обычаем, и господин стал вмешиваться в них в опре­деленные времена и в определенных краях только с тем, чтобы уберечь наделы от раздробления, мешающего получать ему строго определен­ные доходы. Наследственное право крестьян воспринималось настоль­ко само собой разумеющимся, что в документах на него только ссыла­лись как на давным-давно установленное и не нуждающееся в обосновании. Случилось ли это потому, что еще до того, как сельские общины превратились в сеньории, негласный обычай передавать наде­лы по наследству распространялся на мансы, которые были выделены из господской земли? Безусловно, так. Но еще и потому, что сеньоры были заинтересованы в непрерывности традиции. В те времена земля была важнее человека, а экономические условия не позволяли нанять за деньги или за пропитание большое количество рабочих рук, поэто­му более выгодным было иметь в своем постоянном распоряжении ра­бочие руки зависимых, которые могли содержать сами себя.

С некоторых пор сеньор стал присваивать себе в ущерб интересам своих крестьян монопольное владение) каким-либо правом или инст­рументом и взимал плату за пользование; среди новых сеньориальных поборов именно такие были самыми_; характерными. Так господин объявлял, что имеет исключительное право на продажу вина или пива в определенное время года. Или присваивал себе право за определен­ную плату ссужать быка или жеребца, необходимых для воспроизведе­ния потомства в стаде или табуне - в некоторых местах на юге лошадь­ми пользовались еще и для молотьбы. |Чаще всего сеньор принуждал крестьян молоть зерно на своей мельнице, печь хлеб в своей печи, да­вить вино в своей давильне. Характерным было и название этих побо­ров-принуждений, их повсеместно называли «хозяйские» (banalites). В эпоху франков такие поборы не существовали, и основанием для их возникновения слулсило признанное за сеньором право повелевать, на­зываемое старинным германским словом «ban» - хозяин. Само собой разумеется, что власть была искони неотъемлемой прерогативой сень­ора, но она укрепилась еще больше с тех пор, как у мелких хозяев по­явилось право судить своих подопечных.

Весьма показательно место «хозяйских поборов» не только в соци­уме, но и в пространстве. Практически их родиной стала Франция, где ослабление государственной власти и присвоение судебных и юриди­ческих функций крупными и мелкими сеньорами зашло дальше, чем где бы то ни было. И больше всего «хозяйских» поборов возникало там, где сеньор представлял самую высокую судебную инстанцию - «вер­ховный суд». В Германии же, где судебная власть принадлелсала по тра­диции прямым наследникам графов, которые были обычно судьями в империи франков, «хозяйские» не получили особого распространения. В Англии их было мало и появились они только после нормандского завоевания. Подводя итог, можно сказать, что власть сеньоров стано­вилась все более напористой и корыстолюбивой по мере того, как все менее энергичной и ощутимой была власть других «хозяев-банов» ко­роля и его представителей.

Приходская церковь почти повсеместно зависела от сеньора, если сеньоров в приходе было много, то, как правило, от одного из них, чаще всего того, чьим предком было построено здание церкви на террито­рии усадьбы. Но для того, чтобы распоряжаться церковью, вовсе не обя­зательно было ее строить: место общего отправления культа обычно считалось принадлежащим прихожанам. Там, где, как, например, во Фризии, сеньорий не было, храм принадлежал деревенской общине; во всей остальной Европе крестьянские общины не имели юридичес­кого статуса; обладал правами и мог представлять общину только гла­ва или руководящий ею старейшина. Право собственности на церковь, как откровенно говорили до грегорианской реформы, или право пат­роната, как стыдливо стали говорить потом, состояло прежде всего в праве назначать или указывать, кто будет викарием. Однако сеньоры зачастую присваивали себе и другое право - право использования в своих целях части церковных доходов. Надо сказать, что собираемая сеньором «произвольная талья» была не последним среди налогов, но приносила не так уж много, церковная десятина давала куда больше. Долгое время десятина была добровольным налогом, оставаясь как бы делом совести верующего, но государство первых Каролингов вмени­ло ее в обязанность, после чего и англосаксонский король сделал ее обя­зательной, подражая франкам. Изначально это была десятая часть лю­бого произведенного продукта, каков бы он ни был, и отдавали десятину натурой. На деле десятина очень быстро стала десятой частью сель­скохозяйственных продуктов. Но сеньоры все-таки не всегда присваи­вали ее. Англия избежала этого в силу того, что там поздно развились сеньориальные отношения. На континенте чаще всего кюре, а иной раз и епископы удерживали за собой частички этого налога. После грего­рианской реформы, обновившей религиозное чувство, десятина, попав­шая в руки светских, вновь вернулась к духовенству, чаще всего к мо­настырям, но иногда и к церквям. Присвоение этой статьи дохода, изначально предназначенной для духовных, господами, явно не пре­тендующими на жизнь вечную, было очень конкретным и наглядным примером того, что власть имущие не желали ни с кем делиться своим правом требовать каких-либо выгод от зависимых и подчиненных.

Денежная «помощь» или «талья», вносимая деревенскими держа­телями, равно как и «талья» вассалов, возникли примерно одновремен­но как результат общего для всех закона, обязывающего подчиненных помогать в трудную минуту своему господину. Поначалу эта помощь, точно так же, как когда-то десятина, облекалась в форму поддержки, о чем говорят ее наименования: во Франции «просьба», demande, или queste, «прошение», в Германии Bede, что означает «мольба», но ее на­зывали и более откровенно «toulte» от глагола tolir, что означает «брать». История «помощи», несмотря на то, что возник этот налог несколько позднее других, ничем не отличается от истории сеньори­альных монополий. Во Франции «помощь» была распространена по­всеместно, в Англию ее привезли нормандцы-завоеватели, в Германии она стала привилегией узкого круга сеньоров: только тех, кто имел пра­во верховного суда; по сравнению с Францией в Германии власть не была так раздроблена. Другое дело, что в эпоху Средневековья судья был всегда сеньором среди сеньоров. Вместе с тем и подать вассалов, и подать крестьян регулировалась общепринятым в данной местности обычаем, поэтому результаты были совершенно различными. Общим было одно: плательщики чаще всего представляли собой слабую сто­рону и не могли четко и жестко выделить случаи, когда должны были оказывать помощь; по мере того как денежные выплаты стали заме­нять выплату сельскохозяйственными продуктами, сеньор стал все чаще и чаще стал требовать «помощи». Но и этот процесс в каждой се­ньории шел по-своему. В Иль-де-Франс около 1200 года поместья, где взимание этого налога было ежегодным, а точнее, его брали два раза в год, соседствовали с усадьбами, где его требовали от случая к случаю. Этот налог был почти повсюду плавающим, так как для этой, слишком поздней, подати не так-то просто было найти место в устоявшейся си­стеме «добрых обычаев». Сроки для этой подати редко когда были оп­ределены, а там, где назначались сроки, произвольными оставались ее размеры. Неопределенность подати вызывала неоднозначное отноше­н

ЧТО ТАКОЕ УВЕРЕННОЕ ПОВЕДЕНИЕ В МЕЖЛИЧНОСТНЫХ ОТНОШЕНИЯХ? Исторически существует три основных модели различий, существующих между...

Что будет с Землей, если ось ее сместится на 6666 км? Что будет с Землей? - задался я вопросом...

Система охраняемых территорий в США Изучение особо охраняемых природных территорий(ООПТ) США представляет особый интерес по многим причинам...

Что вызывает тренды на фондовых и товарных рынках Объяснение теории грузового поезда Первые 17 лет моих рыночных исследований сводились к попыткам вычис­лить, когда этот...

Не нашли то, что искали? Воспользуйтесь поиском гугл на сайте: