|
РАЗДЕЛ 7. ПОВСЕДНЕВНОСТЬ МУЖЧИН И ЖЕНЩИНВ ГОДЫ СОВЕТСКОЙ ВЛАСТИ М.В. Каиль Смоленск, Смоленский государственный университет ПРАВОСЛАВНАЯ ОБЩИНА: ГРАНИЦЫ ЧАСТНОГО И ОБЩЕСТВЕННОГО В РЕАЛИЯХ ПРОВИНЦИАЛЬНОЙ ЖИЗНИ НАЧАЛА 1920 – Х ГГ. Советская реальность традиционно воспринимается как коллективная, а потому ущемлявшая частную сферу жизни. Эта особенность советского конструирования социальной реальности коснулась и религиозной сферы. В советских реалиях конфронтации светской и церковной властей исповедание религиозных взглядов, оставаясь de jure сферой частной жизни в силу политической ангажированности вопроса потеряло свой замкнутый индивидуально–личностный план, будучи вытеснено в сферу «общественного». Защитить отрицаемые на государственном уровне ценности можно было только в публичном пространстве, либо убрать собственную религиозность из общественной сферы. Реальный выбор между этими крайностями был подчас драматичным и решался как каждым верующим индивидуально, так и на уровне православных общин. Коллективный опыт отстаивания религиозных ценностей в предельно обобществленной постреволюционной реальности представляет отдельный интерес. Перед нами яркий пример религиозной общины Вознесенского прихода г. Смоленска. Ее история демонстрирует, что в первые советские годы приход оставался мощным институтом консолидации православных и формирования их стратегии взаимоотношений с властью. Вознесенская община возникла в 1918 г., когда вокруг храмов упраздненного по решению Смолревтрибунала монастыря оформились сразу две общины: одна из монахинь и насельниц обители, вторая из «светских» прихожан монастырских храмов, поспешивших принять соборный храм в свое управление. Монастырская администрация в момент упразднения передала обе церкви обители приходскому совету. Это повлекло необходимость для насельниц определять свое будущее самостоятельно. Был избран путь организации трудовой артели – коммуны[649]. С этого момента в частную жизнь бывших монахинь вторглись недружелюбные силы, намеренно распространившие слух об их сожительстве с военными, размещенными в соответствии с действовавшим законодательством[650] в монастырских покоях. За монахинями закрепилось непонятное для многих и даже оскорбительное определение «коммунисток» (умышленно неверное производное от понятия «коммуна»). Представительницы коммуны были вынуждены обращаться в епархиальный совет, разъясняя свое положение и прося защиты «истинно христианскому» начинанию по организации трудовой коммуны[651]. В феврале 1919 г. оформился и приход, в ведение которого перешли Вознесенский храм бывшего монастыря и церковь Ахтырской Божией Матери[652]. Приходской совет также инициативно взялся за решение внутриприходских проблем[653], однако на них не замыкается, последовательно придерживаясь принципа активного участия в общественной жизни. Социальная активность общины не снижается и после 1922 г., когда ряд деятельных членов, в том числе секретарь совета общины А.Ф. Шмидт попадает на суд трибунала за участие в сопротивлении изъятию церковных ценностей[654]. Присущий общине социальный оптимизм, однако, постепенно изживается по мере ужесточения государственного контроля за религиозной жизнью. А в 1923 г. в жизни общины произошел перелом: уходят в прошлое общие собрания прихожан, работает лишь совет. Подстраиваясь под изменения политической конъюнктуры, община стремится сохранить ориентацию в социальной действительности. Желание быть в курсе законоустановлений власти побуждает приход, несмотря на возникающие материальные трудности, выписывать газеты. Осенью 1923 г. община ведет бой с отделом управления губисполкома за здание церкви Ахтырской Божией Матери, изымаемое под культурные нужды. Советом используется не только примирительная тактика, но и стратегический прием – в новых условиях попытаться передать здание союзным и близким по духу структурам, в данном случае коммуне из бывших насельниц монастыря. По всей видимости, к 1923 г. приходской общине пришлось оставить свои амбициозные планы по развитию бывшего монастырского комплекса и в союзе с коммуной перейти к обороне, пример которой и являет казус с Ахтырской церковью. Из дальнейшей истории прихода известно, что настоятель о. Иоанн Ольховский входил в 1925 г. в состав обновленческого епархиального управления[655]. Этот факт явно свидетельствует, что девизом Вознесенской общины могло стать высказывание «приспособление ради выживания». Рядом своих действий руководство приходского совета показало принципиальную готовность к приспособлению к духу времени: сама инициативная организация коммуны в стенах монастыря и религиозной общины, получившей регистрацию и контактировавшей с властью, высокая степень социальной, хозяйственной активности общины, свободный диалог с органами новой власти и высокий уровень правовой культуры не дает возможности характеризовать общину как последовательно патриаршую по ориентации. Вместе с тем не обнаружено и признаков вольного отношения к каноническим вопросам. Феномен Вознесенской общины заключается в ее высокой социально–политической активности в рамках не запрещенной церковным структурам деятельности. Для Вознесенской общины с первых дней ее существования был характерен прямой и конструктивный контакт с местными органами власти, ведающими церковными вопросами. А строгое следование букве закона позволило общине успешно пройти один из сложнейших этапов развития государственно–церковных отношений – период их становления. Пример Вознесенской общины ясно демонстрирует взаимоотношения сферы частного и общественного в религиозной жизни постреволюционной провинции. Законодательно вытесненные из общественной жизни формы исповедания веры могли приобрести особый импульс развития в случае волевого возвращения их в общественную жизнь. Развитие и полноценная жизнь православного прихода были связаны с возможностью легализации его деятельности, достижение которой было невозможно без «приспособления к духу времени». Приспособление же предполагало применение различных средств мимикрии, в религиозной сфере неминуемо влекущих уступки морально–этического и канонического плана. Неразрешенность коллизии частного и общественного в религиозной жизни постреволюционной провинции было одним из наиболее болезненных последствий революционного переустройства общества. М.И. Мирошниченко Челябинск, Южно – Уральский государственный университет ЛИЧНОЕ И ЧАСТНОЕ В ЖИЗНИ ДЕВИЦ – КАЗАЧЕК НА УРАЛЕ В СЕРЕДИНЕ 1920 – Х гг. Социогенез частной жизни представляет собой интересную и относительно новую область гуманитарных исследований. Под частной жизнью подразумевают, как правило, те сферы человеческого поведения, в которых индивид волен самостоятельно, без всякого вмешательства извне, со стороны каких–либо организаций и групп, определять цели и средства своих действий. Сфера частного и личного в 1920–е гг. в уральской глубинке в жизни женщин–казачек была чрезвычайно мала. Это было связано как с традициями общинности казачьего быта, так и с патриархальным характером семьи и самим укладом хозяйства мелкого производителя, пусть во главе его даже и стояла вдова казака. Жизнь женщин–казачек является одной из наименее изученных областей женской истории Урала. В этом отношении глубокие и подробные наблюдения были оставлены выдающимся уральским краеведом Д.М. Голубых. В 1920–е гг. девушек называли словом «девицы», этим же термином обозначался официально и статус «незамужняя»[656]. К девицам относились девочки–подростки от 11 до 17 лет и все остальные старшие по возрасту девушки, это было общепринятым обозначением девушки до выхода ее замуж. В Тимофеевском поселке, по свидетельству Д.М. Голубых, девочки (и мальчики) в возрасте 11–13 лет составляли первую группу молодежи, девочки (и мальчики) 14–16 лет – вторую, девушки (и юноши) от семнадцати лет – третью группу. Верхним возрастным пределом выступало время замужества (для юношей – женитьбы). Иногда девочку лет 12–13 можно было встретить во второй группе, а девочку 14–16 лет в первой. Каждая присоединялась к той группе, которую считала для себя наиболее подходящей[657]. Гулянья были важной областью личной жизни девушек. Они происходили только в праздничные дни, которых в году выпадало 59 дней. В небольших казачьих поселках молодежь всей деревни гуляла вместе, в «одной кампании»: там девицы старших возрастов вместе с парнями плясали под гармошку, пели песни, а младшие девочки смотрели на развлечения старших[658]. Утром в праздничные дни девицы вместе с семьей отправлялись в церковь[659]. После обедни молодежь собиралась у «амбара»: каждая группа в отдельности на глазах у взрослых пела песни и танцевала. Почти весь праздничный день девицы с парнями проводили около сельсовета «у амбара». Одни уходили обедать, другие отдыхать, но через некоторое время снова возвращались к амбару. В большие праздники чаще всего уходили домой девицы, чтобы сменить платье (девицы из семей зажиточных казаков меняли платья и платки по 3–4 раза в день). После того, как молодежи надоедало сидеть у амбара, они шли (каждая возрастная группа обособленно) гулять по улице. Часто парни и девицы уходили в лес, там они танцевали и пели, чувствуя себя свободнее, чем в поселке. В лесу молодежь расходилась парочками. Там происходили объяснения в любви, там «заклинались» (клялись в верности). Все знали, кто с какой девицей ходил в лес, но на такие развлечения взрослые смотрели снисходительно[660]. Хотя слово «шмара» в годы Гражданской войны широко употреблялось в значении «проститутка», «сожительница», здесь оно значило «любая женщина», вероятно, в контаминации «моя женщина». Формой проявления любви были подарки. До революции подарки своим миленьким делали только девицы (дарили носовые платки и кисеты), в середине 1920–х гг. парни также стали дарить девицам (приколки, мыло, шпильки). В большинстве случаев ухаживания не обязывали к браку. И парни и девицы женились и выходили замуж за любимого человека чрезвычайно редко. Браки совершались по указанию родителей. Молодежь покорно соглашалась с родителями. Девицы–казачки были непременными участницами «половинок» – совместных гуляний молодежи двух поселков (Коркинского, Томинского, Шумаковского и др.), которые проходили на равном расстоянии от каждого поселка в поле или в лесу по договоренности между парнями. Там танцевали под гармонику, пели песни, играли в «разлучки». Парни приносили с собой самогон и закуску, иногда юноши приходили на «половинки» уже изрядно выпившими. Ребята одной деревни начинали отбивать «шмар» у своих товарищей из другой деревни: ухаживали за ними, уделяя им большое внимание, попарно удалялись в лес. Чаще пострадавшие затевали открытую драку. Девицы некоторое время поджидали своих парней, но, если драка становилась затяжной, то убегали в деревню. «Половинки», устраиваемые всеми тремя группами молодежи, причем первая не завершала их дракой, были наиболее веселой многолюдной гулянкой, где парни «знакомились» с девицами из другой деревни, но после не «играли» с ними, то есть ухаживаний не продолжали[661]. Пространство частной жизни расширялось зимой, когда устраивались «попрядухи», «супрядки», «вечерки». «Попрядухи» начинались с утра, на них приглашались обрабатывать лен и коноплю только девицы. Хозяйка угощала всех пирогами и самогоном. Это заменяло денежную плату. К вечеру приходили парни с гармоникой (потом они провожали девиц по домам), и работа сменялась весельем с танцами и шутками. Парней ничем не угощали. «Супрядки» («посиделки») устраивала девица тогда, когда ее родители уезжали куда–нибудь из дома на всю ночь. Рано утром, до появления взрослых, молодежь расходилась. Супрядки проходили мирно, без драк. Драки часто случались на вечерках. На вечерках бывало много парней и девушек, никто на глазах у всех не обнимался, целовались только во время игры. Целоваться и миловаться выходили из избы в сени или во двор[662]. По свидетельству Д.М. Голубых, тимофеевская молодежь за крайне редкими исключениями не переступала в своих отношениях определенных границ. Парни целовались, обнимались с девицами, но не вступали с ними в половую связь. Даже в те ночи, когда парни после супрядок оставались ночевать у девиц, они не имели половых сношений: от поцелуев девка не умрет, говорили, а больше нам ничего и не нужно – все равно, как только исполнится нам 18 лет, так отцы женят[663]. Участие в «гуляньях» было той областью частной жизни девушек–казачек, в которой в общепринятых и строго установленных социумом границах вырабатывались навыки общения с противоположным полом, важным было и то, что приобретался опыт тактильной совместимости. Л.В. Лебедева Пенза, Пензенская государственная технологическая академия ЧТО И КАК ПИСАЛИ О МОДЕ В ЖУРНАЛАХ НАЧАЛА XX ВЕКА Первый номер журнала «Аполлон» за 1909 г. начинался, по сути, с программного заявления редакции журнала... ЧТО ПРОИСХОДИТ, КОГДА МЫ ССОРИМСЯ Не понимая различий, существующих между мужчинами и женщинами, очень легко довести дело до ссоры... Система охраняемых территорий в США Изучение особо охраняемых природных территорий(ООПТ) США представляет особый интерес по многим причинам... Что делает отдел по эксплуатации и сопровождению ИС? Отвечает за сохранность данных (расписания копирования, копирование и пр.)... Не нашли то, что искали? Воспользуйтесь поиском гугл на сайте:
|