|
|
К вопросу о русском вероисповедании ⇐ ПредыдущаяСтр 9 из 9 Часто ставят вопрос: какое вероисповедание победит в России? Будет ли это западный протестантизм или восточное греческое православие? Я лично полагаю, что в России будет русское христианство - так же, как в Германии есть немецкое, и в Византии было греческое. Притом это будет христианство свободно принятое, а не внушенное сверху, со стороны власти, до известной степени предписанное, как это было в X веке, во время крещения Руси. [Мысли о свободном религиозном самоопределении я излагал уже в начале 1918 г. в публичной лекции на тему: "Нужна ли нам религия и какая?" (в новой Богословской Аудитории Московского Университета).] Наконец, это будет христианство не X века, а XX века - ибо Дух Святый говорит Церквам и доныне. Верую, что по-настоящему насытится русская душа лишь вселенским христианством, представляющим синтез, сочетание западной мужественной активности и восточной нежно-женственной созерцательности. Ценности православия, его некоторые глубокие догматические толкования, его пение и музыка должны быть сохранены и оживотворены той сознательной личной верой, которою богато свободно-евангельское христианство. Это сознание все больше проникает в сердца верующих обеих Церквей. А что евангельское движение способно не только внешне расти, но и внутренне развиваться, об этом свидетельствуют хотя бы следующие факты. В Москве одно время собиралась маленькая группа из руководителей различных евангельских течений для совместного обсуждения Никео-цареградского символа веры в свете Слова Божия. Я участвовал в ней. До моего отъезда из России мы дошли до X члена, и все единодушно признали формулы Символа веры вполне согласными со Св. Писанием (в нашей среде были представлены - баптизм, евангельское христианство, менонитская община, адвентисты, христиане-трезвенники, Армия Спасения). На одном из собраний Евангельской общины, во время совершения Тайной Вечери - я, согласно поручению пресвитера, объяснял значение евхаристических хлеба и вина и подчеркивал слова апостола Павла: "Чаша благословения, которую благословляем, не есть ли приобщение Крови Христовой. Хлеб, который преломляем, не есть ли приобщение Тела Христова" (1 Кор. 10:16). В соответствии с этим я привел слова одного из древних церковных писателей: "Видимо принимая хлеб и вино, невидимо, духовно, мы принимаем Тело и Кровь Христовы". Я призывал также воздерживаться от всяких догматических споров и определений, ибо что может постигнуть плотский ум человека, когда он "вторгается в то, чего не видел?" И не лучше ли, избегая умствования, рационализма, в глубоком молчании принимать Тайну искупления: "Да молчит вся земля перед лицем Его"; а рассуждать больше о нравственных условиях, об этике преломления, чтобы участвовать в Тайной Вечери достойно? После собрания многие (в том числе руководящие братья) подходили ко мне и выражали свое сочувствие по поводу сказанного; благодарили за новое освещение вопроса, отвечавшее, по их словам, назревшему сознанию членов общины. 22 ноября 1922 г. происходило знаменательное собрание в Московской общине Евангельских Христиан. Целью его было, согласно инициативе Евангельского Союза, объединить в молитве всех христиан, независимо от их церковного направления (включая и православных). Народ прямо ломился в зал, кое-как вместивший около тысячи человек. Выступали с речами представители разных вероисповеданий. Присутствовал архиепископ Антонин, священник Б., протодиакон и др. представители православия (не принадлежавшие ни к Тихоновской, ни к "Живой" Церкви). Общий тон, звучавший во всех речах, был призыв к единству всех верующих. Пресвитер евангельских христиан предложил всему собранию спеть Символ веры, этот, по его выражению, "прекрасный гимн Христу". Пение было единодушное, могущественное, потрясающее. Архиепископ Антонин закончил свою речь свободной молитвой, простой и вдохновенной. Мне было поручено говорить дважды - в середине и в конце собрания. Я не мог назвать какой-либо общины, представителем которой я являюсь, и я начал так: "Я верую во едину, святую, соборную и апостольскую Церковь и дерзаю здесь выступать во имя Главы ее Господа Иисуса Христа. Перед Церковью, - говорил я далее, - всегда было два пути: или это было обмирщение, путь великой блудницы, сидящей на звере багряном, т. е. опирающейся на кровавое насилие государства, или это был путь "жены, облеченной в солнце", путь апостолов, исповедников и мучеников"... Постепенно в зале нарастал дух единства. Казалось, русская душа, расколотая разными церковными течениями, устремилась к своей собранности и цельности, и, когда пели "Христос Воскресе" (это не была Пасха, но было вневременное переживание радости Воскресения), - могучий подъем слил всех воедино; казалось, и стены вибрировали в созвучии с нашим пением. Многие плакали. Одна женщина в молитве со слезами изливала свою радость и благодарение Богу, ибо исполнилась наконец молитва ее сердца - о единстве верующих. После собрания гостям был предложен чай. Я сидел около архиеп. Антонина. - Вы как себя определяете? - спросил он: - баптистом или евангельским христианином? - Я не примыкаю в собственном смысле к какой-либо общине, но в основных взглядах, в частности, в вопросе о крещении я разделяю убеждения этих обоих течений - баптистов и евангельских христиан и потому нахожусь с ними в тесном общении. Одесса Вслед за этим собранием я был приглашен в Одессу для чтения лекций. Транспорт уже налаживался. От Москвы до Одессы я ехал приблизительно двое с половиной суток. Добыл билет III класса с плацкартой и спальным местом, В вагоне было тепло, чисто и светло благодаря электрическому освещению. Я давно так не ездил и, лежа на своей верхней полке, хорошо отдохнул. И это было очень кстати - ибо в Одессе пришлось прочесть много лекций (всего было за три недели 17 собраний). Город еще не вполне оправился от страшного голода предыдущего года. Старый профессор университета, которого я посетил, описывал ужасы, свидетелем которых он был. На каждые два-три квартала можно было встретить на улице труп умершего от голода человека. По утрам их собирали на особые дроги, и человек, управлявший лошадью, сидел на них запросто, как на куче дров - до того это явление стало уже обычным. Сам профессор, за недостатком топлива, сжег значительную часть своей мебели. Еще и теперь можно было встретить на улицах людей, у которых вместо обуви были на ногах тряпки, обвязанные бечевкой. В общем разные области России поочереди переживали голод, - и тут сказывался своего рода закон нравственного возмездия. Я помню, как жители богатых поволжских губерний отказывались даже продавать хлеб приезжим голодным из Москвы. Ездивший туда на поправку больной директор одной московской гимназии рассказывал мне, что в Саратовской губернии можно было умереть с голоду среди гор хлеба. И что же? Года через два нужда в хлебе дошла в этой местности до того, что люди дошли до трупоядения и людоедства. История голода в России подтвердила истинность изречения: "неурожай от Бога, а голод от людей".* * * С особенным интересом я посетил в Одессе общину евреев-христиан. Они исповедуют Иисуса Христа, как Мессию, и вообще принимают целое Евангелие. Они примыкают в настоящее время к Союзу Евангельских Христиан, объединяясь с ним в верованиях. Своего еврейского происхождения они не только не скрывают, но подчеркивают именно то, что, будучи евреями по плоти, они открыто признают Иисуса Христа как Богочеловека и Мессию Израиля и всего человечества. При старом режиме они сознательно отказались пользоваться государственными привилегиями, присвоенными христианам, обозначали себя как евреев в паспорте и подвергались вместе с прочими евреями всем правовым ограничениям, жили только в черте оседлости и т. д. За это прочие евреи (иудеи) уважают этих евреев-христиан. С своей стороны русские относятся очень сочувственно к евреям-христианам. Во время погромов многие евреи находили в общине последних надежное убежище. Устроить в этой общине лекцию с открытым объявлением мне местные власти не разрешили, так что пришлось ограничиться частными приглашениями. Пришло все же человек сто. У общины хороший зал. На входных дверях, на стекле выгравированы на древнееврейском языке слова из Библии. Во время собрания поются духовные гимны Христу на ново- и на древнееврейском языке. Я читал здесь лекцию на тему: "Христос и евреи". Молитву произносил старый еврей-христианин. Он рассказывал мне, как он пришел к вере во Христа совершенно без помощи миссионеров или вообще христиан, но исключительно благодаря чтению Евангелия. Этот проповедник подарил мне Новый Завет на древнееврейском языке на память. Другой еврей, старик лет 60, человек любящий Христа, горячо молился после нашей беседы с ним. Он бы уже принял крещение, но, по его словам, его удерживает страх огорчить свою престарелую мать. Эта и другие беседы дали мне лишний раз почувствовать, как жаждет своего Мессию еврейский народ и как он горячо любит именно Иисуса Христа, - только бы мы, христиане, не заслоняли собою Его святой и совершенный образ и свидетельствовали Израилю о Божественной любви прежде всего путем нашей любви ко всем, и к этому народу, в частности. С другой стороны, атеистическое направление растет и среди еврейской молодежи. Незадолго до моего приезда - некоторыми ее представителями было устроено "комсомольское" шествие; это было в Судный день (Йомкипур). [Комсомол - коммунистический союз молодежи.] Они останавливались около синагог с кощунственным криком "Weg mit Gott!", но без видимого влияния на молящихся. Побывал я также в местном украинском православном храме. (К этому времени образовалась украинская автокефальная церковь). На литургии было полно народу. Иконы были нарядно убраны вышитыми полотенцами согласно местному народному обычаю. Какая-то особая мягкость и поэтичность создавалась задушевной украинской речью. А какое пение! Особенно потрясло меня исполнение запричастного стиха: пели духовный стих о Страшном Суде, полный священного трепета, тревожно зовущий, будящий беспечную душу от сна...* * * Мое любимое место в Одессе - берег моря. Я старался каждый день быть на берегу. Видел его и в ясный солнечный день, когда иссиня-изумрудные волны с белой жемчужной пеной играли и нежились в солнечных лучах и с тихим рокотом набегали на прибрежные камни. Видел его и в бурную погоду - под темным небом: передо мною поистине было Черное море. Высокие водяные валы, гремя и сверкая, с бешеной яростью бросались на берег... Я любил подолгу следить за уходящими парусными судами. Вон уж виднеется только белое крыло полотнища, все бледнее и бледнее... и наконец оно растаяло в синеющей туманной дали. Они идут один за другим, туда, в неведомые края... В душе у меня являлось странное чувство, что и я уеду скоро туда же в далекое путешествие. Меня что-то влекло и чудилось в этих неясных перспективах что-то красивое, неизведанное, новое. Впрочем, в этих грезах подсознательно отражалось и действительное приглашение, которое в июле 1922 г. я получил с Запада - меня звали на время туда для духовной работы, для свидетельства о Христе, между прочим, среди русских, рассеянных на чужбине.В Московском ГПУ В середине декабря вдруг приходит ко мне в Одессу телеграмма: "Выезжай немедленно прямым поездом Москву". Внезапное беспокойство овладело мною: не мать ли умерла? Предаю все на волю Божию и сейчас же снаряжаюсь в путь. Всю дорогу готовлюсь внутренне ко всяким возможностям. С бьющимся сердцем приближаюсь к Москве. На вокзале меня встречает одна знакомая и тихо говорит мне: "У вас был обыск... Могли арестовать вас в Одессе. Поэтому мы вызвали вас телеграммой в Москву, чтобы избавить вас от этапных переездов и т. п. осложнений". Дома мне сообщают, что агент ГПУ, производивший обыск, искал меня и успокоился лишь тогда, когда ему обещали вытребовать меня немедленно из Одессы. [Государственное Политическое Управление, созданное на место Чеки.] Прошел день, два... Мы начали успокаиваться... Может быть, обыском дело и ограничится. Во время обыска были взяты мои письма, и среди них то письмо, в котором заграничные друзья приглашают меня на Запад. Это вызывало у нас особенное беспокойство, так как опять открывалось поле для всевозможных подозрений в связи с заграничной перепиской. Через несколько дней после моего приезда вдруг слышим среди ночи тихий стук в дверь - такой деликатный, карандашиком. Отворяем -... о н, в шлеме со звездой, стоит, придерживая одной рукой велосипед. - Гражданин Марцинковский дома? Это вы? Вот, пожалуйста, прочитайте и распишитесь. - И он протягивает мне книгу для расписок. "Предлагается гражданину Марцинковскому явиться в ГПУ, Лубянка N 2, комната N такой-то, с предъявлением данной повестки... к 12 часам такого-то дня декабря 1922 г.". Ну, вот начинается... И в доме опять возникает волнение, беспокойство, строятся предположения. К этому времени наша внешняя жизнь уже стала входить в нормальную колею. Я опять жил в моей маленькой комнатке. По вечерам мы собирались там вместе у маленькой горящей печки, пили чай, дружно беседовали и в заключение всей семьей молились на сон грядущий... И вот опять тревога... "Что день грядущий мне готовит?" В назначенный день и час иду на Лубянку. У дверей караульные тщательно просматривают мой пропуск. Поднимаюсь наверх. Ох, эта бесконечная лестница! Недаром сказал Данте: "Тяжело подыматься по чужим лестницам". Попадаются навстречу служащие с портфелями, "советские барышни", т. е. служащие здесь же телефонистки, машинистки; иногда видишь медленно спускающуюся фигуру священника. Вот и требуемый этаж. Дальше бесконечные коридоры. В них легко заблудиться. Наконец, вот и дверь с нужным мне номером. Это в отделе по "особо важным делам", - стол, который на местном языке называется "поповско-сектантским". Вхожу... И не знаю, выйду ли обратно. Карманы моего зимнего пальто сильно оттопырены: в них вещи, необходимые для тюремной жизни - железная чашка, деревянная ложка, крохотная подушечка, зубная щетка, мыло и полотенце - все, что в случае ареста необходимо в первое время, "до передачи". За несколькими столами сидят люди в форме защитного цвета... К одному из них направляют меня. Это мой следователь, человек лет 30, бледный брюнет, с добродушной усмешкой на лице. Говорит со мной вежливо и мягко. Начинается допрос. Сначала снимаются формальные сведения (где, когда родился и т. д.). Потом выясняются мои убеждения. Особенно подробно выспрашиваются мои взгляды на войну и военную службу. "Вы толстовец?" - "Нет... Мы выступали иногда вместе на публичных диспутах, и потому, вероятно, вы нас смешиваете". "Чем же отличается ваша вера?" - "Мы исповедуем целое Евангелие, мы веруем не только в мораль Нового Завета, но и в Самого Христа, распятого, воскресшего и паки грядущего". - "Что же вы можете сказать о толстовцах?" - Об этом пусть они вам скажут сами. - Как вы относитесь к военной службе? - Как христианин, я отрицаю ее. - Вы отрицательно относитесь ко всякой войне? -Да. Дальше начинаются прения по этому вопросу. Следователь представляет мне разные случаи самообороны, защиты слабых, в частности, защиты "завоеваний русской революции". С ним было интересно поговорить. По-видимому, и со мной он о многом говорил ради "чистого искусства" - может быть, и для того, чтобы поупражняться в диалектике и защите своих взглядов, а может быть, чтобы лучше выяснить мою позицию; во всяком случае, не думаю, чтобы он рассчитывал меня переубедить, хотя в тоне его чувствовалась и эта тенденция. "Считаете ли вы возможным открыто призывать солдат бросать оружие?" - "Этого я никогда не делаю. Я воздерживаюсь от политической пропаганды антимилитаризма... Считаю это нецелесообразным. Если солдат бросит оружие, не