Сгущение наблюдается в симптомах и в более общем смысле — в различных образованиях бессознательного. Наиболее ярко оно проявляется в сновидении.

Сгущение выражается, в частности, в том, что явный рассказ есть лишь краткий перевод его скрытого содержания. Однако сгущение — это не краткая сводка: если каждый явный элемент определяется множеством скрытых значений, значит каждое скрытое значение выражается посредством различных элементов, а кроме того, явные элементы по-разному представляют те значения, из которых они образуются, и не приводят их к общему знаменателю, что характерно для понятия.

• Сгущение было впервые описано Фрейдом в "Толковании сновидений" (Die Traumdeutung, 1900) как один из главных механизмов "работы сновидения"*. Оно может осуществляться по-разному: иногда из многого сохраняется лишь один элемент (тема, персонаж и пр.), многократно встречающийся в различных сновидных мыслях ("ядро"); иногда различные элементы складыва­ется во внутренне разнородную совокупность (например, персонаж, составленный из черт разных людей); иногда соединение различных образов может приводить к затушевыванию различий и усилению общих черт (1).

Хотя механизм сгущения исследовался на материале снов, он действует не только в снах. В "Психопатологии обыденной жизни" (Zur Psychopathologie des Alltagslebens, 1901) и в "Остроумии и его отношении к бессознательному" (Der Witz und seine Beziehung zum Unbewussten, 1905) Фрейд показал, что сгущение — это один из главных элементов и приемов в остроумии, в ошибочных действиях, при забывании слов и пр.; в "Толковании сновидений" он отмечал, что процесс сгущения особенно ярко проявляется на уровне слов (неологизмы).

Как понять сгущение? В нем можно видеть следствие цензуры и попытку избежать ее. Но даже если мы полагаем, что сгущение не является следствием цензуры, все равно "цензура, — считает Фрейд, — использует его в своих целях" (2); и в самом деле, сгущение затрудняет истолковывание явных психических содержаний.

В любом случае сновидение пользуется сгущением не только для того, чтобы перехитрить цензуру; сгущение — это общий механизм бессознательной мысли. В первичном процессе выпол­няются определенные условия — наличие свободной*, несвязанной энергии и установка на тождество восприятия*, — которые обес­печивают возможность процесса сгущения и способствуют его осуществлению. Бессознательные желания подвергаются сгущению немедленно, а предсознательные мысли, "привлеченные бессозна­тельным", — лишь после воздействия цензуры. Можно ли опре­делить, на каком этапе происходит сгущение? "Возможно, что сгущение — это процесс, простирающийся вплоть до области восприятия, однако обычно мы удовлетворяемся пониманием того, что оно возникает в результате одновременного воздействия всех сил, порождающих сновидение" (3).

Подобно смещению*, сгущение для Фрейда — это процесс, в основе которого лежит экономическая гипотеза: речь идет о различных ассоциативных цепях, по которым перемещается энергия, и об их взаимопересечении в одной точке, в одном представлении. При этом некоторые образы, особенно сновидные, приобретают исключительную живость; это происходит потому, что вследствие сгущения они несут большую энергетическую нагрузку.

(1) Cf. Freud (S.). G.W., V, 299—300; S.E., IV, 293 — 295; франц., 220 — 222.

(2) Freud (S.). Vorlesungen zur Einfuhrungin die Psychanatyse, 1916 — 1917. G.W., XI, 176; S.E., XV, 173; франц., 191.

(3) Freud (S.). Der Witz und seine Beziehung zum Unbewussten, 1905. G. W., V, 187—188; S.E., VIII, 164; франк., 191.

СЕКСУАЛЬНОСТЬ

Нем.: Sexualitat. — Франц.: sexualite. — Англ.: sexuality. — Исп.: sexualidad. — Итал.: sessualita. — Португ.: sexualidade.

• В психоаналитическом опыте и теории сексуальность — это не только особая активность и удовольствие, связанные с функционированием генитального аппарата, но также ряд возбуждений и действий, которые с самого раннего детства доставляют человеку удовольствие, не сводимое к удовлетворению той или иной физиологической потребности (дыхание, питание, испражнение и пр.) и составляющее один из элементов так называемой нормальной сексуальной любви.

• Как известно, психоанализ придает сексуальности очень большое значение в психической жизни человека. Однако это утверждение можно понять, только если осознать всю глубину происходящих при этом преобразований понятия сексуальности. Мы не будем здесь пытаться определять роль сексуальности в психоаналитичес­ком понимании человека, но лишь уточним способ психоаналитического использования самого этого понятия, его смысл и область применения.

Если исходить из распространенного взгляда на сексуальность как на инстинкт*, то есть на предопределенное поведение, харак­терное для [биологического] вида и имеющее относительно устойчивый объект* (партнер противоположного пола) и цель* (соединение половых органов в коитусе), мы заметим, что такой подход сильно расходится с данными наблюдения и анализа.

А) Область применения. 1) Само существование и распростра­ненность сексуальных извращений, перечень которых был состав­лен в конце XIX в. рядом психопатологов (Крафт-Эбинг, X. Эллис), свидетельствует о большом разнообразии в выборе сексуального объекта и поведении, направленном на достижение удовольствия.

2) Фрейд установил, что между так называемой нормальной и извращенной сексуальностью существуют многочисленные переходы, причем временные извращения возникают при невозможности обычных способов удовлетворения, а при подготовке и совершениикоитуса встречаются формы активности (предварительное удовольствие), которые возникают и при извращениях — либо в качестве замены коитуса, либо как непременное условие удовлет­ворения.

3) Как показывает психоанализ неврозов, симптомы — это формы удовлетворения сексуальных желаний, осуществляемые в смещенной, искаженной компромиссами форме. С другой стороны, за теми или иными симптомами нередко обнаруживаются извра­щенные сексуальные желания.

4) Однако, эта область расширяется в психоанализе, прежде всего, за счет детской сексуальности, которую Фрейд обнаруживает уже в самом раннем возрасте. Говоря о детской сексуальности, мы имеем в виду не только существование в самом раннем возрасте генитальных возбуждений и потребностей, но также видов поведения, напоминающих извращенную активность у взрослых. Во-первых, детская сексуальность распространяется и на такие области тела (эрогенные зоны*), которые не являются генитальными зонами; во-вторых, дети подчас ищут удовольствия (например, сосание пальца), не зависимого от той или иной биологической функции (например, питания). В этом смысле психоаналитики говорят об оральной, анальной и прочей сексуальности.

Б) Смысл. Такое расширение поля сексуальности неизбежно побуждало Фрейда к поискам критериев сексуальности в различных видах поведения. Как уже говорилось, сексуальность несводима к генитальности* (подобно тому, как психика несводима к сознанию), однако вопрос о том, что же именно позволяет психоаналитикам видеть сексуальные черты в процессах, не имеющих никакого отношения к гениталиям, остается нерешенным. Это относится, прежде всего, к детской сексуальности, поскольку в случае извра­щений у взрослых генитальное возбуждение, как правило, присут­ствует.

Ближе всего Фрейд подошел к этой проблеме в главах XX и XXI "Лекций по введению в психоанализ" (Vorlesungen zur Einfuhrung in die Psychoanalyse, 1915—1917), где воображаемый критик спрашивает: "Почему вы так настаиваете на том, чтобы называть сексуальностью те стороны детского поведения, которые вы и сами считаете неопределенными и на основе которых лишь позже возникает собственно сексуальная жизнь? Почему не ограничиться чисто физиологическим описанием и не заявить, что уже у грудного младенца наблюдаются такие виды поведения (например, сосание или задержка экскрементов), которые свидетельствуют о поисках удовольствия в отдельном органе (локальное удовольствие*, Organlust)?" (1a).

Оставив этот вопрос открытым, Фрейд отвечал на него доводом из клинической практики, согласно которому анализ симптомов у взрослого человека заставляет нас обратиться к детскому поведению, связанному с поисками удовольствия, причем промежуточным звеном в анализе служат явления, имеющие необходимо сексуальный характер (1b). Конечно, для того, чтобы считать, что эти виды детского поведения сами по себе носят сексуальный характер, требуется сделать еще один шаг; однако, по Фрейду, все, что мы находим в конце процесса развития, может быть в принцип обнаружено уже в самом его начале. Ему приходится, однако, признать, что "мы пока еще не располагаем общезначимым критерием сексуальной природы этого процесса" (1с).

Фрейд неоднократно заявлял, что такой критерий следует искать в биохимии. В психоанализе мы можем утверждать лишь то, что сексуальная энергия, или либидо, существует: клинический опыт не дает нам ее определения, но позволяет показать ее изменения и преобразования.

*

Как мы видим, размышления Фрейда приводят к двойной апории, затрагивающей, с одной стороны, сущность сексуальности (здесь решающее слово для определения предоставлено гипотетической биохимии), с другой — ее возникновение (Фрейд утверждал лишь, что сексуальность потенциально существует с самого начала).

Эта трудность наиболее очевидна в вопросе о детской сексуаль­ности; именно здесь мы находим и пути к решению проблемы.

1) Уже на уровне квазифизиологического описания детского сексуального поведения Фрейд показал, что сексуальное влечение укоренено в функционировании главных механизмов, обес­печивающих сохранение организма. На первом этапе это влечение существует в виде удовлетворения, побочного по отношению к той или иной функции (удовольствие от сосания, удовольствие от насыщения). Лишь на втором этапе это побочное удовольствие становится целью в себе, независимо от потребности в пище, от удовольствия, связанного с функционированием того или иного органа при отсутствии внешнего объекта: это удовольствие ищется локально, на уровне той или иной эрогенной зоны.

Примыкание*, эрогенная зона*, автоэротизм* — вот три взаимосвязанные черты, определяющие детскую сексуальность (2). Мы видим, что при попытках определить момент возникновения сексуального влечения оно оказалось у Фрейда едва ли не извра­щением инстинкта, утратившего и объект, и органическую цель.

2) В иной временной перспективе Фрейд неоднократно подчеркивал роль понятия последействия*: ранний и относительно неопределенный опыт приобретает в свете нового опыта значение, которым он поначалу не обладал. Можно ли в итоге сказать, что такое поведение младенца, как, например, сосание, поначалу не является сексуальным и приобретает сексуальное значение лишь позднее, когда начинается генитальная активность? Подобный вывод, подчеркивающий значение ретроспективных моментов в возникновении сексуальности, по-видимому, опровергал бы и то, что говорилось выше о возникновении сексуальности, и тем более тот генетический подход, согласно которому сексуальность скрыто присутствует уже в самом начале психобиологического развития.

Именно с этим связана главная трудность фрейдовской теории сексуальности. Поскольку она не появляется в готовом виде, но лишь постепенно складывается в ходе индивидуальной истории и предполагает изменение механизмов и целей [поведения], ее невоз­можно понять лишь на уровне биологического развития. Однако верно и иное: факты указывают на то, что детская сексуальность — это не только ретроспективная иллюзия.

3) Как нам кажется, выход из этой трудности может быть найден на уровне первофантазмов*: эта идея как бы уравновешивает идею последействия. В этой связи Фрейд строил "филогенетическое объяснение"; он имел в виду такие продукты фантазирования (первосцена, кастрация, соблазнение), которые обнаруживаются у каждого субъекта и воздействуют на человеческую сексуальность. Следовательно, сексуальность невозможно объяснить лишь через внутреннее вызревание влечения: она складывается в недрах интер­субъективных структур, которые возникают раньше ее появления в индивиде.

Содержание и соматическое значение фантазма "первосцены" можно связать с особой либидинальной стадией (анально-садической), однако его структура (способ представления и решения загадки зачатия) не объясняется, по Фрейду, простым соединением наблюдаемых факторов — это вариант некоей "схемы", которая уже дана субъекту. То же самое можно было бы сказать и о комплексе Эдипа, регулирующем отношения в треугольнике ребенок — Родители. Психоаналитики, более всего интересовавшиеся игрой фантазмов в детской сексуальности (школа М. Кляйн), пришли к выводу, что воздействие эдиповской структуры начинает сказываться уже в очень раннем возрасте.

4) Сомнения Фрейда насчет постепенного внутреннего вызревания сексуальности выражались в том, что, даже признав значение детской сексуальности, он по-прежнему настаивал на важной роли соблазнения (см. комментарий к статье “Соблазнение”).

5) Понять и объяснить детскую сексуальность трудно: она одновременно и связана (по крайней мере поначалу) с потребнос­тями, которые обычно называют инстинктами, и независима от них; одновременно эндогенна, поскольку она спонтанно развивается в определенном направлении, проходя ряд этапов, и экзогенна, поскольку предполагает вторжение в жизнь субъекта мира взрослых (субъект с самого начала вынужден искать свое место посредством фантазирования, связанного с родителями, получая от них более или менее завуалированные сексуальные стимулы). Детскую сексу­альность трудно понять еще и потому, что она не подвластна ни редукционистским объяснениям, сводящим ее к физиологическим функциям, ни истолкованиям "сверху", называющим детской сек­суальностью всевозможные перипетии любовных отношений. Фактически Фрейд считал местом детской сексуальности в психо­анализе желание*: в отличие от любви желание непосредственно зависит от определенной телесной опоры; в отличие от потребности удовлетворение желания зависит от мира фантазий, в котором жестко определены и выбор объекта, и направленность действий.

(1) Freud (S.). a) G.W., XI, 335; S.E., XVI, 323; франц., 348. — b) Cf. G.W., XI, 336; S.E., XVI, 324; франц., 349. — с) G.W., XI, 331; S.E., XVI, 320; франц., 344.

(2) Cf. Freud (S.).Drei Abhandlungen zur Sexualtheorie, 1905.G.W., V, 83; S.E., VII, 182; франц., 76.

СЕМЕЙНЫЙ РОМАН

Нем.: Familienroman. — Франц.: roman familial. — Англ.: family romance. — Исп.: novela familiar. — Итал.: romanzo familiare. — Португ.: romance familial.

• У Фрейда обозначение фантазий, посредством которых субъект в своем воображении изменяет свои связи с родителями (воображая, к примеру, себя подкидышем). Подобные фантазии основаны на Эдиповом комплексе.

• Прежде чем посвятить этой теме отдельную статью (1909) (а), Фрейд неоднократно обращал внимание на особого типа фантазии, в которых субъект придумывает себе другую семью и сочиняет по этому поводу своего рода роман (1). В явной форме подобное фантазирование встречается при паранояльном бреде. Вскоре Фрейд обнаружил их и у невротиков: например, ребенок вообража­ет, будто его родители — люди знатные, или что его отец был знатен, или что его мать имела тайную связь со знатным человеком, или же что сам он законный сын, а вот его братья и сестры — незаконные.

Подобные фантазии связаны с эдиповской ситуацией и возникают под воздействием Эдипова комплекса*. Конкретные побуждающие их мотивы многообразны и запутанны: это желание принизить родителей в одном смысле и возвеличить в другом, желание величия,попытки обойти барьер инцеста,соперничество с братьями и т.д.

а) Поначалу публиковалась в книге: Otto Rank. Le mythe de la naissance du heros (Der Mythus von der Geburt des Helden, 1909).

(1) Cf. Freud (S). Aus den Anfangen der Psychoanalyse, 1887 — 1902. Manuscrit M и письмо от 20.06.1898: Нем., 219 и 273; Англ., 205 и 256; Франц., 181 —182 и 227 — 228.

СИГНАЛ ТРЕВОГИ

Нем.: Angstsignal. — Франц.: signal d'angoisse. — Англ.: signal of anxiety или anxiety as signal. — Исп.: senal de angustia. — Итал.: segnola d' angoscia. — Португ.: sinal de angustia.

• Термин введен Фрейдом при переработке теории страха (1926). Обозначает ввод в действие Я в ситуации опасности, когда субъект стремится избежать потока возбуждений. Сигнал тревоги в ослаб­ленной форме воспроизводит тревожную реакцию, первоначально порожденную травматической ситуацией, что приводит к включению защитных механизмов.

• Это понятие впервые появилось в "Торможении, симптоме, страхе" (Hemmung, Symptom und Angst,1926) и стало ключевым понятием в так называемой второй теории страха. В наши цели здесь не входит ни определение сути этого концептуального сдвига, ни обсуждение его места и роли в развитии фрейдовских идей. Однако введенное Фрейдом понятие Angstsignal требует раскрытия и некоторых пояснений.

1) Оно представляет в сжатом виде самую суть новой теории. В первоначальном экономическом объяснении страха у Фрейда оно представало как результат, как субъективное проявление того факта, что какое-то количество энергии неподвластно субъекту. Понятие Angstsignal выявляет новую функцию тревоги как побуж­дения к защите Я.

2) Подача сигнала тревоги не обязательно обусловлена эко­номическими факторами; фактически сигнал тревоги может играть роль "мнесического символа" (1) еще не наступившей ситуации, которой необходимо избежать.

3) Сама идея сигнала тревоги не исключает, однако, объяснений экономического типа. С одной стороны, аффект, воспроизво­дящийся в форме сигнала, в прошлом пассивно претерпевался, порождая при сильном возбуждении субъекта так называемый автоматический страх*. С другой стороны, сама подача сигнала уже вводит в действие какое-то количество энергии.

4) Наконец, сигнал тревоги связан у Фрейда с Я. Это вновь открытое действие можно уподобить тому, что Фрейд вновь и вновь обнаруживал в рамках первичного процесса, показывая, как повторение, хотя бы и в ослабленной форме, аффектов, связанных с неудовольствием, может побудить к действию механизм цензуры.

(1) Freud (S.). G.W., XIV, 120 — 121; S.E., XX, 93—94; франц., 9 — 10.

СИМВОЛ МНЕСИЧЕСКИЙ

Нем.: Erinnerungssymbol. — Франц.: symbole mnesique. — Англ.: mnemic sym­bol. — Исп.: simbolo mnemico. — Итал.: simbolo mnestico. — Португ.: simbolo mnemico.

• Понятие, часто использовавшееся в ранних сочинениях Фрейда для обозначения истерического симптома.

• Во многих текстах, написанных около 1895 г. ("Психоневрозы защиты" [Die Abwehr-Neuropsychosen, 1894]; "Новые соображения о психоневрозах защиты" [Weitere Bemerkungen uber die Abwehr-Neuropsychosen, 1896]; "Исследования истерии" (Studien uber Hyste­rie, 1895] и т.д.), Фрейд определял истерический симптом как мнесический символ патогенной травмы или конфликта. Вот, например: "Тем самым Я удается избежать противоречия, однако оно сохраняет заряд мнесического символа, паразитарно присутст­вующий в сознании либо в виде неустранимой двигательной иннер­вации, либо в возобновляющейся галлюцинации" (1). В другом месте Фрейд сравнивает истерический симптом с памятниками в честь того или иного события; именно в этом смысле симптомы Анны О. суть "мнесические символы" болезни и смерти ее отца (2).

(1) Freud (S.). Die Abwehr-Neuropsychosen, 1894. G.W., I, 63; S.E., III, 49.

(2) Freud (S.). Uber Psychoanalyse, 1910. G.W., VIII, 11 — 12; S.E., XI, 16 —17; франц., 125 — 126.

СИМВОЛИКА

Нем.: Symbolik. — Франц.: symbolisme. — Англ.: symbolism. — Исп.: simbolismo. — Португ.: simbolismo.

• А) В широком смысле слова: косвенный, образный способ предс­тавления бессознательного конфликта, желания; в этом смысле любая подмена считается в психоанализе символической.

Б) В узком смысле слова: способ представления, для которого характерно устойчивое отношение между символом и символизируемым бессознательным содержанием, причем это постоянство наблюдается не только у отдельного человека или в общении двух людей, но также и в самых различных областях (миф, религия, фольклор, язык и пр.), и в самых отдаленных друг от друга культурных регионах.

• Понятие символики в наши дни столь тесно связано с психоанализом, слова "символический", "символизировать", "сим­волизация" употребляются столь часто и столь разнообразно, а проблемы символического мышления, создания и употребления символов зависят от столь многих дисциплин (психология, лингвистика, эпистемология, история религий, этнология и пр.), что вычленить собственно психоаналитическое значение этих терминов и разграничить их смыслы нелегко. Нижеследующие замечания помогут читателю сориентироваться в этом разделе психоаналитической литературы.

I. Принято считать, что символы входят в общую категорию знаков. Однако если определять символы как то, что "естественным образом указывает на нечто отсутствующее или недоступное воображению" (1), возникают следующие возражения:

1) когда речь идет о математических или лингвистических символах (а), всякие ссылки на "естественное отношение" или на аналогию заведомо исключаются. В самом деле, то, что в психологии называют символическим поведением, дает субъекту возможность вычленять в воспринимаемом порядок реальности, не сводимый к "вещам" и позволяющий обобщенным образом управлять ими.

Таким образом, различия в использовании слова "символ" очень велики. Судя по понятиям "символическое"* у К. Леви-Стросса в антропологии и у Ж. Лакана в психоанализе, его применение не предполагает необходимой внутренней связи между символом и символизируемым (б).

2) Когда мы говорим, что символ указывает на "нечто недоступ­ное восприятию" (например, скипетр как символ королевской власти), это не означает, что посредством символа осуществляется переход от абстрактного к конкретному. В самом деле, символизируемое может быть столь же конкретным, как и символ (например, солнце как символ Людовика XIV).

II. Разграничивая узкий и широкий смысл термина "символика", мы лишь используем различие, намеченное Фрейдом и развитое Джонсом в его теории символики. Пожалуй, в наши дни этот контраст в повседневном психоаналитическом употреблении несколько сгладился.

Именно о "символике" в широком смысле слова идет речь, когда мы рассматриваем сновидение или симптом как символическое выражение желания или защитного конфликта, подразумевая под этим косвенное, образное выражение желаний или защитных конфликтов, трудно доступных расшифровке (при этом сновидение ребенка считается менее символическим, нежели сновидение взрослого, поскольку детское желание искажается меньше или даже совсем не искажается в сновидении, и его легче истолковать).

В более общем своем значении "символика" — это отнощение между явным содержанием поступков, мыслей, высказываний и их скрытым смыслом; оно уместнее всего там, где явного смысла более всего не хватает (например, в случае симптоматического акта, абсолютно не сводимого к сознательным побуждениям субъекта). Многие авторы (Ранк и Закс, Ференци, Джонс) считали, что в психоанализе можно говорить о символике лишь в том случае, если символизируемое находится в бессознательном: "Не все срав­нения — символы, но лишь те из них, в которых один из членов сравнения вытеснен в бессознательное" (2).

При таком подходе символика охватывает все формы косвенного представления, безотносительно к его более конкретным механизмам, таким, как смещение*, сгущение*, сверхде­терминация*, учет образности*. Следовательно, о символическом отношении (в) мы можем говорить лишь там, где то или иное действие имеет, по меньшей мере, два значения, причем одно замещает другое, скрывая и одновременно выражая его.

III. Однако у Фрейда чаще, чем у современных психо­аналитиков, символика понимается также и в узком смысле слова. Это относится к сравнительно позднему периоду его творчества. Фрейд и сам отмечает это, ссылаясь на влияние В. Штекеля (3).

В самом деле, наиболее важные из позднейших дополнений Фрейда к тексту "Толкования сновидений" (Die Traumdeutung, 1900) касаются символики сновидений. Раздел о символическом представ­лении в главе о работе сновидения был добавлен лишь в 1914 г.

Однако внимательный анализ позволяет уточнить собственное свидетельство Фрейда: понятие символики не было внешним до­бавлением к психоанализу.

Так, уже в "Исследованиях истерии" (Studien uber Hysteriе, 1895) Фрейд последовательно различал ассоциативный и символический детерминизм симптомов, полагая, например, что паралич Элизабет фон Р. (4) одновременно и детерминирован ассоциативными цепями, связывающими его с различными травматическими событиями, и символически выражает некоторые особенности нравственной ситуации пациентки, причем посредниками между тем и другим служат особые словесные обороты, которые можно понять либо в нравственном, либо в буквальном смысле слова, например, "это не пройдет" или "этого я не могу проглотить" и т.д.

Уже в самом первом издании (1900) "Толкования сновидений" можно отметить, что Фрейд:

1) критиковал старые методы толкования сновидений, называя их символическими, однако считал необходимым показать сходство между ними и своим собственным методом;

2) уделял большое внимание образным представлениям, доступным пониманию без каких-либо ассоциаций сновидца, подчеркивая пои этом опосредующую роль обычных языковых выражений;

3) полагал, что существование "типических сновидений", в которых желания или конфликты выражаются сходным образом — независимо от индивидуальности сновидца, свидетельствует о существовании особого языка сновидений, не зависимого от речи субъекта.

Следовательно, можно утверждать, что Фрейд с самого начала признавал существование символов. Об этом свидетельствуют, например, следующие строки: "... в снах используются все те символы, которые уже присутствуют в бессознательной мысли, поскольку из-за способности к образному представлению и умения избегать цензуры они наилучшим образом приспособлены для построения сновидений" (5b). Верно, однако, что впоследствии — в частности, изучая различные виды типических сновидений (г), а также работы антропологов, в которых показано присутствие символики за пределами сновидений (Ранк), — Фрейд стал прида­вать больше значения символам. К тому же обращение Фрейда, в борьбе с "научными" концепциями, к "обыденным" истолкованиям вынудило его четко отграничить свою теорию сновидения от сонников, основанных на идее универсальной символики и трак­тующих сны по единой схеме.

Обобщая различные моменты фрейдовской концепции симво­лов (6, 5с, 7а) и исходя из узкой трактовки символики у Фрейда, необходимо отметить следующие их черты:

1) Символы появляются в толковании сновидений как "немые элементы" (7b), не способные включиться в ассоциативные ряды. По Фрейду, эту способность символов нельзя объяснить сопротивлением лечению: скорее она отличает символический способ выражения как таковой.

2) Сущность символики заключается в "постоянной отнесенности" явного содержания к способам его "перевода". Это отличает не только сновидения, но и весьма различные средства выражения (симптомы и другие продукты бессознательного: мифы, фольклор, религия и пр.), а также весьма далекие друг от друга области культуры. Это постоянство (как и в случае словарно закрепленных слов) не зависит от индивидуальной инициативы: индивид делает выбор между различными значениями символа, но сам новых символов не создает.

3) Это постоянное отношение основано, по сути, на аналогии (форима, размер, функция, ритм и пр.). Однако, как указывает Фрейд, некоторые символы в чем-то напоминают намеки: например, нагота может символизироваться одеждой — одновременно по смежности и контрасту (7с). Кроме того, многие символы сосредоточивают в себе сразу различные отношения между символом и символизируемым: так, Полишинель, по мнению Джонса, представляет фаллос в самых разных отношениях (8а).

4) Хотя психоанализ открыл множество символов, общая область символизируемого весьма ограниченна: тело, родители и кровные родственники, рождение, смерть, нагота и особенно сек­суальность (сексуальные органы, сексуальный акт).

5) Расширяя область теории символов, Фрейд, однако, настаивал, что в теории сновидений и продуктов бессознательного, а также в практике толкования она занимает особое место. "Даже если бы цензуры в снах не существовало, они не стали бы от этого более понятными [...]" (7d). Смысл символов недоступен сознанию, а для объяснения механизма работы сновидения недостаточно указания на их бессознательную природу. Фрейд подчеркивал, что бессознательные сравнения, лежащие в основе символики, не придумываются каждый раз заново, но создаются раз навсегда и постоянно находятся наготове" (7е). Возникает впечатление, что, несмотря на все различие культур, люди обладают, по выражению Президента Шребера, неким "базовым языком" (7f). А следователь­но, возможны два типа истолкования сновидений: один основан на ассоциациях сновидца, другой, не зависимый от этих ассоциаций, — на истолковании символов (5d).

