Сдам Сам

ПОЛЕЗНОЕ


КАТЕГОРИИ







Владимир Филимонович Марцинковский





(Краткий биографический очерк)

В. Ф. Марцинковский родился в 1884 году в селе Дермань, на Волыни, в юго-западной части России. Окончил гимназию с отличием (получил серебряную медаль) и поступил на историко-филологический факультет университета в Санкт-Петербурге, который и окончил также с отличием. В годы студенчества с ним произошло событие, которое дало совсем другое направление его жизни: в 1904 году он встретился со Христом Иисусом. Человеком, которого Господь для этого употребил, был известный руководитель Христианского студенческого движения барон Павел Николаевич Николаи (подробнее об этом событии см. прилагаемый очерк "Из моего религиозного опыта"). По окончании университета наступили годы плодоносной деятельности: как преподавателя гимназии, основателя и руководителя студенческих кружков по изучению Библии и литературы, так и простого книгоноши, евангелиста, учителя воскресной школы и т. д. Он устраивал лекции на фабриках и заводах, посещал тюрьмы и распространял Слово Божие "вовремя и не вовремя". В 1913 году П. Н. Николаи пригласил его посвятить всю жизнь работе среди студенчества. Марцинковский внял его призыву, и почтенную должность государственного служащего с обеспеченной пенсией переменил на служение секретаря Христианского студенческого движения, материальное обеспечение которого стояло только на вере. С тех пор он посещал университеты Петербурга, Москвы, Киева, Одессы, Самары и других городов в качестве лектора, и везде организовывал группы любителей изучения Слова Божия, и эти нежные насаждения он поддерживал и оберегал даже во время бурь и тревог первой мировой войны и в годы революции. В 1919 году университет в городе Самаре пригласил его занять должность профессора на кафедре этики. В годы революции Христианское студенческое движение устраивало публичные лекции по всей стране, на которых в большинстве случаев выступал В. Ф. Марцинковский. Большие плакаты, развешенные на улицах городов, местечек и сел, привлекали тысячи людей, которые охотно заполняли аудитории, залы и молитвенные дома. Вот некоторые из многообразных и плодотворных видов его деятельности в тот период: лекции, литературная работа, встречи и диспуты с выдающимися деятелями антирелигиозного движения (Луначарским и др.), отсиживание коротких и продолжительных сроков в тюрьме. Каждый раз по выходе на свободу он бесстрашно продолжал читать лекции о единственном пути к счастью, т. е. о вере в спасающую силу Господа Иисуса Христа. Хотя власти признали его "аполитичным", все же в 1923 году он был изгнан из СССР и поселился в Праге. Когда Марцинковского изгоняли из России на три года, ему говорили, что после этого времени даже слово "Бог" более не будет встречаться в русской литературе... С тех пор прошли десятилетия, но имя Бога не исчезло со страниц книг, и тем более живо оно в сердцах людей. После изгнания Владимир Филимонович продолжал свою деятельность, читал лекции в университетах и церквах Европы, писал книги, проверял переводы Библии на украинский и русский языки. - Мой адрес - это купе третьего класса для некурящих, - говаривал он. - Почему третьего? - Потому, что нет четвертого класса, - отвечал он. В 1930 году Господь привел его в Палестину, и его глубокая заинтересованность израильским народом нашла полное удовлетворение. В Палестине он женился на дочери американского археолога Готлиба Шумахера, который в 1903 г. откопал Мегиддо (Армагеддон, Откр. 16:16) - место последней великой битвы, упомянутой в Библии. Марцинковский с супругой поселились на горе Кармель. Когда образовалось государство Израиль, он принял гражданство. Живя в Палестине, он проповедовал Евангелие как евреям, так и арабам, и многие годы был руководителем общины в городе Хайфа. Малые евангельские общины в разных местах Израиля являются доказательством, что эти два народа (евреи и арабы) могут жить мирно и счастливо вместе, сидеть в братском общении у стола Господня. Одна сестра из Германии подарила ему магнитофон, и с тех пор профессор Марцинковский имел возможность передавать евангельскую весть через радиостанцию в Монте-Карло, что было великим наслаждением для его сердца. Таким способом он мог достигать любимый им русский народ. 9 сентября 1971 года верный служитель Божий отозван к высшему служению. Болезнь была непродолжительной, но тяжелой, ему только что исполнилось 87 лет. "И разумные будут сиять, как светила на тверди, и обратившие многих к правде - как звезды, во веки, навсегда" (Дан. 12:3).

Из моего религиозного опыта

Это было в 1903 году. В долгий зимний вечер я сижу в своей крошечной студенческой комнате, в Галерной гавани, в Петербурге. На столе тускло горит лампочка с самодельным абажуром. Тускло на душе. Тогда я читал уже Евангелие, хотя видел в нем лишь нравственные идеи, а жизнь была так далека от них, не было сил жить. Как студент я работал усердно, но тяжелые мысли о бесцельности, а главное о собственном нравственном бессилии - наводили не раз печальные думы. И так сижу и размышляю. Вдруг стучат в дверь. Входит горняк - мой товарищ по гимназии, А. Ш. Разговорились. - Слушай... Тут есть новый студенческий кружок, христианский... пойдешь? - В чем дело - какой кружок? - Проповедуют живое христианство... Каждый должен быть возрожденным духовно. И эти возрожденные христиане объединяются во всем мире. Пойдем туда, очень интересно. В ближайшее воскресенье мы пошли вместе. Это было далеко от меня, за час ходьбы. Входим. Собрание еще не начиналось. Студенты пьют чай, некоторые стоя. Иные ведут горячий спор. Есть универсанты, большинство путейцы, технологи, политехники. Раздается хлопанье в ладоши: приглашают кончать чай. Переходим в соседнюю комнату. Она очень уютная. По стенам гравюры с изображением парусных и весельных судов (хозяин в молодости увлекался морским спортом), полки с книгами. Студенты - человек 30 - садятся в кружок. Посредине руководитель - Павел Николаевич, лет сорока, среднего роста, худощавый, гладко выбритый с бакенбардами. Лицо такое простое и близкое. Встает. - Начнемте краткой молитвой, друзья. - Все поднимаются с мест. Я в первый раз слышу такую простую, свободную молитву к Богу, чтобы Он нас всех благословил и просветил словом Своим. Я почувствовал не формальную молитву по обязанности, а что-то такое естественное, как дыхание, и в то же время я ощутил как бы чье-то невидимое присутствие. Садимся. После краткого вступления он читает притчу о блудном сыне. Читает так задушевно, объясняет так жизненно, проникновенно, так по-новому, и я (как, наверно, и все) чувствую, что речь идет обо мне, о каждом из нас. Это я блуждаю вдали от Отца, питаюсь рожками, умираю от голода. Самое главное - впервые я почувствовал в Евангелии новую сторону. До сих пор оно представлялось мне суровым идеальным учением о долге, которого я не могу выполнить. "Ты должен, ты должен"... А теперь откуда-то из глубины звучал ласковый ободряющий голос Отчий: "ты можешь... Приди таким, как есть... Я дам тебе белую одежду и перстень, сверкающий красотою... Я возлюбил тебя... ради тебя Я пришел..." Как будто распахнулась дверь из тьмы и холода в высокий зал, где радостно и светло. Столько тепла и света пролилось сразу в мой одинокий, угрюмый мир, душа дрогнула, затрепетала. И я мог бы сказать, что уже тогда повернулся к христианству; по крайней мере, решил ходить в кружок. И когда он кончил, то, заметив во мне новое лицо, подошел так дружески, приветливо сказал несколько слов, просил запросто заходить, если есть какие-нибудь затруднения. Я шел домой переполненный новыми мыслями, надеждами. Так я познакомился с Павлом Николаевичем, основателем Русского студенческого христианского движения. Биографии его я сейчас не собираюсь писать - это дело будущего, когда будет собрано достаточно материала. Эта биография нужна... С его личностью связана самая лучшая сторона моего студенчества, самое важное решение в моей жизни, самое радостное, чем я живу до сих пор. Он был способен толкнуть на важные шаги. Больше всего он, конечно, привлекал нас своим душевным обликом. В народе его называли "святым человеком". Но специфической "святости" не было в его лице. Ни елейности, ни благочестивой фразы, ни поучительного тона... Быть, а не казаться, вот что звучало в его поступках, в искреннем слове, в простых манерах. Он просто говорил о возвышенном, также искренне шутил со студентами, с детским смехом бросался сосновыми шишками в лесу в перерывах конференции. Удивительное сочетание, которое может создать только Христос в своей школе: кротость такая, что я никогда не видал его раздраженным, но вместе с тем твердость, которая стояла, как финляндский гранит, против всех запрещений со стороны представителей власти. Молчание - единственный ответ на клеветы, который позволяло ему его благородство. И это был не только гранит, который стоит на своем, но боец, рыцарь, который отважно бросает перчатку пороку, неверию, мещанству. - Мы - движение не оборонительное, но наступательное! - вот лозунг, который он с зажигательной силой бросал в русское студенчество, жаждущее действия и движения. - Каждый христианин - миссионер. - Если не идем вперед - идем назад. - Если не рост - то тление. - Стоячая вода портится, - таковы его любимые афоризмы. Горячая, вечно-юношеская вера двигала его среди всех трудностей, влекла его из города в город, из Петербурга в Москву, Киев, Юрьев. Он был душою нашего движения. Этим движением был он сам, бесшумным, тихим, какое бывает в хорошем механизме. Мы согласны с нашими братьями на Западе, что он "отец" нашего движения, потому что он отдал ему свою жизнь, и многие из нас, посвятившие себя работе в этом направлении, получили толчок от него. И вместе с тем его преданность не была фанатизмом, потому что это была преданность не своей излюбленной идее, хотя бы и о Боге, но преданность Богу, Который есть Жизнь, Мудрость, Дух Которого дышит, где хочет. Поэтому он был так искренне интерконфессионален, т. е. умел чувствовать, или, как говорят эстетики, вчувствовать, принять в свое чувство чужой обряд, чужое толкование. Правду сказано, что слог - это человек. Павел Николаевич был выдающимся проповедником, притом, что так редко бывает, проповедником и для интеллигенции, для студенчества. Он был незаурядный стилист. Он владел простым, ясным стилем Библии; его библейские этюды "Моисей", "Иаков", "Закхей", "Самарянка" и др. - представляют незабываемые, классические примеры религиозной речи, где нет лишних слов, нет пряностей, все ясно, сжато, выразительно. Это потому, что говорил он лишь о том, что для него было ясно, как утро. Потому что в душе у него было ясно. К тому же он обладал недюжинным умом, утонченным благодаря юридическому образованию, знанию языков (он говорил свободно на английском, французском, немецком, шведском, финском), обогативших его словарь, оттачивавших его мысль тонким выражением. Глубокое знание Библии и соответственной литературы и многолетний опыт ведения кружков для изучения Евангелия дали ему возможность составить образцовое, единственное на русском языке, пригодное для групповых студенческих занятий - "Пособие к изучению Евангелия от Марка". При всем том слово его было согрето личным переживанием, кротким благоговением и сочувствием ищущим, томящимся душам. И это раскрывало глубину внимания. Без утомления, ловя каждое слово, мы могли слушать его долго, хотя, впрочем, он никогда не злоупотреблял временем. Не будучи формалистом или педантом, он, однако, имел в себе столь недостающую нам черту: аккуратность, точность, бережное отношение к чужому времени, черту, которой мы не стыдимся пренебрегать, якобы в силу широкой натуры. Особенно притягивала к нему способность общения: не светское искусство с каждым завести беседу, но тайна проникновения в душу, так что вы могли исповедать ему заветные думы, молиться вместе с ним. Это и есть те люди, без которых, по словам Достоевского, "человеку некуда пойти". И это давало ему возможность так интимно внимательно вести так называемую "личную работу", которая составляет душу христианской работы вообще. Расскажу, что я сам испытал через Павла Николаевича. Заметив во мне возрастающий интерес к духовным вопросам, он приглашает меня для личной беседы, и вдруг так просто, естественно спрашивает: - Вы веруете, что Иисус есть Сын Божий? - К этому вопросу я отношусь безразлично... Скорее, я считаю Его великим человеком. - Считаете ли вы себя грешным? - Да. - Верите ли, что Христос умер за ваши грехи и что они вам прощены? - Сомневаюсь в этом. - Верите ли, что это возможно? - Едва ли... Я помню, что в это время я подумал не о силе любви Христа, а о величине сознаваемых мною грехов. Но нужду в прощении грехов, в освобождении от гнетущей вины я остро чувствовал и сказал это тогда же. Эта беседа заставила меня больше лично вникать в Евангелие, применяя его к себе. Но сомнение жило еще долго. Весной 1904 года я перешел на третий курс историко-филологического факультета. Тогда же произошло то большое в моей внутренней жизни, на чем я стою и сегодня. В мае Павел Николаевич устроил небольшую экскурсию в Финляндию, как бы в виде небольшой конференции. Участвовало 25 студентов. Там, в Келломяки, на берегу Финского залива, в сосновом лесу мы пели духовные песни, молились, слушали Евангелие. В моей душе шла борьба - радостные ощущения сменялись мрачными сомнениями. Гуляя по аллее парка в таком раздумье, встречаю П. Н. - Ну скажите, мой друг, к какому итогу пришли вы в конце года? - Да я все там же... Иной раз, кажется, ни во что не верю. - Скажите, - произнес он вдруг как-то решительно, твердо, - согласны ли вы обратиться к Богу? Ведь Христос обещал: "Приходящего ко Мне не изгоню вон". - Но как, как обратиться при всех сомнениях? Я даже не уверен, существовал ли Христос исторически. - Сомнения не мешают... Если Он есть и призывает вас, согласны ли вы следовать Ему? Давайте лучше обратимся прямо к Нему, чем отдаваться сомнениям и вечному самоанализу. И тогда мы молились вместе. Я чувствовал, что настал момент единственный, который никогда не повторится: теперь или никогда! Я обратился вслух к Отцу во имя Сына, исповедуя свою нужду в Спасителе, выражая желание следовать за Ним, с Его помощью. Это была краткая, детская, простая молитва. Я не помню ее слов. Помню тишину кругом. Молчание сосен вверху; а вдали тихо сверкало море, расстилаясь блестящей гладью до горизонта. Глубокая, неизъяснимая тишина вечности, непередаваемой радости наполнила душу. - И теперь, - сказал он, ободряя меня, - будьте только верны своему решению и идите наперекор пустым сомнениям. На душе было ясно. Я объявил с тех пор борьбу во имя Христа и себе, и пороку, и лукавым сомнениям. Было так радостно, как никогда: ни раньше, ни позже. Тогда я ощутил значение слов: "Горы и холмы будут петь перед вами песнь, и все дерева в поле рукоплескать вам" (Ис. 55:12). Все стало ощущаться по-новому. В груди что-то пело и рвалось навстречу людям. Христос - живой, спасающий, меня возлюбивший - стал реальностью. Ликование не смолкало в душе и тогда, когда я через несколько дней ехал в вагоне домой на каникулы: радостно было засвидетельствовать и домашним, и товарищам: "Я нашел Христа, и в Нем ту нравственную силу для борьбы с грехом, которой напрасно всюду искал". Павел Николаевич провел меня через порог веры. Он был способен толкнуть меня на этот шаг обращения (и не меня одного) потому, что и сам он в свое время пережил это, и потому, что ради обращения русских студентов ко Христу он отдал себя, свою жизнь, средства, пожертвовал карьерой (оставив службу в Государственном Совете). В мае 1907 года П. Н. опять собрал группу своего кружка, и мы поехали вверх по Неве, к Шлиссельбургу. Высадились на одной из пристаней пустынного берега. Тогда я окончил курс и уезжал в провинцию для самостоятельной жизни и работы в качестве учителя гимназии. Он читал нам, как напутствие на лето, шестую главу Второго послания к Коринфянам: "Пойдем с оружием правды в правой и левой руке". В письме из Гродно я благодарил его за все: писал, что вот теперь выхожу в открытое море из гавани, но не боюсь, а с радостью плыву навстречу жизни, потому что плыву не один. Прошло шесть лет моей службы в провинции. П. Н. приглашает меня оставить деятельность учителя в гимназии и посвятить себя студенческому движению. Едва ли бы я решился оставить привычную, любимую и хорошо обставленную работу, если бы не убежденный призыв П. Н. Надо оставить город, в котором прожил семнадцать лет, и вместе с родными переехать в Москву для работы в студенческом кружке. Одна знакомая убеждала окружающих, что я "тронулся", а дядя назвал меня неизлечимым, безнадежным. Все затруднения будущего на новом пути П. Н. предлагал решить верою и дал мне девиз: "Око Мое над тобою" (Пс. 31:8). И я, после долгого размышления, решился (это было в 1913 г.). Повторяю, П. Н. способен был двигать других на решительные шаги по пути веры. Почему? Потому что двигался непрерывно сам, как бы соткан был из одного решения, был цельной личностью. Как П. Н. на деле входил во все нужды студентов, это могут рассказать многие из нас, даже из тех, кто не вступал в кружок. Помню, как я в 1905 году жил на Васильевском острове, на 11 линии, в плохенькой комнате в квартире рабочего, с угловыми жильцами. Я болел малярией. Со мною жил еще студент Щ., наживший переутомление. Жили мы дружно, хотя и впроголодь. И вот в один прекрасный день подъезжает экипаж к нашей квартире, нас водворяют в него и везут на квартиру П. Н.; там нас окружили уходом, питанием, лечением. Поэтому и на себе П. Н. испытывал удивительную охрану и любовь Божию. Вот случай уже в начале переворота. В Петрограде случайной жертвой толпы стал его родственник Ш.; П. Н., ничего не подозревая, шел его навестить. Узнав об убийстве Ш., он бросился к жене убитого (своей сестре). Он входит в дом с черной лестницы. Его задерживают. - А, и этот из них, постерегите его! - сказал некто в черном, отдавая его двум солдатам. П. Н. закрыл лицо руками и был, как он сам рассказывал, как бы в забытьи. Потом вдруг пошел от конвойных, спустился с лестницы, прошел весь двор на виду у них и скрылся в ворота. Другой раз, когда в Выборге был погром против офицерства и вообще русского населения, а особенно состоятельных лиц, толпа прибыла в Монрепо, где П. Н. тогда жил, определенно ища его, как владельца имения. Тут один солдат в толпе, поняв кого ищут, загородил дорогу собою и сказал: - Вы ищете П. Н. Николаи, я не дам вам тронуть его. Это ангел, а не человек. Он спас семью мою от голода. Эти слова подействовали на толпу, и она удалилась. Уважение местного финляндского населения к нему было огромно, как к человеку справедливому, отзывчивому и стойкому в защите интересов родной Финляндии. Последний раз мы виделись в январе 1918 года в Выборге. Он пригласил меня прочесть лекцию для выборгской молодежи. До лекции он свез меня в Монрепо, и здесь мы беседовали о ближайших перспективах русского студенческого движения. Он радовался вступлению новых членов, намечал работу для некоторых из нас. Он присутствовал затем на лекции, но в перерыве попрощался со мною, так как ему предстояла собственная лекция в местной шведской школе. И больше с тех пор я не видел его, хотя мысленно видел часто, как вижу и сейчас... Он умер от последствий паратифа в октябре 1919 года в Монрепо, в последние часы не приходя в сознание. Его похоронили там же, на живописном скалистом острове. Вверху, на башне, над могильным склепом, Эолова арфа издает грустные гармонические звуки при каждом вздохе ветерка. Поодаль оттуда мы собирались некогда дружной студенческой семьей на нескольких съездах. Там же, где его могила, там и колыбель Русского студенческого христианского движения. Вот "домик в лесу" - где в горячих молитвах многие из нас исповедовали Богу свои заветные решения на заре юности. В парке Монрепо, на самом берегу залива, под высокими нависшими скалами, поросшими мхом и осененными соснами, стоит белый мрамор - это Вейнемейнен, седой певец из финской поэмы "Калевала". Он поет вдохновенную песню в честь витязей духа, в честь того, кто жизнь отдает во имя добра за людей. Он поет славу павшим героям и зовет все новых бойцов в ряды великой Божьей рати. Москва, январь 1922 г.

Предисловие

В Боге восхвалю я слово Его. Пс. 55:11 Во время великой русской революции, когда разгорелась борьба против религии в России, я испытал в связи со своей религиозной работой некоторые своеобразные трудности и, между прочим, был заключен в тюрьму в результате открытого свидетельства против атеизма, во имя Евангелия Иисуса Христа - и пробыл за тюремной решеткой семь месяцев и десять дней. Цель моего рассказа не состоит в том, чтобы кого-либо порицать или возбуждать какие-либо политические чувства. Равно я не хотел бы кого-либо хвалить. - "Хвалящийся, хвались Господом". Я и хочу прославить Его, Царя царствующих и Господа господствующих: Ему дана всякая власть на небе и на земле. Он имеет ключи не только от тюрем, но и от ада и смерти. Его дух позволяет рабам Его не только не подчиняться среде и обстоятельствам, но и господствовать над ними. Своим рассказом я хотел бы также дать картину из жизни нашего русского религиозного движения и показать, через какие этапы оно проходит. Я выступаю публично с докладами и лекциями по вопросам этики и религии, в духе Евангелия, уже много лет - еще с тех пор, как в 1904 году, будучи студентом, я обратился ко Христу и нашел в Нем своего Спасителя и Господа. По окончании историко-филологического факультета С.-Петербургского Университета я стремился проводить свои убеждения на почве педагогии, будучи учителем гимназии (1907-1913). С 1913 г. я, согласно приглашению П. Н. Николаи, посвятил себя работе в Христианском Студенческом Движении в России и выступал с лекциями соответственного содержания в Университете и других высших учебных заведениях Москвы, Петрограда, Киева, Одессы, Самары - при чем обычно устраивал после этих лекций свободный обмен мнений. С начала революции моя лекционная деятельность не изменилась в своем содержании и не сократилась в объеме, - наоборот, она еще более возросла вместе с увеличением интереса к вопросам христианства, как среди интеллигенции, так и среди народа вообще. Эта духовная работа в дни антирелигиозных выступлений естественно привела к различным трудностям. Их то я и хочу описать, попутно касаясь также и крупных событий, имевших значение в духовной жизни России и бывших предметом, - моих непосредственных переживаний и наблюдений. Рассказ мой неизбежно будет несколько односторонен, ибо я - лишь капля в безмерном русском море. Но тот, у кого острое чутье, по вкусу и запаху капли может составить себе представление о характере безбрежной русской стихии.

Среди народа

Свои лекции я читал не только для студенчества и интеллигенции вообще, но также для рабочих и крестьян. Работа в деревнях, "хождение в народ", привлекали меня еще со времени студенчества. Уже с 1906 года я ходил в летнее время, а иногда и зимой, во время рождественских каникул, по деревням, фабрикам и заводам в одежде простолюдина в качестве книгоноши Св. Писания с кожаной сумкой через плечо. Одним летом я странствовал в течение двадцати дней по берегам Волги (пользуясь бесплатным сквозным билетом О-ва "Кавказ и Меркурий"); я возил за собой на пароходе большой ящик св. книг и, прибыв к известному пункту, оставлял его на пристани - забирая с собой в пешеходное путешествие по окрестным деревням нужное количество экземпляров. Часто приходилось читать народу из Евангелия, беседовать, отвечать на вопросы. В своем родном селе я устраивал во время каникул такие открытые собрания у плетня: сначала читал и объяснял какой-либо отрывок из Св. Писания, затем прочитывал в качестве дополнительной иллюстрации подходящий небольшой рассказ из русской художественной литературы. Новая эпоха русской жизни породила множество вопросов в деревне, - а с ними и желание разрешить их в свете Божьей Правды. Когда же в деревню стала проникать атеистическая пропаганда, интерес к религиозным беседам возрос до крайней степени. Одну из таких религиозных лекций я сейчас опишу. В начале 1918 года в большом селе Тверской губернии была назначена моя лекция на тему "Евангелие и свобода". Ее основное содержание было посвящено этическим вопросам, вызванным новым строем жизни. - Революция строя и форм требует революции духа. Свобода может привести к анархии и произволу, если она дана человеку, носящему в душе эгоистические навыки и низшие инстинкты. Гражданской свободой может разумно пользоваться лишь человек, нравственно обновленный: он должен иметь новые желания, новые навыки, новые благородные понятия о личности, о собственности, о долге и общественном благе. Только Евангелие раскрывает в совершенном смысле эти возвышенные идеи, и только Христос делает человека способным их осуществлять, возрождая его к новой жизни. Таковы были основные тезисы моего доклада. Лекция должна была сопровождаться музыкальными иллюстрациями, - а именно, пением духовных стихов в художественном исполнении N., окончившей Московскую Консерваторию. В программу входили также световые картины. Заблаговременно было сделано объявление в окрестных деревнях. В назначенный день мужички потянулись в село X. на подводах и пешком. Местом собрания служило просторное помещение (человек на 400) во втором этаже народной чайной. К вечеру, когда стало смеркаться, зал был наполнен. Все стояли вплотную. Но народ все прибывал. Уже была запружена лестница. Народ толпился также внизу. В зал втиснулось, по словам хозяина, человек до тысячи. Передо мной была сплошная масса человеческих голов - стоял пар от духоты, доносился гомон снизу. Следовало допустить в зал лишь половину прибывших слушателей. Мой друг (ныне покойный) Николай Л. стоял внизу, наблюдая за порядком. Человек он был мало практичный и только радовался в детской простоте тому, как народ валом валит, чтобы послушать слово о Боге. Он только поглаживал свою черную бородку и ласково говорил: "ступайте, родные: всем места хватит". Собрание было открыто пением. Звонкое, чистое сопрано певицы приковало внимание толпы. Она пела известный духовный стих:

I.

Стучася у двери твоей Я стою, -
Впусти меня в келью свою.
Я немощен, наг, утомлен и убог,
И труден Мой путь и далек.
Скитаюсь Я по миру, беден и нищ,
Стучуся у многих жилищ.

II.

Кто глас Мой услышит, кто дверь отопрет,
К себе кто Меня призовет -
К тому Я войду и того возлюблю,
И вечерю с ним разделю.
Ты слаб, изнемог ты в труде и борьбе -
Я силы прибавлю тебе.

III.

Ты плачешь - последние слезы с очей
Сотру Я рукою Моей.
И буду в печали тебя утешать,
И сяду с тобой вечерять...
Стучася у двери твоей Я стою, -
Впусти Меня в келью свою...

Потом я начал свою речь. Было очень трудно говорить в этой духоте, в упор к близко стоящим людям, которые все время шевелились, - лучше сказать, качались от натиска прибывающих снизу. Вдруг снизу раздался крик: "Спасайтесь... в потолке трещина..." В то же мгновение мы с ужасом видим с эстрады, что каменная печь медленно отклоняется от стены, грозя упасть на головы людей. Она казалась лишь слегка задержанной, как бы повисшей на железной трубе, идущей на чердак. Поднялся невообразимый гвалт; люди в панике теснили друг друга. Некоторым удалось взобраться на окна, и они уже хотели прыгать на улицу. Никогда не забуду этой картины. Каждое мгновение потолок мог рухнуть (как оказалось потом, 8 железных балок вышли из своих гнезд, и пол выгнулся вниз, образовав нечто вроде корыта). Вся масса человеческих тел вместе с потолком должна была обрушиться на стоящих внизу, да еще печь своим падением усилила бы катастрофу. "Оттеснитесь к стенам от середины!" - скомандовал чей-то решительный голос. (Это, оказалось, был комиссар из соседнего уездного города, человек военный, с привычным самообладанием.) Кое-как образовали внутри проход, и народ стал медленно подвигаться к лестнице. Крики, визг и плач сменились смехом и прибаутками. Высокий старик наставительно говорил: "Если бы на танцы пришли аль на веселье какое непутевое, не собрали бы костей! А тут слово Божие хотели послушать, - вот Бог и помиловал". Из толпы вносится предложение: "Граждане, идем к отцу Ивану... Пущай ключи от храма даст... Вить, лекция божественного содержания"... Его поддержали многие: "Правильно, товарищ!". Я сказал: "Лекции с туманными картинами не принято в храме устраивать. Я могу там сказать другое слово, без картин". "Просим, просим"... Собрание в храме назначено было в 9 часов утра, на другой день. Многие остались ночевать в селе. Утром я произнес в храме перед многочисленными слушателями слово на тему из Евангелия. Местный священник был тут же. По окончании слова крестьяне обратились к нему со следующей просьбой: "Так что, батюшка, мы вас просим отслужить благодарственный молебен о спасении жизни... Вчера многие бы живота решились, если бы не милость Господня"... И священник служил молебен. Потом просили меня говорить еще раз после обеда из слова Божия, потому что "люди жаждут, издалека приехавши". В три часа в том же храме было второе собрание - я опять читал и объяснял отрывок из Библии (из пророка Исайи: "Жаждущие, идите все к водам"). А вечером состоялась лекция, которую не удалось провести накануне. Теперь пошли в другую чайную, но в зал (находившийся тоже во втором этаже) впустили по билетам (бесплатным) 400 человек. Все прошло в строгом порядке, чинно, тихо, торжественно. Благодарили, просили приезжать еще. Поднесли в подарок большой черный хлеб. Николай Николаевич ликовал. - За все слава Богу! Но вот как мы теперь рассчитаемся с хозяином, у которого мы дом, так сказать, раздавили? - говорил я озабоченно. Мой спутник благодушно поглаживал бородку. - А ничего ему не надо! Я уже говорил с ним. Он даже рад. Говорит, теперь, по крайней мере, освободят меня от военного постоя, - потому дом, выходит, бракованный. А то уж очень много хлопот с этими солдатами... Дом так и остался непочиненным. Он требовал капитальной переделки: нужно было извлечь балки и везти на специальный железопрокатный завод. Хозяин ограничился домашним ремонтом. Так и стоит эта чайная по сей день, с вогнутым полом, как один из памятников религиозного движения, которое вызвала в русском народе революция. В этом же селе и еще в другом, соседнем, мы с одним студентом из местных крестьян распространяли среди народа книги Св. Писания. Опишу одно из таких хождений, тем более, что оно сопровождалось несколько загадочными обстоятельствами. Взяли мы полную кожаную сумку Евангелий и, помолясь, пошли. Это было зимой. Перед нами было типичное русское село Приволжья. Избы с крылечками и резными украшениями были полузанесены снегом. Тихо, не слышно ни звука - только хрустит снег под ногами, да издали доносится собачий лай. Входим в первую избу. Только отворили дверь, как на нас бросилась со страшным лаем огромная собака, оскалив зубы. Я в страхе отскочил, едва успев захлопнуть дверь. "Ну, - думаю, - если здесь такие псы, то мы далеко не уйдем". "Миша, - говорю я своему другу, - надо сходить домой - захватить палку". Мой друг, спокойно улыбаясь, говорит: "Ну, зачем палку? И так все будет хорошо"... Я несколько подивился его беспечности - но это было, в сущности, самообладание веры. Пошли в следующую избу. Опять со двора слышится лай, хотя уже менее грозный. Входим. Вдруг, откуда ни возьмись, втирается за нами в калитку с улицы какая-то другая собака - большая, серая. Она начинает играть с дворовым псом и этим отвлекает его внимание. В третьей избе мы задержались минут двадцать. Вся семья оказалась дома - и хозяева охотно купили у нас книгу, с интересом беседовали с нами, благоговейно слушали чтение из слова Божия. Выйдя на улицу, мы видим, что наш неожиданный спутник ожидает нас, сидя на снегу. Тронулись мы, и он за нами. Так он и не отставал от нас в течение всего пути - а мы посетили изб сорок. И везде, где случалась собака, наш верный попутчик вступал с ней в переговоры. "Что это за собака? - спросил я Мишу (а он местный житель). - Не знаю... И никто ее здесь не знает... Она нам вместо палки послана, - отвечает он, смеясь. Удивительно и то, что когда мы пришли к краю села, закончив свой обход - то по выходе из последней избы мы этой собаки больше не видели. Смотрели во все стороны, но ее и след простыл... Мы вернулись домой, удовлетворенные своим посевом. Крестьяне приветливо принимали нас и покупали Евангелия, которые для многих были новинкой. Темна наша деревня. И как жаль, что духовенство так мало пользовалось благоприятной почвой для благовествования! Впрочем, тут сказывалась природа государственной церкви. Священник данного села откровенно признавался мне, что он не верит в совершаемую им литургию. "Но ведь надо же кормиться!" - с кривой усмешкой говорил он. Он даже пытался устроиться в одну из высших школ Москвы и для этого оставил приход. Когда же поступить в школу ему не удалось, он устроился в другом приходе. Я не знаю его дальнейшей судьбы, но один подобный "служитель культа" в годы революции отказался от религии и стал заниматься антирелигиозной пропагандой: ему ничего не стоило переменить государственную религию на государственный атеизм. Ибо для духовного лица официальной церкви всегда есть опасность считать государство выше религии, а значит, и выше всего. Этот бывший священник в своем селе говорил: "Граждане, я вас прежде обманывал: никакого Бога нет"... А мужички на это ему и ответили: "Коли ежели ты нас прежде обманывал, так кто ж тебе теперь поверит?" А как немного надо было усердия, чтобы этот народ вдохновить Словом Божиим! "Ибо жаждет душа его слова"... Помню, как я в первый раз очутился на амвоне церкви, в стихаре. Это было 26 июня 1916 года в этом же селе, в день Тихвинской иконы Божьей Матери (престольный день данного храма). Перед этим я видел сон. (Сны отражают не только то, что было, но и то, что будет, ибо многое из того, что будет, уже произошло - и оно также может отображаться на светочувствительном, так сказать, экране нашего сознания.) Вижу я, будто стою в церкви, в алтаре. Священник, худой и бледный блондин, кадит и окутывает меня густыми волнами пахучего дыма. Потом надевает на меня голубой стихарь с крестами, шитыми серебром, и говорит: "Помогите мне"... Так мне снилось. А некоторое время спустя, я оказываюсь в этом, только что упомянутом, селе на берегу Волги. Был канун престольного праздника. Я со своим другом решил организовать продажу книг Св. Писания у входа в церковь - народу ожидалось много, со всех окрестных деревень. Обратились за разрешением к священнику. Он был как раз в храме. Вдруг он обращается ко мне: "А вы не могли бы завтра сказать проповедь в церкви?" Я даже испугался: "То есть, как это? Я никогда не говорил в храме". "Ничего, наденем на вас стихарь... Да вы не бойтесь!.. Евангелие завтра легкое... Вот оно". Он взял книгу с аналоя и открыл место, заложенное лентой: "Вот... Это насчет Марфы и Марии... богородичное. Помогите мне, а то у меня завтра много молебнов..." Он уговорил меня. И я с волнением готовился к своей первой проповеди. На другой день я стоял в алтаре, одетый в стихарь. И когда священник кадил в алтаре, обращаясь ко мне, - я мгновенно вспомнил сон: все было точно, как тогда во сне - и священник, бледный и худой блондин, и волны кадильного дыма, и голубой стихарь на мне, и даже слова, которые он мне сказал накануне: "Помогите мне..." Пропели "Отче наш", потом запричастный стих. Я вышел из алтаря на амвон. Передо мною стояло море голов (храм вообще был огромный, построенный помещиками еще во времена крепостного права). Говорилось легко и свободно, и потому что внешний резонанс в этом храме отличный, а еще более потому, что ощущался внутренний духовный резонанс в русской душе, которая никогда не бывает так открыта, как в минуту религиозного воодушевления. А что особенного я говорил? Я лишь иллюстрировал небольшим жизненным опытом отрывок из Св. Писания... Но втеснялись в душу простые слова Евангелия о Том, Кто, будучи Сыном Божиим, пришел в дом обыкновенных грешных людей, о Марфе и о Марии, которая сидела у ног Христа, с жаждой внимая Божественному учению. Я говорил минут сорок. Когда кончил, неподвижно стоявшие люди стали истово осенять себя крестным знамением. После литургии я пошел в лес. Радость слияния с народом в едином духовном экстазе наполняла душу. О, как возгорелась тогда жажда отдать всю жизнь служению словом этому народу! Перед этой проповедью мне открылись из Евангелия слова, которые так меня вдохновили: "хорошо служившие приготовляют себе высшую ступень и великое дерзновение в вере во Христа Иисуса". (1 Тим. 3:13). Только бы иметь смирение, без которого служе





Система охраняемых территорий в США Изучение особо охраняемых природных территорий(ООПТ) США представляет особый интерес по многим причинам...

Живите по правилу: МАЛО ЛИ ЧТО НА СВЕТЕ СУЩЕСТВУЕТ? Я неслучайно подчеркиваю, что место в голове ограничено, а информации вокруг много, и что ваше право...

Что делать, если нет взаимности? А теперь спустимся с небес на землю. Приземлились? Продолжаем разговор...

Что делает отдел по эксплуатации и сопровождению ИС? Отвечает за сохранность данных (расписания копирования, копирование и пр.)...





Не нашли то, что искали? Воспользуйтесь поиском гугл на сайте:


©2015- 2024 zdamsam.ru Размещенные материалы защищены законодательством РФ.