|
|
Модель общества и модель человека: грани единогоВозможно, именно ощущение бездонности межчеловеческого бытия обусловило возникновение наиболее сильной тенденции современной социологии: стремления «снять» проблему человека за счет повышенного интереса к его методам конструирования и интерпретации социальной реальности. Иными словами, вопросы «откуда"?» и «зачем?» уступают место вопросу «как, каким образом?». ,'•4-
69
Рассмотренная тенденция особенно отчетливо выражена в трудах ученых, которые трактуют социальное взаимодействие прежде всего какязыковое на основе здравого смысла. По мнению специалистов, в современной социологии вообще очевиден явный лингвистический излом, знаменующий новую научную парадигму**. Сторонник этой тенденции, этнометодолог*** Гарольд Гарфин- кель, доказывая многомерность человеческого общения, вычленяет в нем непосредственно наблюдаемый разговор и лежащие в его основе молчаливо подразумеваемые смыслы. Члены любой социальной группы пользуются основанными на повседневном опыте понятиями и суждениями об окружающем их мире, или, иначе говоря, здравым смыслом для того, чтобы извлекать смысл из происходящего. Гарфинкель впервые употребляет термин «этнометодология» в 1945 г., изучая работу судей. Его интересовало, каким образом незнакомые друг с другом люди, не вдаваясь в технические тонкости механизма правосудия, способны принимать согласованные решения. К какому же выводу он приходит? Основу деятельности судей составляет не столько следование «законности», сколько растерянность перед возникшей ситуацией. Не рациональное обсуждение всех обстоятельств случившегося, а оправдание post factum своего предварительного, сформулированного на основе здравого смысла решения является существом их деятельности. Очевидности здравого смысла, пишет Гарфинкель, гораздо важнее для нашего понимания, нежели детальный анализ видимой информации о происходящем. Они аксиоматичны, структурированы, а потому подвластны социальному анализу. Идеи Гуссерля о том, что логически необъяснимые предпосылки всякого опыта — скорее возможность конструирования действительности, осуществимая только как собственное, человеческое творческое усилие, в сложившихся обстоятельствах принимают почти гротесковые формы, ибо пытаются сохранить свою жизненную силу в условиях структурализма. Последний же зиждется на поиске неких неосознаваемых глубинных структур, скрытых закономерностей знаковых систем, которым подчиняется человек. Происходит довольно любопытная вещь. Несостоятельность многочисленных попыток «запереть» человека в границах изначально заданных характеристик, причин-условий его жизнедеятельности (скажем, в «школах одного фактора») настоятельно требует разрушения этой замкнутости, выхода человека за пределы предписанных границ в неизбежное для социологов социальное пространство. Однако и этого оказывается недостаточно. Человек уже не просто локализуется между «Я» и «Ты», «поглощается» социальной связью, но все более теряет свою одушевленную определенность в собственных порождениях. Сама возможность социальной жизни видится уже в языковых универсалиях, взаимодействии элементов внутри разговора, языка. И все это результат, казалось бы, довольно невинного и вполне оправданного с научной точки зрения стремления локализовать человека в социальном пространстве. Стоит упустить из виду непреложную истину о том, что человеческая жизнь, пусть даже ограниченная социальной сферой, — это всегда путь, деяние, процесс самоосуществления, как научная г логика становится превыше реальности. Вправе ли мы предположить, что разговор о человеке в принципе не актуален для социологии? Нет, не вправе. Рассуждения о происхождении и характере со
*** Этнометодология '— направление в социологии, которое изучает механизмы толкования людьми социального мира, скрытые, неосознаваемые, но тем не менее определяющие характер их взаимодействия, 70 * Общеизвестно, например, что 3. Фрейд никогда не пытался с помощью психоанализа, сексуальной энергии и бессознательного рассмотреть пути развития психологической науки, а тем более собственной научной деятельности. Свою теорию он считает справедливой только для объяснения жизни других людей, но не своей. Деление на «нас» — аналитиков и «них» — изучаемых притягательно, но, увы, невыполнимо. 71 Поскольку наиболее «удобным» для практической работы и социологического прогноза, как уже отмечалось, является структурное направление в современной социологии, то обусловленная им функциональная модель человека социального — Homo sociologicus — выглядит следующим образом. Ее характер раскрыл голландский социолог Линденберг в акрониме SRSM*. Основу концепции «социализированного, исполняющего роли и подвергающегося санкциям человека», без сомнения, составляют взгляды французских просветителей, а затем и Дюрк-гейма на общество как реальность особого рода, малозависимую от личной инициативы и взаимодействия индивидов и обладающую по отношению к ним принудительной силой. В соответствии с этой перспективой общество структурировано в виде ролей, обладающих строго определенными характеристиками и обязанностями, поэтому задача и назначение его членов — адаптироваться к этим ролям, благо предписанные ролевые ожидания позволяют предвидеть поведение окружающих, а социализация и возможные санкции в состоянии предотвратить серьезные конфликты. Достойным оппонентом Homo sociologicus становится Homo economicus — модель, разработанная шотландскими философами-моралистами, получившая развитие в трудах А. Смита и обретшая современные черты в работах У. Меклинга и К. Бруннера. Ее характер определяет акроним REMM, который можно перевести как «находчивый, оценивающий, максимизирующий человек»**. Его главный жизненный стимул — личный интерес, который в самом общем виде следует понимать как всепоглощающее стремление сохранить за собой право по своему усмотрению решать имеющиеся проблемы. Этот человек не слишком зависим от социального окружения, а его изобретательность в стяжании благ беспредельна. Кратко описанные гносеологические модели суть доминанты, гармонически согласующие собой звукоряд человека социального. Можно спорить о достоинствах и недостатках обеих моделей, считая, например, первую жизнеспособной лишь в условиях стабильного общества и, следовательно, частным случаем второй. Можно рассматривать обе модели как восполняющие пробелы друг друга (себялюбец Homo economicus, разучившийся общаться с себе по-
"REMM — Resourceful, Evaluative, Maximizing Man. Meckling W.H. Values and the Choice of the Model of the Individual in the Social Sciences (REMM)//Schweizerische Zeitschrift fur Volkswitsch und Statistik. Bd. 4. P. 545-560; Вгиппег К., Meckling W.H. The Perception of Man and the Conception of Government/'/Journal of Money, Credit and Banking. Febr., 1977. P. 60—85. 72 добными и утративший свои потребности, волю к принятию решений и находящийся в анонимной зависимости от социального окружения Homo sociologicus). Их гибридом станет Homo socioeconomicus, но и он по-прежнему лишь приспосабливается, не преображаясь внутренне. Удивительно точно подметил свойство предложенных моделей социолог и экономист П. Вайзе: «...homo sociologicus разучивает, ин-тернализует и играет свои роли с тихой радостью субъекта, для которого нет большего удовольствия, чем минимизировать разницу между должным и сущим; homo economicus с превеликим удовольствием максимизирует свою полезность и изыскивает все новые возможности для удовлетворения своих потребностей... Не шизофреник ли человек в социальных науках?»* Полагаю, что ответить на этот вопрос следует отрицательно, но отнюдь не потому, что диагноз поставлен неверно. Дело в том, что состояние пациента можно определить лишь в том случае, если этот пациент.... существует как таковой. В рассмотренных нами моделях его попросту нет. Для Homo sociologicus реальны нормы, санкции, роли. Понятия, относящиеся к самому человеку, оказываются избыточными. Его участь — не «узнавание» себя в открытости другому, не рождение собственного «Я» в событии «Мы», но «подгонка» себя под имеющиеся стандарты. Все очевидной прозаично. «Сам человек может отсутствовать, его заменяют доводы разума и ожидания»**. Рассмотренный нами сюжет — своего рода дисплей, на котором современные социальные теоретики могут увидеть свои победы и неудачи, а главное, еще раз продумать возможности и границы своей науки. Без сомнения, сознание пределов собственных возможностей — признак профессионализма. Назначение всякой научной деятельности — познание истины не как реальности в самой себе, открытой нам абсолютно и непосредственно, а как доступной в большей или меньшей степени нашему восприятию. Темболее это справедливо для выражения и передачи воспринятого, еще более преобразованного нами в процессе логической формализации. Собственно всю историю социологии можно представить как решение единственного вопроса: что есть познание социального мира и насколько полным оно может быть? Искушение ответить на этот вопрос окончательно и исчерпывающе весьма велико, ибо невозможно быть убедительным без уверенности в самодостаточности своей модели. А значит, велика опасность отождествления последней с социальной реальностью как таковой, человеком как таковым. Грань здесь весьма деликатна, тонка и очень часто неприметна
для исследователей, стремящихся «до конца» разъяснить природу социальной жизни имеющимися научными средствами, что небезобидно. Как правило, это приводит к предпочтению причинно-следственных зависимостей (т.е. натурализму в его обновленных формах) любой недосказанности или сомнению. Уподобляясь уайльдовскому Дориану Грэю, который пытался обрести покой, убив.сверхъестественную жизнь души в портрете, ученый, как правило, обретает вескую схему социальной жизни, лишая при этом человека его личностной целостности. Возникают необратимые изменения в самом познавательном процессе: люди теряют способность воспринимать друг друга в качестве... людей. Поэтому очень важно помнить как минимум о двух вещах. Во-первых, всякая модель, как и модель человека социального, вводится в сферу социологического анализа неизменно на правах petitio principii*. Она всегда высветляет нам одну из граней искомого, но никогда — его полноту в единстве многообразия. Логичность не значит истинность. Во-вторых, суть любого теоретического построения (упрощения) заключается в совпадении способа построения объекта исследования и понимания его сущности. Именно воззрения на человеческое естество во многом определяют наши представления о социальном порядке и ценностях, ему подлежащих; в этом сложность критики любых социологических теорий, ибо оппонент волен не согласиться с определенными воззрениями, но не вправе отказать им в возможности существования.   Что делать, если нет взаимности? А теперь спустимся с небес на землю. Приземлились? Продолжаем разговор...  Конфликты в семейной жизни. Как это изменить? Редкий брак и взаимоотношения существуют без конфликтов и напряженности. Через это проходят все...  Что способствует осуществлению желаний? Стопроцентная, непоколебимая уверенность в своем...  ЧТО ПРОИСХОДИТ ВО ВЗРОСЛОЙ ЖИЗНИ? Если вы все еще «неправильно» связаны с матерью, вы избегаете отделения и независимого взрослого существования... Не нашли то, что искали? Воспользуйтесь поиском гугл на сайте:
|
* Schutz A., Luckmann Th. The Structure of the Life World. Evanston, III., 1973. P. 225.
Так, П. Бергер и Т. Лукман пишут об обществе как реальности одновременно и объективной, и человеческой, создаваемой людьми в процессе взаимодействия. «Именно двойственный характер общества в терминах объективной фактичности и субъективных значений придает ей характер «реальности sui generis»...»*. Исследование типов и структур этих субъективных ориентации, выстраивающих мир, —суть их научной перспективы.
* Бергер П., Лукман Т. Социальное конструирование реальности, с. 35. ** См., например: Lemert Ch. Sociology and Twilight Man: Homocentrism and Discourse in Sociological Theory. Carbondale, 1979.
* SRSM — Socialized, Role-playing, Sanctioned Man. Lindenberg S. An Assesment of the New Political Economy: Its Potential for Social Sciences and for Sociology in Particular//Sociological Theory. Spring 1985. P. 99—113.
* Вайзе П. Homo Economicus и Homo Sociologicus: монстры социальных наук: Пер. с англ.THESIS. — Осень 1994. —Т. 1i — Вып. 3. с 115—116. "Там же, с. 117.