6) Само существование символического способа выражения при таком его понимании ставит ряд проблем: как символы изначально были созданы человечеством и как осваивает их индивид? Именно эти проблемы привели Юнга к теории "коллективного бессозна­тельного" (8b). Фрейд никогда не считал эту проблематику пол­ностью своей, хотя он и выдвинул гипотезу о филогенетическом наследии (9): ее содержание, как нам кажется, обогащается в свете понятия первофантазий (см. этот термин).

а) Фердинанд де Соссюр, заметим, возражал против самого выражения "лингвистический символ" (10).

б) Этимологический смысл слова "символ" хорошо известен: символ (греч.) - это способ опознания кого-то (например, членов одной секты) путем соединения половинок разбитого предмета. Таким образом, уже в изначальном понимании символа присутствовала мысль о том, что именно связь образует смысл.

в) Именно в рамках такого понимания используется термин "мнесический символ".

г) Между 1910 и 1911 гг. раздел о "типических снах" постепенно расширялся; большая часть материала этой главы была перенесена в 1914 г. в написанный в этот период раздел о "символических представлениях" (11).

(1) Lalande (A.). Vocabulaire technique et critique de la philosophie, Paris, P.U.F., 1951.

(2) Ferenczi (S.). The Ontogenesis of Symbols, 1913. In: First Contributions, 277 — 278.

(3) Cf. Freud (S.). Zur Geschichte der psychoanalytischen Bewegung, 1914. — G.W., X, 58; S.E., XIV, 19; франц., 277.

(4) Cf. Freud (S.). G.W, I, 216—217; S.E., II, 152; франц., 120 — 121.

(5) Freud (S.). a) Cf. G.W., II — III, 347; S.E., V, 341 — 342; франц., 255. — b) G.W., II — III, 342; S.E, V, 349; франц., 260. — с) Cf. 4-е изд., исправл. и доп. (1914) (S.E., IV, XI). — d) Cf. G.W., II — III, 365; S.E., V, 359; франц., 267 —268.

(6) Cf. Freud (S.). Uber den Traum, 1901, 2 ed.

(7) Freud (S.). Vorlesungen zur Einfuhrung in die Psychoanalyse, 1915 —1917. — a) Cf. passim. — b) G.W., XI, 151; S.E, XV, 150; франц., 166. — с) G.W., XI, 154—155; S. E., XV, 153; франц., 169 — 170. — d) Cf. G.W, XI, 150 и 171; S.E, XV, 149 и 168; франц., 164 и 186. — e) G.W., XI, 168; S.E., XV, 165; франц., 183. — f) G.W., XI, 169; S.E., XV, 166; франц., 184.

(8) Cf. Jones (E.). The Theory of Symposium. In: Papers on Psycho-Analysis, London, Bailliere, 5 ed, 1948. — a) 93 sqq. — b) 93 —104.

(9) Cf. Freud (S.). Der Mann Moses und die monoteistische Religion, 1939. G.W., XVI, 205—206; S.E., XXIII, 99 — 100; франц., 151 — 152.

(10) Saussure (F. de). Cours de linguistique generale. Paris, Payot, 1955.

(11) Cf. S.E., IV, preface.

Система охраняемых территорий в США Изучение особо охраняемых природных территорий(ООПТ) США представляет особый интерес по многим причинам...

Что делает отдел по эксплуатации и сопровождению ИС? Отвечает за сохранность данных (расписания копирования, копирование и пр.)...

Живите по правилу: МАЛО ЛИ ЧТО НА СВЕТЕ СУЩЕСТВУЕТ? Я неслучайно подчеркиваю, что место в голове ограничено, а информации вокруг много, и что ваше право...

ЧТО ПРОИСХОДИТ ВО ВЗРОСЛОЙ ЖИЗНИ? Если вы все еще «неправильно» связаны с матерью, вы избегаете отделения и независимого взрослого существования...

Не нашли то, что искали? Воспользуйтесь поиском гугл на сайте: