Раздел 2. Повседневность, быт, частная жизнь мужчин и женщин в истории дореволюционной России

СТАРОСТЬ: НАКАЗАНИЕ ИЛИ БЛАГОДАТЬ? (ОТНОШЕНИЕ К СТАРОСТИ НА ПРИМЕРЕ РАННЕСРЕДНЕВЕКОВОГО СЛАВЯНСКОГО ОБЩЕСТВА)

Конструирование своей гендерной идентичности женщиной протекает через принятие и усвоение гендерных норм и правил, предлагаемых семьёй и обществом: будь то правила поведения, определённого внешнего вида, ношения соответствующей одежды, мимики, жестов или нормы приятия жизненных и религиозных ценностей. Процесс построения гендерной идентичности продолжается всю жизнь человека и подвергается постоянным изменениям. Вместе с эволюцией общественных представлений о должном гендерном поведении или с изменением культурной и бытовой среды, женщина вынуждена подстраиваться под новые «гендерные правила».

«Гендерные правила» не только выдвигают ряд требований, но и влияют на формирование мироощущения, миропонимания женщины и её представления о своём месте в мире. Старость для женщины – это период жизни от утраты способности организма к продолжению рода до смерти. В период средневековья слабое развитие медицины приводило к тому, что детородный период женщин из–за болезней часто заканчивался к 25–30 годам[111]. Но этот возраст указывает лишь на физиологическую старость.

Биологическая старость в средневековье облекалась в отталкивающий образ (без указания возрастных границ), вырабатывался определенный стереотип изображения стариков: «И долгие годы согнули уже мою спину, и морщинистая кожа уже обезобразила мое лицо, и грудь моя дышит уже тяжело, как у усталого коня, и голос осипший хрипит, как у гуся, и болезненная старость ослабила мою память» [112]. Чешская королева Сватава (перв. четв. XII в.) говорила сыну Собеславу: « [выслушай] мои старческие просьбы. Прошу, не печаль это морщинистое, залитое слезами, лицо» [113].

Психологическая старость наступала тогда, когда женщина сама начинала осознавать себя старой. Но представление о собственной старости и отнесение себя к данной социально–психологической группе могло не совпадать с общественным мнением. Что было позволительно в одном возрасте, осуждалось в другом. Весьма примечателен комментарий хрониста, которым сопровождается сообщение о браке чешской княжны и польского князя Мешко I: «Дубравка, весьма бесстыдная женщина. Будучи уже в преклонном возрасте, она вышла замуж… и надела девичий венец, что было большим безрассудством с ее стороны» [114].

Средневековые источники содержат противоречивые сведения об отношении к старым людям в ранний период, что создаёт трудности для понимания истинного положения стариков у славян. Высокий социальный статус людей «умудренных жизнью» подтверждается традицией брать в плен старейшин при захвате городов. Например, княгиня Ольга сожгла город древлян (Искоростень), при этом «городских... старейшин забрала в плен» [115]. По другим известиям, у балтийских славян существовал обычай предавать старых, неспособных к войне и работе людей насильственной смерти.

С принятием христианства социальная функция защиты пожилых людей легла на Церковь. Особое отношение сформировалось к вдовам. Распространённой в славянском обществе стала христианская заповедь: «Не презирай вдовы и странника, стоящих у твоей двери» [116]. Именно вдов, женщин, лишённых опоры в лице мужа, Церковь брала под своё особое покровительство. Имели место и случаи насильственного пострижения вдов, но со стороны средневекового общества уже возникал вопрос: «совершил ли кто – нибудь грех, если сделал монахиней женщину – вдовицу, которая не хотела принимать монашеский постриг?» [117]

Всех вдов условно можно разделить на две категории: вдовы без детей, считавшиеся «беззащитными, жалкими личностями, негодными вещами, не выполнившими своё назначение» и так называемые «матёрые вдовы», то есть «имевшие детей», которые были «почти совершенно равноправны с мужчиной»[118]. «Матёрая вдова» считалась женщиной, достойно выполнившей своё предназначение. Нет свидетельств того, что в славянском обществе была система обеспечения и поддержки пожилых людей государством: самый древний славянский письменный законодательный памятник «Закон Судный Людем» (вторая пол. IX в.) ничего об том не упоминает. Постепенно происходят сдвиги в общественном мнении; свидетельство тому – усиление к XIV в. внимания к старости, старческим недугам, старым людям вообще. Тогда же появились зачатки формирования системы защиты женщин (в т.ч. пожилых, имевших детей): «Кто окажется убившим… мать, будет такой убийца сожжен на огнь» [119].

Отношение к старости в раннесредневековом обществе было крайне противоречивым, предполагавшим сочетание двух противоположных оценок: признания необходимости уважительного отношения к старым людям и констатации их немощности, причём не только физической, но и интеллектуальной. Представление о возрасте старости у средневекового европейского человека значительно отличалось от современного. Возрастной порог старости был ниже. 40–летие считалось возрастом «старых вдов», таких принимали в специально основанный для них в 1283 г. в Париже монастырь Сен–Авуа[120].

Деды, бабки и вообще старики упоминались в славянских источниках того времени редко. Когда речь идёт об описании той или иной личности, чаще всего обращаются к предкам мужского пола, не вспоминая о бабушках и прабабушках. Отношение к старости в славянском обществе периода раннего средневековья было крайне неоднозначным, но именно тогда сложились все основные стереотипы, которые и сегодня появляются при слове «старость».

Рязань, Рязанский муз. колледж им. Г. и А. Пироговых

ЧАСТНАЯ ЖИЗНЬ РУССКИХ ИМПЕРАТРИЦ XVIII ВЕКА:

Частная жизнь – это сфера жизни и быта, которая зависит от индивидуальных частных решений, это сфера персонального выбора. Частная жизнь – это то, что человек определяет как свое личное дело. Каждый человек, осознанно или бессознательно, создает вокруг себя определенные границы, которые очерчивают приватное пространство.

Русские правительницы XVIII в. разделяли частную жизнь и различные виды государственного, ритуального, торжественного поведения. Семиотизация различного типа поведения выражалась в определенном пространстве, которое характеризовало стилевое поведение правительницы. В эпоху правления Елизаветы Петровны утраивались многолюдные балы, охоты. Судя по описаниям, даже благочестивые путешествия в монастыри больше походили на увеселительные поездки. Императорские резиденции близ Петербурга и Москвы превратились в роскошные ансамбли. Придворная жизнь строится как череда различных праздников, торжественных выходов, «походов» и «шествий».

В царствование Екатерины II отчетливо противопоставлялись Петергоф и Царское село как публичная, официальная и приватная, личная резиденции императрицы. Хотя по качеству архитектурных ансамблей такое противопоставления провести трудно. В Петербурге качествами приватного пространства обладал Эрмитаж, где Екатерина рассматривала новые коллекции, играла в бильярд, а иногда занималась резьбой по слоновой кости. В узкой компании императрица проводила вечера, смотрела спектакли, слушала музыку, играла в веселые игры. «Екатерина была запевалой, возбуждала во всех веселость и разрешала всякие вольности. Вечер кончался за картами»[121]. Немногочисленность круга гостей Эрмитажа весьма условна – гостей могло быть до двух десятков человек, что по современным меркам вполне многолюдное общество. Кроме того, пребывание в Эрмитаже было подчинено определенным правилам, которые регламентировали свободное поведение.

Из этих небольших эпизодов можно выявить область личного, частного пространства, которое определялось как территориально, так и совершенно иным поведением правительниц, не свойственным им в общественной жизни. Стремление отойти от регламентированных церемоний общественной жизни порождало ритуализацию действий в частной жизни. Границы приватного и публичного в XVIII веке носят во многом пространственный характер. Они совпадают с приватными или публичными резиденциями, локализованы в определенных архитектурных пространствах. Бесцеременность и свобода поведения предполагает не столько свободу личного выбора, сколь новые правила игры, предписанные существующими мотивами «простого», «сельского», «женского» поведения, которое репрезентируют императрицы в приватных пространствах.

Москва, Московский педагогический государственный университет

ГАЛЛОФОБИЯ РОСТОПЧИНА В 1812 Г., ИЛИ КУДА МОСКОВСКИЙ ГЕНЕРАЛ – ГУБЕРНАТОР «ПЕШКОМ ХОДИЛ»

Граф Федор Васильевич Ростопчин – один из ближайших сподвижников императора Павла I, с началом александровского царствования удалившийся от двора и благодаря своим популярным брошюрам («Ох, французы!», «Мысли вслух на Красном крыльце», «Вести, или убитый живой» и др.) снискавший славу одного из идейных лидеров московских галлофобов, в преддверии войны с Наполеоном был назначен московским генерал–губернатором и получил широкие властные полномочия, которые использовал для борьбы на «идеологическом фронте». Учитывая огромную роль, которую играл деятельный градоначальник в жизни «первопрестольной», особое значение приобретали и события его частной жизни, также становившиеся фактом общественного значения, поскольку «перетекание» публичного в частное и обратно характерно для социальной жизни человечества на протяжении всей его истории[122].

По словам современников, граф был непревзойденным рассказчиком. В светском обществе, где ценился дар слова, умение ярко и остроумно выразить свою мысль, Ростопчину не было равных в мастерстве устной речи, как русской, так и французской[123]. Современники графа утверждали, что он был душой салонных бесед, одно его присутствие оживляло любой разговор[124].

Доверенное лицо Ростопчина, А.Я. Булгаков, в своих записках описал наиболее запомнившиеся ему вечерние беседы у графа в 1812 г. – в грозовой атмосфере начавшейся войны они напоминали пир во время чумы: «Ростопчин острыми своими шутками так развеселял всех гостей, что они разъезжались, забывая, что французы были уже под стенами Смоленска»[125]. Естественно, что все остроты Ростопчина были направлены на злободневный предмет разговоров – французскую армию и лично Наполеона Бонапарта. В личном отношении к Наполеону граф проделал такую же эволюцию, как и многие представители российского дворянства XIX в. На рубеже веков он был бонапартистом, причем его профранцузская ориентация во внешней политике, главой которой он фактически являлся в павловское царствование, послужила одной из причин разрыва с англоманом Н.П. Паниным[126]. Возможно, ему, как и другим русским консерваторам (Н.М. Карамзину, С.Н. Глинке), импонировал образ «реального политика», сумевшего «укротить волны Революции»[127] и своим консульством возрождавшего в XIX веке времена Юлия Цезаря и принципата Августа[128]. Однако провозглашение Наполеона «обыкновенным» императором вызвало искреннее разочарование Ростопчина[129], которое переросло в ненависть, когда Бонапарт стал угрожать интересам России. Причем у импульсивного графа, который был «темперамента нервного, раздражительного, желчного»[130], эта ненависть к Наполеону отражалась не только в публицистических произведениях, но и приобрела довольно своеобразное внешнее выражение в домашнем быту: «Коротким знакомым графа Федора Васильевича было известно, что возле его кабинета, в маленькой темной комнатке, куда, по известной французской поговорке, «и сам король ходил пешком», стоял прекрасный бронзовый бюст Наполеона. На императорской маковке был безжалостно вдолблен гвоздь для прикрепления дощечки, на которой, вместо императорской короны, поставлен был фарфоровый сосуд, необходимый для всех приходящих за законною нуждою»[131]. Такое более чем оригинальное приспособление бюста вызывало жгучий интерес и многочисленные скабрезные шутки посетителей Ростопчина, а его супруга, находя, что подобное обустройство личного помещения является вызовом общественному мнению и хорошему тону, попросила графа убрать бюст. Однако Ростопчин, в соответствии с этикетной нормой[132] обычно демонстрировавший в домашнем быту рыцарскую вежливость по отношению к жене и охотно выполнявший все ее пожелания[133], в данном случае проявил упорство, заметив, что вызывающим его поступок стал бы, если бы он, пользуясь властью генерал–губернатора, разместил бы бюст с подобной целью на площади в Кремле, свое же приватное пространство он имеет право организовывать по собственному усмотрению[134]. Упрямство Ростопчина в данном вопросе объясняется не столько отстаиванием свободы своей частной сферы, сколько досадной оплошностью, которую совершила графиня: она упомянула, что глумиться над бюстом нехорошо и потому, что Наполеон был помазан на трон папой римским. Графиня перешла в католичество, что было крайне неприятно Ростопчину. Чтобы не спорить с женой, он избегал говорить с ней на тему о религии[135], поэтому неосторожное упоминание графиней римского папы спровоцировало непреклонность Ростопчина.

Итак, с подачи Ростопчина, избранная дворянская публика смеялась над Наполеоном. Однако смех не невинен, в любой культуре он выполняет определенную функцию. Можно предположить, что высмеивание французов и их императора, помимо отражения личных свойств характера Ростопчина, склонного к буффонаде[136], имело под собой и более серьезное основание. Как уже упоминалось, свою цель на посту генерал–губернатора Ростопчин видел в моральном воодушевлении москвичей на борьбу с врагом. Естественно, что идеологическая кампания Ростопчина должна была распространяться и на дворянство, тем более что, с точки зрения консерваторов, именно оно, в отличие от «народа», было заражено галломанией и безумным преклонением перед французской модой, языком, нравами[137]. Если для воодушевления простонародья Ростопчин обращался в своих афишках к традиционной русской топике речи, то для поднятия морального духа и настроения дворян, привыкших к французскому языку и свойственной ему словесной игре, неожиданным языковым каламбурам, как нельзя лучше подходила яркая, остроумная, подчас выходящая за грани светского приличия сатира на врага, звучавшая в гостиной генерал–губернатора нередко на французском же языке. Таким образом, собрания московского дворянства в доме генерал–губернатора в 1812 году, во время которых гости Ростопчина смеялись над его остротами по поводу французов и потешались над тем, как граф использует бюст Наполеона, выходили за рамки событий частной жизни генерал–губернатора и становились одним из средств развернутой Ростопчиным идеологической кампании против французов.

Череповец, Череповецкий государственный университет

ЛОШАДИ И СОБАКИ В ЖИЗНИ РУССКОГО ДВОРЯНИНА:

Человек – часть природы, но наши взаимоотношения с природой носят сложный, амбивалентный характер. Многие из представителей флоры и фауны «вписаны» в человеческую жизнь, так же как и человек (например, существование в нем) является частью жизненного цикла ряда обитателей животного мира. Длительное время рядом с человеком «идут» собаки, скорее всего, древнейшие прирученные животные. Долго служат человеку и лошади. При этом роль животных меняется в разные эпохи и в разных регионах. Постараемся выяснить, какую роль лошади и собаки играли в жизни элиты общества – в повседневном существовании российского дворянства – и определить, была ли это публичная или частная сфера жизни.

Лошади помогали дворянину репрезентировать себя: все окружающие отмечали, какие лошади (число, порода, стать, масть и т.п.) впряжены в экипаж. Это был значимый статусный показатель. Лошадь для верховой езды также определяла положение человека в обществе. Умелый наездник – одна из важных характеристик дворянина (в меньшей степени это касалось дворянских девушек), и верховая езда была важной частью обучения дворянского недоросля, что заметно и по индивидуальным домашним программам, и по учебным планам высших заведений (например, Царскосельского лицея). Хорошо сидящий в седле дворянин с удовольствием заказывал у модного живописца портрет – не за столом в мундире, а верхом на коне. Традиционно верхом изображали и императоров в статуях, призванных запечатлеть память о них. Конь становился важной частью такого монумента, и Петр Первый в знаменитом «Медном всаднике» гармонирует со своим вздыбленным конем, и органично в скульптуре П. Трубецкого выглядят солидный Александр III и его статичный конь.

Общие увлечения лошадьми сближали людей, и это уже было приватной сферой. Дружба на основе общего увлечения – распространенное явление. Такое увлечение «снимало» все заботы о подарках (и о взятках) «нужному» человеку – что могло быть лучше породистой лошади? Разве что прославленные Гоголем борзые щенки! Дворяне прекрасно владели «лошадиной» тактикой «кадровых перемещений»: услужить нужному человеку, предоставив ему на время племенного жеребца, было почти столь же прочно, как и породниться с ним, выдав свою дочь или племянницу.

Одним из этапов взросления детей являются ролевые игры, помогающие детям правильно освоить реалии окружающей их социальной действительности. При тогдашних коммуникациях и транспортных средствах одной из популярнейших просто обречена была стать игра в лошадки. А.П. Бологовская вспоминала, что когда девочкой на рубеже 1840–х–1850–х проводила воскресенья в Царскосельском дворце с детьми наследника престола Александра Николаевича, «несмотря на обилие, разнообразие и роскошь игрушек, одной из любимейших наших забав была игра в лошадки, а так как у меня <…> были длинные локоны, то я всегда изображала пристяжную. Великий князь Александр Александрович вплетал в мои локоны разноцветные ленточки, садился на козлы, и мы с гиком летели вдоль всей галереи, причем в пылу игры великий князь нещадно хлестал «лошадей» по ногам; доставалось, конечно, и платью»[138]. Детская игра – безусловно, занятие из частной сферы, но игра в компании с великими князьями для родителей таких «избранных» детей становилась знаком публичного признания.

Аналогичную роль – и репрезентаций, и увлечений, и возможности выхода из частной сферы в публичную – играли собаки. Свора собак для охоты, породистые борзые, вбегающие в гостиную, аккуратно расчесанные комнатные собачки в женских покоях – непременный атрибут дворянской жизни. Портретов с любимыми собаками также много. Признанным любителем собак в императорской семье был Александр II. И на прогулках в загородных резиденциях, и во время визитов (например, в воспитательные учреждения) его сопровождал любимый пес, становясь источником всяких историй (с отобранным у мальчика–гимназиста кренделем[139] или вырезанным девочками–институтками на память клочком шерсти[140]). На многочисленных портретах и фотографиях Александр II запечатлен с кем–нибудь из своих любимцев (возникает ощущение, что чаще, чем с первой женой или детьми).

Деление людей на собачников и несобачников возникло не сегодня; оно было характерно и для дворянской среды. Собака могла охранять вход в кабинет, и как бы предупреждать хозяина о вторжении в его пространство постороннего; сторожевой лай заставлял погрузившегося в думы дворянина «выйти» из мира личных мыслей и вспомнить о служебных обязанностях. Если собака пропадала, объявления об этом печатали газеты. В «Санкт–Петербургских новостях» в 1766 г. в номере первом появилось объявление о пропавшей собаке, а в номере четвёртом – о сбежавшей суке.

«Собачьи» курьезы тоже весьма примечательны: собака могла появиться вместо человека. Так, казанский помещик князь А.А. Долгорукий, получивший классическое французское воспитание, выезжал за границу без жены, богатой некрасивой провинциалки, не смотревшейся рядом с декламировавшим монологи из Корнеля и Расина мужем. В одну из таких поездок «князь Алексей Александрович решил «нанять» в Германии или Швейцарии гувернантку для своих детей. Жена с нетерпением ждала «мамзели», но каково же было ее удивление, когда вместо нее супруг привез прекрасную сенбернарскую собаку.

– Ах, ma chère, – со смехом ответил князь, – престранная произошла история. Одну очень образованную и милую особу я совсем уже нанял, заключил с ней условие и даже часть задатка отдал, да попался случайно прекрасный экземпляр сен–бернара. Я его, разумеется, не замедлил купить. Денег оставалось немного, в обрез, чтобы вернуться домой, и я вынужден был написать гувернантке, что остальную сумму в задаток дать ей не могу, потому что изменил свои намерения, и условие с ней считаю не состоявшимся»[141].

Так, лошади и собаки заняли определенную нишу в жизни российского дворянина, находившуюся на стыке публичного и частного.

Екатеринбург, Уральский государственный лесотехнический университет

Конфликты в семейной жизни. Как это изменить? Редкий брак и взаимоотношения существуют без конфликтов и напряженности. Через это проходят все...

Что способствует осуществлению желаний? Стопроцентная, непоколебимая уверенность в своем...

ЧТО И КАК ПИСАЛИ О МОДЕ В ЖУРНАЛАХ НАЧАЛА XX ВЕКА Первый номер журнала «Аполлон» за 1909 г. начинался, по сути, с программного заявления редакции журнала...

Что вызывает тренды на фондовых и товарных рынках Объяснение теории грузового поезда Первые 17 лет моих рыночных исследований сводились к попыткам вычислить, когда этот...

Не нашли то, что искали? Воспользуйтесь поиском гугл на сайте: