Сдам Сам

ПОЛЕЗНОЕ


КАТЕГОРИИ







Психологический роман. Дэвид Герберт Лоуренс и его романы





ПСИХОАНАЛИТИЧЕСКАЯ КРИТИКА — (англ. psychoanalytical criticism; нем. psychoanalytische Literaturwissenschaft) — метод в литературоведении, вызванный к жизни учением З.Фрейда. Основу этого учения составляют две теории: теория влечений и тео­рия «бессознательного». Первая из них рассматривает человека прежде всего как «искателя удовольствий» и указывает на эротическое влечение как на важнейшее. Согласно второй теории, человек является не только но­сителем сознания, но и «бессознательного», которое по­нимается в качестве вместилища чрезвычайно активных психологических импульсов, о происхождении и харак­тере которых человек обычна ничего не знает. Содержа­нием, материалом «бессознательного» служат, по Фрей­ду, эротические побуждения, которые «вытесняются» из сознания из-за своей общественно предосудительной направленности. Процесс вытеснения предосудительных устремлений ребенка Фрейд демонстрирует на примере образования «эдипова комплекса». Под влиянием общепри­нятой морали детское влечение к матери и амбивалентное отношение к отцу вытесняется в «бессознательное». Три величайших произведения литературы — «Царь Эдип» (5 в. до н.э.) Софокла, «Гамлет» (1601) У.Шекспи­ра и «Братья Карамазовы» (1879-80) Ф.М. Достоевского были написаны, считает Фрейд, на тему «эдипова комп­лекса». Что касается «бессознательного», то наличие нео­сознанных мотивировок поведения было известно еще до Фрейда. Не случайно его замечание о том, что «бес­сознательное» открыл не oн, а писатели.

Если теория «бессознательного» получила всеобщее признание, то теория влечений (а точнее говоря, «пан-сексуализм» Фрейда) подверглась острой критике. Сам автор этой теории со временем во многом отошел от нее, во веяном случае попытался внести в нее радикальные изменения. Фрейд высказал мысль, что в «бессознатель­ном» могут находиться не только отрицательные, эгоис­тические, общественно предосудительные импульсы, но и положительные, альтруистские побуждения. Эти добав­ления были сделаны явно под влиянием К. Юнга, считав­шего, что «бессознательное» обладает возвышенными потенциями. В частности, оно может служить средством связи человека с высшими, божественными силами.

Фрейдизм почти сразу привлек внимание и литера­туроведов. Да и сам Фрейд весьма активно использовал

свое учение в качестве метода интерпретации художе­ственного произведения. Уже в первой крупной работе «Толкование сновидений» (1900) Фрейд попытался при­менить свой метод для объяснения трагедии Шекспира «Гамлет». Затрагивая интригующую и опорную пробле­му нерешительности Гамлета в мести за отца, Фрейд высказал мысль о том, что дядя принца, убив своего брата, осуществил бессознательное стремление пле­мянника. Именно поэтому Гамлет так долго отклады­вает месть. В дальнейшем мысли Фрейда о «Гамлете» развивал один из его первых англоязычных учеников Э. Джоунс. С помощью весьма сложного понятийного аппарата, разработанного психоаналитиками, Джоунс пытался доказать, что «бессознательное» Гамлета по указанной причине «противится мести Клавдию»,

Начиная с 1910-х П.к. стала играть заметную роль в литературоведении различных стран. Наибольшее влияние фрейдизм оказал на литературную мысль США. Доминировало убеждение, что Фрейд не про­сто указал на новые пути развития литературоведения, но поставил его на твердую научную (даже «лаборатор­ную») основу. Среди первых американских энтузиастов новой литературоведческой методологии выделялись Ф. Прескот, А. Тридон, К. Эйкен. В Англии к фрейдиз­му тяготел литературовед и искусствовед Г. Рид. В 1920-е широкое распространение получили психологические биографии писателей. Этот литературоведческий жанр пользовался значительным спросом у читающей пуб­лики. Известными стали книги Дж. Крача об Э.А. По, В.В. Брукса о Марке Твене, К. Антони о Маргерет Фул­лер. Творчество Байрона и Шелли в фрейдистском пла­не рассматривал Рид. В США в 1930-40-е после фрейдис­тского бума предшествующего десятилетия интерес литераторов к психоанализу резко снизился. В 1950-е использование его в качестве инструмента литерату­роведческого анализа дополнялись другими теориями «глубинной психологии» (книга Мари Бонапарт об Эдгаре По, 1958).

Большое влияние на литературоведческую мысль оказал Юнг, сначала ученик Фрейда, а потом соперник и критик своего учителя, основатель «культурного психоанализа». В отличие от Фрейда, Юнг определил «бессознательное» не как вместилище эгоистических эротических влечений, вытесненных в детстве из созна­ния, а как резервуар мудрости и высоких творческих потенций, т. наз. «коллективное бессознательное», в кото­ром сконцентрирован опыт народа, нации, передающийся бессознательно из поколения в поколение. Порождением «коллективного бессознательного» являются "архетипы», или «первоначальные образы», которые гениальным пи­сателям даются априорно. Г. Меррей, применяя теорию «коллективного бессознательного» в литературоведческих целях, доказывал, что Шекспир, ничего не зная об «Орес­те», воспроизвел в образе Гамлета почти точную копию Ореста. Сработало «бессознательнее» гениального драма­турга. Идеи Юнга используются как психоаналитической, так и в большей степени мифологической критикой.

Определенное влияние на литературоведческую мысль оказали концепции А. Адлера, разработавшего, в частно­сти, теорию «комплекса неполноценности», и О. Ранка, выдвинувшего идею о «травме рождения». Но это влия­ние сказывалось лишь в первой половине 20 в. Позже, в послевоенный период, значительную роль в разви­тии П.к. сыграл философ и литературовед Э.Фромм,

который является типичным представителем «культур­ного психоанализа». Он не ограничивает активность «бессознательного» ни детской эротикой, ни мифо­логическими «архетипами». Для Фромма «бессозна­тельное» —- носитель самых разнообразных по своего содержанию символов, прежде всего универсальных. К последним он относит, напр., огонь как символ энер­гии, света» движения. Отход Фромма от психологи­ческой и литературоведческой методологии Фрейда, его опора на более традиционные (социологические, культурно-исторические) принципы анализа особен­но наглядны в интерпретации мифа об Эдипе. Фромм полностью отвергает известное фрейдистское толко­вание мифа, основанное на учении об «эдиповом ком­плексе». Этот миф, по мысли Фромма, отражает не смутные инфантильные влечения Эдипа, а более ши­рокие социальные явления современной ему жизни. Миф об Эдипе должен пониматься не как символ ин­цестозной любви между матерью и сыном, а как бунт сына против власти отца в первобытной семье. Брак Эдипа и Иокасты оценивается как «вторичный эле­мент», являясь лишь одним из символов победы сына над отцом в плане социальном.

Литературоведы Франции и Германии, в отличие от литераторов США, весьма прохладно отнеслись к пси­хоанализу как критической методологии на первом эта­пе его развития, однако в послевоенный период идеи «культурного психоанализа» стали восприниматься и в этих странах. Француз Ж. Лакан — представитель новой эпо­хи в использовании фрейдизма и в литературоведчес­ких подходах к нему. Для этих подходов характерна оценка фрейдистских теорий не как носителей стро­гой научности, а как фантазий о «бессознательном». Ана­лиз этого нового этапа в понимании и использовании психоанализа дан в книге англичанина М. Бови «Фрейд, Пруст и Лакан: теория как творчество» (1987). Само название книги весьма характерно — «теория как твор­чество». При этом имеется в виду не научное, а именно художественное творчество. Книга Бови, в которой рас­сматривается на равных художественное творчество М.Пруста и научное «фантазирование» Лакана и само­го Фрейда, представляет собой образец новейшего при­менения психоанализа в литературоведческих целях. Английский литературовед указывает на методологичес­кий параллелизм, существующий между психоанализом и литературой, уже одним этим избавляя литературу от диктата психоаналитических схем и догм. Более того, в исследовании Бови проступает тенденция поставить сам психоанализ, казавшийся ранее таким всесильным, в за­висимость от литературы, точнее, от литературно-худо­жественного метода моделирования реальности.

Прямое применение теорий классического психоана­лиза в качестве литературоведческого инструментария в настоящее время встречается редко. Но в трансформи­рованном и модифицированном виде психоаналитическая критика и литературоведение продолжают существовать и занимают видное место в ряду других методологий. Осо­бенно тесно переплетены психоанализ и мифологическая критика. Интерес к П.к. проявляют структурализма, но отношения между этими двумя методология­ми весьма сложны.

В России фрейдизм пользовался исключительным вниманием в 1920-е. В психоанализе складывалось ори­гинальное течение, пытавшееся осуществить синтез фрейдизма и марксизма. Представления, заимствован­ные в те годы из психоанализа, проникают в литератур­ные дискуссии. В 1922 в Москве создается «Русское психоаналитическое общество» (РПСАО), первым президентом которого (до 1924) становится И.Д. Ермаков. Психиатр, уче­ник В.П. Сербского, Ермаков проявляет интерес к ли­тературно-художественному творчеству. Годом ранее он организовал «Московское психоаналитическое общество исследователей художественного творчества». Делом жизни Ермакова было составление и редактирование многотомной «Психологической и психоаналитической библиотеки», издававшейся в Государственном изда­тельстве, руководимом О.Ю.Шмидтом. В 1923 в Рос­сии был сформирован Комитет, функцией которого была координация деятельности Общества и Государственно­го психоаналитического института, директором которого был также Ермаков. Президентом Комитета стал Ерма­ков, вице-президентом Шмидт, секретарем — A.Р. Лурия и членами — С. Шпильрейн и М. Лурия. До лик­видации Государственного психоаналитического ин­ститута решением Наркомпроса от 14 августа 1925 там ежедневно читались лекционные курсы, два раза в месяц проходили заседания Российского психоаналитического общества и два раза в месяц—заседания его Педагоги­ческой секции. Ермаков совмещал свои клинические за­нятия с лекциями по психоанализу литературного твор­чества. Р.А. Авербух продолжала начатые в Казанском кружке (руководитель А.Р. Лурия) опыты с психоанали­зом творчества В.В. Розанова; Б.Д. Фридман готовил ра­боту по психоанализу идеализма на примере романа И.С. Тургенева «Рудин». Работа советских психоаналити­ков продолжалась до начала 1930-х. Многие участники «Русского психоаналитического общества» эмигрирова­ли из России. В 1930 психоаналитическое движение в Рос­сии официально перестало существовать. Реальное дос­тижение русских, прежде всего московских психоанали­тиков — выпуск «Психологической и психоаналитической библиотеки». За короткое время ее существования с 1922 по 1928 были переведены почти все работы Фрейда и его учеников и изданы в основном под редакцией Ерма­кова, часто с его предисловиями. В рамках библиотеки Ер­маков издал две свои книги, посвященные психоанализу русской литературы: «Этюды по психологии творчества А.С. Пушкина» (М.; Пг., 1923) и «Очерки по анализу творчества Н.В. Гоголя (М.;Пг., 1924). В книге о Гоголе автор указывает на инцестуозные мотивы в творчестве писа­теля: вожделение отца-колдуна к дочери в «Страшной мести», чувство страха, владеющее человеком. То же чувство страха, по Ермакову, объединяет четыре «ма­ленькие трагедии» Пушкина. Архив Ермакова содержит книгу о Ф.М. Достоевском, а также разнообразные эссе и литературно-критические статьи. Параллельно инте­ресам Ермакова развивалась деятельность его ровесни­ка и товарища, позднее русского беженца и доцента Кар­лова университета в Праге Н.Е. Осипова. Осипов был увлечен разбором русских классиков в том же аспекте, что и Ермаков. В статье «Страшное у Гоголя и Достоев­ского» эротические кошмары «Вия», инцестуозный сю­жет «Страшной мести», кровавые сцены «Тараса Буль­бы» анализируются Осиповым как воскресшие детские страхи, которые в жизни взрослого человека являются неврозом. Осипов считал, что Фрейд, наряду с основ­ным сексуальным влечением, утверждает и другое ос­новное влечение — к смерти.

Творчество Достоевского привлекало и привлекает адептов П.к. Литературовед A.Л. Бeм создал в 1925 в Пра­ге «Семинарий по изучению Достоевского». В нем проводился анализ произведений, мотивов и героев Дос­тоевского на основе психоаналитического метода Фрей­да. Результаты исследований были опубликованы в трех сборниках «О Достоевском» (Прага, 1929, 1933,1936; материалы четвертого сборника, не вышедшего из-за на­чавшейся войны, были опубликованы в Праге в 1972) Ярым противником психоанализа в литературе был В.М.Фриче.

Из современных сторонников П.к. наиболее известен русский профессор Университета в Констанце (Германия) И.П. Смирнов. В статъе «Кастрационный комплексе лири­ке Пушкина» (Russian literature. Amsterdam, 1991. Vol. 29. № 2) он акцентирует чувство страха у персонажей поэта и мотив наказания за эротическое действие: смерть Дон Гуана, арест Гринева, любовь Клеопатры ценою жизни в «Египетских ночах», отсечение бороды в «Руслане и Люд­миле». К косвенным отражениям кастрационного комплек­са Смирнов относит сюжет «Царя Никиты». Сублимиро­ванный автоэротизм (самоудовлетворение творчеством) возникает у Пушкина, по мнению Смирнова, как попытка «избежать сублимированной же кастрационной опаснос­ти», удовлетворительного ответа на вопрос о причине воз­никновения которой Фрейд не дал.

Лит.: Розенталь Т.К. Страдание и творчество Достоевского // Вопросы изучения и воспитания личности, Пг., 1919. № 1; Воронский А. Фрейдизм и искусство // Красная новь. 1925. № 7; Осипов Н.Е. Страш­ное у Гоголя и Достоевского // Жизнь и смерть / Под ред. А.Л. Бема, Ф.Н. Досужкова, Н.О. Лосского. Прага, 1935. Т. 1; Эткинд А. Психо­анализ в стане большевиков // Он же. Эрос невозможного. М, 1994; Psychoanalysis and literary process / Ed. F. Grews. Cambridge, 1970; Literature and psychoanalysis: The question of reading-otherwise / Ed. S. Felman. Baltimore, 1982; Wright E. Psychoanalytic criticism: Theory in practice. L; N.Y., 1985; Brooks-Davies D. Fielding, Dickens, Gosse, Iris Murdock and Oedipal «Hamlet». L., 1989. А.С. Козлов. Е.А. Цурганова

ПСИХОГРАФИЯ (греч. psyche — душа; graphо— пишу) — тернии был применен английским литературоведом Дж. Сэнтсбери (1845-1933) к методологии работ французского критика, представителя биографического метода Ш.О. Сент-Бёва (1804-69), обращавшегося к «душе писателя», отраженной в письмах, дневниках и литературных произведениях. В США сторонниками П. выступили писатель Г. Бредфорд (1863-1932) и его уче­ник американский литературовед Э.Ч. Вагенкнехт — автор монографий об американских писателях (от В.Ирвинга, Э.А. По и Г.У. Лонгфелло до Марка Твена, У.Д. Холуэллса и Г.Джеймса) и англичанах (Дж. Чосер, У. Шекспир, Дж. Милтон, Ч. Диккенс, Б. Шоу), в которых творчество писателей рассматривалось под углом зрения их личных пристрастий и склонностей. Первостепенное значение в этом документально-мемуарном методе приобретают свидетельства родственников и друзей писателя, иногда анекдотического характера (в монографии Вагенкнехта о Н. Готорне (1961) специально рассматривается его от­ношение к кошкам и собакам и как те, в свою очередь, относились к нему).

Лит.: Николюкин А. Психография — «новый метод» в литерату­роведении США // ВЛ. 1963. № 9.

А.Н.

ПСИХОЛОГИЗМ в литературе (греч. psychе — душа; logos—понятие) глубокое и детальное изобра­жение внутреннего мира героев: их мыслей, желаний»

А. Н. Николюкин

Лоуренс в отечественной и зарубежной критике.

В богатой самобытными дарованиями английской литера­туре 20-го столетия не так много писательских имен, которые приобретя преданных приверженцев и столь же непримиримых противников, на протяжении десятилетий вызывали бы такие яростные и ожесточенные споры, как имя Дэвида Герберта Лоу­ренса (1885-1930).

Дебютировавший в первое десятилетие века как поборник и продолжатель классической традиции британского реалистиче­ского романа, он был воспринят многими современниками как ниспровергатель устоявшихся художественных и нравственных канонов, литературные изобретения Д.Г.Лоуренса неразрывно связывались с последовательным отрицанием художником соци­альных, моральных и эстетических устоев, сложившихся в Брита­нии на протяжении долгой «викторианской эры»,

В 20-е годы известность Лоуренса, перешагнув основные рубежи Британии, достигла Европейского континента (в этот пе­риод ряд его романов стал доступен читателям и в нашей стране)" у него появились друзья и единомышленники и по другую сторо­ну Атлантики. На родине же судьба Лоуренса-художника скла­дывалась трудно и неблагоприятно.

Первые литературные пробы Лоуренса (стихи, paccказы, новеллы, а также романы «Белый павлин» и «Сыновья и любов­ники») заслужили доброжелательные отзывы британских критиков и сделали их автора известным. Но роман «Радуга», ознаме­новавший собой начало нового, зрелого этапа в творчестве писа­теля, был оценен крайне негативно. Недоумение у критиков вы­звал разрыв Лоуренса с реалистической традицией, непонятными оказались его поиски новых тем и способов их выражения. В этой связи показательна статья Роберта Линда, опубликованная в ок­тябре 1915 года, вскоре после выхода «Радуги» в свет, в Daily News, где критик заметил: «Репутация мистера Лоуренса должна пострадать от публикации такой книги. И вовсе не потому, что эта книга оскорбит обыкновенное чувство приличия: множество неприличных книг все же являются хорошей литературой с точки зрения их гуманизма, изобразительной силы или напора. «Радуге», хотя и в ней есть выразительные страницы, не хватает этих черт хорошей литературы» (7, 91).

«Радугу» не поняли и многие из современных Лоуренсу пи­сателей, в частности Джон Голсуорси заявил, что этот роман «эстетически отвратителен». «Его (Лоуренса) пылкий футуристи­ческий стиль противен мне, — признался создатель «Саги о Фор­сайтах».— Его многократные повторения смертельно скучны. Да и что в конце концов стоит за всем этим изумительным плодоро­дием? Какое подлинное открытие? Что в романе является трога­тельным или хотя бы правдивым?» (8:101)

Полное неприятие «Радуги» в широких литературных кру­гах было оскорбительным для Лоуренса, считавшего этот роман своим лучшим творением, и в полной мере отвечающим пред­ставлениям писателя о том, каким должно быть настоящее произ­ведение искусства. Поэтому понятно реакция Лоуренса на огром­ный поток негативных отзывов о «Радуге»: «Я думаю, что это искренний роман, и большой, а что касается других людей, если они не могут проглотить его, то пусть его лучше выплюнут»(19; 98).

Увлечение Фрейдом, захватившее английскую интеллиген­цию в 20-е годы, вернуло популярность создателю «Радуги». Ис­следователи того периода отмечали, что не будучи фрейдистом, Лоуренс задолго до писателей, выступивших под знаменем уче­ния Фрейда, обратился к изображению тех «семи восьмых айс­берга человеческой личности, которые спрятаны и никогда не вы­ходят на поверхность». В «Радуге» стали видеть поистине науч­ную глубину. И даже одна из первых работ Лоуренса, роман «Сыновья и любовники» был воспринят многими как художе­ственное воплощение одного из основных тезисов Фрейда — «эдипова комплекса». Лоуренсовский культ внесоциального, его внимание к проблемам пола совпало с интересами английской элиты. Лоуренс стал кумиром большинства молодых британ­ских писателей 20-х годов, а его романы «Радуга», «Влюбленные женщины», «Жезл Аарона», «Сыновья и любовники» восприни­мались как образцы литературных выступлений в духе Фрейда.

Однако во второй половине двадцатых годов ожесточен­ные споры вокруг имени Лоуренса несколько утихли. Написав роман «Влюбленные женщины», продолжение «Радуги», писа­тель оказался в состоянии острого творческого кризиса. Но Лоу­ренс все-таки сумел напомнить миру о своих творческих возмож­ностях, опубликовав свой последний роман «Любовник леди Чат­терлей». Это произведение, бросившее вызов современной мора­ли, стало одним из наиболее скандальных в английской литера­туре XX столетия. Соотечественники Лоуренса решительно не приняли его сосредоточенности на изображении интимной жизни героев. Роман запретили как порнографический, а автора обьявили «еретиком и аморалистом». Современникам писателя по­надобилось не одно десятилетие, чтобы научиться смотреть на мир глазами художника. Ведь искусство всегда впереди времени, считал Лоуренс

Если попытаться подвести итог тому, как творчество писа­теля было воспринято современными ему читателями и критика­ми, то можно прийти к выводу, что единой оценки не существует. Романы Лоуренса вызывали крайние, порой противоречивые мнения.

Прошедшие годы позволили по-новому взглянуть на твор­чество писателя. Критиками рассматривалась не только художе­ственная ценность романов Лоуренса, объектом академических исследований культурологов и социологов сделались и вызы­вавшие когда-то такой полемический ажиотаж тезисы мировоззренческой программы писателя. В настоящее время европейской и американской литературой накоплено немало критических ра­бот, составляющих с трудом поддающуюся обозрению «лоуренсиану».

Зарубежная критика, посвященная Лоуренсу, неоднородна, как неоднородны методология и исходные посылки представите­лей разных школ и направлений в современной западной критике — от фрейдистско-психоаналитической до неокритической и структуралистской. Достаточно привести высказывания лишь нескольких известных зарубежных критиков, чтобы получить представление о многообразии взглядов и мнений о творчестве Лоуренса.

Так, Жак Бертхауд рассматривал Лоуренса как создателя нового «экспериментального» стиля в английской литературе, в

основе которого лежит изобретенный писателем exhaustive method. По мнению Бертхауда, лоуренсовский метод подразуме­вает всестороннее и детальное изображение чувств персонажей, «полное отражение не только того, что человек ощущает созна­тельно, но и всей той массы неясных инстинктов и страхов, кото­рые предшествуют нашим осознанным чувствам». (15:57)

Р. Дрейпер признавал Лоуренса экспериментатором, но считал, что все сделанное писателем не выходит за рамки того что принято называть реализмом.

«Мистер Лоуренс — реалист до невозможного, — отмечал критик, — но он не из тех, кто полагается на скучные записные книжки или предлагает поверхностные знания для объяснения жизни». (32;89) По мнению Дрейпера, необычность Лоуренса заключается в том, что он как бы полностью исключает себя из своих романов, тем самым создавая у читателей иллюзию того, что они разглядывают персонажи собственными глазами.

О необычности изображаемых Лоуренсом персонажей го­ворил Энтони Бил. Критик обратил внимание на то, что герои лоуренсовских романов не являются персонажами в привычном понимании этого слова. «Мы не знаем героев «Радуги» так, как мы знаем персонажей, скажем. «Записок о пиквикском клубе», — указывал Бил, — но к концу книги мы знаем себя лучше, мы зна­ем жизнь лучше»(1:9).

Известный критик Грехем Хоук зашел так далеко, что за­явил, что результатом творчества Лоуренса является нечто иное, как «создание новой религии — религии плоти" (4: 58).

Однако, суммируя взгляды и концепции большинства ис­следователей различных ориентации, можно сказать, что Лоуренс рассматривался ими как виднейший' представитель экснериментаторского крыла английской прозы 10-20-х годов, на, ряд с Джеймсом Джойсом и Вирджинией Вульф, радикально обновив­ишй изобразительно-выразительную технику современного ро­мана.

Отдельно необходимо выделить представителей марксист­ской литературно-критической мысли Англии, так как оценки критиков именно этого направления долгие годы в нашей стране признавались единственно объективными и правильными. Ральф Фокс. Кристофер Кодуэлл, Арнольд Кеттл, ведущие представите­ли марксистского крыла в западном литературоведении, рассмат­ривали произведения Лоуренса с учетом динамики социального и политического развития страны, разграничивая все в творческом наследии писателя на содействующее прогрессу, или же. выра­жаясь их словами, «чуждое прогрессивным тенденциям времени». Например, Apнoльдoм Кеттлом «Радуга» была названа прогрес­сивным романом, так как там прозаик нарисовал «такую вырази­тельную, такую разоблачительную картину буржуазного общест­ва во всем его безобразии, что произведение не могло не вызвать возмущения блюстителей законности и порядка». (10: 343) Дей­ствительно, в большинстве своих произведений Лоуренс высказал негативное отношение к «механической цивилизации», обезли­чивающей человека, превращающей его в бездушный винтик. Но все-таки протест против мира машин и денег не был основным звеном в творчестве писателя. Да и методы борьбы с этим миром, предлагаемые Лоуренсом, не вписывались в марксистскую схему. Поэтому довольно однобоким кажется неприятие лоуренсовского увлечения бессознательным, инстинктивным, биологическим, не­приятие всего того, что занимало главное место в творчестве писателя, лишь на том основании, что это не способствовало обще­ственному прогрессу.

