ТЕНЕВЫЕ СТОРОНЫ ГЛОБАЛИЗАЦИИ

Глобализация обладает не только положительными, но и отрицательны­ми чертами. Одна из них — отчуждение, и не только в области труда, но и в политике, культуре образовании, религии, искусстве, отдыхе, семье и т.п. О. Конт одним из первых указал на ряд негативных черт нового социально­го порядка. Это концентрация рабочей силы в городах, установка на полу­чение прибыли, использование в производстве достижений науки и техни­ки, возникновение антагонизма между хозяевами и наемными работниками, усиление социального неравенства, формирование экономической системы, основанной на свободном предпринимательстве и конкуренции.

'■' Мартин Дж. Телематическое общество. Вызов ближайшего будущего // Новая технократическая волна на Западе. М.. 1986. С. 381-391.

Другая негативная черта — аномия, т.е. состояние безнормативности, когда царят анархия и социальный хаос, люди отрываются от корней, бегут в извращения и самоубийство. Угроза ядерной войны и возможность тоталь­ного самоуничтожения человечества — последний аргумент против совре­менности.

У глобального общества есть свой темный двойник — обширный набор теневых, асоциальных и просто преступных видов деятельности, быстро приобретающих глобальный характер. Разнообразные виды незаконного промысла позволяют мафиозным группировкам, действующим поверх гра­ниц, собирать астрономическую дань — 1,5 трлн долл. в год. С такими день­гами они могут сделать «ручными» политиков, чиновников, бизнесменов, журналистов, создавая преступные империи — глобальное Зазеркалье.

Противостояние властей и организованной преступности насчитывает не одну сотню лет. Однако, по мнению экспертов, опрошенных журналом Foreign Policy, теперь у криминального мира появилась возможность выиг­рать эту войну. Процесс глобализации, серьезно изменивший мир, сыграл на руку и криминалитету. Прозрачность границ, упрощение обмена информа­цией, беспрецедентный рост объемов международной торговли и инвести­ций вырвал из рук правительств стран мира ряд рычагов, которые ранее по­зволяли успешно противостоять криминальным структурам.

Быстрый экономический рост в XX в., стимулировавший появление гло­бальной экономики, не привел ее ни к стабильному социальному развитию, ни к решению основных проблем в социальной сфере. Данные, приводимые М. Кастельсом, подтверждают, что производство в развитых странах опира­ется на образованных специалистов в возрасте 25—40 лет. Практически ока­зываются ненужными до трети и более человеческих ресурсов ¹⁴.Так, число голодающих в мире только за последние 5 лет возрасло с 1,1 млрд до 1,3 млрд человек, увеличился разрыв между богатыми и бедными странами и людь­ми, причем среднемесячный заработок 3 млрд человек — порядка 2 долл. в день. В конце XX в. ²/₃ населения Земли проживало в бедности. Беднейшая часть землян сосредоточена в Азии, Африке и Южной Америке. В странах «золотого миллиарда» среднемесячный заработок исчисляется в тысячах дол­ларов, но и там бедные составляют 20—30%¹⁵. Даже страны «золотого милли­арда» не в состоянии ликвидировать бедность и безработицу. В мире все чаше возникают военные конфликты, в основе которых лежит борьба за передел рынка ресурсов, происходит «экологическая агрессия» развитых стран, уве­личивается число беженцев, в том числе покидающих родные места по эко­логическим причинам. В развивающихся странах пока наблюдается демо­графический взрыв, увеличивающий число бедных и обездоленных.

¹⁴ Кастельс М. Указ. соч.

¹⁵ Ващекин Н.П., Мунтян М.А., Урсул А.Д. Постиндустриальное общество и устойчивое развитие. М,2000. С. 50-52.

ДОПОЛНИТЕЛЬНОЕЧТЕНИЕ

А. Тоффлер Футурошок

Последние 300 лет западное общество находится в вихре перемен, который не только не стихает, но все больше набирает силу. Их влияние на индустриальные страны не имеет аналогов в истории человечества. Как следствие, в мире расплодились всевозможные виды любопытных социальных явлений — от психоделичес­ких церквей и «свободных университетов» до научных станций в Арктике и клубов обмена женами в Кали­форнии.

Возникли дополнительные типажи: 12-летние дети с недетским характе­ром, 50-летние взрослые, походящие на 12-летних детей. Богатые люди, ра­зыгрывающие бедность, анархисты, являющиеся неистовыми конформиста­ми, и конформисты, выступающие как ярые анархисты. Женатые священ­ники, министры-атеисты, еврейские дзэн-буддисты и т.д.

Как объяснить новую обстановку, сложившуюся в современном мире? Ускорение темпа перемен глубоко вошло в нашу личную жизнь, застави­ло нас играть новые роли и поставило перед лицом новых опасностей. Все это можно описать термином «футурошок». Футурошок, или шок будущего, представляет собой ошеломляющую растерянность, вызванную преждевре­менным наступлением будущего.

Футурошок — временной феномен, продукт стремительного темпа пере­мен в обществе. Он возникает из-за наложения новой культуры на старую. Это — культурный шок в нашем собственном обществе, но с худшими по­следствиями, чем при столкновениях с иными культурами.

По существу сегодня мы переживаем вторую индустриальную революцию. По всей вероятности, происходящие события шире, глубже и важнее, чем первая индустриальная революция. Настоящий момент представляет собой второй великий раскол в человеческой истории, сравнимый по значимости только с первым расчленением исторической целостности — переходом от варварства к цивилизации.

Сэр Джордж Томпсон, английский физик, лауреат Нобелевской премии, в книге «Предвидение будущего» предполагает, что наиболее точный аналог сегодняшнего дня — не индустриальная революция, а «возникновение сель­ского хозяйства в неолите». Джон Диболд, американский эксперт по авто­матизации, предупреждает, что «результаты технологической революции, во времена которой мы живем, будут намного глубже, чем любые социальные изменения, с которыми мы сталкивались раньше». Кеннет Болдинг, выдаю­щийся экономист и общественный мыслитель, утверждает, что настоящее представляет собой поворотный момент в человеческой истории. Нынешнее

время — разделительная грань, которая проходит по центру человеческой истории.

Подобные суждения можно проиллюстрировать многочисленными при­мерами. Так, было замечено, что если последние 50 тысяч лет человеческого существования разделить на срок человеческой жизни, продолжительностью приблизительно 62 года, то всего было около 800 таких сроков. А из них 650 человек провел в пешерах. Только во время последних 70 сроков, благо­даря письменности, стало возможным эффективное общение поколений. За последние шесть большинство людей увидело печатное слово. За четыре — человек научился измерять время, а за два — появился тот, кто использовал электрический мотор. И потрясающее количество материальных благ, кото­рыми мы пользуемся сегодня, были созданы за последний, восьмисотый, срок жизни.

Именно последний срок обозначает резкий разрыв со всем прошлым опы­том человека, потому что в течение него изменилось человеческое отноше­ние к ресурсам. Это наиболее очевидно в сфере экономического развития. Всего за один срок человеческой жизни сельское хозяйство, основа цивили­зации, в ряде стран утратило свое доминирующее положение. Сегодня в 12 развитых странах сельским хозяйством занимается менее 15% экономи­чески активного населения, а в США — менее 6%.

Более того, если считать сельское хозяйство первой ступенью экономи­ческого развития, а индустриализацию — второй, то внезапно окажется, что мы достигли следующей, третьей стадии. Около 1965 г. в США возникла новая мощная тенденция, когда более 50% не занятой в сельском хозяйстве рабочей силы прекратило заниматься физическим трудом. В розничной тор­говле, администрации, образовании, сфере услуг и других отраслях предста­вители умственного труда превысили число работников физического: впер­вые «белые воротнички» превосходят по численности «синие». Впервые в человеческой истории обществу удалось не только скинуть ярмо сельского хозяйства, но также за несколько десятилетий избавиться от ига физическо­го труда. Родилась первая в мире структура обслуживания. Десять тысяч лет — сельское хозяйство. Одна-две тысячи — индустриализация. И вот прямо пе­ред нами — постиндустриализм.

Естественно, эпохальные перевороты случались и раньше. Войны, чума, землетрясения, голод возмущали общественное спокойствие. Но эти потря­сения и сдвиги не переходили границ одного или нескольких соседних го­сударств. Сменились поколения, прошли века, и влияние этих событий рас­пространилось за пределы государств. Сегодня все границы сметены. Сеть общественных связей настолько плотна, что современные события мгновен­но отражаются во всем мире.

Раньше было иначе. Даже крупные события затрагивали небольшое ко­личество людей. Пелопонесская война, к примеру, по сегодняшним меркам не более чем стычка. Пока Афины, Спарта и несколько соседних городов-государств сражались, остальное население земного шара и не подозревало о войне. Она не затронула ни индейцев, живущих в Мексике, ни древних японцев.