желая защищать отечество, а затем дома будет угощать побоями свою жену - то такой пацифизм я считаю противоестественным и вижу в нем просто шкурничество. Если же человек действительно переродился духом и стал ко всем питать любовь и всепрощение, начиная со своих домашних, то он, без всякой пропаганды, будет стремиться исполнять евангельский завет о любви к врагам и не пойдет убивать"... - Да, по Евангелию это так... - сказал следователь. - А как вы вообще относитесь к государственной власти? Расскажите об этом более подробно. - Я признаю власть, я не анархист... Пока существуют зло и грех и люди не возродились через Христа - власть необходима для порядка в обществе. Я различаю три состояния общества: 1) варварское, когда господствует произвол низших инстинктов и насилие; это, так сказать, свобода без дисциплины; 2) государственное - это дисциплина без свободы, точнее, при этом состоянии дисциплина ограничивает злоупотребление свободой; 3) благодатное, когда люди, возрожденные благодатью через Христа, сами устраняют или ограничивают свои дурные желания, хищнические инстинкты, порождающие насилие, эксплуатацию и т. д. Это Царство Божие, состояние, когда в человеке властвует Сам Бог, и потому тогда уже не нужна никакая милиция, никакое вмешательство государственной силы и внешнего закона. Закон уже написан в сердцах людей - и они сами хотят добра и в состоянии его творить... Следователь, человек, по-видимому, простой, не очень образованный, прекрасно понял мою мысль. - Значит, вы, христиане, хотите всех людей перевести в это третье состояние, в Царство Божие? - Именно... А пока этого нет, необходима государственная власть. Принцип власти установлен Богом. Без нее в обществе царил бы хаос и торжество грубой силы... - Итак, вы признаете необходимым подчиняться власти? - Да... Но в пределах христианской совести... - Где же эти пределы?... "Ну вот, например, когда советская власть посылала нас на принудительные работы - чистить улицы, железные дороги от снега, я шел это делать, ибо это полезная для общества работа. Но когда тот или иной представитель власти запрещает мне проповедовать Евангелие, я не повинуюсь ему, ибо "надо больше повиноваться Богу, чем человекам". Даже ради интересов самой власти я не должен повиноваться таким приказам, ибо религия вообще лежит в основе всякого общественного порядка. И власть, которая, будучи в принципе установленною Богом, идет против Бога, подрывает сама себя, свой авторитет... Точно так же я не могу пойти по приказу власти убивать моих ближних. Это тоже противоречит моей христианской совести". Допрос кончается. Наступает решительный момент. "Можете идти домой". - "А я уж думал, что вы опять меня засадите... Вот видите, захватил с собой вещи для тюрьмы"... Следователь улыбается. - Если бы это была Чека, то, может быть, тем бы и кончилось... Но так как это ГПУ, то вы должны только дать подписку о невыезде из Москвы. Вот эти ваши письма и бумаги вы можете забрать. Я вижу среди бумаг заграничное письмо, то, в котором меня приглашают за границу, и прошу вернуть его мне, но следователь не соглашается и говорит: "Оно для нас важно". Я с чувством некоторого удовлетворения иду домой. Кончилось гораздо лучше, чем мы ожидали. Но - увы! Через несколько дней опять карандашик тихо стучится в дверь... И с тех пор пошли постоянные ночные ожидания этого стука. - Вы куда? - спрашивают меня знакомые на улице около 12 часов дня. "На службу"... - говорю я. "То есть? Где же вы теперь служите?" - А вот служу... в ГПУ... - смеюсь я: - В присутственные часы должен быть там.Высылка за границу В первый день Нового Года состоялся духовно-музыкальный вечер в московской Евангельской общине. Исполнители много чувства вкладывали в свое искусство. Я играл на скрипке. И тоже старался через струны передать то, что томило душу - и грусть и протест против несвободы, которая связывает меня. Завтра опять на допрос, и будет объявлена резолюция ГПУ. Что за приговор ожидает меня? Но - ничто не может случиться без Божьего допущения. Певец, при глубокой тишине переполненного зала, поет мощным басом знаменитую песнь, кажется, из времен гонений на гугенотов:Господь, в моих песнях я славил * * * Наступило Рождество. [Праздновалось по старому стилю, т. е. 7 янв. 1923 г.] Как нарочно, Москва была удивительно хороша в эти дни - вся в пушистом снегу, белой фатой, словно грезой овеянная... В сочельник я посетил храм одного знакомого священника, известного красноречивого проповедника. Он стремится всю общину преобразовать в духе древнехристианского братства, примыкая в церковном смысле к упомянутому выше "пресвитерианскому" течению. На первый день Рождества внезапно умер мой близкий друг, бывший член нашего кружка, впоследствии ставший священником. Он пришел от ранней обедни домой, чтобы отдохнуть перед поздней литургией. Причесывал волосы - и вдруг упал бездыханный. [Он был в числе двух друзей, арестованных вместе со мною в Самаре; это он именно заявил, что не выйдет из-под ареста, если и меня не выпустят на свободу.] Я был на его погребении. Отпевание происходило на Маросейке. В старинном небольшом храме с колоннами было душно от множества народа. Я входил в 6 часов утра, как раз, когда пели Херувимскую (в этом храме бывают иногда всенощные стояния, которые продолжаются с позднего вечера до раннего утра). Херувимскую пели на мотив известного песнопения Страстной недели, которым сопровождается обряд погребения Христа ("Благообразный Иосиф"...) Этот мотив и всегда производил на меня глубокое впечатление, особенно, на заре Великой Субботы - теперь же он соединял в душе так много переживаний, связанных с памятью почившего друга! Дня за два перед его кончиной я посетил его: он огорчился сообщением о моей высылке. Мы вместе молились. Он ободрял меня, говоря, что Бог употребит и эту возможность для расширения моей работы во славу Его. После литургии и панихиды почти весь народ пошел провожать гроб на кладбище. Духовенство шло в ризах, несли хоругви и пели. Никто не препятствовал процессии.Последние дни в Москве Вызовы в ГПУ продолжаются. О визе в Германию я должен хлопотать сам. Немецкое консульство в обычном порядке переписывается с Берлином. Как всегда, эта процедура затягивается. Десятидневный срок уже истек. Меня опять вызывают и задают вопрос, почему я все еще в Москве. Заграничный мой паспорт давно готов; в нем не хватает только въездной визы Германии. Дни идут за днями, проходит январь и февраль. Я продолжаю читать свои лекции, - то в общине евангельских христиан, то в общине баптистов на Петровке. Всего я прочел их, уже в состоянии изгнанника, около десяти. "Поберегись, - говорили мне друзья: - а то обозлишь их - они тебе сделают что-либо хуже высылки за границу". Помню большое собрание на Мещанской улице (в Евангельской общине) на тему: "Христос и евреи". К этому времени уже и в Москве образовалась небольшая группа евреев-христиан, и они устроили это собрание. Двое молодых евреев-христиан говорили перед этой многолюдной толпой (человек 800 было) с таким жаром о Христе и Евангелии! Особенное впечатление произвело исповедание молодой еврейки, прибывшей из екатеринославской общины евреев-христиан. Итак, я продолжаю свои выступления. Могли я молчать, когда они, проповедники атеизма, агитировали все громче? На Рождество было устроено шествие комсомольцев. Москвичи сознательно не хотели быть даже в числе пассивных зрителей этой процессии, чтобы не увеличивать количественного впечатления кощунства. Был там мой знакомый и затем передал мне свое впечатление. Одна подробность этой процессии заслуживает внимания: изображался священник в ризе с кадилом; он кадит лениво, нарочито зевая и крестя рот. Ведь такое небрежение осудила бы и совесть верующих - и разве это не доказывает лишний раз, что атеизм есть иногда не что иное, как протест во имя несознаваемой правды против ее искажений. (Такое неверие Владимир Соловьев называл добросовестным.) Шествие кончилось сожжением на площади изображений Христа, Магомета, Будды и т. д. Подобные процессии скоро возбудили против себя народное мнение. Еще раньше был издан декрет, запрещающий оскорблять религиозное чувство народа под страхом наказания. В результате, эти демонстрации были перенесены с улицы в закрытые клубы комсомола (так, например, праздновалась комсомольская "Пасха" в 1923 г.). На одной антирелигиозной лекции Луначарского на кафедру была подана из толпы записка следующего содержания: "Теперь я вижу, что Бога нет, ибо, если бы Он существовал, Он покарал бы вас за подобную лекцию". Эта записка вызвала дружный смех в зале, - и именно по адресу ее автора. Видно, даже атеистическая совесть осмеивает такое заключение, ибо она знает, что если Бог есть, то Он соединяет в себе и любовь и долготерпение. Бог признает свободу человека, попуская полное ее выявление и в дурную сторону. Он ищет свободного избрания Добра со стороны человека. Не потому ли в притче о блудном сыне отец удовлетворяет желание младшего сына, требующего следующую ему часть имения, чтобы пожить ему по своей воле? И не потому ли Бог допускает сожжение изображения Христа, чтобы изобличить ложное благочестие некоторых русских людей и "вынести грехи народа перед лицо его", на всенародное сознание? Разве нарушать заветы живого Христа - не значит Его "распинать в себе?" [Евр. 6,6.] Разве возжигать лампаду перед иконою Христа и в то же время в жизни оскорблять Евангелие, "попирать Сына Божия" [Евр. 10,29], жить в обмане, разврате, хищениях - не хуже, чем сжигать только Его изображение на площади? Терпел же и тогда Бог и ждал покаяния, "не желая, чтобы кто погиб, но чтобы все пришли к покаянию" [2 Пет. 3,9]. О, революция - есть великое разоблачение. И эти охмелевшие от безудержной свободы и бесшабашности юноши, - участники антирелигиозных демонстраций, - в сущности, это мы сами, только лишенные всех масок, прикрытий и декораций ложного, лицемерного благочестия. Поистине, для выявления нашего внутреннего духовного убожества и скрытого кощунства Бог попустил эти кощунства наружные. Иного успеха они иметь не могли, ибо отрицанием, насмешкой и критикой долго нельзя привлекать, и даже сам безбожник этим нигилизмом долго сыт не будет. Подлинно увлекает, творит и строит в жизни не отрицание, а утверждение. И потому естественно стал привлекать внимание народа в противовес комсомолу (или, по народному выражению, - "максомолу" [искаженное слово "марксо-мол"]) христомол - движение христианской молодежи. О нем недавно сообщала заграничная газета "Руль", упоминая о том, что оно организовано баптистами и имеет большой успех. Агитаторы безбожия жалуются, что христомол своими идеалами и жизнью "перетягивает" лучших представителей комсомола. О самоотверженном исповедничестве христианской молодежи свидетельствует хотя бы нижеследующий случай, происшедший несколько лет тому назад. Группа молодежи проповедовала Евангелие на улице, в одной деревне русской Украины. Прибывший туда отряд махновцев-анархистов потребовал прекращения проповеди - и в результате неповиновения юные свидетели Христа были мученически убиты. Одна из них, девушка 18 лет, еврейка-христианка (Регина Розенберг) - по словам очевидцев, шла к месту казни с улыбкой восторга на лице. Показыва  ЧТО ПРОИСХОДИТ ВО ВЗРОСЛОЙ ЖИЗНИ? Если вы все еще «неправильно» связаны с матерью, вы избегаете отделения и независимого взрослого существования...  Что делать, если нет взаимности? А теперь спустимся с небес на землю. Приземлились? Продолжаем разговор...  ЧТО ПРОИСХОДИТ, КОГДА МЫ ССОРИМСЯ Не понимая различий, существующих между мужчинами и женщинами, очень легко довести дело до ссоры...  ЧТО ТАКОЕ УВЕРЕННОЕ ПОВЕДЕНИЕ В МЕЖЛИЧНОСТНЫХ ОТНОШЕНИЯХ? Исторически существует три основных модели различий, существующих между... Не нашли то, что искали? Воспользуйтесь поиском гугл на сайте:
|