В нашей стране имя Дэвида Герберта Лоуренса долгие годы обходили вежливым молчанием. Романы Лоуренса как бы не по­падали в поле зрение советских критиков и переводчиков, кото­рые предпочитали иметь дело с авторами строго реалистической ориентации. Сосредоточенность на проблемах пола, призыв вер­нуться к природе, первоистокам, протест не просто против бур--жуазной. а индустриальной цивилизации — все. что не соответ­ствовало тем требованиям, которые предъявляло к писателю советская мораль.

Первые литературные исследования творчества Лоуренса появились в 60-е годы. Среди них наиболее заметны труды Д.Г. Жантиевой, В.В. Ивашевой, Н.П. Михальской,

Для советских критиков ключевым в плане вклада Лоурен­са в развитие английской прозы стал вопрос о художественном методе писателя. Исследователи много говорили о противоречи­вости склада творческой индивидуальности Лоуренса. Большин­ство советских критиков констатировали двойственность писате­ля, который занял свое место в литературном процессе на пере­крестке путей критического реализма и модернизма. Причем все то, что соответствовало канонам реализма, воспринимаюсь со знаком плюс, а то, что выходило за его рамки, подвергалось рез­кой критике.

Так, к положительным моментам в творчестве писателя В.В. Ивашевой было отнесено то, что «в книгах Лоуренса высту­пают вполне реальные люди реальной эпохи, более того, верно рисуются общественные отношения в Англии второй половины девятнадцатого века» (9;12).

Однако критики отмечали, что не это является основным в творчестве Лоуренса. Главное внимание писатель уделяет глу­бинному, бессознательному, неконтролирующемуся разуму. Ре­зультатом такого интереса, по мнению Д.Г.Жантиевой, является то, что «персонажи Лоуренса становятся вместилищем иррацио­нальных импульсов, ассоциаций, связанных с «мудростью крови» (5.129). Такое изображение человека, по глубокому убеждению советских исследователей, — не что иное, как намеренное упро­щение его природы.

Н.П. Михальская подчеркивала, что Лоуренс "не верит в возможности разума, не доверяет интеллекту, непомерно преуве­личивает роль физиологии в жизни людей. Создаваемая писате­лем фрейдистская схема затемняет правду жизни, истинный смысл взаимотношений людей» (15;38).

Но нельзя сказать, что отношение к Лоуренсу советских критиков было сугубо предвзятым. Заключенные в жесткие рамки цензуры, исследователи все-таки давали достаточно обьективные оценки. Да и не все в творчестве писателя было идеальным и бес­спорным. Трудно, например, не согласиться с мнением той же Н.П. Михальской, которая отмечала, что «зовом плоти и крови, велением полового инстинкта пытается Лоуренс объяснить всю сложность взаимоотношений между людьми и своеобразие пове­дения человека в его личной и общественной жизни» (15: 107).

Нужно отметить, что чрезвычайное внимание писателя к психофизическим, интуитивным сторонам натур своих персона­жей, к их бессознательным импульсам, подчас оттесняющим сознательные мотивы на периферию повествования, а также избыточная детализация интимно-физиологических аспектов суще­ствования героев давали повод для критики и провоцировали вы­сказывания о том, что иногда Лоуренсу изменяло чувство худо­жественной меры.

Но несмотря на то, что многое в творчестве Лоуренса вы­зывало негативную оценку советских исследователей, вклад писа­теля в мировую культуру ими был оценен по заслугам. В этой свя­зи показательна точка зрения В.В. Ивашевой, которая отмечала, что «Лоуренс — один из наиболее одаренных и выдающихся английских писателей первой трети 20-го века, хотя в то же время — один из наиболее противоречивых и сложных из них» (9:11-12).

В настоящее время творчество Лоуренса становится попу­лярным и у нас в стране. Можно назвать тому несколько причин, главными из которых, но нашему мнению, являются захватившее отечественную интеллигенцию увлечение психоаналитикой и ра­ботами Фрейда, и возросший интерес к представителям экспери­ментального крыла в литературе, к которым на ряду с Вирджи­нией Вульф, Джеймсом Джойсом, Сэмюэлем Беккетом относится и Дэвид Герберт Лоуренс. То. что все большее число произведе­ний Лоуренса становится доступным широкому кругу читателей, побуждает новое поколение критиков в нашей стране обратить внимание на творчество писателя. Первые попытки рассмотреть произведения романиста с позиций сегодняшнего пня были пред­приняты Н. Жлуктенко и Н. Пальцевым. Однако следует заме­тить, что работы этих авторов представляют собой пока лишь небольшие вступительные статьи к романам Лоуренса и носят популярный характер. Так что о серьезном, многостороннем ис­следовании творчества этого писателя в нашей стране говорить еще рано. Хотя, необходимо упомянуть о попытках исследова­ния творчества Лоуренса другими науками.

Так, отечественный психолог и сексолог Игорь Кон, со­вместно с американским психологом Кейт Миллет попытался проанализировать некоторые романы Лоуренса с точки зрения науке о сексе. Своим оригинальным выводам II.Кон дает исклю­чительно научное обоснование. Отказывая писателю в реали­стичности, психолог утверждает: «Современная клиническая сек­сология и результаты массовых опросов не позволяют утверж­дать, что рабочий человек или крестьянин сексуально— физиологически или психологически— превосходит интеллигента» (14;35). Это утверждение касается непосредственно романа "Любовник леди Чаттерлей», что же до других произведений Ло­уренса, то, по мнению И.Кона. в этих романах «отчетливо про­является сублимированное гомо-эротическое воображение авто­ра, поэтому ориентироваться на художественные образы нужно с некой осторожностью" (91: 36). Таким образом, опираясь на лич­ную переписку писателя и анализируя авторское «ego» в романах И. Кон приходит к выводу, что «биография Лоуренса может хре­стоматийно иллюстрировать психоаналитические теории латент­ной гомосексуальности» (31:35).

Нельзя не согласиться с тем, что выводы других наук могут быть неожиданны и оригинальны. Однако в произведениях ис­кусства необходимо видеть художественную ценность и эстети­ческую красоту, в первую очередь; ошибочно было бы искать на­учную глубину там, где она не предусматривалась. Кроме того, подробности личной жизни писателя не могут умалить силу его таланта. И, нужно учитывать то, что талантливый художник перестает быть самим собой, включаясь в атмосферу своих произве­дений.

Подводя итоги данной главы, можно с уверенностью утверждать, что по оценкам абсолютного большинства исследо­вателей, Дэвид Герберт Лоуренс является выдающимся англий­ским писателем, внесшим неоценимый вклад в литературу 20-го века. Значимости этого вклада посвящена с трудом поддающаяся обозрению критическая литература, накопленная европейским и американским литературоведением, отражающая точки зрения представителей различных школ и ориентаций. Что касается на­шей страны, то здесь творчество Лоуренса до сих пор остается малоизученным.

 

 







Что способствует осуществлению желаний? Стопроцентная, непоколебимая уверенность в своем...

Живите по правилу: МАЛО ЛИ ЧТО НА СВЕТЕ СУЩЕСТВУЕТ? Я неслучайно подчеркиваю, что место в голове ограничено, а информации вокруг много, и что ваше право...

Что вызывает тренды на фондовых и товарных рынках Объяснение теории грузового поезда Первые 17 лет моих рыночных исследований сводились к попыткам вычис­лить, когда этот...

Что делает отдел по эксплуатации и сопровождению ИС? Отвечает за сохранность данных (расписания копирования, копирование и пр.)...





Не нашли то, что искали? Воспользуйтесь поиском гугл на сайте:


©2015- 2024 zdamsam.ru Размещенные материалы защищены законодательством РФ.