Биолог Джулиан Хаксли в ярких красках рассказывает о том, что темп эволюции за время истории человечества стал в сто тысяч раз быстрее, чем темпы развития в доисторический период. Изобретениям и усовершенство-

ваниям, которые зародились 50 тыс. лет назад, во время раннего палеолита, потребовались тысячелетия, чтобы прийти к завершению. С приходом устой­чивой цивилизации скорость перемен сократилась до одного столетия. Уче­ный и писатель Ч.П. Сноу пишет, что до наступления нашего столетия со­циальные перемены были столь медленны, что практически были незамет­ны в жизни человека. Сегодня все изменилось. Темп перемен возрос настолько, что наше воображение уже не поспевает за ним. К примеру, в 1850 г. лишь в четырех городах на Земле население достигало одного милли­она. К 1900 г. их число возросло до 19. К 1960 г. — до 141, а сегодня прирост городского населения в мире подскочил до 6,5% в год. Эта ошеломляющая статистика означает увеличение городского населения вдвое через 11 лет. Еще более разительный пример: половина всей энергии, истраченной человече­ством за прошедшие две тысячи лет, приходится на последние 100 лет.

Не менее драматическое событие — ускорение экономического роста в постиндустриальных странах. Во Франции за 29 лет между 1910 г. и началом Второй мировой войны уровень производства поднялся лишь на 5%, а за какие-то 17 лет, между 1948 и 1965 гг. — на 220%.

Эти цифры обозначают еще один революционный шаг — в развитых стра­нах происходит двукратное увеличение производства товаров и услуг каж­дые 50 лет (соответственно сокращается время их производства). В любой стране по достижении человеком двадцатилетия его окружает в 2 раза боль­ше новых предметов, нежели окружало его родителей. К 30 годам современ­ный подросток столкнется со вторым удвоением. Возможно, за 70 лет чело­веческой жизни производство товаров увеличится в 10 раз. Это значит, что, если сложить все повышения от начала до конца жизни человека, то эта цифра составит 32 раза.

Несомненно, главной силой ускорения является технология. У нас это слово вызывает образы дымящихся заводских труб и лязгающих машин. Возможно, до сих пор классическим символом технологии остается сбороч­ный конвейер Генри Форда, который был изобретен полвека назад и кото­рый был превращен Чарли Чаплином в фильме «Новые времена» в некоего социального монстра.

Однако технология — не только фабрики и заводы. Изобретение в сред­ние века лошадиного хомута привело к глобальным изменениям в сельском хозяйстве и было таким же техническим усовершенствованием, как и недав­нее изобретение печи Бессмера. Более того, технология включает техничес­кое обеспечение и механизмы, различные способы получения химических элементов, разведения рыбы, посадки лесов, освещения театров, подсчета голосов, обучения истории и пр. Высокие технологии ушли далеко вперед от конвейерных линий и открытых печей. Электронную и космическую отрас­ли характеризуют тишина и чистота окружения.

Часто преувеличивают роль развития транспорта в ускорении перемен. Например, отмечают, что в VI тысячелетии до н.э. самым быстрым транс­портом для путешествия на большие расстояния был караван верблюдов, ко­торый в среднем проходил 8 миль в час. Около 1600 г. до н.э. изобрели ко­лесницу, максимальная скорость которой достигала 12 миль в час.

Подобное изобретение было очень важным. Прошло почти три с полови­ной тысячелетия, когда в 1784 г. в Англии появилась первая почтовая карета со средней скоростью 10 миль в час. Первый паровоз, представленный в

1825 г., мог набирать скорость лишь 13 миль в час, а большие корабли того времени с трудом достигали и половины этой скорости. Только в 1880-х гг. с помощью усовершенствованных паровозов человеку удалось развить скорость 100 миль в час.

Для того чтобы достичь подобных результатов, человечеству потребова­лись миллионы лет, а для того чтобы увеличить эти цифры вчетверо, потре­бовалось только 50 лет. Уже в 1938 г. человек оторвался от земли и преодо­лел планку скорости в 4000 миль в час, а через 20 лет — вдвое больше. В 1960-е гг. космические корабли вращались вокруг Земли со скоростью 18 тыс. миль в час. Если изобразить сказанное графически, то линия, пока­зывающая прогресс за последнее поколение, взлетит круто вверх. Те же са­мые тенденции к ускорению мы наблюдаем в увеличении расстояния и вы­соты, разработке природных ресурсов и использовании энергии.

Технология создает новые возможности. Техническое развитие состоит из трех фаз, которые образуют замкнутый цикл. Первая — рождение и первич­ное осуществление идеи. Вторая — практическое выполнение. Третья — рас­пространение в обществе. Процесс полностью завершен, когда распростра­нение новой технологии генерирует новые творческие идеи. Сегодня стано­вится очевидным, что время между фазами сокращается. Известно, что 90% ученых, существовавших на земле, живут в настоящее время, и научные от­крытия совершаются каждый день.

Главное отличие наших современников от предков заключается в колос­сальном сокращении времени между созданием идеи и ее практическим воп­лощением. Аполлоний Пергский описал конус, но лишь через 2 тыс. лет это открытие стали использовать в инженерном деле. Понадобилось несколько столетий на то, чтобы открытие Парацельсом эфира для целей анестезии ста­ло употребляться в медицине.

Еще в 1836 г. была изобретена машина, которая косила, молотила, вязала снопы и насыпала зерно в мешки. Она отражала технологию 20-летней дав­ности. Тем не менее потребовалось столетие, чтобы в 1930 г. появился совре­менный комбайн. Первый патент на пишущую машинку выдан в Англии в 1714 г., но только через 150 лет она приобрела коммерческое употребление. Столетие ушло на воплощение в жизнь открытия Николасом Аппертом спо­соба консервирования пищи.

Ныне подобное промедление для человечества — непозволительная рос­кошь. Мы не только творчески продуктивнее наших предков, но материаль­но богаче, технически более вооружены для того, чтобы существенно сокра­тить период между двумя фазами инновационного цикла. Поскольку сегод­ня требуется меньше времени, чтобы довести идею до потребителя, ее распространение в обществе занимает меньше времени.

Согласно расчетам Роберта Б. Янга из Станфордского исследовательско­го института, промежуток времени между появлением первых электропри­боров и пиком их популярности постоянно сокращается. Для пылесосов, электрических плит и холодильников, созданных в США до 1920 г., интер­вал между выпуском и пиком популярности составил 34 года. Для товаров, появившихся на рынке в 1939—1959 гг. (электрические сковородки, телеви­зоры и стиральные машины), он равнялся всего 8 годам. Запаздывание со­кратилось на 76%.

Каждое нововведение изменяет существующие технические приемы и технологии, стимулируя их новые комбинации, возможное количество ко­торых растет в геометрической прогрессии, в то время как число новых ма­шин и технологий — в арифметической. Яркий пример — производство ком­пьютеров, новые модели которых появляются с постоянным ускорением и продуцируют изменение всего технопарка планеты.

Очень важно и то обстоятельство, что совершенствование техники влия­ет как на техническое, так и на социальное окружение человека. Новые изоб­ретения часто выступают источником для новых социальных, философских и интеллектуальных решений. Тенологические инновации резко изменяют образ жизни и картину мира людей.

Часы появились вслед за тем, как Ньютон представил мир в виде гигант­ского часового механизма. Его философские суждения повлияли на интел­лектуальное развитие человечества, которое уподобило пространство гигант­ским часам. После чего возникли идеи о причинно-следственных связях в природе и обществе. Часы изменили нашу концепцию времени: разделение суток на 24 равных промежутка по 60 минут в каждом преобразило наш об­раз и стиль жизни. Свое поведение и свои дела мы сверяем с ходом часовой стрелки и назначаем деловые встречи на определенный час.

Если технику и технологию считать движущим механизмом цивилизации, то знания можно уподобить топливу для него. По мере приближения к на­шим дням этот двигатель требует и пожирает все больше топлива.

В действительности процесс накопления и последующей реализации на­учных знаний на практике напоминает спираль.

Изобретение письменности, растянувшееся на многие столетия, являло собой гигантский скачок вперед. Следующий шаг в увеличении наших зна­ний был сделан в XVI в. в связи с изобретением Гутенбергом книгопечата­ния. До 1500 г. в Европе издавалось не более 1 тыс. книг за год. А это означа­ет, что для создания библиотеки в 100 тыс. томов потребуется целое столе­тие. Через 450 лет, т.е. в 1950 г., в Европе ежегодно выпускалось 120 тыс. книг. Объем времени сократился от столетия до 10 месяцев. Уже в 1960 г. этот пе­риод сократился до 7,5 месяцев. В середине 1960-х гг. мировое производство книг превысило 1 тыс. наименований в день. Но известно, что каждая новая книга — дополнительный источник знаний.

До Гутенберга было известно всего 11 химических элементов. Двенадца­тый, сурьму, он обнаружил самостоятельно. При сохранении таких темпов нынешняя периодическая таблица элементов насчитывала бы не более 30—40 наименований. Вместо этого за 450 лет открыто 70 химических элементов, после 1900 г. открытия следовали с периодичностью раз в каждые три года.

Резко увеличился темп научных открытий: количество научных журна­лов и статей, как и промышленная продукция, удваиваются каждые 50 лет. Выпуск научной и технической литературы в мире вырос до 60 млн страниц в год. О природе человека в последние 2—3 десятилетия мы узнали больше, чем за всю предшествующую историю. Благодаря своей беспрецедентной способности к анализу, быстродействию и удобству в обработке информа­ции компьютеры стали ныне главной силой ускорения процесса приобрете­ния знаний.

В ускоряющемся мире сокращается время ответа на каждый раздражи­тель, а их суммарное число резко увеличивается. Следовательно, мир ус-

ложняется, а человеческая психика испытывает все большие нагрузки. Она не успевает привыкнуть к одному изменению, как требуется привыкание к другому.

Одновременно с усложнением структуры жизни увеличивается количе­ство отведенных нам ролей и число необходимых выборов, что, в свою оче­редь, влечет за собой потерю ощущения сложности современного мира. Че­ловек теряется перед этой сложностью. Чем больше событий мелькает перед глазами, тем меньше времени отводится на пристальное и спокойное наблю­дение за каждым из них. Отсюда потеря ясности изображения. Предметы движутся быстрее и теряют четкие очертания.

Но чем выше ускорение жизненных перемен и больше этих перемен, тем труднее к ним приспособиться. В усложняющемся мире ситуации все меньше перестают походить друг на друга. Они становятся неповторимыми, уникаль­ными, а следовательно, неожиданными и сложными для человеческого вос­приятия. Прежний жизненный опыт все реже приходит на помощь. И это еще один фактор, снижающий способность к адаптации. Повышение скорости перемен заставило нас справляться не просто с более быстрым потоком, но и со все большим количеством ситуаций, которые не знакомы нам по личному опыту. С другой стороны, известно, что если окружающие вещи начинают изменяться, то скоро наступят перемены и внутри человека, в его психике.

Чтобы пережить то, что мы называем футурошоком, человек должен по­стоянно развивать свои способности к адаптации. Нужно найти совершен­но новые способы зацепиться за убегающую действительность, поскольку старые устои общества и человека в нем — религия, национальность, семья и профессия — серьезно подорваны пронесшимся вихрем перемен.

Сегодня принято считать, что темп жизни глубоко влияет на поведение, вызывая сильные и противоречивые реакции у различных людей. Он прово­дит между нами незримую черту, разделяя людей на отцов и детей — два по­коления, живущих в разных временных измерениях.

Темп социальных перемен разделяет не только поколения, но и целые народы. На нашей планете до сих пор обитают крошечные группы людей, промышляющих, как и много тысячелетий назад, охотой и собирательством. Другие народы, составляющие большую часть человечества, целиком зави­сят от успехов в сельском хозяйстве. Их жизнь во многом похожа на жизнь их предков столетия назад. Вместе эти категории составляют до 70% землян. Они — люди прошлого.

Меньшая часть, около 25% населения Земли, обитает в промышленных центрах. Они ведут современный образ жизни. Они находятся как бы в пер­вой половине XX в., когда сохранялись пережитки традиционного прошло­го, лишь отчасти затронутого индустриальным сегодня. Они — люди насто­ящего. Оставшиеся 2—3% людей проживают в постиндустриальном завтра. Они сконцентрированы в гиганских мегаполисах Калифорнии, Массачусет­са, Нью-Йорка, Лондона, Токио и др. Они — авангард человечества, пионе­ры мирового постиндустриального общества, которое только нарождается.

Они богаче, лучше образованны и мобильнее большинства землян. И жи­вут они дольше. Но специфическим отличием людей будущего является ус­коренный темп жизни. Они живут быстрее окружающих.

Для многих психологически привлекательно именно ускорение. Они чув­ствуют даже беспокойство, раздражение и дискомфорт при замедлении рит-

ма жизни и отчаянно стремятся быть в гуще событий. Джеймс А. Уилсон обнаружил, что желание ускорить темп жизни явилось одной из скрытых причин так называемой «утечки мозгов»: массовой эмиграции европейских ученых в США и Канаду. Опросив 517 английских ученых и инженеров, Уилсон пришел к выводу, что их привлекли не только более высокие окла­ды и исследовательские возможности, но и более быстрый темп жизни. Ус­корение темпа жизни манит людей переселяться из села в город и развивает потребность в постоянных путешествиях.

Однако у значительной части людей вызывает своего рода головокруже­ние и тошноту. Постоянное мелькание их утомляет. Они предпочитают пе­редвигаться с собственной скоростью. Не случайно мюзикл «Остановите Зем­лю — я сойду!» имел такой грандиозный успех. Презрение к ценностям тех­нологической цивилизации открыто выражают хиппи. Они описывают общество как «расу крыс» — название, которое имеет непосредственное от­ношение к спешке и суете.

Психологически для пожилых время летит быстрее, но именно они и боятся больше других перемен и ускорения. Напротив, для молодых время тянется медленно, они более активны и, самое удивительное, стремятся к еще большему ускорению.

Когда 50-летний отец предлагает 15-летнему сыну подождать пару лет до того, как он сможет приобрести собственную машину, интервал в 730 дней составляет около 4% от прожитой жизни отца и около 13% от жизни маль­чика. Неудивительно, что для подростка ожидание будет в 3 или 4 раза доль­ше, чем для отца. Два часа жизни 4-летней девочки равноценны 12 часам жизни ее 25-летней матери. Сказать ребенку, чтобы он подождал конфету пару часов, все равно что попросить мать обождать 14 часов чашечку кофе.

У субъективного восприятия времени есть вполне объективные причины. Джон Коэн, психолог из Манчестерского университета, пишет: «По мере взросления нам кажется, что календарный год постепенно сокращается. Оглядываясь назад, человек считает, что каждый следующий год короче пре­дыдущего, а это, возможно, является результатом постепенного замедления процессов обмена веществ». По отношению к своим, все более затухающим, биоритмам пожилым людям кажется, что мир движется быстрее. Выпав из общественной жизни, они погружаются в собственный мир, обрывая все возможные контакты с быстро меняющимся миром, становясь одинокими и замкнутыми.

Конфликт между поколениями, мужьями и женами, родителями и деть­ми имеет свои корни в различном отношении к ускорению темпа жизни. То же относится и к столкновению культур. У каждой культуры свой, присущий только ей темп жизни. Когда немецы перед Второй мировой войной помо­гали строить в Иране железную дорогу, они столкнулись с этим феноменом. У иранцев и жителей Ближнего Востока отношение ко времени намного спокойнее, чем у американцев и европейцев. Когда бригада иранских рабо­чих появилась на работе с десятиминутным опозданием, немцы, чрезвычайно пунктуальные и вечно спешащие, немедленно их уволили. Иранским инже­нерам с большим трудом удалось убедить немецких коллег в том, что, по понятиям жителей Ближнего Востока, рабочие превзошли самих себя в пунк­туальности, а если увольнения будут продолжаться, то придется нанимать только женщин и детей.

Безразличие ко времени должно сводить с ума тех, у кого на счету каж­дая минута. Так, жители Милана и Турина, индустриальных городов севе­ра Италии, с пренебрежением относятся к медлительным сицилийцам, жизнь которых зависит от земледелия. Шведы из Стокгольма и Гётеборга так же относятся к лапландцам. Американцы посмеиваются над мексикан­цами, для которых тапапа (завтра) означает «довольно скоро». Да и в са­мих Штатах южане кажутся северянам медлительными, а негры из средне­го класса признают негров-рабочих непригодными для работы в СРТ (Coloured People's Time). В сравнении с остальными жителями Земли белые американцы считаются энергичными, быстрыми и предприимчивыми людьми.

Новые технологии, составляющие базу постиндустриального общества, большинство которых разрабатывается в американских наукоградах, влекут за собой неизбежное ускорение перемен в других обществах, где они внедря­ются. Нередко даже европейцы считают вторжение чужих технологий и об­раза жизни навязанной им сверху «американизацией». Так, появление в Париже американского типа аптек французам явилось свидетельством зло­вещего «культурного империализма». Жертвами «культуры быстрого обслу­живания» стали уже 30 тыс. французских бистро.

Чувство интервалов времени и темпа событий воспитывается в детях ро­дителями. Детские знания о продолжительности событий и правильном интервале времени закладывается в привычку на уровне подсознания. Не имея богатого репертуара временных интервалов, человек не в состоянии успешно функционировать в обществе.

Ребенок быстро усваивает, что на прием пищи уходит не одна минута или пять часов, а обычно от 15 минут до часа. Он знает, что поход в кино займет от 2 до 4 часов, а к врачу — редко больше часа; что обычный школьный день длится 6 часов. Он знает, что отношения с преподавателем продолжаются в течение всего учебного года, а с бабушкой и дедом — всю жизнь. Поведение взрослых уже целиком подчинено временным интервалам.

Именно этот внутренний календарь, различный для каждого общества, но усвоенный в раннем детстве, подвергается сегодня коренным изменени­ям. При этом одни страдают от ускорения темпа жизни, а другие процвета­ют. Если человек не приведет в порядок свое собственное представление о времени, учитывая привнесенные современностью коррективы, он, вероят­но, будет полагать, что две ситуации, схожие по внешним чертам, одинако­вы и по продолжительности.

Индивид, усвоивший принцип ускорения каждой клеточкой своего орга­низма, глубоко прочувствовавший, что мир крутится быстрее, автоматичес­ки делает поправку на сокращение времени. Предвидя, что одни действия займут меньше времени, а другие — больше, он не испытывает психологи­ческого шока и не бывает застигнут врасплох в отличие от человека, кото­рый не наделен такой способностью.

Нынешнему, весьма динамичному обществу, в отличие от традиционно­го статичного, присуща так называемая быстротечность. Она влечет за со­бой чувство непостоянства, «преходяшести» всего сущего, его неустойчиво­сти. Философы и теологи давно осознали недолговечность человека. Уско­рение времени, его сжатие вызывает почти осязаемое чувство того, что мы живем, потеряв уверенность и опору, среди зыбучих песков.

Быстротечность можно определить продолжительностью межличностных контактов, которая существенно сократилась по сравнению с прошлым, их меньшей глубиной и возросшим числом. Даже оборот товаров в современ­ных магазинах резко увеличился. В этом смысле можно говорить об «оборо­те человеческих взаимоотношений». На смену долговечным отношениям приходят недолговечные. Сегодня люди живут на повышенных скоростях, в условиях сокращения продолжительности отношений; смена связей проис­ходит намного стремительнее. Предметы быстрее проходят через жизнь че­ловека. Сокращается средняя продолжительность отношений с ними. Резуль­тат — текучесть, мобильность и быстротечность вещей.

Однако в текучке буден снижается чувство отвественности человека, уменьшается его способность сопротивляться. Быстрый оборот людей и ве­щей наряду с ускоряющимся обновлением жизни вызывает опасность футу-рошока.

Окружающий нас мир вещей — от куклы Барби до персонального компь­ютера — не только постоянно расширяется, но и постоянно, и с возрастаю­щей скоростью обновляется. В результате наши отношения с вещами стано­вятся все более временными, случайными. К сожалению, наше отношение к вещам отражает нашу систему ценностей. Мы легко расстаемся не только со старыми игрушками ради новых, но и с устоявшимися правилами и иде­алами.

С рождением ребенка люди входят в мир одноразовой культуры: однора­зовые подгузники и одноразовые шприцы, быстрорастворимые супы, пода­ваемые в одноразовой пластиковой посуде.

Идея однократного или краткосрочного использования предмета и пос­ледующая его замена возвращает нас к далекому наследию нищеты. Не так давно Уриэль Рон, консультант французского рекламного агентства Publicis, сказал мне: «Французские домохозяйки не привыкли выкидывать вещи. Они с любовью хранят старые предметы, предпочитая не выбрасывать их. Когда компания предложила им пластиковые одноразовые занавески, новую про­дукцию с негодованием отвергли».

В 1950-е гг. Швеция поражала туристов своей чистотой: на обочинах до­рог не валялись пивные и лимонадные бутылки. Но в 1960-е гг. бутылки за­полонили шведские дороги. Вслед за Америкой Швеция вступила в эру «од­норазовой» культуры. Сегодня в Японии бумажные салфетки стали настолько универсальными, что матерчатые платки считаются немодными и, конечно же, негигиеничными. Даже во Франции одноразовые зажигалки — обычная вещь. Журналы мод рекламируют роскошные наряды из бумаги. К одному из свадебных платьев приторочен длинный белый шлейф из «ажурной» бу­маги, а надпись под фотографией предлагает после свадебной церемонии сделать из него «прекрасные кухонные занавески». Бумажный бизнес пре­вратился в бумажный бум. Покупка новой вещи обходится потребителю те­перь дешевле оплаты услуг прачечной.

К сожалению, у нас формируется склад ума, соответствующий одноразо­вой продукции. Новый менталитет основан на быстрой смене впечатлений, друзей и ценностей. К избавлению от старых вещей также добавляется из­бавление от старых друзей. Вместо того чтобы надолго привязаться к одно­му предмету, мы на короткие промежутки связываемся с целым рядом сме­няющихся вещей.

Уму непостижимо, с какой быстротой мы разрушаем улицы и города и возводим новые. Здания в Нью-Йорке появляются буквально за ночь, а го­род способен полностью обновить свой облик в течение года. На смену веч­ным во времени пещерам пришли столетние прадедовские дома, а затем бы­стро разваливающиеся современные постройки.

«Исчезающее прошлое» — реальный феномен, который получает все боль­шее распространение, поглощая исторические центры Европы и Америки. Писатель Луи Очинклосс сердито жаловался на то, что «ужас жизни в Нью-Йорке — это ужас проживания в городе без истории... Восемь поколений моих предков жили в этом городе... и только один из домов, где они обитали, сто­ит до сих пор». Улицы современных городов напоминают стройплощадку: в них постоянно что-то перекапывается, эвакуируется, расширяется, перено­сится, ремонтируется. Этот процесс сродни круговороту зерна на ферме — вспашка, посев, сбор урожая, опять вспашка, посев других злаков...

В прошлом стабильность служила своеобразным идеалом. Касалось ли это пары ботинок ручной работы или возведения собора, творческая энергия человека была направлена на увеличение продолжительности срока службы вещей. Человекстроил на века. Пока общество оставалось неизменным, каж­дый предмет имел четко определенные функции, а экономическая логика диктовала политику стабильности. Даже если приходилось время от време­ни ремонтировать ботинки за 50 долл., служившие 10 лет, они все же были дешевле тех, которые стоили 10 долл. и служили 1 год.

Однако развитие технологии сокращало стоимость производства гораздо быстрее, чем падала стоимость ремонтных работ. Теперь дешевле заменить вещь, нежели починить ее. Экономически разумнее создать дешевый, одно­разовый предмет, хотя он прослужит не очень долго. Темп перемен в обще­стве резко возрос, экономику стабильности заменила экономикой иннова­ций.

Поскольку каждое следующее поколение техники лучше и совершеннее предыдущего, людям стало выгодно быстро менять вещи. Физический из­нос продукции наступал позже морального. Все больше улучшений проис­ходит за короткие интервалы, в экономическом смысле выгоднее строить на короткие сроки, чем на долгие. Улучшение кондиционирования воздуха в современных зданиях уменьшает рентабельность уже «устаревших» домов; стало дешевле разрушить десятилетнее строение, чем модифицировать его.

Достижением современной технологии явились шариковая ручка и авто­ручка. Изначально гусиное перо в качестве пишущего предмета было долго­жителем. Время от времени его чинили и чистили, тем самым продлевая срок службы. Авторучка дает потребителю свободу передвижения. Она представ­ляет собой орудие для письма с собственной чернильницей. Изобретение шариковой ручки еще больше закрепило это достижение. К прочим ее дос­тоинствам можно добавить еще одно — дешевизну. Вы можете просто выки­нуть ручку после того, как закончатся чернила. Так появилась первая одно­разовая ручка.

Выражением быстротечности является аренда. Ее распространение явля­ется характерной чертой постиндустриального общества, стремящегося к постиндустриализму. Во время Великой депрессии, когда миллионы оказа­лись без работы и жилья, стремление обрести собственный дом стало мощ­ной движущей силой капиталистического общества. В США уже после Вто-

рой мировой войны возрос процент строящихся домов, предназначенных для аренды. Еше в 1955 г. для квартир внаем было предназначено только 8% новых построек. К 1961 г. их количество достигло 24%. В 1969 г., впервые в США, большинство зданий было построено под квартиры, а не под частные дома. Жизнь в квартирах, по разным причинам,— просто существование. Что касается молодежи, то она, по словам профессора Бергмана Келли, хочет получить «жилье с наименьшими затратами». Минимум затрат — это как раз то, что потребитель одноразовой продукции получает за сво<

Что будет с Землей, если ось ее сместится на 6666 км? Что будет с Землей? - задался я вопросом...

Что способствует осуществлению желаний? Стопроцентная, непоколебимая уверенность в своем...

ЧТО ПРОИСХОДИТ, КОГДА МЫ ССОРИМСЯ Не понимая различий, существующих между мужчинами и женщинами, очень легко довести дело до ссоры...

Что вызывает тренды на фондовых и товарных рынках Объяснение теории грузового поезда Первые 17 лет моих рыночных исследований сводились к попыткам вычис­лить, когда этот...

Не нашли то, что искали? Воспользуйтесь поиском гугл на сайте: